Читать книгу В поисках шестого океана. Часть первая. Безмятежность - Светлана Нилова - Страница 2

Есть события, которые меняют всё, после которых ты уже не можешь быть прежней.

Меня зовут Софи. Мне было восемь лет, когда моя маленькая жизнь раскололась на «до» и «после». Я и сейчас помню тот день.

Они стояли на пристани и разговаривали. Папа и незнакомые мне мужчины. Обычно папа встречался с разными людьми, и эти встречи были довольно частыми, но эта беседа мне сразу не понравилась. Может быть то, как они стояли. Или их жесты. Я очень хотела подслушать разговор, но ветер дул с моря и до меня не долетали даже отдельные слова. Незнакомцев было трое: толстяк в белой шляпе, волосатый великан и постоянно жующий чернокожий в темных очках. Папа не пустил их на «Нику», и они переминались с ноги на ногу на берегу. Низенький, в белой шляпе, вдруг засмеялся и похлопал папу по плечу. Тот помотал головой. Волосатый положил папе руку на плечо – он сбросил её, напрягся и сжал кулаки. По его лицу было видно, что он вот-вот начнет драку.

Толстяк в шляпе отступил, а двое его помощников стали теснить папу к трапу. У меня похолодела спина. Верзила был выше папы на целую голову, второй, чернокожий – меньше, но тоже крепкий. Я вскочила из-за своего укрытия, сбежала по трапу и с разгона ударила верзилу головой в живот. В глазах у меня потемнело, а гигант даже не пошатнулся. Зато черный ловко и крепко схватил меня за шею. Я заверещала от ужаса. Черный зажал мне рот, и я, задыхаясь, стала шумно дышать носом. От черного остро пахло потом и ещё чем-то сладковато-приторным. Тогда я ещё не знала, что так пахнет марихуана.

Толстяк заговорил по-английски, с неприятным акцентом, словно скрипело дерево.

– Смотри, какая шустрая! Вот и ниточки нашлись! Ну, Ник, что ты теперь скажешь?

Папа не ответил, неприметным движением в его руке оказался нож.

– Это только одна ниточка, а вторая где? – продолжал куражиться толстяк, не обращая на нож никакого внимания. Его надежно заслонял собой верзила.

– Вторая тоже здесь, дерьмо собачье! – прозвучал знакомый голос. От ужаса я перестала дышать. Папа быстро обернулся и замер. По трапу медленно, осторожно переставляя ноги и не отводя от нас взгляда, спускалась мама. Она сжимала в руке ракетницу и направляла её на толстяка. Прямо в его огромный живот. У толстяка, и без того потного, скатились по щеке капли. Мамины пальцы так сильно сдавили рукоятку, что побелели.

– Убирайся к чертям, сучье отродье! Иначе твои вонючие потроха повиснут на нашем такелаже.

Мама говорила еще, и каждое слово было звонким и резким, как пощечина. Толстяк сделал знак, черный отпустил меня, и вся троица начала медленно пятиться назад. Я спряталась за папу, жалея, что у меня нет никакого оружия. Пока наши враги не покинули причал, мы так и стояли: папа с ножом, мама с ракетницей и я с гудящей от боли головой.

Стоял ясный полдень, ярко светило солнце, но пристань почему-то была пуста. Ни рыбаков, ни туристов, ни пронырливых детей. Только чайки кружили над нами. От их крика начинало тонко ныть в груди.

Почему папа поссорился с «большим человеком» на Ямайке, я так и не узнала. Мы отошли от пристани на моторе, «Ника» шла на пределе. К полудню задул попутный ветер и поднялась волна. Мы поставили все паруса, и «Ника» неслась прочь от Ямайки. Это было похоже на скоростной участок регаты, только сейчас в качестве приза выступали наши собственные жизни. Я была ребенком, но все понимала и взрослела с каждой минутой.

Когда село солнце, я было совсем успокоилась, но преследователи догнали нас. У них были катер и неповоротливая посудина с низкими бортами, но на хорошем моторе. В катере сидели двое, в лодку же набилось около десятка мужчин, почти все они были чернокожими.

«Откуда здесь столько черных?» – эта глупая мысль сидела у меня в голове всё время, что мы убегали от преследователей. Может быть, она была как спасательный круг, чтобы не сгинуть в водовороте ужаса. Не думать о том страшном, что приближается к нам.

Они бы не нашли нас в темноте, но, как на зло, на смену зашедшему солнцу в небо выползла огромная яркая луна. А у бандитов были прожекторы. И оружие. Прозвучали хлопки, и я не сразу поняла, что это выстрелы. Стреляли в воздух.

«Ника», словно чувствуя преследование, дрожала всем корпусом, а её паруса, наполненные ветром, звенели и гудели.

Катер и лодка, рискуя столкнуться друг с другом, шли нам наперерез. Мы меняли курс.

– Поворот! – орал папа, и мы дружно перекладывали парус и разворачивали «Нику», уходя от преследования.

– Поворот! – снова кричал он, и мачты наклонялись над волнами так сильно, что казалось, вот-вот и «Ника» перевернется.

И снова «Поворот!»

Я вспомнила последнюю регату. Папа тогда был сосредоточен, золотые искорки солнца мелькали в его глазах. Теперь же, ночью, папины глаза были словно две черные дыры, и оттуда тянуло страхом.

В одно мгновение нам повезло: лодка и катер преследователей всё же столкнулись, катер черпанул бортом волну, и трое бандитов с дикими криками оказались в воде. Преследователи остановились, чтобы подобрать своих. Мы оторвались от погони и почти ушли, но тут порыв ветра хлопнул в парусе, и мы стали терять скорость.

Бандиты оживились и снова начали стрелять. Теперь уже в сторону «Ники». Мама схватила меня, затащила в трюм, затолкав в кладовку, и заперла. Я сидела в абсолютной темноте и только слушала. Вот снова застучали выстрелы. Совсем-совсем рядом, над головой. Хлопнула ракетница. На палубе словно завыл дьявол и снова выстрелы. От страха я не могла сидеть, рухнула на пол, сжалась в комочек и всё повторяла:

– Под Твою защиту прибегаем…

Дальше я почему-то никак не могла вспомнить. Я даже плакать не могла.

Сверху доносился топот чужих ног, вся «Ника» дрожала от них. Потом, среди чужих воплей раздался мамин короткий крик, звуки ударов, папина испанская брань.

Снова и снова звуки ударов, выстрелы, чужой гогот… Мне показалось, что шум продолжался бесконечно. Наконец, я услышала ещё один звук мотора, что-то кричали в мегафон, снова выстрелы, крики.

И тут я совсем обмякла, сердце застучало в самом горле, мешая дышать, и я из полной темноты провалилась в мир вовсе без звуков и мыслей…

Меня разбудил свет. Солнечные лучи падали из люка, отражались в зеркалах и стеклянном шкафу и мягко наполняли безмятежностью всю кают-компанию. Я лежала на диване, укутанная пледом. Рядом на столе в салатной миске поблескивали на солнце пустые ампулы. Ночной шторм утих, «Ника» слегка покачивалась, и я могла поклясться – стояла у причала. Именно так она ведет себя при спущенном трапе. Я пошевелилась и села. В голове закружилось, в глазах потемнело, и я снова повалилась на диван. У меня ничего не болело, но чувствовалась такая слабость и апатия, что я лежала ещё некоторое время, равнодушная ко всему на свете.

Потом я услышала шум снаружи и села. У меня в голове не было никаких мыслей. Очень медленно, как во сне, я начала подниматься на палубу. Солнце ослепило, я вдохнула свежего ветра, и в голове чуть прояснилось. «Ника» была пришвартована у пристани, около трапа стоял полицейский. Я огляделась и тут заметила маму. Она стояла на четвереньках и ожесточенно отмывала палубу.

– Мамочка!

Она подняла голову. Я испугалась. Ее левый глаз заплыл, под ним разливался багровый кровоподтек. А всегда аккуратные ровные губы распухли, на них запеклась корочка. Я отступила назад и чуть не свалилась с лестницы.

– Софи! Солнышко! Ты уже проснулась? – бросилась ко мне мама и хотела улыбнуться, но у неё получилась только болезненная гримаса. Она отбросила тряпку и крепко обняла меня.

– Ты, наверное, проголодалась? Пойдем, я тебя накормлю.

– Где папочка?

– С ним всё хорошо, он в больнице, – подбадривала себя мама. – Ему сделали операцию.

– Мы пойдем к нему?

– Пойдем. Только надо привести в порядок «Нику».

Я оглядела палубу. Она блестела, но, приглядевшись, я заметила бурые пятна. Вот их-то и отмывала мама.

– Это кровь? – спросила я.

Мама кивнула.

– Папина?

У мамы задрожали губы, она схватила меня, крепко прижала к себе и начала беззвучно рыдать.