Читать книгу В поисках шестого океана. Часть вторая. Крушение - Светлана Нилова - Страница 7

Поначалу я сторонилась «психических» и не вступала с ними в контакты. Но меня уговорили посетить сеанс групповой терапии, и мне это даже понравилось. Все сидели за длинным столом и рисовали пальцами, поочередно макая их в баночки с красками. Кто— то выводил каракули, кто-то прикладывал поочередно руки. Задача была нарисовать свое настроение. Я взяла темно-синюю краску и несколькими штрихами изобразила куст со множеством переплетающихся веточек. На каждой ветке у меня были и листья, и цветы, и бабочки, и божьи коровки, и даже паучок с сеточкой паутины. И весь этот огромный куст рос из маленького семечка, похожего на орех.

– Что это? – спросили у меня.

– Мозги, – ответила я, старательно, насколько это было возможно пальцами, прорисовывая извилины.

– Почему твой мозг такой маленький?

– Это по сравнению с остальным. С мыслями. Потому что мыслей так много, все даже не помещаются на листе.

– Это все в твоей голове? – покачала головой ложнобеременная актриса.

– Безумие заразно, – вздохнула женщина, обварившая своего мужа.

– Надо держаться от нее подальше, правда, малыш? – актриса погладила свой живот.

Я расстроилась и начала новый рисунок. Мне достаточно было и пальцев. Я нарисовала две мишени. На одной в центре был Том, на другой – я. Ближний круг, у Тома: Вики, Вик, Стейси, Салли. У меня: Джейн, Джо, Алек, Стейси, Брайн.

Общий множитель – Стейси. И здесь ерунда какая-то выходит. Что общего может быть у Тома и у меня, теперь, когда я живу у Джейн?

Я рисовала линии и точки, отбрасывала и снова рисовала. А если попробовать мотив? Здесь рисунки не помогали и нужна была таблица. По вертикали я перечислила всех, кого я знаю, и первым шел Том, Вики, Вик, Стейси и далее. По горизонтали я написала все возможные мотивы. Ничего не выходило. Таблица была полупустая.

А если убийство Тома – это не цель, а только средство для какой-то другой цели? Теперь таблица начинала заполняться. Так, Вики – ревность. К кому – не важно, разберусь потом. Вик – наследство. Может, Том был застрахован и Виктор хотел получить денег? Дальше, Стейси – ну, например, она не любила его и хотела остаться только с Вики. Дальше Марианна. Тут все просто – месть. Меня сажают в тюрьму, она – отомщена. Кто там дальше? Брайн. Он расследовал дело о девочках Харди, нашел окровавленную кисточку, забрал ее себе, пошел поговорить с Томом… О чем? О чем они могли говорить?

Моя голова просто разрывалась от распирающих мыслей. К тому же постоянно болела. Стоило мне сказать об этом сестре, и она тут же доложила об этом доктору Кейну. Мне назначили обследование. Я расстроилась: теперь точно будут думать, что я псих. Но сестра уверила меня, что головные боли и душевное состояние мало связаны, и я чуть успокоилась.

Мне сделали томографию мозга. Он был в норме, и все сосуды работали идеально. Дальше произвели ЭКГ. Меня вертели, как космонавта, слепили светом и оглушали разными звуками. Потом погрузили в сон. Это должен был быть технический сон, специально, чтобы запечатлеть работу мозга в покое. Но покоя не получилось. Мне приснилось настоящее сновидение.

Я увидела двух девочек: Лору и Салли. Они стояли передо мной в ночных рубашках. Салли пыталась что-то говорить, но ее рот был залеплен скотчем, а руки связаны за спиной. Рот Лоры был свободен, но она только грустно улыбалась, растерянно разводила руками и не говорила ничего.

Как только я получила возможность, я сразу записала этот сон, а заодно записку Алеку. Я просила разыскать Салли и связаться с Брайном. Смерть Тома наверняка связана с этими девочками.

Когда доктор Кейн увидел рулон с показаниями приборов, глаза его оживленно сверкнули и мне вдруг стало нехорошо. Словно что-то оборвалось, и я полетела в пропасть. Я еще не чувствовала падения, но уже слабый ветерок начал шевелить мои волосы. От каких-то дурных предчувствий. И мне вдруг сделалось зябко, словно кто-то открыл дверь в морг.

Доктор Кейн привел меня в свою лабораторию. Он объяснил мне, что у меня в голове какие-то необычные альфа-волны, которые он изучает. То есть, есть-то они у всех, но у меня они очень сильные. Необычно сильные. И мне нужно будет поучаствовать в эксперименте. Все участие заключалось в том, что я должна была рассказывать, что я чувствую и ощущаю. Ничего более. К тому же весь эксперимент записывался на камеру. Это меня успокаивало. Ведь поначалу мне представилось, что доктор Кейн проводит какие-то незаконные опыты на психических людях. Как доктор Менгеле в Освенциме. Мне об этом рассказывал папа, когда еще на Аляске я готовила доклад о Второй мировой войне и фашизме. Но доктор Кейн не был похож на фашиста.

Сначала мне прикрепили на виски и всю голову какие-то датчики. Две пластины дали в руки. И включили прибор. Когда доктор Кейн щелкнул тумблером, я почему-то испугалась так, что чуть не выплюнула собственное сердце. Доктор был за стеклянной перегородкой и говорил в микрофон.

– Успокойся, Софи! Пока ты будешь так волноваться, мы ничего не можем начинать. Это же просто сканер, он считывает твои биотоки. И он включил прибор. Я задышала, как меня учила Джейн, приводя себя в порядок. Через некоторое время, когда я уже совсем успокоилась, доктор Кейн снова включил свой прибор, и опять меня охватил ужас. Сердце стало колотиться – это снова произошел выброс адреналина.

– Ничего не понимаю, – доктор Кейн вошел в комнату и осмотрел прибор. – Этого не может быть, она не должна этого чувствовать, – бормотал он, и мне это не понравилось. Доктор перестал видеть во мне личность и воспринимал меня только как объект эксперимента.

Несколько раз он снижал мощность, но даже при минимальном воздействии я чувствовала его. Доктор Кейн весь вечер пребывал в глубокой задумчивости и со мной не разговаривал.

На следующий день он приготовил шприц.

– Что это? – испугалась я.

– Это легкое успокоительное, чтобы ты не боялась. У тебя слишком сильные реакции, это не вполне укладывается в норму.

– Так я все-таки ненормальная? – спросила я.

– Не укладывается в норму, – повторил доктор Кейн, – я уверен, что если бы сейчас обследовали мозг Да Винчи или Лавуазье, он бы тоже не уложился в норму. Я не занимаюсь нормой, меня интересуют сверхспособности, сверхвозможности человека. Ты знаешь, что с человека можно снять ментальную матрицу и спроецировать ее в пространстве? Можно менять полярность и вектор.

Я замотала головой. Доктор Кейн вроде бы говорил по-английски, но в его речи не было понятных мне слов.

– Вы просто скажите, что мне надо делать.

– Разумно. Твоя задача, говорить все, что чувствуешь.

– Но я не всегда могу выразить это словами. У меня – образы.

– Ассоциации, образы, рисунки, все что угодно, – доктор Кейн, похоже, входил в раж. – Мне нужен материал. Исходник, который можно обрабатывать.

Глаза его лихорадочно заблестели.

– А укол обязательно? – спросила я умоляюще.

– Хорошо, можно микстуру, – смирился доктор, – только она подействует через полчаса, а укол сразу.

– Давайте подождем полчаса. Вы пока свои приборы настроите. А то прошлый раз было не очень приятно.

– Наука не всегда приятна. Цель – вот ради чего мы работаем.

– А какая ваша цель? – спросила я, выпив микстуру, она была приторная и отдавала ментолом.

– Жидкая жвачка? – пробовала пошутить я.

– Что? – не понял доктор Кейн. Он изучал свои записи.

– Какая у вас цель?

– Я уже говорил тебе, что цель эксперимента…

– Нет. Док, с экспериментом все понятно. Какие цели у вас лично: прославиться? Оставить свой след в науке? Найти Бога? Или доказать, что его нет, а есть только физиологические процессы?

– Ты всегда такая любопытная? Хочешь стать психологом?

– Нет. Я хочу стать художником. Но человеческие мотивы мне тоже интересны. Почему человек поступает так или иначе.

– Иногда поведение человека непредсказуемо и его нельзя объяснить логически.

– Когда такое бывает?

– Когда включаются чувства: страх, гнев, любовь. С последним особенно тяжело. Никакой логики.

– Так вы любовь изучаете? – спросила я с любопытством.

– Скорее наоборот. Как можно без нее обойтись, – сказал доктор Кейн и включил свой прибор с излучателем.