Читать книгу Десять заповедей. Как выжить в современном мире - Священник Михаил Шполянский - Страница 3

Начнем разговор с малого. Казалось бы, на житейском уровне осмысления (вне-, а точнее – до-религиозном) нарушение первых четырех заповедей, устанавливающих отношения человека с Богом, не должно иметь видимых последствий. Однако такое представление совершенно ошибочно. Отношения человека с Богом – это высший уровень бытия, определяющий в конечном счете все остальное, вплоть даже до вопросов повседневного быта. Этимологически слово «быт» – производное от «бытия», и игнорировать эту глубинную связь крайне неразумно.

Можно говорить о непосредственном воздействии всех заповедей Божиих на жизнь человека. И в этом смысле о чем говорит нам первая заповедь? О необходимости иметь в жизни твердую, не зависящую от прихотей судьбы и настроения опору. В мире все субъективно, переменчиво. Объективен один Бог, ибо Он существует вне мира, над миром. Ни болезнь, ни смерть, ни предательство друзей или измена любимой, ни крах благосостояния или потеря работы, ни неожиданная удача или нежданное горе – ничто не может поколебать основ жизни, утвержденных на религиозных истинах. Глубоко верующий человек непоколебим в своих принципах, причем основа этих принципов для христианина – оптимизм. Кажется, именно в советских тюрьмах, страшнее которых мало что есть на свете, возникла поражающая своей категоричностью и оптимизмом поговорка: «С Богом и в тюрьме рай; без Бога и во дворце ад». Александр Исаевич Солженицын в знаменитом «Архипелаге» писал, что религиозные люди – единственные, кто не был морально раздавлен советской репрессивной машиной, кто и в ужасе сталинских лагерей не утратил человеческого облика. Об этом же свидетельствуют множество мемуарных произведений[2] и, конечно же, жития тысяч новомучеников.

Итак, для верующего человека нет дурной бесконечности, коловращения случайностей, потому что, по слову апостола Павла, «вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11, 1). Вот простой житейский пример. Я много лет знаком с человеком, который некогда, на заре наших отношений, снисходительно утверждал, что религиозная вера полезна только тем, что в качестве наркотика («опиум для народа») помогает слабым духом людям переносить тяготы этой жизни; людям же «полноценным» она не нужна. Однажды он отправился в длительную и чреватую опасностями поездку; дома молилась жена, православная христианка. Отслужили молебен о путешествующих, он против этого не возражал – ради утешения близких. И вот, по молитвам любящей его супруги, Господь не только сохранил его в дороге, но и вразумил. Одно за другим случались неблагоприятные происшествия, но буквально тут же открывался их благой смысл. То машина из-за потери лобового стекла катастрофически отстает от каравана, но не подвергается, как все другие в караване, ограблению в пути. То на горной трассе лопается колесо, и, свернув на обочи ну, мой друг с товарищами становятся свидетелями того, как шедшая за ними машина летит в пропасть, сшибленная встречным трейлером. То небольшая поломка заставляет их остановиться на ночлег, оставив автомобиль в глубокой луже, – а утром обнаруживается, что еще и сорвана резьба на наконечнике рулевой тяги, что обещало неизбежную аварию на горном серпантине. Из путешествия мой друг вернулся с «уверенностью в невидимом» – с пониманием реальности высшего смысла происходящих с нами событий.

Да, мы, христиане, знаем смысл происходящего, мы знаем, куда идем и зачем. И мы знаем, что никто, кроме нас самих, не может нам помешать туда прийти. Идеальная методика для любого психотерапевта! Впрочем, в отличие от психотерапевтов, для нас это не методика – для нас это полнота жизни и истины. Ведь только на краеугольном камне религиозной веры можно строить непоколебимый фундамент жизни.

Религиозный смысл первой заповеди непосредственно следует из ее текста: есть Бог, и это «мой» Бог, я Его чадо. Я – не бессловесное животное, но высшее существо во Вселенной. Бог – не абстрактная идея, не отвлеченная инстанция. Он рядом с нами, Он заботится о нас, спасает нас, Он вывел нас «из дома рабства». Мы живем «пред лицем» Его – Он всегда с нами, Он Отец. Поразительное единство, казалось бы, несовместимых полюсов: Творца и оторванного от Него, поруганного грехом творения! В поэтической форме, с щемящей проникновенностью это удивительное состояние выражено в прекрасном тексте «От меня это было»[3]:

Таким образом, нет иных богов, «разве Мене». Есть «так называемые боги, или на небе, или на земле» (1 Кор. 8, 5), которые суть бесы: не творческие, не спасающие. Первая заповедь – великий принцип монотеизма[5], на котором зиждутся все основные мировые религии (кроме буддизма, который и не вполне религия). Монотеизм – высшая форма религиозной жизни, единственная обеспечивающая подлинное богообщение. Монотеизм возвышает Бога до Абсолюта, а человека – до Бога. И именно в христианстве эта возможность стала реальностью: «Бог стал человеком, чтобы человек мог стать Богом»[6].

В мистическом смысле первая заповедь – это заповедь о вере как таковой. Вера – удивительный дар свыше и в то же время – заповеданная каждому человеку обязанность. Вера есть одновременно условие и исполнение духовной жизни, единственный способ полноценной реализации человеческой личности, высшая форма познания. И, что важнее всего, вера – это прорастание временного в вечное. Ибо как вера в вечную жизнь невозможна без веры в Бога (обратим внимание: вечность вне Бога – нирвана буддизма – есть не вечная жизнь, но вечное небытие), так и вера в Бога бессмысленна вне веры в бессмертие души: «Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес; а если Христос не воскрес, то… тщетна и вера ваша» (1 Кор. 15, 13–14). Таким образом, вера как прорыв ограниченного сознания к Истине, ограниченного существа к Абсолюту, ограниченного бытия к вечности есть «единое на потребу» (Лк. 10, 42) в созидании высшего достоинства личности.

Итак, первая заповедь – о достоинстве человека. Вера как непоколебимый фундамент бытия, как стержень подлинной духовности, как онтологический прорыв в бесконечность – вот то, что созидает подлинного человека: не полубезумного «царя» поруганной природы, но живой и вечный образ Божий.