Читать книгу Десять заповедей. Как выжить в современном мире - Священник Михаил Шполянский - Страница 5

«Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно». Многим кажется, что это крайне незначительная заповедь. А ведь это третья заповедь Закона Божия, и ее положение относительно других игнорировать никак нельзя. Так в чем же причина такого пренебрежения? Ведь, в конце концов, эта заповедь, в отличие от некоторых других, не стоит в принципиальной конфронтации с ценностями и нормами существования современного общества, оторванного от Церкви. По сути дела, ее выполнение является только делом привычки, однако эта привычка почти ни в ком так и не выработалась. Думается, что причина этого в том же «духе мира сего» (1 Кор. 2, 12), который поместил все первые четыре заповеди Декалога в «слепую зону» сознания современного человека.

Действительно, не ощущая реального присутствия Бога Живого в нашей жизни, невозможно ощутить и значимость любых форм вступления с Ним в контакт. Если представить, что человеку стечением обстоятельств попал в руки президентский чемоданчик с «красной кнопкой», а он считает, что это детская игрушка, можно ли ожидать от него должной осторожности?

Итак, первый, житейский уровень понимания смысла третьей заповеди: «От слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься» (Мф. 12, 37). Эти слова Христа, во всей полноте своей относящиеся ко второму, религиозному уровню, имеют вполне реальный смысл и на уровне первом. Они предполагают внимание к слову. Более того, внимание к мысли, к тому, как воспринимают наши слова окружающие (обратная связь). Ответственность, внутренняя собранность, четкость мышления, организованность. Эти, да и многие другие качества, исключительно значимые именно в житейских обстоятельствах, сокрыты за, казалось бы, частной третьей заповедью Декалога. Нужно ли доказывать, что при отсутствии таковых качеств бесполезно рассчитывать на успех – в трудовой деятельности, в устроении личной жизни? Человек, пренебрегающий этими качествами, по сути дела, подобен аутисту[13]: его связь с окружающим миром если не разорвана, то, во всяком случае, чрезвычайно осложнена и деформирована. В крайней форме – это серьезная психическая болезнь.

Некоторые скажут: мелочь какая – что-то произнести или не произнести! А помните финал известной с детства сказки: «Враг вступает в город, пленных не щадя, потому что в кузнице не было гвоздя»? Не множество ли бед нашей жизни, от общегосударственных до сугубо личных, коренятся в безответственном отношении к слову, мысли, делу? Всем нам на жизненном пути встречались болтуны и хвастуны, любители наобещать и не сделать, самодовольные слышатели только своего «Я». В лучшем случае к этому можно отнестись с юмором. «Жалкая, ничтожная личность», – раздавал другим оценки старик Паниковский[14]; такого еще можно терпеть с состраданием и улыбкой. В своей глупости и никчемности подобный человек иногда может быть забавен и даже (на расстоянии) симпатичен. Однако описание тоскливой кончины Паниковского – правдивый итог такой жизни; авторы романа подметили это с исключительной точностью. Да вот беда! Как часто от паниковских зависит наша жизнь, а хуже того – как часто мы сами себе паниковские! И этой «малостью» – расхлябанностью и безответственностью – ввергаем в хаос себя и мир вокруг нас. Вот этому-то – на житейском уровне – и противостоит третья заповедь Закона Божьего.

При всем том свое полное значение эта заповедь, как и все, приобретает только на уровне религиозном. И здесь можно выделить две стороны: частную и общую, но обе – равнозначимые.

Частная – это собственно запрет на праздное поминание имени Божия. Основание для этого – в сакральном значении любого имени; имя же Господа неизмеримо более значимо. Имя – это связь. Имя – это познание. Именование – это вхождение в установленную Богом систему взаимных отношений и ответственности. По меткому выражению одного священника, когда мы говорим «Господи», мы как бы снимаем телефонную трубку и набираем номер, и «на том конце» нам немедленно отвечают: «Слушаю». Это мистика именования, немедленная связь; она присутствует всегда и во всем, но только в связи с Совершенным она существует в совершенной и абсолютной форме. И не страшно ли эту связь не заметить, проигнорировать? Вызвать – и промолчать? Вызвать – и заговорить о пустяках, а то даже и ругнуться: «Господи, яичница сгорела!» или «О Боже, этот тип настоящий идиот!».

А ведь это случается не только с людьми нецерковными, но и с нами, чадами Церкви Христовой, для которых заповеди Божии – непреложный закон бытия. По сути дела, это прямое следствие духовного очерствения, нечуткости к мистической реальности жизни. Богообщение заменено убеждением, жизнь в Боге – знанием о Боге. Знание, безусловно, лучше незнания, однако знание – только первая ступень к жизни подлинной, духовной. Такое положение – печальное знамение времен, которым бесполезно противиться, но которые необходимо трезвенно осознавать и рассудительно учитывать. Если уж мы не в силах кардинально изменить ситуацию, если наша духовность – это духовность новоначальных, если благодатный дар подлинного богообщения для нас малодоступен, то хотя бы понимать реальность и сообразовывать с ней свою жизнь – элементарное требование разума и совести. В этих условиях будем стараться выполнять заповедь «не произноси имени Господа напрасно» как минимум на поведенческом уровне, и это уже будет ее исполнением. За это Господь нас не осудит.

У этой медали есть и иная сторона – под запрет сей заповеди попадает также всяческое злословие имени Божьего и призывание врага, как то: чертыханье, поминание нечистой силы, ругань, особенно матерная. Это естественно вытекает из сказанного выше о связи имени и объекта именования. Игра с нечистой силой – более чем опасное занятие, и непонимание этой опасности вовсе не делает ее меньше. Роман «Мастер и Маргарита», героем которого М. Булгаков решился сделать черта (Воланда), начинается эпизодом, в котором он, помянутый как бы невзначай, тут же на зов и откликается: «Позвали – я и тут!» А что с ним делать? Ведь сами пригласили! Удивляться ли возникшим проблемам?

Высший дар Бога человеку – свобода. Без свободного соизволения души на грех дьявол бессилен творить над ней насилие. А тут его не просто пустили – призвали! И призывание это слышится со всех сторон: в как бы непроизвольном чертыханье, в шуточном и почти милом «ни пуха, ни пера», в мате, переходящем из статуса ненормативной лексики в «нормативную». Непечатные выражения всегда были уделом группы риска: преступников, пьяниц, разного рода опустившихся личностей. Но что происходит сейчас? Матом ругаются даже дети. Ругаются девочки, не стесняясь, прилюдно, – видимо, не ведая, что творят. Ругаются запросто, в быту, при своих и при чужих детях люди, считающие себя интеллигентами и даже верующими. А ведь мат, по слову святых отцов, это молитва дьяволу. Отец моего крестного, будучи юношей, со своим отцом, священником, в двадцатые годы попал в рукотворный ад большевистского режима – Соловецкие лагеря. Там им пришлось жить в одном бараке с самыми матерыми и отпетыми уголовниками. К ужасу своему, они услышали то, что обычно нам, «простым» людям, слышать не приходится, но что хорошо известно подонкам общества, мертвым душой, «сожженным в совести своей» (1 Тим. 4, 2). Они услышали мат в полной форме, без купюр, и это было страшно: вся ругань и поношение имели не абстрактного адресата, а относились непосредственно к Самому Господу и Духу Святому, и к Пречистой Богородице Марии. Это настолько мерзко и отвратительно, что и сам создатель мата, злодержитель дьявол, не решился такое откровенное богохульство в завершенной форме распространить по миру. Даже погрязший во грехе мир не способен был принять эту страшную, титаническую во зле хулу. Но сатана потому-то и лукавый, что старается добиться своего не мытьем, так катаньем. Сократив самые мерзкие части мата, он обманул, надругался и посмеялся над глупыми, столь плохо учащимися на своих же ошибках человеками. Им кажется, что в привычке или браваде употребляя эти «крутые» словечки и обороты, вроде бы не обращенные ни на кого персонально, они сильны, современны, независимы. Но этим они сами низлагают себя в рабскую зависимость пред древним ужасом владыки преисподней. «Пусть эти глупцы пока не вполне ведают, что творят, но они уже говорят моим языком, сотни раз на день молятся мне. Осталось совсем немного – и они уже будут моими навсегда!» – это звучит подтекстом любого мата. И до дикости наивным на этом фоне кажется ханжеское изумление: «Что же это Бог столько зла в мире допускает?» А чего хотели? Именем Божиим ругаемся, именованием Его врага наполняем свою жизнь. Последствия закономерны…

Далее. Общая, так сказать, сторона религиозного понимания сей заповеди имеет в виду духовный уровень того, о чем в житейском смысле уже говорилось в начале главы, – значения слова в жизни человека: «от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься» (Мф. 12, 37). На этом уровне каждое слово, более того, каждая мысль приобретает буквально космическое и вечное значение. «За каждое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда» (Мф. 12, 36). У Бога ничего не исчезает бесследно. К своеобразному согласию с этим евангельским текстом пришла даже современная наука. Ученые утверждают, что порожденные нашей речью вибрации распространяются в пространстве и во времени бесконечно. На предстоящем всем нам Страшном Суде «книги (то есть книги жизни, в которых записано все бывшее с каждым человеком. – М. Ш.) разгнутся» (3 Езд. 6, 20). Пред всеми – не только пред Господом, но и перед очами всего человечества – станут явными все наши дела, все наши слова, все наши помыслы. И воспомянем мы, увидим все старательно забытое, услужливой памятью вычеркнутое, от всех тщательно скрываемое. И мы, призванные к вечной жизни, не умрем ли от стыда, от невозможности существовать такими пред всеми? И все наши подлые, лукавые, трусливые, даже и пустые слова – они осудят нас пред лицом совести нашей, пред лицом Божественного Судии. Устоим ли мы на том Суде? Мы, люди, верующие в Бога, веруем ли в обетованные Богом события, в Суд, в вечную жизнь, в вечную смерть? Не до́лжно ли нам не где-то и как-то, но сегодня, сейчас озаботиться решением того грядущего Суда? Не следует ли приложить реальные усилия к тому, чтобы и в немощи духовной, и в суете повседневности быть посильными работниками Господу? Быть внимательными к своим мыслям и словам, не чертыхаться, не материться, не поминать имени Божия всуе – ведь это доступно каждому. Осознать необходимость строгого выполнения Божественного установления, стремиться его исполнять, каяться в пренебрежении даже этими естественными нормами человеческого существования – вот религиозная задача для каждого христианина. Вне серьезного отношения к этому не может быть веры. Это аксиома: «Покажи веру из дел твоих» (Иак. 2, 18).

Наконец, третий уровень – мистический. Мистика имени, именования – одна из древнейших доступных человеку. «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему [и] по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, [и над зверями,] и над скотом… и привел [их] к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей» (Быт. 1, 26; 2, 19). Право давать имена – право владычествовать. Право обращаться по имени – право находиться в общении. Для древних евреев имя Божие было сокрыто: оно было известно им только как описание свойства Божественности, изначальности Его Сущности[15], да и то в сокровенной форме непроизносимого буквосочетания. Чадам Церкви Христовой Господь открыл Свое имя и в преизбытке любви даровал им Себя: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3, 16). Благовестие – это и откровение об имени Божием: «И Я открыл им имя Твое и открою, да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них» (Ин. 17, 26). «И всякий, кто оставит до́мы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или зе́мли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мф. 19, 29).

Как всегда, говорить о явлениях такого порядка сложно. Некое указание на существо вопроса дает нам знание об «умном делании» – высшем состоянии духовности в православной аскетике. Практика «умного делания» – исихазм[16] – учение глубоко мистическое в христианском духе; стержнем же «умного делания», как известно, является Иисусова молитва – непрестанное произношение в сердце имени Христова. В достаточно популярной форме рассказано об этом в известном произведении «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу». Послушаем же, что говорит об этом известнейший проповедник нашей Церкви, приснопамятный митрополит Сурожский Антоний: «Те, кто читал „Откровенные рассказы странника“, знакомы с выражением „Иисусова молитва“. Так называется краткая молитва: „Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного“, повторяемая непрестанно. „Рассказы странника“ – это повествование о человеке, который хотел научиться молиться непрестанно (1 Фес. 5, 17). Но поскольку человек, чей опыт передан в этой книге, был странником, многие его психологические особенности, а также тот способ, каким он научился молитве и как употреблял ее, обусловлены именно его образом жизни, и это делает книгу менее общезначимой, чем она могла бы быть; и все же она – наилучшее введение к этой молитве, которая представляет собой одно из величайших сокровищ Православной Церкви. Эта молитва глубоко коренится в духе Евангелия, и не напрасно великие учители Православия всегда подчеркивали, что молитва Иисусова заключает в себе всю суть Евангелия. Вот почему молитвой Иисусовой во всей ее полноте может молиться только тот, кто принадлежит Евангелию, кто действительно член Церкви Христовой. Все Евангельское благовестие, и более того – вся реальность Евангелия заключается в имени, в личности Иисуса. Если вы возьмете первую часть молитвы, вы увидите, как она выражает нашу веру в Господа: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий. В самом сердце молитвы мы находим имя Иисусово; это имя, перед которым преклонится всякое колено (Ис. 45, 23), и когда мы произносим его, мы утверждаем историческое событие Воплощения. Мы утверждаем, что Бог, Слово Божие, собезначальное Отцу, стало человеком и что в Его личности полнота Божества обитала среди нас телесно (Кол. 2, 9)»[17].

Надеясь, что пытливый читатель обратится к «Откровенным рассказам странника», считаем нужным предупредить: упрощенный подход к непрестанной молитве Иисусовой может навредить неопытной душе, заниматься этим можно только по благословению духовного отца и обращаясь к святоотеческому учению о сем предмете[18]. Подлинное богообщение достигается посредством укоренения святого имени Христова в сердце подвижника. Именно в контексте такого понимания значения имени Божия можно осознать бедственность легкомысленного отношения к этому тончайшему и одновременно мощнейшему средству богообщения. И чем более душа приближается к Богу, тем опаснее такая легкомысленность. А с некоторого момента жизни эти два явления – суетное поминание имени Божия и жизнь в Боге – становятся категорически несовместимыми.