Читать книгу Время не ждет (сборник) - священник Александр Дьяченко - Страница 10

У каждого уважающего себя писателя обязательно должен быть рассказ о сумасшедшем, причем желательно написанный от лица самого душевнобольного, этакое подобие гоголевских «Записок сумасшедшего». Поскольку к писателям себя причислять не решаюсь, но уважать себя все-таки уважаю, поэтому и дерзаю в подражание великим продолжить эту немного странную и очень трудную тему, пытаясь взглянуть на мир людей здоровых глазами человека болящего.

Наш деревенский храм хоть и стоит в стороне от торного пути цивилизации, но и к нам, словно ветром опавшие листья, прибиваются порою ее жертвы.

Первым, по-настоящему душевнобольным, с которым мне пришлось столкнуться, был Владимир, солидный пожилой мужчина, красивый и очень представительный. В течение трех лет, приезжая отдыхать в расположенный рядом с нами санаторий, он неизменно появлялся и у нас в храме. Причем ходил, стараясь не пропускать ни одной службы. Подойдет к свечному ящику, подаст несколько поминальных записок о живых и усопших, возьмет десяток свечей и молится возле подсвечников.

На отдых Владимир привозил с собой несколько костюмов, но из галстуков неизменно предпочитал бабочку. Иногда он делал строгие замечания входящим в церковь, мог прогнать людей, стоящих на середине ковра по причине того, что, мол, топчут ногами узор, похожий на восьмиконечную звезду, символ Пресвятой Богородицы.

Наши деревенские, впервые заприметив московского гостя, ломали головы, чем бы мог заниматься этот импозантный старик.

– Чай, музыкант какой известный или даже профессор.

И вот однажды одна из самых любопытных старушек, не удержавшись, сунулась-таки к нему с расспросами:

– Милок, а ты кем по жизни-то идешь, больно уж вид у тебя гладкий?

Владимир, немедленно изменившись лицом, резко парировал вопросом на вопрос:

– А вы, мадам, случайно не на КГБ работаете, отчего это вы вдруг так заинтересовались моей личностью? – А сам так бочком, бочком, и вон из храма.

В следующий свой приход он подошел ко мне, я как раз исповедовал, и спрашивает:

– Это не по вашей ли наводке, батюшка, мною здесь интересуются? Что, все еще в КГБ стучите? И погоны до сих пор под рясой носите, а после исповеди отчеты куда надо составляете?

От неожиданности и обиды я не нашелся, как ответить. И пока ловил воздух ртом, Владимир спокойно и с достоинством проследовал в глубину храма. В тот момент наш народ и пришел к выводу: москвич, как говорится, «с приветом», а то стал бы он так со священником разговаривать.

На Илью-пророка заезжий красавчик почему-то пришел на службу с костылем в руках. Клирос запел, а Володя давай по храму с костылем круги нарезать, да быстро так, и кричит:

– Люди, знаю я вашего попа, тот еще кагэбист, и все ваши попы кагэбисты! – Громко кричит, во весь свой могучий голос. И еще: – Немедленно верните мне мои записки, стукачи продажные!

Что тут будешь делать, вышел из алтаря и прошу мужиков:

– Братья, человек намеренно срывает службу, надо бы его на улицу вывести.

Никто не ожидал, что этот старый интеллигент окажется таким физически сильным и будет так сопротивляться, но с Божьей помощью его все-таки удалось вынести из храма. Озорник, вскочив с газона, пришел в себя и, ухватив костыль, бежал в санаторий.

Два последующих года Володя как ни в чем не бывало, приезжая на отдых, наведывался в церковь. Мы за ним присматривали, и как только человек начинал терять над собою контроль, его уже достаточно было предупредить:

– Владимир, нам что, снова вас из храма выносить?

– Нет-нет, – отвечал он всякий раз, поправляя неизменную бабочку, – пожалуй, я сам уйду.

А вот Саша – человек мирный, такой тихий, безобидный алкоголик. В свое время его отправили исполнять интернациональный долг в дружественный нам Афганистан. Короче, как ушел он в те далекие годы на фронт, так до сих пор и не возвращается, воюет и воюет. Однажды Саша мне во всех подробностях рассказал, как отличить, сошел человек с ума во время боя или с ним только нервный срыв случился. Рассказывает о ком-то с видимым сочувствием, а себя больным не считает.

Мы с ним как познакомились? Однажды подходит он ко мне после службы и докладывает:

– Батюшка, разрешите доложить, за время дежурства в храме мною замечено и пресечено пять попыток поставить свечу на подсвечник вверх ногами, три случая прочитать заговор вместо молитвы, а так же пресечена попытка подпитаться энергией двумя колдуньями.

– Откуда ты такой взялся, дорогой ты мой? – спрашиваю Сашу.

– Командирован к вам седьмым небом и жду ваших дальнейших распоряжений.

– Понятно. Тогда приказываю вести преимущественно наружное охранение храма во время совершения нами богослужений.

– Есть, проводить наружное охранение!

С тех пор иногда можно видеть, как в течение всей службы немолодой уже, сухощавый мужчина ходит вокруг нашего храма, внимательно вглядываясь в лица входящих. Он специально приезжает к нам из другого города и очень гордится своей службой.

Иногда звонит мне и предупреждает, что поступила конфиденциальная информация, согласно которой в квадрате таком-то ожидается проход террористов, и что ему с группой боевых товарищей поручено блокировать ожидаемого противника.

– Так что, батюшка, с трех до шести завтрашнего дня просьба никому без необходимости не появляться в указанном месте. Батюшка, вы уж там наших предупредите, пусть поостерегутся.

– Понятно, спасибо, дружочек, что поставил в известность.

Как-то приезжает в храм во хмелю, довольный, глаза сияют от радости:

– Вчера лично президент вручил в Кремле нашему подразделению боевое гвардейское знамя.

Мы его поздравляем, а у него на глазах блестят счастливые слезинки.

– Заслужили, батюшка, мы же предупредили нападение на автоколонну по Ленинградке, а два месяца назад предотвратили взрывы на Минском направлении.

И еще помню, как он входил в церковь после страшных взрывов в метро. На нем лица не было. Зашел незаметно и тихонько присел на лавочку, а я возьми, по глупости, да и ляпни:

– Как же вы, Саша, такую беду пропустили, вам же гвардейское знамя недавно сам президент вручал?

Мой вопрос Сане, словно удар под дых. Сломался человек пополам и стонет:

– Батюшка, это я во всем виноват, недоглядел. Не могу понять, как прошли эти гады, почему разведка не сработала, ведь никогда не подводила, а в этот раз… Столько невинных людей погибло, а я ничего не сделал, не выполнил свой долг, простите меня! – И застонал мой сумасшедший солдат, точно от боли, обхватив голову руками.

Я в те дни новостные сводки об этих взрывах во все глаза смотрел, и никто из тех, кто отвечает за нашу безопасность, не застонал и не попросил прощения. Оно и понятно, мы же люди «нормальные», а прощения просят только «безумные».

В нашем мире после всех этих перемен последнего времени так мало осталось людей здоровых. Да и кого, по большому счету, считать здоровым? У любого, присмотревшись, можно найти червоточинку. Приезжаю однажды в семинарию, студенты в аудитории, собравшись вокруг одного из столов, что-то читают и громко смеются. А на мой вопрос отвечают:

– Батюшка, вот нашли в корзине на сожжение, – и подают мне увесистую стопку листов, скрепленных степлером.

Сегодня на официальные адреса церковных учреждений, в том числе и семинарий и даже отдельных храмов, приходит множество посланий, зачастую и от людей неадекватных. Кто-то шлет обличительные самиздатовские газеты, кто-то предлагает схемы кардинального преобразования церкви и мира, а в руки семинаристов попало послание под удивительно философским названием. Цитирую:

«Общий план спасения падшего во многий грех беспощадного к самому себе и безнадежно сумасшедшего человечества Адама и Евы».

– Очередной мессия, отец Александр, только написано до того смешно, что просто невозможно не смеяться.

«Да, – думаю, – с мессиями я еще не встречался». Вот «император» имеется, буквально недавно объявился. Нормальный когда-то был человек, пока не запил. Пил-пил и вдруг слышит голос. Ты, мол, больше не Вова, а император всея Руси. Ну а раз он император, значит, остальные по логике – его рабы. Пришел он к нам в церковь, вызвал меня из алтаря и в торжественной обстановке вручил указ, написанный языком времен государя Иоанна Грозного, в соответствии с которым наш приход теперь обязан ежемесячно выплачивать ему десятину от приходских доходов. Но если император требует десятину, то каковы же аппетиты у современных мессий?

Ребята отдали мне «план спасения», и уже вечером дома, имея возможность остаться одному, я хохотал над ним просто до неприличия, до слез. Скажу честно, никогда еще за последние годы так не смеялся.

Достаточно того, что начинается план приблизительно так:

«Ну что, ребята, не ждали? А вы думаете, как бывает? А так и бывает: ехали себе ехали, и вот – приехали! Жили себе – не тужили, и вот те на: конец света, оказывается!»

А когда устал смеяться, стал замечать, что среди множества до смешного наивных рассуждений вчерашнего «реального пацана» вдруг зазвучали трагические нотки:

«До 1997 года я был совершенным атеистом. И вот наступил 1997 год, в начале зимы пришел ко мне Господь Бог. И понял я, что Бог существует, но и мало того – ведь Он стал общаться со мной, посылая мне знамения Его и знаки, и перестал я быть атеистом. И радостно мне было, и легко, особенно когда пришел день, когда осознал, что я, оказывается, Царь и даже мессия.

И совсем не понимал, что мне делать дальше, но, однако же, знал, что вот, оказывается, пришел спасать человечество, но не понимал, что делать дальше. И тогда вдруг явился Господь Бог ко мне с вопросом таким: вот у тебя есть Цель, пойдешь ли ты к ней легким и радостным путем наслаждения или же ты пойдешь к Цели путем страдания, как пошел Иисус? И ответил я Господу Богу моему, что пойду к Цели путем страдания. И я выбрал путь страдания: взял иголку, белую нитку и пошел в ванную зашивать себе рот».

После чего и попал в психиатрическую больницу. Пробыл там два месяца и вышел с диагнозом «параноидная шизофрения». «А это вам, ребята, не шутки», – добавляет мессия.

«Начал писать книгу, чтобы, значит, спасти человечество». Он пишет одну книгу за другой, потом их сжигает.

«Три раза ездил в Москву. Очень много чего делал, стараясь все же спасти человечество и самого себя. Потом сломал себе пятку, неудачно выпрыгнув на ходу с поезда, и 5 февраля 2005 года в 14 часов 52 минуты осознал себя еще и воскресшим Адамом. Много работал в 2005 году, а в 2006-м все осознал и теперь знаю, что надо делать. Адам во мне полностью исцелился и знает, в чем причина всех бед и горестей человечества».

Сумасшедший мессия не требовал денег, он вообще ничего не требовал. Человек, заболев, ощутил себя страдающим богом, сравнивая собственные страдания с искупительным подвигом Самого Христа.

«О, каким же невероятным трудом дается мне каждое слово – кто бы знал. Говорить самые понятные и обыкновенные слова до чего же трудно. Просто раз уж я начал, то надо и заканчивать, и так каждый раз – и все впустую; и только потому, что я верю и надеюсь, я продолжаю работать. Но только это в последний раз, и если и в этот раз не будет ответа, то все, с меня хватит.

В 2006 году происходили совершенно невероятные, не поддающиеся никакому объяснению вещи, и Господь Бог, Отец мой Небесный, приказывал мне делать, и я делал, и всякий раз это было только юродством. Меня постоянно увозили в дурдом, хотя истинно у меня все нормально с головой, но порою мне приходится делать то, что люди не могут понять, и я своими действиями никогда не причинял вреда людям, а больно и мучительно было только мне – с 1997 года, когда я «сошел с ума» и уверился в Господа моего. С 1997-го по 1998 год мне делали электросудорожную терапию. Десять раз мне делали эту мучительнейшую операцию – каждый раз в точности как перед расстрелом, и меня расстреливали».

В его тексте множество смешных оборотов, бранных слов, неприличных сравнений, но нет угроз. И только единственное желание: привести к покаянию всех. Его план прост, «мессия» уверен, что если собрать в один кружок всех сильных мира сего и просто попросить их: «Ребята, давайте покаемся», то «не дураки же они, ведь понимают на самом деле, как нужно жить». Они покаются и обратятся к простым людям, и те, в свою очередь, тоже покаются, и никто никогда не будет больше страдать. «Так это все и будет со всем народонаселением земли, но вначале нужно вылечить голову человечества, то есть вылечить, привести к покаянию вождей человечества, царей человечества, господ и дам человечества. С простого же народа нечего взять, а даже и не в чем обвинить простой народ, потому что простой народ идет туда, куда его ведут вожди народа, и простой народ невиновен, что вожди оказались безумны, порочны и слепы. Простой же народ – это подавляющее большинство человечества, которое необходимо спасать, всех вообще, всех без исключения, чтобы никто из людей не оказался в аду, мучимый там адской болью».

Со страниц этих, не поддающихся логике обычного здорового человека, кричит безумное нутро другого человека. Его безумные мысли и переживания, этот отчаянный крик немощного смертного начала, дерзнувшего поставить себя на место Бога и человеческими силами пытающегося преодолеть вселенский грех.

Понятно, что такой подвиг человеку не под силу, но «исцеленный» Адам знает, что он мессия, и, значит, должен спасать, это его долг, а сил нет. Такое впечатление, будто с него содрали кожу, но он еще жив, и всякое соприкосновение с грехом вызывает у него нечеловеческие муки. Мало того, что он не может противостать греху, так еще и должен доказывать, что он не безумный мессия.

Он пишет, обращаясь к одному из своих безответных адресатов:

«Приезжай скорей ко мне, чтобы убедиться в том, что я не сумасшедший и не одержимый, чтобы убедиться, что разум мой совершенно исправен, а вера совершенно правильна и верна, хотя мне пришлось возиться со всей этой гадостью, мерзостью и скверной вселенной: даже и на самом дне ада побывал я, чтобы услышать от Господа Бога моего слово „многогрешный“, и это единственное, и главное, чудо, которое явил мне Господь Бог».

Это легко – представить себе человека, спасающего весь мир, американские киношные герои делают это регулярно. Он здоров, хотя все вокруг считают его больным, просто такова его миссия, он должен спасти земной шарик со всем его народонаселением от ада и страданий, а все потому, что: «Дорогие мои, вы же все сумасшедшие, потому что живете во грехе».

Мессия обречен на одиночество, от него отвернулись прежние друзья, но самое главное – от него ушла любимая. А это ужасно, ведь рядом с исцеленным Адамом должна быть исцеленная Ева, иначе общий замысел спасения не удастся. Но его Ева бежит от больного Адама и тем приносит ему еще большие муки. На каждой странице его плана и обида, и бранные слова в ее адрес, и надежда, что когда-нибудь она обязательно вернется, ведь он ее так любит.

«Как же я устал, Наталья, Наташечка, подлая ты и неверная сумасшедшая моя любовь! Если бы только могла знать, как я много устал и как я сильно замучен! И надо ли мне спасать и спасти человечество? Но я точно знаю, что мне надо воскресить и вернуть тебя, чтобы ты, как чудесная и чудная медсестра, вылечила мне все мои страшные незаживающие раны». И страдания, предназначенные ей, как Еве, он возьмет на себя, ведь он уже привык постоянно чувствовать боль.

Но, как всегда, дело спасения человечества упирается в какие-то банальности, хотя бы в те же деньги на почтовые отправления. Они нужны, чтобы отпечатать сам план спасения, размножить его, накупить сотни конвертов и почтовых марок. А если в твоем распоряжении только пенсия по инвалидности, то очень трудно спасать человечество. Ограничивая себя во всем, он шлет и шлет по адресам сильных мира сего свои безумные призывы к покаянию.

«Я понимаю, что вам не очень-то приятно и спокойно перечитывать столь странный текст. А кому легко? Только, пожалуйста, не обижайтесь, ведь на дураков не обижаются. И еще, все в руках Божиих, и на все воля Твоя, Господи!»

Читаю текст, и мне уже не хочется смеяться. Откладываю текст в сторону и думаю: мне бы так исполнять волю Божию. Только я-то человек разумный, слава Богу, со всеми вытекающими из этого факта обстоятельствами.

А недавно у нас появилась новая прихожанка, ее зовут Людмила. Недалеко от храма она купила крохотный кусочек земли и этим летом поставила на нем такой же маленький щитовой домик. Когда она подошла познакомиться, за очками я увидел ее необыкновенные глаза, открытые и сострадающие всему миру, хотя, может, мне это так показалось. Человек уже в возрасте, а руки так волнуются, будто ей только семнадцать.

– Вы, наверное, москвичка? – предполагаю я.

– Да, батюшка, – улыбается Людмила, – я действительно из Москвы. Всю жизнь проработала врачом, вышла на пенсию, и хотя все еще продолжаю работать по специальности, но мечтаю иметь такое место, где на старости лет могла бы спрятаться и отдохнуть от всего человечества.

Ее слова о «всем человечестве» напомнили мне о чем-то очень знакомом.

– Доктор, вы случайно не психиатр? – И оказалось, попал в точку.

Людмила была психиатром, и я наконец смог задать вопрос специалисту, на который уже столько лет мечтал получить ответ.

– Доктор, а правда говорят, будто психиатр, долго работающий с сумасшедшими, становится со временем похожим на своих пациентов?

– Да, батюшка, похоже, что так оно и есть.

– А почему, Людмила, разве сумасшествие заразно?

– Я не могу этого объяснить, но нередко дело обстоит именно так.

Я бы еще долго потом ломал голову над этим феноменом, если бы мой друг отец Виктор не рассказал мне о том, как однажды, будучи тяжело раненным, впервые попал в военный госпиталь. В госпитале он подружился с тамошним хирургом, чеченцем по национальности. А потом, уже став профессиональным спецназовцем, он нередко заводил знакомства с военными хирургами. Так вот, по наблюдениям моего друга, лучшими военными хирургами являются кавказцы-мусульмане и евреи. Все тот же хирург-чеченец рассказывал, что его коллеги-славяне слишком душевны, потому что воспитаны в христианской традиции.

Они жалеют раненого и всеми силами стараются спасти ему жизнь, даже тому, для кого эта жизнь после госпиталя превращается в сплошную муку.

– Зачем страдать человеку, оставшемуся без рук и ног? Хирург должен руководствоваться не жалостью, а целесообразностью.

Я тогда запомнил рассказ моего друга и попробовал распространить этот же принцип на врачей-психиатров. Может, и они начинают болеть, потому что независимо от себя невольно разделяют страдания своих пациентов?

Хотя все это только догадки, люди мы сельские, живем в стороне от торных путей цивилизации и ничего в этих делах не понимаем. Пускай на эти темы рассуждают специалисты, а наше дело созывать людей в храм на молитву, на которую соберутся и здоровые, и больные, и психи, и психиатры.

Нет, все-таки прав тот безумный «мессия», все мы в глазах Божиих больны грехом, из-за чего и страдаем, просто не многие это понимают. И в гордыне нашей все только больше усугубляем мучения. А любящий свое неразумное создание Господь смотрит на нас и смиренно ждет, когда же мы наконец Его услышим: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененнии, и Аз упокою вы».