Читать книгу Последний Хранитель Многомирья. Книга третья. Возвращение - Светлана Шульга - Страница 4

Далее любая попытка продвинуться в пути казалась безнадежной и глупой затеей. Путники огляделись в поиске подходящего для ночлега укрытия. Горный карниз хорошо и далеко просматривался. Слева от Шэма кусты были низкими и жидкими. При приближении незнакомцев из них выпорхнули вспуганно две пичуги и растворились в ясно синем небе. Справа от Хомиша покачивалось корявое, дряхлое дерево. Лишь порыв ветра усиливался, дерево недовольно скрипело и трещало. Под ним и решили устроить привал.

Пока ведмедь по-хозяйски обнюхивал снег и землю, и худой ствол, Хомиш исследовал рваные пятна на стволе, оголившие белёсую древесную кожу, а затем тихо спросил дерево разрешения заночевать под ломкими его ветвями. Дерево скрипнуло и что-то в глубине его ухнуло.

– Дерево не против. Здесь ночуем, – скомандовал муфель и начал раскапывать снег в поисках мягкой подснежной травы.

– Жутчее не придумать, что с нами стряслось, – разглагольствовала Лапочка, сползая с ведмедя. – Я не сплю? Лучше б сказали, что сплю. Я, самая красивая муфлишка езжу на ведмеде. Общаюсь с самой вредной норной. И вся пахну как… – муфлишка осеклась встретив взгляд Хомиша, прикусила язык и продолжила, сменив голос и тон. – Но как же я радёхонька, что я езжу на грязном ведмеде. Слышала Афи? И тебе я рада.

– НЕ могу тебе ответить тем же, – буркнула АФи, по-прежнему сидя на плече у Хомиша.

– Афи, ну вот хоть сейчас скажи что-то не дурное, – фыркнула Лапочка и стала разгребать здоровой ножкой мокрый снег.

– У Афи крылышки не летают. А когда у норны нет крылышек, что норна может доброго сказать?

– Но ты же не крылышками говоришь?

– Не крылышками. Но не хочется говорить совсем. Хочется В свою норку на крыше жилища Фло и Фло Габинсов. Говорить совсем не хочется.

Хомиш отвлекся от своего занятия и теперь попытался приструнить и норну, и муфлишку. Те смолкли сразу и согласились и помочь утоптать траву для ночлега и разойтись в поисках хоть какой-то еды. Путники уговорились не упускать друг друга из виду и не отходить далеко.

Когда все вновь собрались под скрипучим укрытием для ночлега, солнце клонилось за ближайшую, пологую гору на западе распада.

– Я нашла орехи, – радостно вытянула вперед раскрытые лапки муфлишка.

– Можно развести огонь, и я их пожарю, – в ответ зевнул Хомиш и выложил из сумки несколько сморщенных, почерневших гугурцов.

– Это несъедобно, – сморщила носик муфлишка глядя на находки Хомиша. – А вот орехи вкуснятина. Хотя, сырые они так себе. А когда пожаришь, лапки оближешь. Гляди и Шэм что-то принёс.

Лапочка положила добрые две жмени крупных орехов рядом с находками муфля.

Изо рта подошедшего зверя вывалились несколько сморщенных, серо-зелёных плодов, продолговатой формы.

– Солодрянка. – одновременно возгласили все, включая и Афи, что выглянула из кармана.

Удивительным образом, плоды не высохли за белоземье под снегом и не превратились в пустые оболочки. Внутри прощупывалась мякоть и когда Хомиш поднёс овощ под нос он глубоко втянул аромат. Плод был не испорчен и запах показался путникам даже приятным.

Муфель умеючи развёл огонь сухими ветками, что так удачно упали с дерева. Ветер стих и довольно скоро сухая кора поддалась трению камня, вывалила сноп искр и тихо треща позволила огню себя проявить во всю силу.

– Чудом не закисли и не испортились. В такое-то время даже дикая солодрянка вкусна, как и орехи, – причмокивала Лапочка, Афи угукала и соглашалась.

– Я и не знал, что она такая вкусная, – щурился согласно и Хомиш.

– Угу, угу, – кивала муфлишка и облизывала пальцы в соке дикого плода.

– Солодрянку эту, в прошлой той жизни и на зубок бы не попробовала.

– А помнишь, как на праздник большой радости семейство Кежич всегда приносили пироги с рисом и солодрянки? Помнишь? – мечтательно произнёс Хомиш и закрыл глаза от нахлынувших воспоминаний. – Я б поел сейчас такого пирога. А мамуша пекла пышмы. Помнишь? Её пышмы первыми уходили со стола.

– Да пышмы были знатные, – подхватила разговор Афи, чей крохотный рот был до того занят заглатываем крошек от горячих корешков, остатков солодрянки и орешков. – Как и наши праздники.

– Лихорадочно я танцевала и красиво, – подняла глаза к небу Лапочка. – Теперь не потанцуем. Но спеть можем.

И муфлишка затянула.

Турандой, турандой,

Развели костер большой.

Радости летит огонь!

Турандонь, турандонь.

Ко второму куплету Лапочка не сдержалась и встала. Она как изящный кустарник гнулась и танцевала лапками. Голос её стал громким, ярким и к ней присоединился и голос Хомиша и тонкий писк норны. Теперь они пели втроём.

Турандей, турандей,

Муфель, вкусно ешь и пей,

Муфелька, танцуй и пой!

Турандой, турандой.

Турынды, турынды,

Праздник вьется до луны,

Мы танцуем кафуфлю!

Турандю, турандю.

Шэм лёжа наблюдал, как Лапочка остановилась в своём дивном танце и упала под его правый бок. Рядом улегся Хомиш. Муфли тесно прижались спинами друг к другу и ведмедь, что тёплые шершавые руки свернулся вокруг. Он спрятал свою новую семью и согревал тяжёлым, сиплым, но горячим дыханием.

– Афи, ты хныкаешь, или ты Лапочка, – зевнул и решил уточнить Хомиш. – Или мне чудится?

– Хорошо ж вам, – раздался тихий голосок норны. – У вас есть ноги, а у тех, у кого есть ноги, всегда могут потанцевать и дойти до цели. А у Афи нет больше крылышек.

– А если великантеры решат на догнать? – вдруг подняла голову Лапочка и прислушалась. Спускающаяся темнота ночи наполнялась новыми звуками.

– Чего им нас догонять? – ответил Хомиш. – У нас только ноги, лапки, зубы. И ничего больше.

– У вас есть ноги, лапки и зубы, – раздался писклявый и сонный голос из шкуры Шэма. – А у Афи были крылья. А отныне их нет.

– Ну вот, смотрите, – решил растолковать Хомиш и по-прежнему не поднимая головы зевнул и продолжил. – У нас с Лапочкой есть ноги. У тебя Афи есть лапки, у Шэма есть когти и зубы. Точно прорвёмся.

– Овелла мне пока я лежала подранком приходила и делала мудру сна. Шэм, может владеет таким умением? Как думаешь? – спросила намеренно невпопад Лапочка. Ей совсем не хотелось засыпать с нытьём Афи. А спать хотелось очень. Приятная тяжесть в животе и веках смаривала, и звала в сон. Муфлишка зарылась носом в мокрую, теплую шерсть ведмедя.

– Мудры могла лишь Овелла делать и Хранитель, – лениво ответил Хомиш.

– И мне бы мудра сна не повредила, – встряла вновь в разговора Афи. – И мудра сытости, и мудра спокойствия, но всего нужнее мудра по выздоровлению крылыш-ш-ш-шек и мудра не раздражаться, когда слиш-ш-ш-шком языкастые муфлишки беспричинно ноют.

– Хватит и Афи и Лапочка. – возмутился Хомиш и привстал на локтях. – За всю дорогу уши мои устали больше, чем мои ноги. И без вашего трекотания душно, гадко и страшно. Даже не уразумею что страшнее, вспоминать откуда мы сбежали или думать о том, куда мы возвращаемся.

– Я видно поглупела. Ужасно не изысканно, – вдруг покорно согласилась Лапочка и захныкала.

Хомиш молчал. Ночь спустилась и слабый костер засыпал вместе с путниками.

– Если бы я предложил любоцвет тебе, Лапочка, ты бы согласилась? – вкрадчиво спросил Хомиш, не поворачиваясь. Он замер в ожидании ответа, и Лапочка почувствовала, как его спина напряглась. – Спишь? – задал другой вопрос муфель.

– Ты мне так говоришь из жалости, – раздался тихий ее голосок. – В прежние времена, когда я ходила в самой красивой шляпке ты и не предлагал мне любоцвет. С чего теперь, когда я воняю, как великантер, грязная, как великантер и ещё и заикаюсь, и ещё и хромоножка.

– Ты мне завсегда нравилась, а теперь так и больше, чем раньше, – спина Хомиша напряглась еще сильнее, и Лапочка чувствовала, как сложно было муфлю задать этот вопрос. Но в морочные времена страхи рассеиваются и когда как не в такие моменты задавать самые важные вопросы.

– Как хорошо, что ушки у норм крохотные и не слышат все эти приторные глупости, – проснулась норна и снова подала голос из шерсти спящего зверя.

– А что за рокот? – напряглась встревоженно Лапочка. Да и тему она решила сменить моментально, если уж норна не спит и их подслушивает, к чему ей знать то, что муфли скрывали даже от самих себя.

– Река. Впереди далеко где-то шумит река, – ответил Хомиш и вздохнул. -Скоро дойдём до реки.

– Река, – зевнула Лапочка. –Днём и не слышно было. Значит она где-то непостижимо далеко. Откуда тебе знать?

– Шэм сказал, – ответил Хомиш. – У тебя точно только ножка поранена? – уточнил он и Лапочка хмыкнула. – Ты заново позабыла, Шэм переходил эту реку, когда вез Хранителя. Я вроде говорил об том? Или нет?

– Такое, что с нами случилось помнить не хочется. И не будь злобным глупышцем, не вынуждай меня запоминать, – возмутилась искренне Лапочка и Хомиш поторопился отвлечь ее.

– Река – это хорошо!

– Это хорошо, – согласилась муфлишка и зевнула мечтательно. – Может умоюсь и там можно будет отдохнуть денёк. Ну, пусть к нам прилетят розовые и алые бабочки снов. Розовые и алые мои любимые.

И после недолгой паузы добавила с глубоким вздохом. – Были. Пока не исчезли… О, Хомиш! Пусть тогда ночь будет спокойной.

– Только самая глупая муфлишка могла пожелать нам спокойной ночи, – фыркнула норна и шерсть, что зашебуршилась, наконец выдала место, куда она запряталась. – Спокойной ночи без бабочек сна не можно и представить.

Глубокая ночь накрыла горный карниз. Звуки становился все звонче, явственней и гуще. Но их не слышали спящие путники, а Шэм слишком устал и изголодался и даже его острый слух не уловил далёкие, далёкие вопли и крики.

Муфли спали крепко. Ведмедь же стриг во сне ушами. Ему казалось, что кто-то на него смотрит пристально, злобно. Он поднял голову и вспомнил мрачного идола, что глаз с него не спускал. От каменного Корхрута у ведмедя кровь тогда стыла в жилах. Будто он был где-то рядом. И вновь следил за путниками.

Наконец оборотень вздрогнул всем телом. Глаза в ночи ему мерещились или были страшной явью. Шэм вскочил, широко расставив передние лапы и оскалился. Афи выпала и шерстяное тельце ей закатилось между спинами по-прежнему спящих Хомиша и Лапочки.

«Корхрут, Корхрут, Корхрут» скатывалось с едва подсвеченных восходящим солнцем гор, но было ещё далеко. И неслышимое для путников, оно приближалось.

Ведмедь издал негромкое рычание и Хомиш проснулся. Он неохотно присел, протер глаза и встал рядом со зверем. Вгляделся. На его плечо забралась проснувшаяся следом Афи. Лапочка самой последней из четвёрки учуяла недоброе.

– Мне чудится или что-то там мелькает? – наконец промолвила муфлишка, всё ещё сидя на укрытой верхней одёжей холодной земле.

Ведмедь рыкнул. Уши его стригли воздух, а ноздри широко раздувались, выдавая клубы пара. Он медленно водил по сторонам огромной головой. Хомиш смотрел вдаль и на оборотня. Вдаль и на оборотня. И вот они углядели, как вдали двигались огни. Крохотные, но пугающие в своём упорядоченном движении.

Грудь всех четверых заходила часто и дыхание и без того тяжёлое стало тревожней.

– Что ж там мелькает, это не ночные огоньки. Не они вроде. А если не они, то ктож? – обняла себя Лапочка. – Собственно, что-то должно меня успокаивать. Я решила. Меня будет успокаивать то, что у нас есть ведмедь. Самый свирепый зверь Многомирья. Он всех защитит. Да зверь?

Лапочка привстала, опершись о Шэма и мягко и осторожно похлопала по загривку оборотня.

– Шэм его имя, – мягко поправил её Хомиш, не отпуская тревожного взгляда с ведмедя. Шэм продолжал вглядываться в сторону, откуда на них надвигались огни.

– Ах, да, чтож я за глупышец. Конечно Шэм, – поправила сама себя Лапочка и заодно заправила за ушки растрепанные волосы.

– Шэм чует воду. И чует недоброе.

– Это он тебе сказал? – поинтересовалась Лапочка. Теперь и она остро почуяла, что воздух колышется не от раскатов реки, не от ветра, а от чего-то иного.

– Шэм сказал, – подтвердил Хомиш, не поворачивая на неё голову. Всё его внимание было на ведмеде и на огнях, что становились всё ярче и крупнее. Хомиш слышал, что говорил ему ведмедь и слышал, как сердце его бьётся о стенки изнурённого и худого тела.

Он услышал то, чего слышать не хотел.

Но, мой дорогой читатель, если, бы это был тот Хомиш, с которым ты впервые познакомился, того Хомиша, что только поднял повзрослевшую голову от подушки с цветами любоцвета. Но это был совсем другой Хомиш. Он изменился, как и весь мир, который его окружал.

И этот Хомиш не испугался. Он смело задал немой вопрос ведмедю и ведмедь также смело ответил.

– Погоня?

– Погоня!

– Шэм, на этот раз нам никто не поможет. Твоё племя далеко, а ты слаб и голоден, – мысленно продолжил разговор с оборотнем Хомиш и сам удивился своей смелости, и даже вздрогнул от неожиданности.

– У Шэма нет страха, – ответил безгласно оборотень. Так же уверенно, как говорил это своему первому хозяину. – Шэм до последнего вздоха будет охранять и защищать муфля.

– Привал окончен. Бежим! – крикнул и шагнул вперёд муфель. Он подхватил муфлишку, подсадил ее на зверя и следом вспрыгнул сам. Ведмедь помчался.

А если ты не знаешь, мой дорогой читатель, то я тебе напомню, что ведмеди не только воплощение силы, но и воплощение смелости. И по быстроте бега с ними могут сравниться только, что лалани.