Читать книгу Калейдоскоп. Роман - Тамара Королева - Страница 6

Калейдоскоп
И однажды ты спрашиваешь себя: «Почему человек рождается? Почему он умирает? Почему он страдает? Зачем он живёт?»
Рита

Оглавление

Окно выходило в школьный двор. Рита смотрела на играющих во дворе мальчишек, которые оголтело гонялись за мячом, сваленные в кучу портфели валились рядом под кленом. Дерево уже запестрело осенними красками. Рита прищурила глаз, чуть наклонила голову, и дерево превратилось в цветную картинку калейдоскопа.

– Белова, – от неожиданности Рита вздрогнула, перед ней стоял Костя Овчинников, шалопай и балагур, из параллельного 10-б, – ты что здесь прохлаждаешься? Там народ голосует.

– В смысле?

– В смысле ты за Льва Толстого или за Анну Каренину?

– Аа… – протянула Рита и отвернулась к окну.

– Да я серьёзно, Белова. Там твоя подруга в гордом меньшинстве.

– Костя, – Рита повернула голову в сторону молодого человека, – я свое мнение высказала, пусть спорят, если заняться нечем, – добавила Рита безразличным голосом, только ярко вспыхнувшие щеки выдали ее волнение.

А волнение Риты, вовсе не касалось вопроса, который возник спонтанно и перерос в диспут: «Зачем Лев Толстой убил Анну Каренину?»

Нет, конечно, вопрос Риту зацепил, но волнение у нее вызывал совсем другой человек, и он не был похож на Льва Толстого, хотя многое объединяло молодого учителя Платона Андреевича Вольского и классика русской литературы, а именно – сама литература.

Платон Андреевич пришел в школу в начале учебного года и сразу попал на передовую: учителем русского и литературы в выпускном десятом классе.

Платоша, как его прозвали старшеклассники, сразу кинулся в бой. Он реорганизовал факультатив по литературе, создав симбиоз дискуссионного клуба и драмкружка. Он увлеченно рассказывал о новых постановках, студенческих театральных работах, даже самые далекие от литературы были вовлечены в процесс. Жизнь вокруг Платона Андреевича бурлила.

Вот он-то и был предметом волнения Риты Беловой, умницы, красавицы и без пяти минут золотой медалистки.

О нем она думала ложась спать, с мыслью о нем вставала утром. Маргарита Белова влюбилась.

– Это навсегда, – констатировала Рита, глядя вдаль, когда верная подруга Любаша приводила ее в чувства.

– Ритка, ты не о том думаешь. – Любаша, всегда спокойная и уравновешенная, нервно жестикулировала руками перед лицом подруги. – У нас последний год, надо собраться. Какая любовь? Мы сейчас перед выбором стоим. Куда пойти?

– Я уже выбрала.

– Нет, то что филфак, это не обсуждается, – Любаша поправила выбившуюся прядь волос за ухо, она все еще волновалась, – но вот…

Закончить она не успела.

– А вот и нет. – Рита заговорщески прищурила глаз.

– Как это нет? А куда?

Обескураженный голос подруги развеселил Риту, и она начала подтрунивать над Любашей.

– Секрет.

– Ритка, – Люба насупилась, уголки губ поползли вниз, кончик носа опустился, круглые очки сползли с переносицы. Точь-в-точь совенок.

– Ладно, тебе скажу. Для остальных – секрет. – Рита сделала паузу и продолжила, отделяя слова друг от друга: – Я буду поступать в театральный! – Последнее слово она выкрикнула и протянула руки вверх.

Любаша поправила очки, потом сняла их, вытащила носовой платок, протерла стекла. Затем как можно спокойнее произнесла:

– Это утопия. Ты – не актриса.

– А вот и не утопия. Платоша сказал, что у меня есть перспективы.

– Платоша сказал… – Любаша наморщила нос. – Он это и Шоховой сказал, но она почему-то не бежит в театральный, а продолжает ходить на подготовительные в торговый. Ты что, Белова, задумала? Погубить себя?

– Нет, я стану известной актрисой. – Рита подняла глаза вверх. – Такой как Фаина Раневская или нет, как Алиса Фрейндлих, Платону Андреевичу она очень нравится, – добавила девушка. – Мое имя будет на афишах, и он наконец полюбит меня, женится и… – на этом Ритина фантазия оборвалась.

– Родишь детей, наденешь халат, тапочки и будешь варить кашу в кухне, – закончила за нее подруга.

– Недобрая ты, Люба.

– Я-то как раз тебе добра желаю. – Любаша вздохнула. – А ты просто влюбленная дурочка.

– А ты похожа на мою бабушку, когда она ворчит. Но я тебя люблю, – последнюю фразу Рита пропела и обняла подругу. – Ты мне лучше скажи, чем у вас спор закончился?

– Да там уже не понятно, все так орали. Кто о том, что Каренина безнравственная женщина, другие, что Вронский – предатель, а Каренин – мученик. Винегрет, короче.

– А ты?

– Я считаю, что это был логичный конец, Анне больше нечего было делать, только под поезд. – Любаша поправила очки.

– А я думаю… – Рита на секунду задумалась. – Она искала свободу, а свобода была для нее в другом мире.

– В каком другом мире? – произнесла Люба в недоумении.

– Может и Лев Толстой думал о свободе. – Рита сделала паузу. – Но скорее все- таки – любовь.

– К кому?

– Смешная, конечно к Вронскому. Всё, диспут окончен. Не хочу больше думать про Анну Каренину, хочу мечтать об актрисе Маргарите Беловой.

– Звучит, – одобрила Любаша. – А я буду писать пьесы для тебя, – добавила она, мечтательно глядя в окно, где мальчишки все так же пинали мяч, стараясь попасть в импровизированные ворота.


После новогодних каникул Платон Андреевич предложил поставить «Цыган». На ближайший понедельник была назначена читка. Рита волновалась, как перед контрольной. Всю неделю она ходила с томиком Пушкина и самозабвенно читала «Цыган». За всех подряд, но больше всего она хотела получить роль Земфиры. Любаша энтузиазма не разделяла:

– Ну какая из тебя Земфира? – она отошла чуть в сторону, критически оглядывая подругу. – Земфира – цыганка. Ты вот можешь так плечами трясти? – Люба подняла голову, выпрямила спину, и ее плечи завибрировали, как будто по ним пробежал электрический заряд.

– При чем здесь это? Главное, что я чувствую себя Земфирой. – Рита замолчала.

– Ладно, тряска не аргумент, но ты на цыганку вообще не похожа. Блондинка, да и формы, больше на Царевну Лебедь похожа, – протянула Любаша.

– А ты – на ученую сову. – В голосе Риты послышалась обида. – А по-твоему, кому Платоша отдаст роль?

– Может, Шоховой? Она внешне подходит.

– Вот именно, внешне. Земфирой буду я, – твердо произнесла Рита.


Накануне читки Рите приснился сон, что она на сцене, из зала на нее смотрит Платон Андреевич и что-то шепчет, а Рита стоит и молчит. Она не помнит слов. Из темноты зала ей начинают подсказывать, шепот переходит в гул, Рита – молчит. Она проснулась, в горле пересохло, сердце колотилось. Она протянула руку и нащупала гладкую поверхность книги, томик Пушкина лежал рядом с подушкой, сон опять окутал сознание, строки из поэмы ожили, зазвучали на разные голоса:

«Веду я гостя; за курганом

Его в пустыне я нашла

И в табор на ночь зазвала.

Он хочет быть как мы цыганом;

Его преследует закон,

Но я ему подругой буду

Его зовут Алеко…».


Рита повторяла и повторяла слова, пока сон не овладел ей, и не закружил в ярких красках и звуках монист. Во сне она была Земфирой.


Но сон оказался только сном. Роль Земфиры неожиданно для всех получила Люба. Платон Андреевич поступил как настоящий худрук, объяснять свой выбор не стал. Рите предстояло читать за автора. Любаша пребывала в растерянности:

– Я не понимаю, почему я? – голос звучал виновато.

– Какая разница – почему? Ты будешь Земфирой.

– Но я не смогу. На сцене перед всеми, нет. – Любаша опустила голову.

– Все ты сможешь. Я помогу, будем вместе репетировать. – Рита вышла из-за парты и подошла к доске, взмахнула руками, как бы набрасывая импровизированную шаль на плечи и продекламировала низким грудным голосом: «…Веду я гостя: за курганом его в пустыне я нашла и в табор на ночь зазвала…»

– Здорово! – Любаша смотрела на подругу с восхищением. – Я так не смогу. – Голос сник.

Сыграть роль Земфиры, Любе хотелось и не хотелось одновременно. Она помнила, что любой вызов к доске она переживала так, что голос порой отказывался звучать и переходил на шепот.

– Сможешь. Платошу подводить нельзя, – сказала, как припечатала, Рита.

Калейдоскоп. Роман

Подняться наверх