Читать книгу Богословие истории как наука. Опыт исследования - Священник Михаил Легеев - Страница 13

Систематичность, метод – важная составляющая исторического повествования в глазах окружающего евангелистов греко-римского мира, который был наследником просвещённой античности с её авторитетом науки и научного подхода. Евангелие от Луки, адресованное именно этой среде, оказывается вписано в эту внешнюю парадигму:

– «как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова,

– то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего,

– сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил,

– чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен» (Лк. 1:2–4).

Неизвестно, представляет ли адресат евангелиста Луки конкретного человека или является нарицательным персонажем (Феофил, греч. «Θεόφιλος», – боголюбец), однако уже это имя представляет символику, характерную для евангелиста Луки в целом: обращение к миру (в его отношении со Христом и Церковью), универсализм, потенциальное богоизбранничество и предназначенность ко спасению каждого человека.

Первая глава Евангелия от Луки представляет срез истории – окончание Ветхого (Лк. 1:16–17) и начало, зарождение, в буквальном смысле зачатие (Лк. 1:38), Нового Завета. Эта историческая «точка» имеет у евангелиста Луки иное значение, нежели та связь обоих Заветов, которую неизменно акцентирует евангелист Матфей. Если для евангелиста Матфея первостепенно важно показать и подчеркнуть историческое единство отношений Бога и человека, преемство Церкви, то здесь, у евангелиста Луки, акцентируется само рождение «нового». «Приготовление» к нему (Лк. 1:16–17; 76–79) предвозвещает спасение всех народов (Лк. 1:47–55,69,77; 2:11 и др.). Об этом свидетельствует и ожидание Христа Спасителя праведным Симеоном (Лк. 2:26).

Родословная в Евангелии от Луки (Лк. 3:23–38) также имеет черты особой обращённости евангелиста к миру и человеку:

1. имеет обратную перспективу истории,

2. представляет родословие Пресвятой Богородицы[79],

3. возводится к Адаму и Самому Богу (Лк. 3:38).

С приходом Христа происходит поляризация мира (Лк. 10, особ. Лк. 10:16), после которой остановка истории и её обращение вспять оказываются невозможны (ср.: Лк. 9:62; Быт. 19:26). Каждый человек оказывается перед неминуемым и радикальным историческим выбором: следования за Христом, христоношения (Лк. 9:23–26; 14:26–27) или «отвержения воли Божией о себе», косного упорства богопротивящегося духа человеческого, «не узнавания» времён посещения Божия (Лк. 7:30; 16:31; 19:44). Этот момент исторического выбора стоит перед отдельным человеком (Лк. 17:34–36), перед народом (Лк. 19:44; ср. Лк. 9:44) и, наконец, перед всем человечеством (Лк. 21).

Потенциальная динамика зарождения двух путей, стоящих перед человеком, а в перспективе и двух векторов истории (христостремительном и христобежном), на протяжении евангельского повествования проступает всё более явственно: Лк. 2:34; 7:28–30; 12:49,51 и т. д. Символическим финалом такого самоопределения становится участь двух разбойников, сораспятых на кресте со Христом (Лк. 23:39–42).

Два пути, предлежащие отдельному человеку, в перспективе всеобщей истории становятся двумя векторами истории – два пути мира, идущих ко Христу или от Христа[80]:

– христостремительным («Кто не против вас, тот за вас» (Лк. 9:50))

– христобежным («Кто не со Мною, тот против меня; и кто не собирает со мною, тот расточает» (Лк. 11:23)

Путь Христов[81], назначенный для каждого человека, представляет собой «путь за пределы реальности»[82], путь отрешения от всего, кардинальный поворот духа человеческого, цельное духовное усилие человека, ведомого Богом (Лк. 15:33; 16:13,16 и др.). Таково начало священной истории человека во Христе, истории «собирания сокровищ» для Бога, а не для себя (Лк. 12:21).

И генеральный вектор движения вперёд, за Христом и ко Христу, путь веры (Лк. 17:6,19; 22:32 и др.), и единство пути веры и дел (Лк. 6:48–49; 8:15), и опора на духовную меру человека с перспективою её безграничного расширения – вся эта тематика Евангелия от Луки свидетельствует об особой важности для евангелиста синергийного богословия, идеи совместного созидания истории Богом и человеком, направляемой Богом и осуществляемой человеком (Лк. 8:18; 19:12–26 (притча о минах) и др.). В перспективе синергийного плана человеческой истории евангелист Лука подчёркивает как Божественность, так и человечность Самого Христа (Лк. 22:69–70). Богоотвержение запечатлевается и завершается в человеке хулою на Святого Духа: «Всякому, кто скажет слово на Сына Человеческого, прощено будет; а кто скажет хулу на Святаго Духа, тому не простится» (Лк. 12:10), – эти слова Христа указывают на значение дела Святого Духа, действующего и в самом человеке, призывающего его ко Христу или ведущего по пути с Ним. Отвержение силы Божией, подаваемой Духом Святым, соделывает человека неспособным и к дальнейшему исповеданию Христа (Лк. 12:8), неспособным к выбору верного пути собственной истории (ср.: Откр. 13:16).

Слова Христа именно в изложении евангелиста Луки часто подчёркнуто парадоксальны, исполнены «антиномиями» видимого и невидимого, мнимого и подлинного, внешнего и внутреннего, смертельного и спасительного. Таковы проповедь на «месте равне» (Лк. 6:17), слова о первых и последних (Лк. 13:30), о гибели и сбережении души человека (Лк. 17:33) и другие. Так, Евангелие от Луки ставит человека перед перспективою радикального расширения ветхого сознания до вселенских масштабов и пределов (Лк. 10:30–37, притча о добром самарянине), переводом его в духовную плоскость и перспективу (Лк. 8:21; 11:27–28; 12:34 и др.). Притча о блудном сыне (Лк. 15:11–32) имеет такую же вселенскую перспективу. Она – о мире и всяком человеке, которого ожидает Христос, подобно любящему Отцу. Таков путь кающегося грешника, история покаяния, разворота на 180 градусов человеком своего жизненного пути.

На особый миссионерский универсализм Евангелия от Луки указывает и описание «деятельности Христа в таких разных местах, как Самария, многие другие города и деревни»[83].

«Эсхатологическая» 21-я глава Евангелия от Луки заключает три плана окончания истории и встречи со Христом, переплетённых друг с другом и сопроникающих друг в друга (так или иначе эти планы можно выделить и в других Евангелиях):

1. конца личной истории человека (Лк. 21:34–36),

2. конца истории Израильского народа – окончания Ветхого Завета и разрушения всего, обращённого вспять (Лк. 21:6,20,24),

3. конца мира и общей апостасии (Лк. 21:27 и др.)[84].

На вопрос «Когда же это будет?» (Лк. 21:7) Христос не даёт однозначного ответа, закладывая объёмное видение истории – Священной Истории отдельных личностей, народов и, наконец, всего мира[85].

«Не тотчас конец» (Лк. 21:9), – это выражение представляется своеобразным символом самой будущей истории, её протяжённости и неизвестности. Вместе с тем, слова Христа: «То, что о Мне, приходит к концу» (Лк. 22:37), – свидетельствуют о вселенском, всеисторическом и даже вневременном масштабе земной истории Самого Христа, о её парадигмальном значении для всякой истории во всяком её измерении. Эта перспектива вечности в истории, внутри самой истории, подчёркнута и другими словами Христа: «Не прейдет род сей[86], как все это будет; небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут» (Лк. 21:32–33).