Читать книгу Книжные дети - Светослов - Страница 10

Между тем, события дня развивались весьма оживлённо и виртуозно. В одном из солидных московских автосервисов шла полным ходом работа по ремонту и обновлению иномарок. В тылу предприятия, – неподалёку от задних ворот стояли двое работников этого сервиса: Лëня Железнов и Коля Ключевой. Они решили слегка проветриться, а заодно решить нечто экстренно важное, потому как оба они смотрели в сторону задних ворот, явно кого-то поджидая…

Не прерывая своего наблюдения, Николай резюмировал:

– Хорошо, что помыли, – товарный вид, сам понимаешь…

– Само собой, – ответил Леонид.

– Но главное – всё пашет, всё – как с нуля, – с удовлетворением подытожил Николай.

Наконец, во дворе автосервиса появился плотный мужчина солидных манер в плаще и кашне. Он не спеша осмотрелся и, увидев Железнова с Ключевым, с улыбкой кивнул.

Коля Ключевой быстро подошёл к нему и спросил:

– Ну что, берëм? Все нормально?

– Да, конечно. А где машина?

– А вот – рядом, – ответил Ключевой, указующим жестом напутствуя прибывшего клиента.

Все трое прошли в сторону цеха и свернули к торцу предприятия. Увидев блестящий респектабельный «Опель», шикарный клиент широко и взволнованно улыбнулся:

– Хороша… Хороша…

– Садитесь, – предложил Николай, открыв левую переднюю дверцу «Опеля».

Клиент сел за руль, Николай – рядом, а Леонид – сзади. Покупатель достал из внутреннего кармана тугую денежную упаковку и вручил еë Николаю:

– Здесь ровно.

– Спасибо, – ответил Ключевой, убирая деньги в карман.

Он с тихой радостью посмотрел на нового владельца «Опеля» и со знанием дела добавил:

– Всë – в норме; бак полный. Можете ездить. Все документы – вот здесь.

И он указал на пакет документов, закреплëнный на верхней панели. Затем улыбнулся покупателю и заключил:

– Если что – созвонимся.

– Конечно. Спасибо, – ответил клиент, взволнованно глядя то на Ключевого, то на панель приборов.

– Ну, мы пошли. Счастливо! – сказал Николай, открывая дверцу.

– Счастливо! Я здесь проеду? – спросил клиент, окинув взглядом тыл предприятия.

– Конечно, – ответил Ключевой.

Они пожали друг другу руки. Николай с Леонидом вышли из машины, а «Опель» плавно вырулил к задним воротам автосервиса и исчез за пределами предприятия.

Ключевой с Железновым проводили взглядами отправленный «Опель», весело переглянулись и обменялись своими чуткими предвкушениями:

– Ну что, Лёня, воздадим должное нашим трудам!

– Ударим автодосугом по ханжеству и обывательству! – с пылом ответил Лёня Железнов, пребывающий в лёгкой эйфории от удачной сделки.

– Обязательно. Моя сегодня вроде как гостей «намывает»… Можно расширить сервис…

Коля многозначительно глянул на Лёню.

– Нужно! И наладить гармонию отношений, – продолжил Лёня.

– Но без негативных последствий…

– Не боись, в трансмиссию не ляжем.

– Надо бы «бабки» пересчитать, – заключил Николай, хлопнув по своему объёмному грудному карману.

– А «Опель» -то хоть «чистый»? – вдруг озабоченно спросил Леонид.

– Обижаешь. Заказчик на сдачу пригнал. Двадцать процентов – наши. Так что не переживай. Оторвёмся…

– А покупатель? – опять напрягся Леонид.

– Что покупатель? – не понял Николай.

– Что-то как-то быстро он уехал, – не проверил толком ничего, раз – и всё… – растерянно продолжал Лёня.

– Так у нас с ним – договор: если в течение недели что-то выходит из строя, то я за свой счёт всё новое ставлю. Так что здесь лажа исключена. Всё должно быть на уровне.

Сказав всё это, Николай Ключевой с достоинством посмотрел на Леонида, а потом – куда-то вверх, в небо, словно ища подтверждения свыше…

– Да, круто, – заключил Леонид, глядя в пространство. – Из тебя выйдет настоящий топ-менеджер по продаже бэушных тачек.

Внезапно сзади них раздался громкий командный голос:

– Железнов! Ключевой! Ну где вы пропали?!

У распахнутых дверей цеха стоял директор – солидный мужчина в костюме и галстуке.

– Сейчас идëм, Борисыч! – бодро отозвался Железнов.

Друзья направились в цех, попутно предвкушая дальнейшие мероприятия…

Эти два задушевных парня были друзьями. Хотя, быть может, это громко сказано. Во всяком случае, приятелями «неразлей-вода» они были точно. И были они разные по натуре своей и мироощущению, – тому тончайшему инструменту души человеческой, тому сенсорному индикатору, что отделяет пыл от горячки, различая дар и приманку, и, тем самым, предопределяет судьбу. Леонид был, скорее, мечтателем, этаким беззаботным кутилой жизни, вертопрахом страстей своих и желаний, порой туманных и непредсказуемых, исходящих из некоей глубинной обособленности его загадочно-чуткой натуры, ни на кого не похожей и никому не обязанной. Это был тип личности, глубоко чувствующей и ранимой, той вольной тайны, что сохраняет себя за внешней бесшабашностью и дворовым компанейством. Николай же был человеком более консервативным и практичным. Автосервис являлся для него источником дохода, а «Гуманитарий» – центром отдыха и досуга. Он не вдавался в детальный расклад тех мотивов, что строят судьбу и слагаются в гимн или в прозу. Николай Ключевой просто любил жизнь во всей еë красе и силе, и ничего не жалел для сохранения в себе этой отрады. Это был однолюб и одногляд с тем нерушимым эго, которое цементирует прагматизм; и вся эта закостенелая однобокость его мировосприятия, по всей видимости, и притягивала его к Леониду, который был внутренне многогранным и гибким.

Итак, Железнов с Ключевым, вдохновлённые новым подспорьем, с головой окунулись в родную работу. Крутой автосервис гудел и наращивал мощь оборота…

А в это время Алексей Иванович Вольнов уже выходил из банка, что на Стремянном, где он произвёл некоторые операции, известные лишь ему одному. Он прошёл к своей машине «Вольво», стоявшей неподалëку – возле бордюра, сел рядом с водителем и удовлетворëнно произнёс:

– Ну вот, процесс пошëл. Теперь всë в потоке.

– Едем? – спросил водитель.

– Да; двигай, Серëга, – ответил Вольнов и вдруг почему-то заговорил стихами:

– Дорога поёт

И народу не спится;

А в сердце поёт

Синекрылая птица…

Повеселевший Крюков нажал на газ; автомобиль «Вольво» мягко вписался в дорожную трассу. Некоторое время они ехали молча, поглощённые своими размышлениями, но что-то заставило их выйти из дум и безмолвных фантазий. Внезапное скопление машин, создающих дорожную «пробку», заставило Крюкова притормозить… Вольнов обратил взор вправо и увидел возле ампирной арки мощнопанельного дома большое скопление людей и оцепление, которое пытались преодолеть особо любопытные. Вооружëнные люди в униформе корректно и непреклонно отстраняли назойливых прохожих…

– Что это там за нашествие? – удивлённо спросил Вольнов, глядя на столпотворение возле арки.

– Да у нас что ни день – то нашествие, – отозвался Крюков с иронией, поглядывая то вправо, то вперёд – на дорогу, заполненную автотранспортом. – Ещë эта «пробка» дурацкая…

Наконец, движение выровнялось, дорога стала более свободной, и Крюков прибавил скорости.

– Ну вот и рассосались… Обормоты. Понапокупали машин, а ездить не научились, – добродушно ворчал Вольнов, глядя в лобовое стекло.

– Надо на вертолëте летать, – пошутил Крюков.

– Это точно, – подтвердил Вольнов. Он вдруг оживился:

– Слушай, Серëга, давай в какой-нибудь кабак заедем, – поуютней, чтоб кухня хорошая была, – подзаправиться надо…

– В «Славянский базар» можно…

– Точно. Поехали! – произнёс Вольнов, сглотнув слюну.

И Крюков взял курс на «Славянский базар»…

Если бы Вольнов с Крюковым остановили машину возле арки с оцеплением, вышли и просочились бы сквозь столпотворение вглубь этой ампирной арки, разверзающей простор патриархального двора, то они бы явились свидетелями следующего.

В глубине этого просторного таинственного двора, слегка затуманенного щемящим осенним маревом, возвышался какой-то деревянный помост, – не то сцена, не то плаха. На помосте, в самом центре его, стояла дивной красы пифия, облачëнная в грубое рубище. Она была боса и неподвижна, потому как верëвки, туго перехваченные поверх рубища, крепко держали еë привязанной к деревянному столбу вдоль спины…

В нескольких метрах от неë волновалась группа людей, и над всеми возвышался оператор с кинокамерой. Рядом с ним находился режиссëр Макс, который давал ему короткие указания:

– Лëвчик, делай на «автопилоте», – по полной программе; потóм что не нужно – отрежем. Погода благоприятствует.

Он, улыбаясь, смотрел то на Лëву, то на пифию в рубище.

– Макс, да не лечи, знаю, что делаю. Всë будет так, как велит нам Фортуна, – отвечал оператор Лëва, невозмутимо налаживая камеру.

Тут же напряжëнно прохаживалась, дымя сигаретой, Иоанна Лаевская. Она взглядом и мимикой подбадривала актрису на сценической плахе, которая неизбежно входила в роль… Конечно же, это была Светлана Стеклова.

Рядом с помостом стоял массивный чан с водой, тут же лежала какая-то ветошь, возле неë дыбилась куча хвороста, а сзади помоста громоздилась бутафорская статуя Немезиды. С обеих сторон от съëмочной площадки высились мощные софиты, лившие яркий свет на суровую сцену. Чуть поодаль столпились зеваки; замерев и боясь шелохнуться, они заворожëнно глядели на это интригующее действо… Стоявший рядом с Лаевской человек богемного вида вполголоса спросил:

– А почему решили снимать во дворе? Вроде эпоха-то совсем другая по сюжету…

– Это ты у режиссёра спроси, его идея, – невозмутимо ответила Лаевская. – Вообще-то он вроде как хотел стереть грани времён. Типа – прошлое повторяется, но в ином ракурсе, и что всё это не мешало бы круто изменить…

– А-а, – протянул богемновидный. Он вдруг изменился в лице и вымолвил:

– Гениально…

Они умолкли и направили свои взоры на плаху с пифией…

Наконец возле помоста появился угрюмый таинственный человек в длинной тëмной одежде с капюшоном; в руке он держал горящий факел…

Режиссëр взял рупор и громко в него произнëс:

– Внимание! Всем приготовиться!..

И в нависшей тишине прозвучало:

– Камера!..

И тут пространство двора и замерших сердец всколыхнул звонкий, удивительно светлый и потрясающе искренний голос пифии, стоявшей на плахе:

Человек с горящим факелом в руке беспардонно и грубо ей отвечал:

Пифия неустрашимо продолжала:

Человек с факелом самодовольно и цинично восклицал:

Палач накинул свой капюшон и, подняв факел, направился к жертве…

И вдруг, откуда-то сбоку выскочил ребëнок, – паренëк лет шести; он ловко вскарабкался на помост и, встав впереди этой дивной Кассандры, отчаянно выкрикнул:

– Она не одна!..

Палач застыл перед плахой… И тут произошло нечто непредсказуемое. Из толпы разволновавшихся зевак яро выступила вперëд – наперерез экзекутору неотразимо дородная женщина с натруженными ручищами. Палач, глядя на неë, слегка оцепенел; а матрона эта, тараня его возмущëнно-праведным взглядом, рванула на своей вязаной кофте пуговицу и вдруг разразилась гневной тирадой:

– А ну пошëл отсюда! Живоглот окаянный! Ишь, навязался, поджигатель хренов! Я те пожгу, злыдень! Давай-давай! Вали!

Экзекутор с факелом натурально обалдел… С отвисшей челюстью он вперил свои ошалелые глаза в эту поборницу справедливости, затем отпрянул назад и судорожно окунул горящий факел в объëмный чан с водой, огласив упоительным шипом пространство тревоги…

Встрепенувшийся режиссëр прокричал в рупор:

– Стоп! Тайм-аут!..