Читать книгу Лита. Семь прях. Книга 5 - Тамара Михеева - Страница 11

С утра мама, Ойра и Лита сели вычесывать собак. Диланта увела Кассиону в лес, чтобы та не лезла помогать, Вальтанас понес подросших щенков Буши в город. Расставаться было грустно, Лита перецеловала их мокрые носы и погладила Солке.

– Хорошо, что тебя никогда никому не отдадут, – прошептала она ему в ухо.

– Хватит нянчиться с ним, Лита, – сказала мама. – Бери гребень, пора за работу.

Лита любила день чёса. С утра чувствовалась в доме какая-то деловитая суета. Любила еще и за то, что коз в этот день приходилось пасти Харзе, даже если была ее очередь. Этим все домашние давали понять: есть дела, в которых она, девочка, понимает лучше ловкого Харзы, и без нее не справятся.

Раньше Лита всегда начинала с Грула, чтобы побыстрее закончить с самым неприятным псом, но сегодня взяла Бушу, которая нервничала и переживала из-за разлуки со щенками. Шерсть у нее была яркая и густая, но свалялась в колтуны, пока Буша, лежа на боку, выкармливала щенков, и теперь требовалось немалое терпение, чтобы ее вычесать. Солке крутился тут же, лез под руку, Лите даже пришлось легонько оттолкнуть его, а Буше – рыкнуть. Обиженный Солке фыркнул и гавкнул на ящерицу, пригревшуюся на бревнах.

Собаки, приученные к чёсу с детства, стояли, широко расставив мощные лапы, а женщины, взяв в руки железные гребни (сначала с редкими зубьями, потом с частыми), вели ими от хребта к животу, начиная с головы, вытаскивая попутно репьи и колючки, состригая колтуны.

– И где ты только набрал их такую кучу, – ворчала обычно Диланта, как будто пес мог ей ответить.

На гребнях оставались рыжие комья, их складывали в корзины. Ралины никогда не линяли, и их шерсть больше напоминала нежные детские волосы.

– Давай-ка, мой старичок, выстригу тебе лапы, – сказала Тесса Грулу.

Лита подняла лапу Буши – между подушечек у нее отросла шерсть, которую всегда надо выстригать, чтобы не цепляла колючки: они могли поранить лапы.

Постепенно корзины наполнялись, мама и Ойра специальными чесалками теребили шерсть еще раз, убирая мелкий мусор, и относили в прядильню. Потихоньку они спрядут из этой шерсти нитки. Лита будет им помогать, чувствуя себя совсем взрослой.

Из прядильни мама вынесла корзину, доверху наполненную мотками шерсти, что спряли еще зимой.

– Лита, ты закончила чесать? Разведи костер. Надо покрасить шерсть.

Во дворе у них стояла бочка с дождевой водой, и туда кидали шишки ралуты, собранные в лесу. Шишки намокали и окрашивали воду в красно-коричневый цвет. Когда ниток, спряденных из собачьей и козьей шерсти, накапливалось много, во дворе разводили большой костер и ставили на него огромный чан, сливали туда воду вместе с шишками и кипятили ее долго-долго, пока она не начинала гореть ярким, сочным цветом. Воду процеживали, убирали шишки и мелкие веточки и снова ставили на огонь, только теперь в нее опускали мотки шерсти. Перед этим Ойра или Лита раскладывали их, разбирали по цветам: блекло-серую, козью, в одну сторону, ярко-рыжую, ралинов, – в другую. Отдельно клали белоснежную шерсть козы по имени Облачко. Серую они окрашивали почти всю, рыжую – примерно половину, белую оставляли. Белой было мало, а мама очень ее любила. Шерсть долго варилась в шишечной воде, а потом закреплялась капустным рассолом, становилась насыщенно-коричневой, с красными всполохами, и Лите казалось, что полотно, сотканное из таких ниток, было особенно мягким и теплым, будто хранило солнце, что впитали в себя ралутовые шишки; пахло не только козами, собаками и рассолом, но и деревьями, лесом. Домом.

Освобождая бочку от использованных шишек, Лита выгребала мелкие семена ралуты и разбрасывала их по лесу. Вдруг вырастут? Харза издевался над ней, но Лита все равно делала, как считала нужным. Ей было их жалко: в каждом крохотном семечке она видела будущее дерево, лес, который может из них вырасти.

Костер еще не успел догореть, как вернулись Диланта с Кассионой. Кассиона держала за руку отца.

– Смотрите, кого мы привели! – сказала Диланта и пошла в дом, накрывать обед.

– Папа!

Лита бросилась отцу на шею. Мама вытерла потный лоб и посмотрела на них с улыбкой. Отец полюбовался ралинами, погладил каждого, даже Солке, хоть и нахмурился при этом, потом подхватил Кассиону и несколько раз подбросил в воздух. Лита смотрела с завистью, жалея, что стала слишком большая и тяжелая. Она до сих пор помнила это чувство полета и крепости, надежности папиных рук, когда они подбрасывают тебя прямо в небо, ловят и снова подкидывают. Отец наконец отпустил Кассиону и посмотрел на Литу. Улыбнулся и достал из своей сумки для трав какую-то палку.

– Вот, смотри, что у меня есть для тебя.

Лита взяла ее в руки и ощутила тепло и гладкость дерева. Это была флейта, сделанная из ветки ралуты, легкая, звонкая, она удобно лежала в руке, и у Литы сразу получилось извлекать из нее звуки: низкие, протяжные и высокие, стремительные. Она бросилась отцу на шею снова, так по душе пришелся ей подарок. Он посмеялся и протянул руки жене.

Иногда Лита гадала: куда уходит ее отец? Понятно, что если он Травник, то почти все время собирает травы. Он приносил их охапками, и Лита любила помогать маме разбирать их, связывать в пучки и развешивать на просушку на чердаке. Но нельзя же все время только и делать, что собирать травы! Чем еще он занимается? Продает эти травы на рынке в городе? Ходит в дальние деревни, чтобы лечить ими тамошних жителей? Лита не была уверена, что эти деревни есть. Она видела разбросанные на дальней речной отмели рыбацкие лачуги и еще знала, что существуют другие ралинские хозяйства (время от времени они обменивались щенками, чтобы исключить родственные связи), но были ли на Альтиде деревни и другие города? Лита никогда о них не слышала, а спрашивать почему-то стеснялась. Да это и не сильно ее занимало. У нее был свой мир – мир ее дома, псарни, леса, холмов, реки, а теперь еще и города. И ей этого хватало.

Лита стала всюду носить флейту с собой и играть каждую свободную минуту, не запоминая придуманные мелодии, но радуясь, что звук становится все чище и точнее. Мелодия вела ее, уносила в небо, почти как папины руки.

В город Лита сбегала каждый свободный день и сразу шла к Алоике, в ее яркий гостеприимный дом, куда часто приходили мужчины, пили вино, ели правглу, слушали, как Алоика играет на маленькой арфе и поет. А если Алоика не открывала ей, Лита шла на огромный рынок, где было столько всего: людей, животных, товаров, запахов, звуков. Она бродила по рядам, перебирая бусы и ракушки, нюхая цветы и фрукты, касаясь тканей и мехов. И всегда старалась пройти мимо царского дворца, что возвышался над городом, делая его особенно красивым, и побывать в храмах, удивляясь их похожести, а ведь боги такие разные! О многом она читала в книжках, но увидеть своими глазами, потрогать, почувствовать – о, мир был так разнообразен, так многоцветен! Лите хотелось попробовать все, познакомиться со всеми.

Следуя за Алоикой то в лавку Ятла-табачника, то к толстухе Митас за какими-то травами, то в храм Рала, которого марики особенно почитали, то в порт, Лита представляла, что живет в городе, что она одна из марик, такая же красивая и свободная, что у нее есть своя повозка и свой маленький домик и что она умеет так же хорошо танцевать и петь.

– Хочешь, научу тебя нашим танцам? – спросила как-то Алоика, и Лита с радостью согласилась.

Теперь она стремилась в город еще охотнее. Ей нравилось танцевать. Нравилось чувствовать свое тело, легкое и гибкое, нравилось, что Алоика ее хвалит и говорит, что она красивая. Никто никогда раньше не говорил ей этого. Нравилось, что мужчины, которые приходят в гости к Алоике, смотрят и на нее тоже, хотят поговорить, просят сыграть на флейте. Правда, после разговоров Алоика всегда отсылала ее, но Лита понимала: это ведь не ее гости, конечно, Алоике самой хочется быть с ними, смеяться над их шутками и петь им песни. Лита не обижалась и не расстраивалась, она уходила бродить по городу и делала все новые и новые открытия. Оказывается, в городе живут разные люди: есть богатые и свободные, а есть те, кто служит им. Лита не очень понимала, что значит слово «вечные», которым их называли, но видела, что они безмолвно и безропотно выполняют все, что им скажут, и молчат, даже если их колотят. Один раз она попыталась вмешаться, но ее прогнали возмущенными воплями, кричали, что нажалуются Первому совету. Лита еле унесла ноги, спряталась в домике у толстой Митас.

– Что, к Алоике еще приходят мужчины? – спросила в тот день Митас.

– Да, иногда приходят.

– Дурочка, думает, можно скрыть…

– Ребенка?

Митас выронила чашку, которую только сняла с огня, обожглась выплеснувшимся отваром, зашипела.

– Она сказала тебе?

– Нет, я сама догадалась, – похвасталась Лита. – Сразу же видно.

– Ничего еще не видно.

– Не по животу, – объяснила Лита. – А просто по походке, и как она садится, и как встает. Беременные все двигаются иначе, даже собаки.

Митас расхохоталась, а потом сказала серьезно:

– Ты скажи ей, девочка, чтобы она уже остановилась. Негоже ей теперь принимать мужчин.

Лита пожала плечами:

– Ей нравится, она всегда смеется с ними.

– Много ты понимаешь, – вздохнула Митас, но больше ничего не сказала, хотя Лите показалось, что слов у той припасено немало.

А еще Алоика показала ей море. Не то, что плещется в порту, зажатое каменными причалами и суетливыми арутами. Нет, однажды Алоика привела ее на обрывистый берег, и Лита не смогла сдержать вопля – таким бесконечным, таким божественным показался ей этот синий простор. Она упала на колени, приложив сомкнутые ладони ко лбу и шепча молитву великой богине Айрус. Вот она, вся как есть, открылась ей, обычной девочке! Вот что значит любовь богов – смотреть и смотреть в эту синюю даль! Ее обнял ветер и будто бы поцеловал в лоб, в разгоряченную макушку, погладил по плечам. О Тимирер, нежноликий бог, возлюбленный ее покровитель, вот где ты властвуешь – здесь, на этих обрывах, над этой синевой!

Алоика тихо посмеивалась.

Сегодня и вот уже почти три века на Альтиде правит царский род Аскера. Самый прославленный герой Альтиды, остановивший Войну четырех городов (то есть победивший в этой войне), Гиор – из этого рода, а нынешний царь Эрисорус Илтар Тиарос – его прямой потомок. Цари облечены огромной властью, но не абсолютной. Есть немало законов, ограничивающих не только царствующих особ, но и их личную жизнь. Так, позволяя царям богатой и сильной Альтиды, которой не нужно искать дружбы с соседними государствами, жениться по любви хоть на самой бедной девушке в мире, им, тем не менее, разрешено иметь только одного ребенка – единственного наследника. Закон этот показался мне странным и не очень логичным, ибо жизнь непредсказуема, но альтийцы верят, что это был завет самого Гиора, а все, что завещано Гиором, – свято. За соблюдением законов следит Первый совет – некий орган, имеющий такую власть, что фигура царя кажется больше представительской.

В Первый совет входят 49 советников, по семь от каждого округа, избираются народным голосованием на площади. Ты не можешь заявить свою кандидатуру на эту должность, но если тебя выбрал народ, то не можешь и отказаться служить в Совете. Советникам выплачивается жалованье, начисляемое из налогов всех жителей Альтиды. Возглавляет Первый совет косул – выбирается раз в 10 лет самими советниками. Это невероятно успешная система; хотел бы я, чтобы она была принята и на моей родине, и во всех диких странах, где жизнь людей до сих пор зависит от одного человека. Впрочем, приберегу эти мысли: у меня на родине за них, пожалуй, повесят.

Из «Дневника путешествий» Шарлаха Ал-Лари