Читать книгу Калейдоскоп. Роман - Тамара Королева - Страница 7

Премьера была назначена на конец марта, перед весенними каникулами. На последнюю репетицию, на которую пришли директор и завуч, Платон Андреевич привез костюмы.

– Вот, дали под мою ответственность, на три дня. Так что сегодня у нас – последний прогон. Не подведите, в зале зрители. – Платон Андреевич сжал руки в кулаки. – Держитесь. А где Люба? – Он повернулся в поисках Земфиры.

Люба стояла в стороне, губы шевелились, она повторяла роль.

– Люба, – Платон Андреевич позвал громче. Девушка обернулась, в глазах был испуг. – Вот это лично для тебя выпросил у костюмера. – Платон Андреевич достал пеструю шаль с бахромой и монисто. – Будешь настоящей цыганкой, – добавил он, глядя на Любу. – Не слышу возгласа радости.

– Да, – полушепотом отозвалась Любаша.

– А что с голосом?

– Все в порядке, Платон Андреевич, не беспокойтесь, – на подмогу пришла Рита, – мы сейчас водички попьем, и все хорошо будет. Вы идите в зал, там уже Петр Николаевич подошел.

– Ну, смотрите, Белова, я на вас надеюсь.

Рита в ответ кивнула.

– Будьте спокойны.

Рита свое слово сдержала. Прогон прошел на ура, в роли Земфиры выступила сама Рита Белова, Любаша так и не смогла преодолеть страх перед залом, голос не вернулся, а Рита знала всю роль назубок. Все произошло спонтанно и естественно, никто из присутствующих даже не заметил.

– Ну ты, Белова, даешь, – от волнения Платон Андреевич перешел на «ты». – Как я не увидел? Да ты прирожденная Земфира, хотя совсем на нее не похожа. Молодец, – добавил он, – завтра сможешь повторить?

– Легко, – пропела Рита и потрясла плечами, как настоящая цыганка. Этому трюку она упорно училась два месяца вместе с Любой.

– Смотри, завтра будет один человек из театра. У него глаз-алмаз, он таланты с закрытыми глазами определяет.

– А зачем ему тогда «глаз-алмаз», если с закрытыми?

– Шутите, Маргарита Белова? А вот я не шучу, у вас талант, – констатировал Платон Андреевич.

Спектакль состоялся, зал аплодировал, ребята девять раз выходили на поклон, Рита купалась в аплодисментах, ей хотелось, чтобы это длилось и длилось, она даже забыла про свою любовь к Платону Андреевичу. Рита была счастлива.

Время бежало быстро. Каникулы пролетели, а за ними и последняя четверть. До золотой медали Рита не дотянула. Родные сетовали, что это ее игра в театр все испортила, поступление в университет под угрозой. Девушка на вопросы родных отвечала молчанием, она-то уже решила, что поступать будет в театральный. Вот только надо поговорить с Платоном Андреевичем, важный разговор Маргарита назначила на выпускной.

В этот день она решила объясниться с Платоном Андреевичем, ведь с этого момента, когда в ее руках будет аттестат, она не ученица, а он не учитель. И ничто не может им помешать быть вместе, так думала Рита, примеряя платье из нежно-бирюзового шелка. Рита повернулась боком, шелк струился и переливался, закрывая колени. Рита недовольно наморщилась, затем чуть подняла подол, потом еще выше. Лицо расплылось в улыбке, но стоило разжать пальцы, как шелк вновь окутал на секунду открывшуюся красоту. Рита с грустью смотрела на свое отражение в зеркале, оно Рите, категорически не нравилось.

На нее смотрела стройная блондинка с серо-голубыми глазами, маленьким аккуратным носиком, чуть вздёрнутым вверх, с поднятыми вверх уголками губ. До роковой женщины этот образ не дотягивал. Рита нахмурилась. Надо что-то менять. Она решительно взяла со столика темные тени и начала тщательно прорисовывать глаза. Через полчаса образ был завершен. Рита подмигнула своему отражению и вслух произнесла:

– Все, Платон Андреевич, сегодня или никогда.

Она театрально вскинула голову и вышла из комнаты.

Выпускной бал подходил к концу, весь вечер Рита искала момент подойти к Платону Андреевичу, но, как только она направлялась к нему, его как назло кто-то отвлекал и уводил.

– Всё больше не могу. – Рита обреченно села на стул. Верная Любаша была рядом.

– Брось ты эту затею, Риток. Видишь, Платон Андреевич невменяемый, он сегодня дежурит, ему не до любви.

– А я не могу ждать.

– Терпение, только терпение. – Любаша встала и потянула подругу за руку. – Пойдем лучше потанцуем.

Рита взглянула на подругу, в глазах стояли слезы.

– Ты что правда, не понимаешь? – Она вырвала руку, – Мне плохо. Не ходи за мной! – выкрикнула Рита и быстрым шагом направилась в сторону выхода.

Любаша растерянно смотрела вслед подруге.

– Зачем такая любовь, если так мучиться? – Любаша вздохнула.

– Сазонова, – раздался голос сзади, – тебя можно пригласить? – Над ней возвышалась фигура Кости Овчинникова.

– Можно. – Люба поправила очки и подала руку. Краем глаза она увидела, что Платон Андреевич тоже вышел, вслед за Ритой. – А может, и хорошо, – тихо произнесла Любаша.

– Что? – Костя наклонил голову. – Сазонова, ты опять шепчешь? Все экзамены кончились, школа досвидос! – крикнул он громко, но его голос утонул в звуках « Битлз». Четверка пела о любви и о мечтах – «Yesterday».

Любаша закрыла глаза, звуки музыки унесли ее далеко из душного зала.

Вдруг музыка неожиданно прервалась и перешла в гомон. Среди этого гомона Любаша отчетливо услышала голос подруги:

– Пошли отсюда.

Девушка не сразу поняла, что это относится к ней, но кто-то настойчиво дергал ее за пояс. Люба наконец вернулась в реальность вечера.

– Рита, тебе плохо? Воды? – Люба заозиралась в поисках стакана.

– Нет, мне очень хорошо. – В голосе звучала злость. Рита развернулась и направилась к выходу.

– Ты очень бледная, – Любаша семенила следом, – может, все-таки воды? Он тебе что-то сказал? – робко поинтересовалась Люба.

– Кто? – Рита резко остановилась и посмотрела на Любу.

– Платон Андреевич. – Любаша поправила очки и захлопала ресницами.

– А, ты про это. – Рита сделала безразличное лицо, только серые глаза как будто покрылись ледяной коркой и по-блескивали, как снег на морозе. – Конечно, сказал. Сказал, что у меня талант, что мне надо его развивать, много работать, что у меня вся жизнь впереди и на моем пути еще будет много всего такого… – Девушка изобразила огромный круг руками. – А он, дескать, уже закончился, его место в школе, учить детей. Вот так, – устало закончила Рита и выдохнула. Она как буд то бежала, бежала и наконец увидела заветный финиш.

– Но может… – Любаша не закончила.

– Конечно, может быть все. Я ему докажу. Он еще тысячу раз пожалеет.

На следующий день Рита Белова отнесла документы в театральный, а первого сентября она стала студенткой.

Окунувшись в мир театра, Ритуля столкнулась с его закулисьем, к которому, мягко говоря, готова не была, но и здесь она вышла победителем, на последнем курсе главная роль в кино. Она сыграла десятиклассницу, детская наивная любовь, чистый взгляд голубых глаз. Риту заметили сразу. Пошли предложения, но девушка видела себя в театре.

– Там магия, там настоящее искусство, – запальчиво говорила она.

Театр принял ее. В ТЮЗе она получила роль, что очень неплохо для начинающей актрисы. Царевна Лебедь в ее исполнении выглядела убедительно, так отозвались о ее дебюте. И здесь в ее жизни случилось непредвиденное.

Он приходил на каждый спектакль, садился в первом ряду, смотрел не отрывая глаз, чем смущал неопытную актрису, в конце спектакля обязательный букет.

Симпатичный молодой человек, в твидовом пиджаке и джинсах, с густой челкой, падающей на лицо, которую он небрежно убирал рукой, вручая Рите цветы.

Так продолжалось чуть больше месяца, все премьерные показы. Рита привыкла к цветам, к молчаливому взгляду из первого ряда.

Но однажды поклонник не пришел, на его обычном месте сидела девушка.

Рита доиграла спектакль, уже в гримёрке Лера Грановская спросила ее:

– Ну что, царевна, не пришел Иван-Царевич?

– Я никого и не ждала, – резко ответила Рита.

– И правильно, это ведь Ленчик, он еще тот фрукт.

Рита насторожилась, и хотя ей не хотелось вступать в разговор, любопытство взяло верх.

– А ты его знаешь?

– Ленчика все знают, он в горкоме комсомола ошивается, инструктор по культурке, наш театр курирует, мы все-таки молодежь, – произнесла Лера с иронией в голосе и бросила взгляд в сторону немолодой актрисы, которая все еще играла школьников.

Тогда Рита не услышала Лерино предупреждение, девушка сочла, что актриса сказала это от злости на нее, ведь роль, которую Лера Грановская играла до рождения ребенка, отдали ей, молодой начинающей актрисе. Рита уже начала понимать закулисную жизнь театра. Но главное, она теперь знала имя своего поклонника – Леонид.

В тот вечер Рита вышла из театра в одиночестве. Был февраль, вьюжило, колючий снег бил в лицо. Рита подняла голову, в свете фонаря метались мелкие снежинки, в этом снежном танце звучала музыка. Рита закрыла глаза и прислушалась.

– Здравствуйте, Маргарита, – раздался низкий мужской голос, нарушая тревожную мелодию небесного оркестра.

Рита повернула голову, взгляд ее уткнулся в пуговицу на дубленке. Она подняла глаза, клетчатый мохеровый шарф аккуратно убран вовнутрь, гладко выбритый подбородок, взгляд медленно скользил по лицу, глаз почти не видно, ондатровая шапка глубоко надвинута на лоб. Леонид – скорее догадалась, чем узнала Рита.

– Добрый вечер, – сдержанно ответила она, но сердце в груди забилось как будто чаще.

– Разрешите вас сопроводить? – В голосе прозвучали деланные интонации, Леонид театрально вытянул руку, приглашая к машине, припаркованной на проезжей части.

– Не стоит, мне недалеко. Метро рядом.

– Риточка, – в голосе зазвучали мягкие интонации, – да не бойтесь вы. Я не собираюсь вас похищать. У меня совсем другие планы.

– Какие?

– Например, пригласить вас в кафе.

– А может, в ваши планы входит представиться, а то получается, вы меня знаете, а я вас нет. – Рита улыбнулась, внутреннее напряжение стало растворятся.

– Простите, – молодой человек засуетился, – вот уж ваша правда. Разрешите представиться, Леонид, – и он изобразил что-то наподобие поклона.

– Маргарита Белова, впрочем, вы меня знаете.

– А вот и нет. Я знаю Царь-девицу, Розу и еще, забыл, в вашем послужном списке…

– Снежинку, пятую, – добавила Рита с иронией.

– Точно, их знаю, а Маргариту Белову нет.

– А может, и не надо? – произнесла Рита и сама удивились вдруг откуда-то появившемуся кокетливому тону.

– Так как насчет сесть в теплую машину?

– Можно. – Рита легко согласилась, ей вдруг ужасно не захотелось идти под колючим снегом до метро, в конце концов это ни к чему не обязывает. Подвезёт домой, тем более молодой человек вызвал у нее интерес, чем-то он напоминал Платона Андреевича.

При этой мысли Рита вздохнула. Платон Андреевич вот уже год как женат, и Любочка, школьная Ритина подруга, которая все про всех всегда знает, сказала, что Платоша глубоко завяз в быту.

Из воспоминаний ее выдернул настойчивый голос Леонида.

– Маргарита, авто подано. – Он галантно подал руку, и Рите ничего не оставалось, как откликнуться. Она протянула руку в перчатке, и Леонид повел ее к новенькой белой девятке.

в маленьком уютном кафе, на улице Рубинштейна, за окном все так же бился снег. К ним подошел официант, весёлый молодой человек, спросил, что они желают заказать в этот праздничный день, и поздравил их:

– С чем? – в один голос спросили молодые люди.

– Как? Вы не знаете, какой сегодня праздник? – весело произнес официант. – Сегодня, – он многозначительно поднял глаза вверх, – День святого Валентина.

– И что? – Леонид удивился. – Лично меня Леонидом нарекли. – Он посмотрел на Риту, которая, кажется, догадывалась, о каком празднике идёт речь.

– Нет, это невозможно. – Официант состроил обиженное лицо. – Я то думал, вот наконец зашли они, те самые влюбленные.

– И что? – Леонид недоумевал.

– И что? – Веселый официант опустил плечи и стал похож на Пьеро. – Сегодня День всех влюбленных. – Он виртуозно, как фокусник, из рукава достал красную гвоздику и вручил улыбающейся Рите. – Я по вашим глазам вижу, что вы, мадемуазель, все знаете про влюбленных. – Взмахнув еще раз волшебным рукавом, он вытащил пластмассовое сердечко и вручил Леониду, чем ввел его в полное замешательство.

– Не расстраивайтесь, Леонид. Я тоже не знала. Праздник такой, прямо скажем, не наш.

– Да уж, я больше к Первомаю привык, к Седьмому ноября, на худой конец Восьмое марта.

– А я люблю праздники, пусть будет еще один праздник в году. Я теперь запомню четырнадцатое февраля – День святого Валентина, День всех влюбленных. – Произнося эти слова, Рита представила на месте Леонида – Платона Андреевича, и мысли ее полетели, как снежинки за окном.

За свои двадцать два года Рита Белова была влюблена дважды, первый раз в детском саду, в мальчика из группы, а второй, и настоящей ее любовью был Платон Андреевич, вот уже пять с лишним лет все ее мечты и желания были сосредоточены в этом самом прекрасном имени – Платон, которое она распевала на разные лады, даже тот факт, что он женился, не останавливал ее, она была воспитана на «Темных аллеях» Ивана Бунина, а у него все не просто, просто – это не настоящее, настоящие – это страдания. И возможно, не очень счастливый конец, но про несчастливый конец Рита Белова думать не хотела.

– Риточка, – голос Леонида, выдернул ее из мечтаний, – раз уж такой праздник, выпьем шампанского и перейдем на «ты».

Рита посмотрела в окно, белая поземка бежала по тротуару, прохожие прятали лица в воротники, глядя на них, Рита поежилась. Леонид уловил легкое движение плеч девушки:

– Вам холодно?

И не успела Рита ответить, как он вскочил со стула и накинул ей на плечи снятый пиджак.

– Спасибо, так намного теплее, – вежливо отозвалась девушка.

– Так как насчет моего предложения? – опять задал вопрос Леонид.

Надо отдать должное, Леонид был настойчивый, упёртый, своего привык добиваться, а Рита ему нравилась, и не просто нравилась, у него был конкретный план. Жениться.

Настала пора Леониду Михайловичу Ильину обзавестись семьей. Инструктор комсомола – не предел его мечтаний, тем более время сейчас шаткое, а Леонид, как говорится, руку на пульсе держал. Всегда и везде был в первых рядах, молодой энергичный, с хорошей интуицией, он не прогадывал, он предугадывал ход событий и делал правильный выбор. Вот и сейчас, он понимал, чтобы и дальше идти вверх, нужна хорошая крепкая база, под названием – семья. К Рите он присмотрелся, навел справки. Девушка она была серьезная, не бесталанная, правда, но это поправимо. Жена, увлеченная профессией, его не очень устраивала, но Леонид был убежден, что чем раньше возьмешься за воспитание, тем лучший результат получишь. А талантливая актриса в руках мужа-режиссера – это то что надо. С ней можно в любое общество, в высший свет. Правда, про высший свет тридцатилетний Леонид Михайлович имел смутное представление, но точно знал, что ему надо туда стремиться. Вот такие грандиозные планы были в голове инструктора Горкома комсомола Леонида Михайловича Ильина 14 февраля 1988 года.

Планы его сбылись не так быстро, как хотел Леонид, но через год сидя в том же кафе четырнадцатого февраля, после спектакля «Маленький принц», где Маргарита играла Розу, Леонид сделал предложение. Рита, как истинная женщина, попросила время подумать, Леонид спросил: «Сколько? Он уже привык к тому, что Рита то принимала его ухаживанья, то отталкивала, не отвечала на звонки, не приходила на свиданье. Леонид был измучен, он уже сам не знал, что ему ожидать, но был готов ко всему, даже если Рита скажет год», он согласится. Леонид влюбился, без памяти, безповоротно, навсегда. Были его слова.

Но неожиданно для Леонида Рита думала, один день, и ответ ее был: «Да».

Ленечка светился от счастья. Заявление подали, свадьба через три месяца, выпадала на май.

– В мае нельзя, – отговаривала Любочка.

– Почему?

– Примета плохая, всю жизнь будешь маяться.

– Глупости. Я не верю.

– Смотри, тебе жить, тебе жить, – глубокомысленно произнесла Люба.

Леонид не верил в свое счастье.

В апреле, когда списки гостей были утверждены, свадебные талоны отоварены, невеста узнала, что беременна.

Рита была в растерянности. К такой быстрой перемене она готова не была. Театр поглощал ее все больше и больше, а выпав даже на год, можно было уже и не вернуться. У нее перед глазами был пример Леры Грановской, которая из раза в раз, в гримерке перед спектаклем рассказывала об ужасах материнства. И спроси ее сейчас: «сын или сцена» – она не станет сомневаться.

– А вместе?

– А вместе, дорогая моя, это коктейль. А коктейль хорош, когда он в стакане и с соломинкой, а сцена – это не стакан и не соломинка, впрочем, ребенок тоже, – ответила она на вопрос Маргариты. – А ты что, беременна? – Лера проявила интерес, уход Риты сулил ей возвращение в первый состав.

– Нет, что вы. Я так спросила. – Рита предпочла раньше времени не озвучивать, в ней еще боролись «за» и «против».

Ей хотелось играть, но и семью она хотела тоже, тем более Лёнечка был на седьмом небе от счастья, он хотел тут же изменить дату свадьбы.

– Зачем?

– Чтобы никто пальцы не загибал, когда ребенок родиться.

– Ленечка, при чем здесь это?

– Не люблю, когда судачат.

– Глупый, тебе-то чего бояться, это моя девичья честь может пострадать. – Рита улыбалась, ее удивило, что Леонида так волнует мнение окружающих. – А во- вторых, я еще не решила.

– Да не смей даже произносить это. Не решила она, я решил.

Риту радовало, что Леонид так уверен в их будущем. В конце концов, действительно, они молоды, любят друг друга, справятся. Решила тогда Рита и нырнула в семейную жизнь.

Под Новый год, а точнее, двадцать седьмого декабря 1990 года на свет появилась девочка, которую счастливый отец назвал Виктория, что означало победа, именно такой смысл вложил в имя дочери Леонид Михайлович.

А Рита просто смотрела на Виточку как на маленькое чудо, сотворенное высшей силой и отданное ей на хранение, она и относилась к крохе как к хрустальной вазе. Нежно и бережно.

Вокруг все перестраивалось. Комсомол закончил свое существование вместе с СССР, но Леонид Ильин и здесь был на коне. Интуиция его не подвела, он оказался в нужном месте в нужный час. Судьба вынесла его на самый верх, откуда многие падали и разбивались Леонид чудесным образом прошел все перекаты, водовороты и остался на плаву.

Рита в театр не вернулась, все попытки супруг встречал в штыки, Рита пробовала уговорить, но каждый раз получала категорическое «нет».

Куда-то пропал милый влюбленный Ленечка, и на сцену вышел жесткий диктатор. Рита не сдавалась. Упрямство Леонида она объясняла любовью к ней и дочери. Надо подождать, убеждала она себя. И когда Виточке исполнилось три года, она решительно заявила супругу:

– Я выхожу на работу.

– Куда?

– Мой бывший однокурсник, Сема Палек, помнишь, он еще у нас на свадьбе напился… – Рита улыбнулась, вспомнив, как Семка танцевал кадриль с ее мамой, – пригласил в новый театр, они только труппу набирают. – Рита замерла, всматриваясь в лицо Леонида.

Лицо было каменное и такое же серое.

– Тебе нехорошо? – забеспокоилась Рита. – Может, воды?

– Водки, – резко парировал супруг, – и побольше, чтобы уснуть и не слышать этот бред. – Леонид встал с дивана и начал свое движение по прямой, это происходило с ним всегда, когда он испытывал сильное волнение. Движение помогало восстановить баланс чувств. – Ты соображаешь, о чем говоришь? Какая новая труппа? Какой театр? Нет ничего, и нескоро будет, Марго, – в последний год он все чаще стал называть ее так, хотя, ей это не нравилось. Он посмотрел на жену, – ты на каком свете живешь? Думаешь, что если в твоем холодильнике есть икра и масло, то так живут и другие?

– Нет, я так не считаю. – Рита опустила голову, ей захотелось стать обитательницей моря и спрятаться в ракушку, но она продолжила: – Театр, Леня, жил во все времена и даже во время войны. Наоборот, для людей это глоток свежего воздуха, Это…

Леонид не дал ей закончить фразу:

– Ключевое слово здесь «люди». Люди сейчас другие, в войну они защищали, а сейчас они защищаются, улавливаешь разницу?

– Нет… – Рита хотела еще что-то сказать, но заметив колючий взгляд мужа, замолчала.

– Вот и сиди дома, наслаждайся процессом, воспитывай дочь и вообще займись наконец новым домом.

Леонид все-таки попал в высшее общество, а в нем были свои законы. И Рита сдалась, она занялась воспитанием дочери, домом и собой.

Она была достойным дополнением своего супруга, сопровождая его на светских раутах, она ловила взгляды мужчин, а порой и завистливые женские.

– Вот настоящий театр, – не уставал комментировать Леонид, – блистай.

Общество, куда он так стремился, было высшее во всех отношениях. Они жили на последних этажах пентхаузов, они отдыхали в Шамони и спускались с вершин Альп на горных лыжах, они строили загородные дома с башенками, поднимались на смотровые площадки и видели людей, похожих на муравьев. Они строили свой муравейник.

Рита жила в предложенных обстоятельствах, стараясь не замечать того, что происходило вокруг, она не смотрела вниз, высоты она боялась с детства.

И, наверное, поэтому, когда подруга Любочка, тогда еще принимаемая в доме, рассказала любопытную историю о некоем чиновнике, который взял свою любовницу в секретарши и на вполне легальных основаниях катается с ней по всему миру, Марго заметила:

– Значит, так надо.

– Кому? – Любочка искренне удивилась.

– Ему, его жене и, наконец, любовнице.

– Нет, Ритка, я тебя не понимаю. Ты что, действительно можешь с этим согласиться?

– Я – нет, – невозмутимо ответила Марго и посмотрела на идеально сделанный маникюр.

– Ты же только что сказала противоположное.

– Нет, Любочка, это ты так услышала. Разъясняю для непонятливых: со мной такое случиться не может, потому что не случится никогда.

– Понятно, – протянула Любочка, – где уж нам, простым училкам, у вас там высокие отношения. – В голосе послышались обиженные нотки.

– Да это совсем не об этом, у вас, у нас. – Марго подняла глаза и посмотрела на подругу. – Это зависит не от того, где и как ты живешь. Все зависит от человека, что он чувствует. В конце концов, любовь не отменяли ни у простых училок, ни в президентских дворцах.

– О, как мы высоко взлетели, какими категориями мерим, Клинтон и как там ее, это ты про эту любовь?

– Нет.

О какой любви говорила тогда Марго, подруга так и не узнала, слово «любовь» повисло в воздухе, а через месяц Рита с дочерью улетели в Лондон. Леонид Михайлович послал их получать образование. Не то чтобы он очень хотел этого, но в высшем обществе было так принято: посылать своих детей учиться за границу.

Так Марго оказалась на острове, в полном смысле этого слова, на очень комфортабельном и приятном, но оторванном от жизни. Но ведь это ради дочери, ради ее будущего, успокаивала она себя, и мужественно переносила ссылку. Так диктовало высшее общество: терпи. В конце концов, жены декабристов в Сибирь поехали за мужьями. А Лондон – Вестминстерское аббатство, королевский дворец, Харт, с его бесконечными дизайнерскими галереями, где можно провести целый день, наслаждаясь покупками.

Марго окунулась с головой в новую жизнь, а когда вынырнула, стало очень тоскливо. Она сидела одна в холодной квартире, а за окном серый беспросветный туман.

Леонид навещал семью, Марго жаловалась, просилась обратно, Ленечка возмущался:

– Кому сказать, ну ты, матушка, закушалась. В Лондоне ей тоскливо. – Леонид возмущался.

– Я не могу, я здесь совсем одна. Да и Виточка, какая-то потерянная все время. – Марго жала на слабое место.

– Привыкнет.

Они привыкали три года, а потом просто собрали вещи и сбежали с чудесного острова в свое родное болото.

Когда жена и дочь неожиданно появились на пороге родного дома, без предупреждения, их ждал сюрприз. По дому разгуливала симпатичная длинноногая блондинка, выглядела она вполне по-домашнему, в розовой шелковой пижаме и с собранными в тугой кокон волосами.

– А вы кто? – Марго стояла в дверях гостиной в длинной норковой шубе, голубой платок упал к ногам, но она не замечала.

– Светлана, – невозмутимо пропела блондинка.

– А вы что здесь делаете?

– В данный момент хотела выпить кофе, но, похоже, придется планы изменить. – И блондинка исчезла за дверями спальни.

Марго стояла ошеломленная увиденным, в ее сознание медленно вползала реальность. Виточка стояла рядом, дергая мать за рукав.

– Ма-а, а это кто? Она что, у нас теперь живет? А мы где будем? – Вика сыпала вопрос за вопросом, а Марго словно не слышала. Она в одно мгновение потеряла слух и способность двигаться.

Блондинка вышла из спальни, одетая в джинсы и свитер, с сумкой в руках, аккуратно просочилась мимо Маргариты, которая так и продолжала стоять, в шубе и голубым платком под ногами.

– Женщина, – окликнула девица уже из дверей, – очнитесь, ваша станция, вам выходить. – И дверь захлопнулась.

Марго села на пол и заплакала.

Вечером появился Леонид Михайлович, он, конечно, уже обо всем знал и выбрал не оригинальную тактику. Лучшая защита – это нападение.

– Ты что, с ума сошла? – начал он с порога. – Ты ребенка сорвала с середины года? Ты о ком думала? Да о чем я спрашиваю? Ты же, как всегда, только о себе. – Он мерил комнату шагами по прямой, как тринадцать лет назад, только комната была уже не пятнадцать метров, а сорок, и поэтому голос его периодически пропадал, и услышать всю пламенную речь мужа Рита не могла, да и не хотела.

– Завтра полетите обратно, – произнес он, встав перед женой, которая сидела в кресле, завернувшись в плед, ее била дрожь, ей было холодно. – Билеты Светлана закажет. – Он осекся, поймав на себе взгляд жены. – Светлана – мой новый секретарь. И не смотри на меня так, я, в конце концов, живой человек. – Леонид присел на корточки перед Марго и взял ее ладони в свои руки. – Маргоша, будь умницей, ведь ты же не базарная баба. Зачем нам с тобой эти разборки? – Он посмотрел на нее. Маргарита повернула голову в сторону окна. – Ты что, так и будешь молчать? Ну как хочешь, я оправдываться не собираюсь. Не я первый, не я последний, – с этими словами Леня вышел из комнаты.

Марго продолжала смотреть в сторону темного окна, за окном падал снег, приближался тринадцатый день рожденья их дочери, а вместе с ним и новый, 2004 год.

Новый год Маргарита встречала дома, с родителями и дочерью.

Леонид Михайлович просил не делать необдуманных поступков, не принимать глупых, как он считал, решений, но Рита молчала. За две недели, что они провели под одной крышей, она произнесла только одну фразу:

– Я остаюсь дома.

Леонид злился, пробовал воздействовать на жену через тещу, она обещала поговорить с дочерью.

После новогодних каникул супруги встретились за круглым столом переговоров, которые закончились компромиссами с обеих сторон. Виктория продолжила обучение в частной школе «Альма Матер», а Марго вернулась домой. Перемирие было объявлено ради ребёнка, со стороны Леонида Михайловича прозвучали извинения и обещания. Он попытался объяснить супруге, почему и как, на что было сказано:

– Я не хочу знать.

Коротко и емко, Рита перевернула страницу своей жизни и начала с белого листа.