Читать книгу Три жизни, три мира. Записки у изголовья. Книга 2 - Тан Ци - Страница 5

Наутро следующего дня Фэнцзю сидела у изголовья кровати и осмысляла свою жизнь.

К счастью, прошлой ночью Су Мое вырубил ее, и она смогла спокойно провести ночь с принцем Цином на расписной лодке. Ей сказали, что принц Цин всю ночь крутился вокруг ее бессознательного тела, но все зря. Только под утро, когда закричал золотой фазан, он уполз отдыхать к себе.

Фэнцзю радовалась и беспокоилась одновременно. Радовалась она оттого, что сегодня ей не придется встречаться с принцем Цином, это было замечательно. Беспокоил же ее вопрос: неужели к ночи ей придется вновь просить Су Мое ее вырубить? Конечно, Су Мое вырубал ее со знанием дела, и она не приходила в себя всю ночь, однако на следующий день у нее ужасно кружилась голова и болела шея. Если так будет продолжаться, ни к чему хорошему это не приведет.

Ее верная служанка Чача, глядя на задумчивое лицо Фэнцзю, тоже радовалась и беспокоилась одновременно. Радовалась она потому, что в эти дни ее госпожа все больше завоевывала расположение отца-правителя. Вчера вечером он даже приказал господину Си Цзэ чаще проводить с ее высочеством время. Можно было предположить, что ее госпоже после долгих страданий наконец улыбнулось счастье. Но Чачу беспокоило, что вчера господин Си Цзэ не выполнил приказ правителя и не провел с ее высочеством ночь. Может быть, она приоткрыла дверь недостаточно широко? Может быть, сегодня вовсе не закрывать двери, а только опустить занавески? Но на реке дул холодный ветер, вдруг ее высочество просквозит?..

Пока служанка и госпожа терзались каждая о своем, снаружи кто-то сообщил, что принц Цин проспал половину большого часа. Наверняка его хозяйка уже проснулась. Памятуя о том, что они должны вместе позавтракать, он проснулся в приподнятом настроении и теперь ждет снаружи.

Фэнцзю вздохнула: этот дурацкий принц Цин! Помрет, а продолжит надоедать. Но это она произнесла про себя. Для слуг же она с самым озабоченным видом сказала:

– Разве достаточно поспать половину большого часа? Он метался всю ночь, откуда только силы взялись. Пусть отсыпается. Идите, убаюкивайте его. Если мой братик вконец себя измотает, я буду очень-очень грустить.

Чача изумилась:

– Вы уже два дня не виделись с принцем Цином. Обычно ваше высочество зовет принца Цина и позволяет лечь поспать у ваших ног. Почему же сегодня…

У Фэнцзю бешено заколотилось сердце.

Чача внезапно замолчала. На ее лице появился странный румянец. Наконец она робко спросила:

– Неужели… неужели сегодня вы хотели бы провести время с господином Си Цзэ и не желали бы, чтобы ваш обожаемый принц Цин вам мешал?

Она сжала руки в кулаки, ее лицо налилось багрянцем.

– Господин Си Цзэ – ваш муж. Если сравнивать его с принцем Цином, то, конечно… конечно, есть разница.

Она о чем-то задумалась и с красным от смущения лицом проговорила:

– Вы сейчас же идете в покои господина Си Цзэ, чтобы позавтракать вместе? Ах! Конечно, нам нельзя мешкать. Я такая глупая, только сейчас поняла вас. И что за чушь только молола! Ваше высочество, не волнуйтесь. Я сейчас же доложу господину Си Цзэ о вашем приходе!

И умчалась быстрее кролика.

Фэнцзю не успела сказать «нет», как Чачи уже и след простыл.

Фэнцзю немного посидела неподвижно, а затем молча опустила руку, поднятую, чтобы остановить Чачу.

Что ж. Из двух зол выбирают меньшее. Общаться с принцем Цином или общаться с Си Цзэ? Даже если бы она думала пальцами ног, Си Цзэ все равно оказался бы лучшим выбором.

В прошлом ее тетя хлебнула немало горя из-за маленькой змеи. У Фэнцзю было нехорошее предчувствие, что рано или поздно этот беспокойный принц Цин тоже ее доконает. Лисицы Цинцю со змеями несовместимы на звездном уровне.

* * *

Поскольку они находились на судне, выделенные господину Си Цзэ покои не могли похвастаться размерами. Комнату разделяла ширма с написанными на ней озябшими в зимнюю стужу воронами у воды. Фэнцзю замешкалась у порога, нехотя толкнула дверь и увидела, что Цзюйно и Чанди уже сидят за столом из красного дерева и чинно едят кашу. Си Цзэ устроился перед столиком с благовониями в нескольких шагах от них и возился с курильницей.

На входе она подняла немало шума, но Си Цзэ не потрудился поднять голову. Чанди выгнула уголки губ и дразняще посмотрела на Фэнцзю, в то время как Цзюйно скромно продолжала есть кашу.

Фэнцзю приподняла брови. Даже если предположить, что Цзюйно больна и Си Цзэ нужно постоянно присматривать за ней, именно Си Цзэ стоило пойти в покои Цзюйно. Сестры же будто совершенно не заботились о том, чтобы избежать подозрений. Они плевали на приличия с еще большей высоты, чем она сама. Фэнцзю искренне ими восхитилась.

Чанди увидела, что Си Цзэ не обратил на якобы Аланьжэ никакого внимания, и почувствовала огромное удовлетворение. Она ожидала, что сестре станет неловко и она определенно не задержится здесь ни на мгновение. Сердце Чанди билось спокойно: все шло гладко, и она улыбалась все шире.

Но уже через мгновение улыбка застыла у нее на лице.

Чанди действительно недооценила степень бесстыдства Фэнцзю. У нее изначально имелась хорошая основа. Кроме того, в долине Песнопений она училась у самого Дун Хуа и могла своими глазами наблюдать его мастерство. Может, она пока и не достигла такого же уровня непрошибаемости, когда отскакивает даже острый клинок, справиться с подобной ситуацией она могла так же легко и не встречая препятствий, как разделывает тушу нож в руках познавшего дао[19].

Держа себя так, будто рядом никого не было, Фэнцзю невозмутимо отыскала себе стол и сиденье, все так же не обращая ни малейшего внимания на присутствующих, сама наложила себе еды. Отныне все ложка за ложкой ели одну и ту же жидкую безвкусную кашу, и только сидевшая чуть в стороне Фэнцзю без всяких стеснений ела с большим удовольствием, будто завтрак приводил ее в настоящий восторг.

Чанди недоумевала. Аланьжэ так настойчиво приставала к Си Цзэ, наверняка он был ей небезразличен. Но день только наступил, а Си Цзэ уже окатил ее холодным равнодушием, где же ее обида на несправедливость? Где ее недовольство? Где возмущение? Расстроенное лицо, в конце концов? С другой стороны, Аланьжэ всегда умела притворяться. Кто знает, не подделка ли эта ее милая улыбочка? Если так, то следовало немного ее подстегнуть.

С этими мыслями Чанди криво усмехнулась:

– Я слышала, сестрица Аланьжэ пришла позавтракать с господином Си Цзэ. Раз уж ты закончила, тебе лучше уйти, чтобы не мешать господину осматривать сестрицу Цзюйно.

Фэнцзю достала из рукава книгу и ответила:

– Ничего. Лечитесь. Я просто немного почитаю. Не нужно столько церемоний, вы мне не мешаете.

У Чанди на лице и шее резко обозначились вены.

– Бесстыдница! Это кто кому тут мешает?!

Цзюйно тихонько кашлянула и вмешалась:

– Не груби.

Затем она повернулась к Фэнцзю:

– Сестрица, должно быть, не знает, но недавно у меня слегка кружилась голова. Приди ты навестить меня в обычные дни, я бы, конечно, радовалась тебе безмерно. Но в комнате сейчас так много народу…

Она говорила с Фэнцзю, но ее взгляд будто невзначай скользнул к Си Цзэ.

Фэнцзю со всей искренностью ответила:

– Точно! Раз сестрице так нездоровится, ей нужно поскорее вернуться в свою комнату и прилечь отдохнуть. Твои покои, кажется, далеко отсюда, дайте мне мгновение, я пришлю двух слуг, чтобы они проводили тебя обратно.

Договорив, она сделала движение, будто собирается подняться.

Цзюйно была поражена. Чанди с ненавистью стиснула зубы и повернулась к Си Цзэ.

– Только посмотрите на нее!..

– Младшая сестренка, – скромно начала Фэнцзю, – хочешь похвалить меня за предусмотрительность? Ну что ты! Какая же ты все-таки вежливая и почтительная.

Чанди так и проглотила невысказанные неприятные слова, которые собиралась обрушить на Аланьжэ. Высказаться означало выставить себя невежливой девицей. Промолчать означало стерпеть обиду. В голове Чанди все завертелось, младшая принцесса протянула руку, чтобы поддержать стоявшую рядом Цзюйно, и растерянно вскрикнула:

– Сестрица Цзюйно, что случилось?

Сестры мыслили как одна. Цзюйно поднесла руку к виску и ответила:

– Внезапно закружилась голова…

Представление было разыграно превосходно.

Называлось оно «Взывая к сочувствию». Его придумали нарочно для того, чтобы вызвать сочувствие. Фэнцзю узнала сценку с первого взгляда, потому что в детстве, когда она навлекала беду на свою голову, сама всегда любила разыграть это представление. С самого детства и до сих пор она не могла сказать, сколько раз ей случалось исполнить в нем ведущую роль. В глубине души она посетовала на плохую игру Цзюйно и Чанди. И все же старшая принцесса вынудила Си Цзэ взять на себя труд оставить курильницу в покое и сделать к сестрам несколько шагов. Он поддержал Цзюйно, приложил пальцы к ее руке, считывая пульс, а его взгляд, казалось, случайно скользнул по ее животу.

А такое развитие событий означало трудности. Судя по выражению лица «бесценного» мужа Аланьжэ, он действительно заботился о Цзюйно. Неважно, собирается он в самом деле щупать той пульс или нет, он точно попросит гостей на выход. Фэнцзю мысленно простонала. О пресветлые небеса! Если бы принц Цин уснул, конечно, ей не пришлось бы здесь оставаться, но если принц Цин не спит… Стоит ей выйти за двери, как ее окружат заботливые слуги, которые наперебой начнут уговаривать ее поиграть с принцем Цином… Фэнцзю обливалась холодным потом. Может, если она прямо сейчас упадет в обморок, то сможет еще немного побыть в покоях Си Цзэ?

Но Фэнцзю не успела воплотить задуманное. В дверь постучала верная Чача. Служанка полагала, что Фэнцзю обожает принца Цина, поэтому, что бы с ним ни случилось, о том нужно немедленно докладывать госпоже. Поэтому она скоренько наклонилась к ее уху и отчиталась:

– Принц Цин спит, причем очень крепко. Не волнуйтесь, ваше высочество.

Вместе с тем Си Цзэ, слушавший пульс Цзюйно, в самом деле поднял голову и будто между делом сказал Фэнцзю:

– Вы…

Не успел он договорить, как Фэнцзю уже вскочила с сияющим лицом:

– Надо же, запамятовала. Совсем из головы вылетело, что сегодня утром мы с господином Мо договорились насладиться речным ветерком. Вам ветерок противопоказан, так что, пожалуйста, никуда не выходите и хорошенько лечитесь. До свидания, до свидания. Будет время, загляну к вам еще.

В дверях она снова просунула голову, расплылась в широченной улыбке и искренне пожелала:

– Береги себя, сестрица Цзюйно. Лечись, раз больна, вовремя принимай лекарства. Скорее выздоравливай!

У Цзюйно на миг позеленело лицо.

Си Цзэ ненадолго замолчал. Затем он повернулся к Чанди и сказал ей, как будто заканчивая то, что ранее говорил Фэнцзю:

– Вы – донесите сверток с лекарственными порошками до двери.

* * *

Судно хоть и было велико, но искать Су Мое имело смысл только в двух местах. Либо в его покоях, либо на носу судна.

Фэнцзю отправилась к последнему. Ее взору предстали красная глиняная печь, светло-зеленые, цвета листвы тысячи деревьев в горах, чаши для чая и господин Мо, который переливал чай из чайника в чахай, где держат заваренный чай перед разливом в чашки для достижения равномерности настоя. Он посмотрел на Фэнцзю с натянутой улыбкой:

– Пробудившись от весеннего сна, не могу читать книги – мне они теперь безынтересны. Отныне единственная мне отрада – опереться на перила да испить горький чай. Госпожа явно спешила, может, она не откажется разделить чай с этим смиренным Су?

Фэнцзю наконец поняла, почему весь мир называл господина Мо чаровником. Разве он не наивернейший пример ветротекучего господина? К счастью, она постоянно совершенствовалась. У нее всего лишь чуть дернулся глаз. Но разве смогла бы устоять обычная женщина, когда ей предлагал чай столь обходительный мужчина?

Верховный владыка Дун Хуа и Су Мое оба были любителями чая, но с первого взгляда становилось очевидно, что они совершенно разные. Если бы чай заваривал владыка, то, кроме изящной формы, в его речи не осталось бы ничего от той очаровательной велеречивости, что предпочитал господин Мо.

Владыка только скупо бы обронил:

– Будете?

Фэнцзю мягко улыбнулась.

На миг она растерялась. По правде говоря, в последнее время она редко вспоминала о владыке. Сначала мысли ее занимала необходимость украсть плод Бимба. Потом вместе с тем плодом она провалилась в этот мир. Она понятия не имела, что случилось с владыкой и Цзи Хэн впоследствии. Возможно, они разрешили свое недопонимание и теперь были неразлучны. Прямо как сказала Цзи Хэн – на безбрежном пути к бессмертию их ждала вечность.

Фэнцзю со вздохом облегчения подышала на руки. Конечно, еще случались моменты, когда она думала о владыке, – но он, он уже принадлежал прошлому. Ей не нужно было прикладывать усилия, чтобы о нем не думать. Отныне словосочетание «Верховный владыка Дун Хуа» будет для нее всего лишь чьим-то именем и титулом.

Су Мое подвинул ей коврик, приглашая присесть.

– Я просто пошутил, – сказал он. – Неужели я навеял на вас печаль?

Его слова застигли Фэнцзю врасплох.

– Я еще так молода, какая у меня может быть печаль?

А потом, не в силах сдержать любопытство, сдвинула брови и спросила у Су Мое:

– Вы и Аланьжэ так же на чай приглашали, как меня только что?

– Аланьжэ?

Су Мое нахмурился.

Фэнцзю продолжила:

– И как Аланьжэ вам ответила?

Рука Су Мое, разливавшая чай, дрогнула. Словно наяву, перед ним предстала юная девушка. Она свела брови, а потом улыбнулась и, подмигнув ему, поманила рукой танцовщиц.

– Наставник всех зовет разделить с ним чай. Сестрицы, чего же вы ждете?..

И отошла в сторону, чтобы полюбоваться, как наставника обступила толпа девиц, зажав его у чайного столика так тесно, что у него не было ни шанса ускользнуть или хотя бы позвать на помощь.

Су Мое перестал разливать чай и дерзко улыбнулся:

– С чего бы мне вам рассказывать?

Фэнцзю некоторое время изучала выражение его лица, а потом буркнула:

– Ну и ладно. – Немного подумав, она продолжила: – На самом деле я пришла к вам за помощью, у меня есть одна просьба. Вы вырубили меня прошлой ночью, но так продолжаться не может. Я слышала, что сегодня вечером мы причаливаем. Там есть место с прекрасными пейзажами, которыми я бы очень хотела полюбоваться. Но если появится А-Цин, будет уже не до веселья. По дороге сюда придумала идеальное решение. Послушайте.

Су Мое с сочувствием произнес:

– Вы, конечно, очень стараетесь сбежать от принца Цина.

* * *

Фэнцзю и правда очень постаралась придумать толковый план.

Принц Цин не очень хорошо видел. Он всегда отыскивал хозяйку по запаху.

Вечером их драконья лодка должна была пристать к берегу у горы Дуаньчан. У горы располагался утес с тем же названием, а у его подножия – залив Минси.

Этим вечером Фэнцзю собиралась в залив Минси, чтобы полюбоваться лунными цветами. Она уже подумывала обсыпаться порошком, скрывающим запахи, чтобы сбежать от принца Цина, но с учетом его характера он наверняка бы метал громы и молнии, не найдя ее. Тогда он вполне смог бы проглотить всю драконью лодку.

Фэнцзю много размышляла. Прекрасно было бы найти кого-то, кто надел бы юбку с ее запахом и подменил ее в покоях принца Цина. И все же, когда она вспоминала устрашающую морду змея, у нее не поднималась рука отправить кого-то ему на откуп. Но, как говорится, Небеса не разочаруют усердного. Как раз в миг ее самых что ни на есть усердных размышлений перед ней явилась Чанди…

Фэнцзю сказала Су Мое:

– Насколько я могу судить, Чанди, похоже, питает тайные чувства к Си Цзэ. Сегодня вечером я оставлю ей письмо от имени Си Цзэ и приглашу встретиться у реки. Господин Мо, телосложением вы не слишком отличаетесь от Си Цзэ. Если переоденетесь, никто не заподозрит подмены.

Она сделала паузу, затем вдумчиво добавила:

– Мы заранее выкопаем яму в нескольких шагах от вас на берегу, наберем в нее немного речной воды, а затем накроем ее заклинанием. Когда Чанди подбежит к вам, она непременно упадет в яму. Я подготовлю одежду на расписной лодке. Когда вы выловите мою сестренку из воды, то отведете ее на лодку переодеться. Как дело будет сделано, вы будете считаться моим величайшим благодетелем и я поведу вас смотреть на лунные цветы.

Су Мое понаблюдал, как Фэнцзю окунает палец в чай и совершенно серьезно рисует для него карту местности. Он рассмеялся:

– Ваш четвертый дядюшка часто говорил, что вас, как единственную внучку Цинцю, слишком избаловали. С таким мятежным нравом вы постоянно нарываетесь на неприятности. Раньше я ему не верил, но теперь вижу, что ваша слава появилась не на пустом месте.

Фэнцзю вспыхнула от возмущения:

– Друг отца младшего дяди во всем ему потворствует, так что этот дядя сам только и делает, что нарывается на неприятности. Еще хватает наглости меня ругать! – И обиженно добавила: – На самом деле, когда мы с тетей впутывались в неприятности, мы трижды все взвешивали. – Она горестно вздохнула. – Но сейчас тетушке во всем потворствует ее муж, поэтому она может расслабиться. А вот мне все еще приходится все трижды взвешивать.

Су Мое поперхнулся чаем и воскликнул:

–…это полезная привычка!

Затем он потер лоб меж бровей и продолжил:

– Ваш план, конечно, хорош, но вы собираетесь втянуть в дело господина Си Цзэ… – Лицо его приняло сложное выражение. – Достопочтенный Си Цзэ не из тех, кого легко обмануть. Если он узнает, что вы его использовали, боюсь, вас будут ждать неприятности.

Фэнцзю с серьезным лицом задумалась. Потом подумала с еще более серьезным лицом. Наконец она очень торжественно и важно произнесла емкое:

– Его проблемы.

* * *

К ночи Фэнцзю нацепила на лицо маску, затаилась в прибрежных густо-зеленых камышах и приготовилась во все глаза наблюдать за происходящим.

Уперевшись в гору Дуаньчан, река Сысин медленно разливалась, образовывая спокойный залив. В его водах плавало множество запущенных жителями горы речных фонариков с записанными на них желаниями. Фонариков было так много, что казалось, будто в залив упали все звезды небосвода.

Сегодняшний вечер совпал с праздником в честь дня рождения Нефритовой девы, который с размахом отмечали местные жители. В день рождения Нефритовой девы, по тысячелетнему обычаю, мужчины и женщины находили свои половинки. В ночь праздника незамужние юноши и девушки надевали маски, наряжались и выходили гулять. Меж молчаливых трав и полевых цветов они кто песней, а кто танцем признавались спутнику в чувствах, и эти сердца образовывали крепкие и счастливые союзы на целую жизнь.

По слухам, из-за такого грандиозного события гора Дуаньчан закрывалась для посещений.

Фэнцзю потеребила маску на голове и хмыкнула про себя. Хвала врожденным задаткам и ее проницательности: если бы она не взяла с собой этой ночью маску, кто знает, проскользнула бы она к горам так же просто?

С реки подул ветер, вырвав из Фэнцзю предательский чих. Она нащупала в рукаве платок, вытянула парчовую ткань и вытерла сопли. Когда она подняла голову, то увидела, что Су Мое в пурпурных одеждах, исполняя роль Си Цзэ, уже занял свое место перед ямой с водой, которую она подготовила днем.

Как написал один смертный поэт:

Через мгновение на сцену, грациозно ступая, вплыла дева в лазурных одеждах и, дойдя до самого края скрытой заклятием ямы с водой, остановилась. В свете фонариков и огней рыболовных лодок встретились их с Су Мое взгляды.

Фэнцзю сжала кулаки и беззвучно взмолилась:

– Еще один шаг, ну же, еще один…

Но Чанди не пошла дальше. Со стыдом и смущением она слабым голоском попыталась выразить свои чувства:

– Господин Си Цзэ прислал мне письмо, и я его прочитала. Вы написали, что давно и страстно меня любите, и часто мысли обо мне лишают вас покоя, и ночь напролет вы не в силах сомкнуть глаз…

Фэнцзю заметила, что Су Мое слегка дрожит на ночном ветру.

Чанди застенчиво подняла глаза.

– Ваше превосходительство также сказали, что днем вокруг слишком много людей и вам не пристало останавливать на мне слишком долгий взгляд. Оттого, что вы никак не можете на меня насмотреться, вы и пригласили меня сюда, чтобы облегчить тоску, но боялись, что ваше приглашение может меня задеть…

Су Мое дрогнул вновь.

Чанди бросила на него нежный взор, надула губки и проворковала:

– Но вот я и пришла, отчего же вы только смотрите на меня, не одарив и словом? Вы так смотрите на меня… М-мне п-правда очень неловко…

Фэнцзю проследила за тем, как Су Мое вновь покачнулся и отступил на шаг. Беспокоясь, Фэнцзю про себя подбодрила его: «Держись, господин Мо!»

Чанди так и впилась глазами в Су Мое. Ее обольстительный взгляд ласкал его, как нежнейший шелк. Она мягко улыбнулась.

– По правде, вам незачем бояться того, что ваше приглашение может меня задеть. Я тоже вас…

Не в силах сдержать чувств, она шагнула вперед, и…

– А-а-а!

Чанди угодила прямо в яму с водой.

Фэнцзю на миг застыла, потом пришла в себя и вытерла выступивший на лбу холодный пот. Увидев, что Су Мое так и замер перед ямой, она стремительно выскочила из камышей и жестом показала ему, что, мол, их красавица уже пожаловала в котел[21]. И хотя красавица пожаловала в котел с запозданием, Су Мое пора было уже отмереть и нырнуть следом, чтобы спасти ее. Заметив ее, Су Мое на мгновение замешкался, а затем превратил свою флейту в шест длиной в два чжана и начал простукивать пространство в яме.

Из ямы раздался обиженный голос Чанди:

– Ваше превосходительство, вы бьете меня по голове…

Су Мое поспешно замедлил тычки и ответил:

– О, простите-простите. Забирайтесь по шесту. И почему вы не смотрите под ноги? Я отведу вас переодеться.

Присев на корточки, Фэнцзю созерцала сквозь камыши мокрую Чанди, которая выбралась по флейте Су Мое и, всхлипывая, побрела за ним к причаленной расписной лодке.

Да, случились заминки, едва не поставившие предприятие под угрозу срыва, но сейчас заговорщики все равно оказались на полпути к успеху. Вот только после случившегося господин Мо вел себя как-то неуверенно. Фэнцзю задумалась. Неужели она выбрала слишком смелые слова, когда, подделывая почерк Си Цзэ, писала любовное послание Чанди? Настолько смелые, что даже господина Мо, далеко не скромника, они покоробили? Интересно, как же скрутит Си Цзэ, если он узнает, что писали от его имени?

Фэнцзю протяжно выдохнула. Как раз в миг, когда она набирала воздух для вдоха, рядом с ней прозвучал чей-то приятный голос:

– Что вы здесь делаете?

Фэнцзю обернулась. Когда она разглядела, кто к ней подошел, то улыбнулась и сказала:

– Вас жду, разумеется. Разве я не обещала после всего отвести вас полюбоваться на лунные цветы?

Она бросила взгляд на маленькую лодку вдалеке.

– Быстро же вы обернулись. Неужели только проводили Чанди до лодки и сразу вышли?

Затем, оглянувшись, она спросила:

– Почему вы все еще в облике Си Цзэ? Меняйтесь обратно, никто не видит.

Отойдя от камышей на пару шагов, она вернулась, вытащила из-за пазухи кипарисовую маску и протянула руку к красивому лицу Си Цзэ.

– Чуть не забыла. Если собираемся пойти в горы смотреть на лунные цветы, придется надеть маски. Я и для вас приготовила. Вы дорогу не знаете, так что держитесь рядом.

Затем похлопала его по плечу.

– Кстати, если незнакомая девушка будет завлекать вас песней, держите в уме следующие слова: первоначало береги и корни духа защити. А если незнакомый паренек захочет увести меня, вспоминайте такие слова: никаких церемоний, вбить наглеца в землю. На пути у нас, что называется, спереди волки, а позади – тигры, другими словами, полно трудностей. Нужно держаться друг друга! Заботиться! Кхе-кхе, но вообще, конечно, больше вам обо мне заботиться придется.

Су Мое только вздохнул.

– Ладно.

Фэнцзю наклонила голову:

– Почему ваш голос так похож на голос Си Цзэ? Разве я не просила вас сменить облик?

Но тут она посмотрела на небо и заторопилась:

– Ладно-ладно, поздно уже, надо торопиться, а то не успеем.

* * *

Как только они углубились в горы, свет постепенно угас. На ночном небе не зажглись звезды. Фэнцзю достала жемчужину Ночи, чтобы осветить дорогу. Вдоль нее очень кстати росли деревья и стройный бамбук, что само по себе составляло изумительный вид.

О таком прекрасном месте в заливе Минси Фэнцзю узнала из древней книги, найденной во дворце. Тот, кто ее написал, подошел к делу с душой, даже сопроводив записи подробной картой. Эту карту Фэнцзю и держала в руках, выбирая дорогу.

* * *

На горе Дуаньчан устроили веселое празднество, но Лунный старец[22], кажется, не пожелал дополнить пейзаж. Небосвод будто накрыли огромным черным колпаком, за которым и спрятался Старец – даже усов не казал! Его стараниями Фэнцзю и спотыкалась всю дорогу.

Чем глубже они уходили в горы, тем тише и пустыннее становилось вокруг. Изредка до них доносилось рычание тигров и вой волков. Фэнцзю тяжело вздохнула. Все же мудро она поступила, захватив с собой Су Мое, в котором изначально видела не более чем обузу.

Чистые голоса певцов остались далеко позади. Когда путники добрались до залива Минси и остановились, их взглядам предстала сплошная темнота, а ушам – мертвая тишина. Безмолвная пустота эта совсем не походила на праздник жизни в начале их пути.

Фэнцзю спрятала жемчужину в рукав, легла на покрытую ночной росой траву и позвала Су Мое прилечь рядом. В нескольких шагах от нее послышался негромкий шум. По-видимому, господин Мо последовал ее совету.

Сегодня ночью он хранил какое-то мрачное спокойствие. Сперва Фэнцзю решила, что причина тому любовное письмо, которое озвучила ему Чанди. Однако по дороге сюда она услышала песню без музыки, доносившуюся из лесной чащи. Фэнцзю расслышала только начало и конец, вместе образовавшие четыре строки:

Едва эта протяжная песня достигла ушей Фэнцзю, как ее будто озарило. Только сейчас она все поняла.

Кто таков господин Мо? Он тот, кто «прошел сквозь заросли тысяч цветов, но к телу его не пристал ни один лепесток»[24], чаровник и сердцеед. Неужели какое-то излишне смелое любовное письмо могло выбить его из колеи настолько, что он не нашел в себе сил вымолвить и слова за весь их путь? Господин Мо молчал, потому что, встретив множество счастливых пар в этот приятный день и такую прекрасную ночь, он вспомнил об ушедшей Аланьжэ и онемел от боли.

* * *

Как друг, Фэнцзю не могла оставить господина Мо наедине с его горем, поэтому поспешила как можно скорее найти тему для разговора, чтобы отвлечь его от печальных мыслей.

Вглядываясь в безмолвную темноту, Фэнцзю прочистила горло и нарушила тишину, обратившись к господину Мо:

– В книге пишут, что лунные цветы не цветут до конца часа Собаки. Возможно, нам придется подождать еще немного. Есть одна народная песня о лунных цветах, вы когда-нибудь слышали о ней?

С этими словами, она, отбивая себе ритм пальцем о траву, тихонько запела:

В юности Фэнцзю часто ленилась. Она плохо успевала по всем основным предметам, отчего у Верховного владыки Бай Чжи постоянно болела голова. Зато у нее был талант к пению и танцам. Ребенком она обожала покрасоваться. Лишь позже, прочитав в тетушкиных книгах о том, что петь и танцевать для кого-то – путь певиц и танцовщиц, Фэнцзю бросила это дело. Сегодня же она без колебаний пошла по этому неприличному пути, чтобы утешить Су Мое. В конце концов, ради друзей она бы и нож себе между ребер вонзила. Такой она была – отважной и преданной.

Та народная песня выражала печаль, и Фэнцзю хорошо передала ее чувства, но Су Мое, послушав ее, лишь негромко заметил:

– Ты неплохо поешь.

И больше ничего. Этой ночью понять господина Мо представляло определенную сложность. Но раз он так себя вел, значит, еще больше нуждался в ее утешении. Вглядываясь в ночь, Фэнцзю продолжила как ни в чем не бывало:

– Мне всякие цветы не так уж интересны, но лунные цветы так красочно описаны в книге, что мне захотелось взглянуть. Вы, возможно, не знаете, что, по легенде, лунные цветы распускаются только на праздник Нефритовой девы. Когда они распускаются, не видна луна, поэтому каждый год в этот день всегда темно. На самом деле, словно лунные цветы, вы с А…

Фэнцзю вовремя остановила себя.

Имя погибшей принцессы чуть не слетело с ее губ. Господин Мо печалился, и причиной тому была Аланьжэ. По опыту, в такие моменты лучше не упоминать имен. Подумав, Фэнцзю решила заменить ее имя неопределенным «она». Мысленно похвалив себя за сообразительность, она сказала:

– Уже очень хорошо, что у вас есть с ней общие воспоминания. Взгляните на лунные цветы. Говорят, их мечта – увидеть лунный свет. Но когда луна восходит, не цветут цветы. Когда цветы распускаются, не видно луну. Им так и не суждено встретиться, а их любви не суждено случиться. Разве это не печально?

Су Мое не ответил. После недолгого молчания Фэнцзю собралась заговорить снова, но ее голос растворился в постепенно разгоравшемся свете, а глаза на мгновение расширились.

Постепенно усиливающееся сияние залило окружающий пейзаж. Казалось, поток воды огибал безбрежное цветочное поле. Меж деревьев крошечные двойные соцветия лунных цветов собирались в гроздья, испуская неяркий белый свет. Они легко отделялись от ветвей и уносились в небо, отчего пустота казалась наполненной лунным светом, сверкающим, словно иней. Цветочное поле будто обратилось частичкой небосвода, где парящие в воздухе цветы разлились, точно ослепительный Млечный Путь.

Вот как, оказывается, распускались лунные цветы. Такого великолепия Фэнцзю не видела ни в Цинцю, ни на Небесах.

Фэнцзю взволнованно повернула голову и посмотрела на Су Мое. Господин Мо, подложив руку под голову, по-прежнему хранил тишину, и молчание его можно было трогать рукой. Фэнцзю не могла не вздохнуть. Чтобы закаленный множеством любовных сражений сердцеед так горевал даже спустя два столетия… У Аланьжэ определенно имелся талант.

Фэнцзю не могла смотреть на такого безучастного, молчаливого и одинокого господина Мо. Она придвинулась поближе, оказавшись от него на расстоянии чайного столика, и указала на лунные цветы, скользящие в воздухе, словно хлопья снега. Она заговорила, желая довести спасительное дело утешения до конца:

– Посмотрите, почему лунные цветы так красивы, когда распускаются? Потому что сегодня больше ничего нет вокруг, и только они ярко светятся во тьме. Мы видим только их, и оттого для нас они воплощение совершенства.

Повернувшись, она посмотрела на скрытое под маской лицо Су Мое и искренне посоветовала:

– Столько лет прошло, а вы не в силах ее забыть оттого, что не оставили в памяти ничего, кроме нее. Вы своими руками отмели все иное, как пыль, и только ее светлый образ все глубже пускает корни в душу, терзая все сильнее. – Она взмахнула руками, пытаясь добавить словам весомости. – Но по правде говоря, это неправильно. Кроме нее, полно других людей, других вещей. Иногда одержимость застит нам глаза. Господин Мо, дело не в том, что вы не видите очевидного. Вы просто не хотите видеть.

Если до господина Мо, с его-то проницательностью, не дойдет и после этих слов, значит, она выполнила свой долг и может с чистой совестью умывать руки.

Внезапно господин Мо взял слово. Лунные цветы распускались и исчезали один за другим, словно медленно уносящийся вдаль поток света. Под этим потоком господин Мо холодно сказал:

– Разве плохо хранить в памяти кого-то одного? Разве стоят другие того, чтобы я обратил на них внимание?

Если честно, то, что господин Мо оказался способен на такие речи, заставило Фэнцзю преисполниться к нему искренним уважением. Но с уважением пришло сострадание, и она не могла не смягчиться:

– Такая верность, как ваша, – большая редкость. Но вместо того чтобы мучиться от боли, вспоминая о ней…

Господин Мо прервал ее, и в голосе его сквозило нечто невыразимое:

– Когда это я мучился от боли?

Фэнцзю понимала, что господин Мо упрям. Он не мог допустить, чтобы другие увидели его уязвимость, поэтому с пониманием ответила:

– Я знаю, знаю. Пусть это боль, но это не обычная боль, а сладостная. Я понимаю, правда. Но сладостная боль сокрушает сердце еще вернее. Ни в коем случае нельзя закрывать на нее глаза, потому что такая боль, стоит ей добраться до сердца, и даже смерть…

Господин Мо снова перебил ее:

–…Не думаю, что ты действительно понимаешь.

Фэнцзю нахмурилась:

– Ай! Ну больно и больно, вы ж мужчина, чего спорить, просто признайтесь!

Внезапно она вспомнила, что утешать нужно все же ласковее. Так что она постаралась не хмуриться и с прискорбием заключила:

– Ну, вы просто все отрицаете. Если вам не больно, то почему за сегодняшний вечер слова мне лишнего не молвили?

Господин Мо бросил на нее взгляд, затем отвернулся и больше ничего не сказал.

Сердце Фэнцзю бешено заколотилось. Неужели она настолько догадлива? Уж не заглянула ли она в самое пламя? Уж не залезла ли мимоходом в глубины его души, отчего господин Мо прикрывает смущение вспышкой гнева?

Ну что ж, раз он уже разозлился на нее, не стоило больше осторожничать. Кое-что давно не давало ей покоя. Она слышала множество историй об Аланьжэ, но до сих пор не поняла, какой Аланьжэ была на самом деле. Почему бы не подловить его в момент злости и не добиться пары правдивых слов?

Не меняясь в лице, она будто бы между делом поинтересовалось:

– Вы сказали, что хотите сохранить в памяти только одного человека. Что же она за человек?

Тишину ночи прорезала долетевшая откуда-то с переднего склона горы песня, смутная и едва различимая. Когда Господин Мо наконец заговорил, голос его был тих, но Фэнцзю различила каждое слово.

– Очень красивая, – сказал он, – а когда вырастет, станет еще красивее.

Он сделал паузу и добавил:

–…Чудесного нрава, – он помедлил, будто припоминая, – ладная. И все у нее ладится. – И наконец заключил: – Само совершенство.

А после добавил, говоря уже будто с самим собой:

– Я ее выбрал, разумеется, она совершенство.

Фэнцзю задумалась над словами господина Мо. Красивая, нрав чудесен, талантливая – неудивительно, что Аланьжэ умерла совсем юной, а душа ее скорбит, как души тех, кто льет слезы на Небесах Скорбящих в разлуке. Есть старая поговорка: Небеса завидуют выдающимся женщинам. Таких женщин небеса всегда изводили. К счастью, и она, и тетя, хоть и были хороши собой, не отличались ни чудесным нравом, ни особыми талантами.

Однако господин Мо так искренне и откровенно говорил об Аланьжэ, что нехорошо было бы просто отмахнуться. Правда, она не знала, как вернуть ему что-то столь же личное. Поэтому негромко сказала то, что первым пришло в голову:

– Я тоже кого-то любила. Мне кажется, он был очень красив и очень ужасен. – Затем она добавила: – Так что он определенно проживет долгую жизнь.

Господин Мо рассеянно ответил:

– Со мной она прожила бы очень долгую жизнь.

Фэнцзю вздохнула про себя. Хотя в голосе господина Мо не слышалось и следа боли или сожаления, но как же должна быть сильна боль, что ее уже не распознать, лишь взглянув на чье-то лицо? Будь господин Мо рядом в тот год, с его-то способностями, он смог бы уберечь Аланьжэ. Воистину, происки злого рока. Как, наверное, винит себя господин Мо, раз говорит такое.

Как же ослепила господина Мо любовь. Как же он несчастен.

* * *

На их глазах лунные цветы уносились по ветру и пропадали, словно падающие звезды. Расцвели на миг – и тут же погибли. Вот уж правда: «Им бы в миг успеть жить и умереть».

Су Мое поднялся и сказал:

– Пойдемте.

Фэнцзю тоже встала и расправила юбку. Но когда она подняла голову, то замерла в отсвете увядающих лунных цветов. Лежа на траве, она не слишком приглядывалась к собеседнику, но сейчас, оказавшись с ним лицом к лицу, с удивлением обнаружила, что, хотя лицо Су Мое скрыто искусно украшенной маской, пряди волос за маской по-прежнему отливают лунным серебром.

Догадка обрушилась на нее как удар грома. Фэнцзю вздрогнула.

Она долго молчала. Потом в мягком сиянии, напоминающем рассветную дымку, потянулась к лицу мужчины в пурпурном и дрожащими руками распустила завязки маски. Следуя ее движениям, маска спала.

Отблески цветов превратились в пятна света и окутали деревья, травы и их двоих. Когда мерцание погасло, Фэнцзю глухо, будто голос отказывался ей подчиняться, спросила:

– Господин Си Цзэ?

Он не ответил, и она снова спросила:

– Зачем вы меня обманули?

Мужчина поймал рукой соскальзывающую маску и спокойно ответил:

– Я никогда не называл себя вашим наставником, господином Мо.