Читать книгу Время не ждет (сборник) - священник Александр Дьяченко - Страница 4

Путешествовать автомобилем удобно, и с этим фактом не поспоришь. Зато нигде, как в плацкартном вагоне, ты не встретишь такого количества потенциальных собеседников. В машине крути баранку и слушай авторадио, а в поезде слушаешь голоса реальных людей. Тем более что вагонные встречи, как правило, дальнейшего развития не имеют. Потому и собеседники нередко доверяют друг другу самые сокровенные сердечные помышления.

Во всяком случае, так было раньше, надеюсь, так будет и впредь.

Уже в последний момент к нам в купе заселились молоденькая мамочка с десятимесячной девочкой. Подумалось: «Ну вот ты и поспал».

Наверняка то же самое подумали и остальные. За что и были впоследствии посрамлены. Потому что этот кудрявый ангел за все время дороги не то что не заплакал, она даже ни разу не закапризничала. Постоянно веселая девочка улыбалась нам непосредственной очаровательной улыбкой, в ответ на которую и нам, людям взрослым, тоже хотелось улыбаться.

Я почти не помню, как выглядела младенчиком моя дочка. Зато помню, как ездил за продуктами в столицу, как простаивал в очередях, чтобы раздобыть какой-нибудь еды. Как мы ее лечили и как учили. А вот о том, как укачивал ребенка на руках минут по сорок, гулял с коляской и еще многое другое, – уже и не помню.

Только однажды, и это почему-то отпечаталось на всю жизнь, ей тогда было немного больше годика, мы пошли гулять на стадион. Дитя ходило еще совсем неуверенно и поминутно присаживалось на травку. Тогда я взял ее на руки, стал кружить и подбрасывать малышку в воздух. Девочка смеялась, а я, приближаясь своим носом к ее маленькому курносому носику, заглядывал в ее широко открытые глазки. От этого ребенок смеялся еще громче, а у меня в душе все замирало от счастья. Но дети вырастают быстро, и за всей этой житейской суетой не успеваешь насладиться их детством.

Мы растим детей и справедливо рассчитываем в старости на их ответную благодарность. Но иногда слышишь, как сетуют старики на невнимание внуков. А это уже, извините, перебор. Внуки даются нам, старикам, в радость, как награда. Дедушкам и бабушкам не нужно думать, как и чем накормить ребенка, нас не касаются бессонные ночи, это уже их, родительская проблема, нам же остается только наслаждаться общением с маленьким человечком. Вот и подумаешь, кто кому должен быть благодарен? И я не понимаю людей, добровольно лишающих себя счастья общения с внуками.

Одна молодая женщина жаловалась мне на свою маму. Дочь практически одна поднимает двоих маленьких девочек-погодок, муж вынужден работать и днем и ночью. А мать, живя от них в десяти минутах ходьбы, не зайдет, чтобы проведать.

– Она что, старая больная женщина?

– Нет, батюшка, моей маме всего пятьдесят, но она устраивает свою личную жизнь. Собирается замуж, и на нас времени у нее уже не остается.

Что же, бывает и так. Хочется верить, что и у них со временем все образуется.

Гродно встречал меня прекрасной солнечной погодой. Бабье лето, тепло. Я иду по улочкам старого города и наслаждаюсь. Когда живешь в этом городе и наблюдаешь его каждый день, то и не замечаешь происходящего вокруг. А такому, как я, приезжающему сюда раз в год, все изменения немедленно бросаются в глаза. В этот раз Гродно превзошел самого себя.

Готовясь к нашей встрече и желая меня порадовать, он украсил себя множеством цветов. В местах, где в прошлые годы велись реставрационные работы, все они как-то разом завершились, и стены домов старого города обзавелись яркими свежими расцветками. Словно все они раскрасились одновременно в течение нескольких последних дней.

И это тот Гродно, который в годы моей юности я привык наблюдать только в серых тонах. А если на этот серый нанести еще и несколько мазков в виде часто моросящего унылого дождичка, то можно понять, почему мой старый школьный приятель Серега Ломов однажды в зоопарке, указав мне пальцем на одинокую печальную птицу марабу, сказал:

– Вот эта славная птичка и есть символ нашего города. Они похожи друг на друга и точно так же одинаково печальны.

Я уверен, сегодня Серега взял бы свои слова обратно. Гродно преобразился и превратился в настоящий европейский город, ухоженный и потрясающе красивый. И еще любого, кто приезжает сюда из наших краев, поражает царящая вокруг чистота. Как удалось внушить местным жителям не бросать мусор себе под ноги, для меня так и остается загадкой. Вокруг, сколь бы я ни всматривался, не нашел ни одного плаката с призывом типа: «Не сорите, люди».

Только знаете, мне вдруг подумалось, что чистота на улицах резко ограничивает меня в моем самовыражении, перестаешь быть свободным. Пускай я не мусорю у себя в поселке, зато у меня всегда имеется такая возможность: могу, если будет такое желание, выйти на улицу и швырнуть здесь же на дорогу помойный пакет, но, в отличие от других, я этого не делаю! И для меня это еще и повод гордиться собой. А здесь везде чисто, словно древние каменные мостовые нарочно вымыли с мылом. И нет повода почувствовать себя лучше других.

Иду через старый город по улочкам прежних веков и понимаю свою ущербность, прямо-таки ломка какая-то начинается. И вдруг вижу! Посередине этой ухоженной мостовой валяется свежая пачка из-под сигарет с такой уже ставшей мне родной надписью: «Курение убивает».

Я даже было вздрогнул от неожиданности, потом подумал: видимо, не я один прибыл этим утром в славный город Гродно и ступил из вагона московского поезда на их ухоженный привокзальный асфальт. Скорее всего, это кто-то из наших не выдержал и расписался этой пачкой на их парадной мостовой. И я его понимаю, нечего ограничивать нашу внутреннюю свободу.

Конечно, это шутка, только не зря говорят, что в каждой шутке есть доля истины. Что такое чистота на улицах и вообще кому она нужна? Неужели те же прибалты были когда-то культурнее белорусов? Да никогда, но в советские годы, когда мы ездили в Друски-нинкай за колбасой, поражались ухоженности и чистоте их улиц. Сегодня думаю, что таким образом тогдашние литовцы выражали нам, всем остальным советским людям, протест против их насильственного присоединения. А еще это служило поводом кивнуть в нашу сторону и сказать что-то типа: «Эти русские свиньи снова приехали за нашей колбасой», с чем было трудно поспорить.

В Китае чистоты на улицах добиваются мобилизацией множества уборщиков. Очевидцы рассказывали, что наблюдали такую картину. Стоит толпа китайцев в ожидании речного трамвайчика. Трамвайчик приплыл и увез толпу, после которой остановка превратилась в сплошную помойку. Но тут же появилось несколько дворников, которые быстренько навели идеальный порядок. И так до прибытия следующего речного трамвайчика. В Сингапуре за брошенный мимо урны окурок можно налететь на штраф в тысячу долларов. Интересно, что движет белорусами, почему за несколько лет страна так внешне преобразилась? Надеюсь, не ради того, чтобы теперь им самим кивать нам в спины?

Каждый год в Беларуси проходит праздник урожая, отсюда и название: «Дожинки». Всякий раз празднуют в каком-нибудь районном центре, и каждый год этот центр меняется. Отзвучали веселые мелодии, раздали подарки передовым механизаторам, и объявляется город, который будет принимать у себя это мероприятие на следующий год.

И немедленно в назначенном месте начинаются работы по его подготовке. Прокладываются новые дороги, перекрываются асфальтом уже действующие. Пешеходные дорожки оформляются бордюрным камнем и укрываются каменной плиткой, в одних местах строят фонтаны, где-то устанавливается бронзовая скульптура. Если есть в городе какие-то исторические памятники, то и они приводятся в надлежащий вид, как, впрочем, и фасады жилых и административных зданий. Кстати, за все эти дни я не встретил у них ни одного гастарбайтера из Средней Азии.

У нас в поселке в самом центре вмурован в асфальт громадный металлический транспарант: «Чисто не там, где убирают, а там, где не сорят», а в поселковой администрации даже имеется чиновник, ответственный за уборку мусора, но это почему-то не срабатывает. Наверное, стоит послать его в Китай перенимать их китайский опыт. Хотя можно так далеко и не ездить. В соседнем селе кто-то, предварительно очистив лес вокруг московских дач, развесил таблички: «Кто будет сорить, на того наведу порчу». Я у тамошнего батюшки все добиться хотел, не его ли рук дело. В ответ он только смеется:

– Не важно чьих, главное, что действует.

А что, стоит подумать.

В таких размышлениях я и бродил в одиночестве по городу, заглядывая в некогда дорогие моему сердцу места. Зашел и в главный корпус своего института. При мне в нем было много света и свободного пространства, широкие красивые коридоры, огромные окна. Сейчас ничего этого нет, и каждый квадратный сантиметр полезной площади приспособлен под новые кабинеты и аудитории. От этого прежняя красота здания померкла, и оно стало больше походить на общежитие, зато и число факультетов увеличилось почти втрое.

В фойе на первом этаже появились портреты прежних ректоров. Художник изобразил их в одинаково дорогих старинных шубах и с цепью на шее, напоминающей бургомистерскую.

В одном из них я узнал и нашего бывшего ректора. Вот бы он удивился, увидев себя в такой шубе с цепью. Ректор читал у нас на факультете лекции по гельминтологии в общем курсе зоологии. Рассказывая обо всех этих паразитах, он, словно артист пантомимы, с помощью искусных жестов представлял нам, как корова слизывает с травы яйца какого-нибудь цепня, как потом они движутся по организму и выделяются из него естественным путем.

Для того чтобы познать, нужно полюбить, и чувствовалось, что человек любит объект своего исследования, сроднился с ним и воспел в своих лекциях. На одной из них он при помощи все тех же жестов показывал на себе круг движения аскарид в человеческом теле. Увлекшись, ректор так откровенно тыкал пальцем себя в разные места, а потом, представляя, как ребенок засовывает этот же пальчик в ротик, залихватски сунул палец себе в рот и облизал. И немедленно девушка с первого ряда, сидящая как раз напротив кафедры, издав характерный звук, закрыла рот ладонями и выбежала из лекционного зала.

Говорили, что наш ректор был контужен на фронте и имел боевой орден святого Александра Невского. Так что цепь на его портрете выглядит вполне заслуженной.

На противоположной стене портреты профессоров, все в каких-то шутовских средневековых шапках. Видимо, в Средние века они так и ходили, но на старике Акулинине она не смотрится совершенно. Хотя дед и вправду любил пошутить.

Во время его экзамена кто-нибудь из студентов обязательно дежурил под окошками аудитории. Если профессор был не доволен ответом, то зачетка несчастного могла вылететь в форточку птичкой или юркнуть мышкой под шкаф с заспиртованными препаратами. Причем Акулинин был настолько великодушен, что предлагал студенту самому решать, лезть ли тому под шкаф или бежать на улицу.

Смотрю на портрет моего старого доброго учителя, и в ушах снова слышится его заразительный смех, да такой, что я и вправду рассмеялся. Хочется с кем-нибудь поделиться этим смехом, рассказать о тех временах, но я один. Оборачиваюсь в надежде найти собеседника. У окна девушка пьет кофе со скучающим видом. И нет ей никакого дела до седеющего бородатого дядьки, стоящего у портрета профессора Акулинина, который успел умереть еще задолго до ее рождения.

Непредсказуемости профессора у нас не боялся один только Славка Михневич. Потому что он вообще никого не боялся. Славка был везунчиком, ему везло, можно сказать, просто вызывающе. Он никогда, подобно нам, не готовился к экзаменам. Ему достаточно было пролистать треть вопросов, чтобы они обязательно попались ему в билете. Девчонки от него были без ума. А когда на улицах города появились первые продавцы лотереи «Спортлото», Славка немедленно выиграл тяжелый мотоцикл с коляской.

Мы, помню, смехом потребовали отпраздновать такую удачу. Тогда везунчик тут же вновь вытянул лотерейный билетик и, не глядя на выигрыш, вручил одному из нас:

– Гуляем, ребята.

Разворачиваем, а там 50 рублей, тогда это были большие деньги.

И однажды, словно снег на голову, узнаем, что Слава женится на Галочке, студентке с нашего же курса. Галочка, невзрачная дурнушка, зато папа – председатель колхоза-миллионера. Сегодня жениться на деньгах стало нормой, но тогда еще в цене была любовь, и потому мы слишком прозрачно намекали красавчику Славке на это обстоятельство. Поначалу он даже было обижался, но, поскольку по сути-то мы были правы, перестал дуться, и мы остались друзьями. Зато Галочка, понимая, что она неровня мужу и наши намеки слишком похожи на правду, ревновала Славку к фонарному столбу и даже иногда его поколачивала. А после того, как он однажды пришел на занятия с синяком под глазом, мы скинулись и под общий смех подарили ему мотоциклетный шлем в качестве ночного колпака.

Помню – это уже лет через десять после окончания института, – во время одного из моих приездов в родной город меня неожиданно окликнули на улице. Оборачиваюсь – Славка собственной персоной! Мы обнялись, и посыпались вопросы:

– Ты как?

– А ты как?

– Славка, у меня в этом году дочка в школу идет, а у вас с Галочкой детки небось уже классе в четвертом?

Мой однокашник слушает меня, улыбается и молчит.

– Слав, ну, чего ты все молчишь, как жена, дети?

– Саша, у меня нет детей, и Гали нет. Она погибла в первый же год после окончания института. Мы уже ребенка ждали. Не знал? Ах да, ты же был в армии. В тот год мы закупали элитных животных и перевозили их в хозяйство. Машина, в которой она ехала, перевернулась. Бычкам хоть бы что, а Галочка умерла, и ребеночек наш так и не родился.

Недоумеваю:

– Подожди. Так ты что же, до сих пор один?! И это с твоей-то внешностью и везением? Ведь столько лет прошло. Неужели никого больше не встретил или бывший тесть против?

Славка пожал плечами:

– Да нет, вы же сами меня называли счастливчиком. Карьера моя пошла круто в гору, уже руковожу немалым хозяйством, дом полная чаша, и тесть здесь ни при чем. Наоборот, как встретимся, так он меня агитирует жениться. Только вот не ожидал, что действительно полюблю и окажусь на всю жизнь однолюбом.

Все эти дни я старался проводить со своими дорогими старичками. Наконец-то мы смогли наговориться и вместе посидеть у телевизора. Помню, что смотрели «круглый стол» по вопросу повышения качества выпускаемой продукции предприятиями легкой промышленности. А еще многочисленные репортажи с полей, сводки по сбору урожая.

Шутки шутками, а в Гродненской области собирают пшеницы по сотне центнеров с гектара, в некоторых хозяйствах и больше. В мои студенческие годы такие урожаи были просто немыслимы. И это притом, что земля белорусская не самая плодородная.

Еще видел, как один из их больших начальников подошел к бурту с картошкой, зачерпнул ее своими ручищами-лопатами, улыбается и говорит в камеру:

– Вот она, наша белорусская валюта.

Все это так напомнило мне далекие годы детства, когда школа была большой, а родители молодыми. Кстати, в этом году, что неудивительно, в Беларусь потянулось множество ходоков с разных областей России за мясом, молоком, кормами. Вывозят все, вплоть до соломы. Эта зима для нас будет трудной.

В последний день за мной заехала сестра:

– Предлагаю съездить в одно местечко, оно принадлежит нашему предприятию, я давно уже хотела тебе его показать, но все как-то не получалось.

Мы отъехали на несколько километров от города и оказались перед большими деревянными воротами, за которыми расположился совершенно необычный детский городок. Там и избушка Бабы-яги, и огромный трехглавый Змей Горыныч, деревянный корабль и еще множество всего интересного, особенно для малышей. Рядом с городком начинается естественный природный парк, разделенный на несколько больших зон. Стоило только приблизиться к одной из сеток, как из-за деревьев навстречу нам вышел лось.

В других местах я увидел диких кабанов, косуль, оленей с огромными ветвистыми рогами. А на дальнем плане разгуливали длинноногие страусы. Подходим к пруду, в нем плавают красные рыбки, а рядом, не обращая на нас внимания, сидит на камушке и умывается нутрия. Таких прудов несколько, чтобы их обойти и все рассмотреть, нужно время.

Почесываю между ушей маленького пони, а он доверчиво уткнулся мне мордой в живот. Состояние непередаваемое.

– Зачем вам все это, сестра?

В ответ она улыбается:

– Красиво.

Мы приехали сюда в выходной день, никого из посетителей в парке не было, но нас пропустили, потому что это сказочное ранчо принадлежит местному мясокомбинату и работники предприятия могут в любое время приехать сюда на рыбалку.

– Нам, – продолжает сестра, – выделили эти неудобья и предложили устроить здесь маленький рай.

Попросили: «Сделайте так, чтобы было интересно и детям и взрослым, но особенно детям. Нужно научить их чувствовать красоту».

Все хорошее пролетает очень быстро, возвращаюсь домой. Приезжаю в Москву, иду по городу, еду в метро, а такое ощущение, будто отсутствовал не неделю, а сотню лет. Словно на автомате, беру билет на автобус и успеваю вскочить в последний момент перед отправкой. Вот уже и мой поселок. Тяжело возвращаться после преподанного тебе урока красоты. Смотрю на наш огромный металлический транспарант и одновременно украшение поселка, призывающий граждан беречь свою землю. Нет, определенно нам нужно бы выписать с десяток китайских уборщиков. Китайцы – народ неприхотливый и работящий, уж как-нибудь их прокормим.

Зашел домой, поел и по привычке включил телевизор – время новостей. Ловлю себя на мысли, что хочу услышать что-нибудь про повышение качества продукции нашей легкой промышленности, но с экрана девушка взволнованным голосом сообщает – подстрелили, мол, деда Хасана. Ну и дела! Это же надо, такого человека не уберегли! Девушка продолжает, оказывается, «дед» контролировал весь российский общак. И так весь день по всем каналам. А еще где-то что-то горит, кого-то взорвали.

И чувствую, уходит, безнадежно прочь отлетает ватное состояние умиротворенности и покоя. Воспоминания засыпают и укладываются на их законные места, каждое на свою полку памяти. И наконец приходит осознание: снова дома.

Здравствуй, страна, я вернулся.