Читать книгу Три жизни, три мира. Записки у изголовья. Книга 2 - Тан Ци - Страница 6

Хоть Фэнцзю и умудрилась ошибиться спутником для любования цветами, она была рада, что ей хватило ума не ляпнуть чего-нибудь неподобающего, что могло бы выдать Си Цзэ ее личность.

На первый взгляд господин Си Цзэ напоминал ледяную гору, но кто бы мог подумать, что его чувства к Цзюйно настолько глубоки. Недаром у смертных есть поговорка: каждому любимая – как Си Ши красивая.

Однако, засыпая, Фэнцзю немного беспокоилась за Си Цзэ. Насколько же ослеплен был этот мужчина, что нашел в Цзюйно чудесный нрав и какие-то таланты? Такой красивый мужчина – и с таким кошмарным вкусом. Достойно сожаления.

Повздыхав, она закрыла глаза, предвкушая сладкий сон, но стоило ей смежить веки, как заорал возвещающий рассвет петух. Пришлось вставать и умываться.

Прошлой ночью она подло оставила Су Мое в одиночку разбираться с Чанди. Теперь Фэнцзю гадала, с какими трудностями довелось тому справиться. Возможно, сегодня рано утром он явится для расправы, поэтому она, как благовоспитанная девушка, уселась его ожидать, надеясь, что ее умильный вид смягчит сердце Су Мое и он не сильно ее поругает.

С этой мыслью она оправила полы одежд и чинно уселась, ожидая наставника.

Не успел Звездный владыка Мао Жи расплескать солнечный свет, как пожаловал господин Мо. Пожаловав, он, однако, не стал жаловаться на то, как гадко она поступила. Лишь сказал, что прошлой ночью принц Цин гнался за душераздирающе вопящей Чанди через четыре леса, совершенно ее измучив. В итоге она потеряла сознание, как только вернулась на лодку. Это несчастье перепугало повелителя и повелительницу. Договорив, Су Мое обеспокоенно предупредил Фэнцзю, что Чанди отнюдь не образец великодушия; кто знает, какие хлопоты доставит ее месть.

Только сейчас Фэнцзю осознала, отчего господин Мо так любезен с ней.

Ему даже не придется ничего делать ради мести. Неприятности сами найдут ту, что бросила его на растерзание. Ему оставалось только тихонько присесть на бережку и смотреть на ее страдания, а пока можно было и притвориться добряком. Господин Мо такой господин Мо.

Однако обиды обидами, а к его предупреждению Фэнцзю прислушалась.

Она думала, что гордячка Чанди ни за что не выставит такой позор на всеобщее обозрение, но разве могла она просчитать, что правитель и правительница случайно на нее натолкнутся?

В ее словаре фраза «создавать неприятности» была записана огромными иероглифами на первой странице, а вот понятия «разгребать последствия» не существовало вовсе. Прежде ей, как владычице Цинцю, достаточно было знать только, как создать проблему, устранение же последствий никогда не входило в ее список обязательных предметов для упорного освоения.

Поразмыслив над этим, она с надеждой спросила Су Мое:

– Как бы то ни было, Аланьжэ родная дочь их величеств. Даже если ее и накажут, то, скорее всего, не слишком строго, верно?

Су Мое озабоченно нахмурился, что было ему совершенно несвойственно.

– Трудно сказать.

* * *

Семь дней спустя, сидя на корточках в сломанной клетке в подземной тюрьме дворца Созерцания суеты, Фэнцзю на своей шкуре испробовала, как жестоко воспитывали Аланьжэ ее родители. Теперь она поняла, почему в тот день Су Мое был так озабочен.

Клетка Цзюцюй была сделана из камня, из которого была сложена одноименная гора. Это действительно была клетка, и сидеть в ней действительно получалось только на корточках – малейшее движение приводило к немедленному соприкосновению со стенками. Фэнцзю не знала, что мастер сделал с ними, но каждое прикосновение ощущалось словно порез клинком. Настоящая пытка.

И это еще Су Мое заступился за нее, согласившись просидеть в медитации лицом к стене десять дней, чтобы хоть как-то разделить ее наказание. Если бы не помощь господина Мо, вряд ли бы дело кончилось заключением в клетку.

Бывало, ее тоже запирали, когда она сердила Бай И и тогда она еще страшно обижалась на эти наказания. Только сегодня она поняла, что по сравнению с родителями Аланьжэ ее отец Бай И был воплощением родительской любви.

Сидеть на полусогнутых с выпрямленной спиной само по себе было неудобно, не говоря уже о том, что такое положение требовалось поддерживать постоянно. Хотя в кем-то воссозданном мире, в отличие от настоящей долины Песнопений, можно было повсюду применять магию, в клетке использование магии было ограничено, и Фэнцзю не могла даже наложить на себя заклятье обездвиживания.

Благодаря хорошему здоровью она продержалась целый день, но к ночи не выдержала и, задремав, привалилась спиной к каменной стене. Однако она даже на мгновение не смогла перевести дух: ее пронзило чувство, будто ее режут клинками и кромсают тысячей топоров. От боли она моментально проснулась.

Одна и та же пытка повторялась снова и снова. В первый день Фэнцзю еще упорно думала, что все будет хорошо, если она только перетерпит. На второй день пот пропитал одежду, и Фэнцзю оставалось только мечтать, чтобы кто-нибудь пришел и спас ее. На третий, четвертый, пятый день она поняла, что, как бы она ни боролась с болью и сном, ее страдания не прекратятся и никто не придет ее спасать. Она не знала, какую глубочайшую ненависть питали родители к Аланьжэ, чтобы так безжалостно с ней обращаться.

Утопая в боли, Фэнцзю впервые в жизни захотела умереть.

Едва такая мысль мелькнула в ее голове, как из глубины души к ней вдруг пришла редкая ясность сознания. Однако, прежде чем Фэнцзю успела всерьез испугаться своего желания, дверь в подземелье, которая была заперта уже много дней, вдруг со щелчком отворилась. Свет ударил в спину казавшейся хрупкой фигуре.

С трудом подняв веки, Фэнцзю посмотрела на Чанди. Та стояла на границе света и тени и улыбалась.

В тусклом сумеречном свете, достаточно насладившись жалким состоянием сестры, младшая принцесса самодовольно подошла к ней и взглянула сверху вниз. Голос ее был ласков:

– Сестрица, как тебе живется в клетке?

Слушать ее было трудно, не говоря уже о том, чтобы ответить.

Чанди подождала мгновение, а затем рассмеялась еще веселее:

– Разве сестрица не любила сыпать остротами? Отчего сегодня ты так тиха? Неужели боль не дает тебе говорить?

Она присела на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с Фэнцзю, и сказала:

– Эта твоя выходка была просто нечто. Надо же, позволила своей тупой змее издеваться над младшей сестрицей. Но когда ты в тот день придумывала свой план, ты же не думала, что я безмолвная бодхисаттва, которая снесет все обиды? Не думала, что рано или поздно я отплачу тебе тем же?

Она еще раз внимательно посмотрела на клетку и прошептала:

– Когда отец велел заточить тебя в каменной клетке, чтобы ты усмирила свой мятежный нрав и поразмыслила над ошибками в тишине, я подумала, что обычная каменная клетка не подойдет, поэтому тайно попросила сменить твою клетку на клетку Цзюцюй. Не правда ли, она хорошо тебе послужила?

Из-за того, что ноги онемели, Фэнцзю снова привалилась всем телом к стене, и резкая боль, словно от удара мечом, заставила ее вскрикнуть. Чанди подперла подбородок и невинно поинтересовалась:

– Сестрица думает, отец не настолько жесток к ней и она, выбравшись отсюда, сможет упрекнуть меня при нем?

На лице ее проступило отвращение, и она зло проговорила:

– Смешно! Только потому, что я называю тебя сестрой, ты решила, будто и правда моя сестра? Отец разок взял тебя в поездку ко дворцу Созерцания суеты, а ты уже забыла свое место? Даже заруби я тебя мечом, отец всего лишь велел бы меня запереть. Неужели ты думаешь, что отец убьет свою любимую младшую дочь только для того, чтобы отомстить за тебя?

Она усмехнулась.

– Аланьжэ, ты с рождения была лишней.

До слов Чанди Фэнцзю думала, что первой поддразнила сестренку, а та оказалась достаточно талантлива, раз нашла способ помучить ее стократ сильнее в ответ. Фэнцзю была готова признать поражение. Но когда Чанди договорила, Фэнцзю порадовалась, что такие жестокие слова услышала она, а не Аланьжэ. Даже ей, чужой, слышать такое было обидно.

За приоткрытой дверью тюрьмы вдруг раздался шум. Издалека послышались удары гонга.

– Небесный огонь, это небесный огонь! Дворец горит! Дворец горит! – закричал кто-то.

Шум нарастал. Чанди внезапно дернула Фэнцзю за воротник. Та, не удержавшись на ногах, снова прислонилась к стене клетки. Ее тело вновь пронзила боль. Когда она пришла в себя, в подземелье валил густой дым. Чанди зажала нос, ее глаза блестели в дыму, и она легко рассмеялась:

– Дворец горит. Не успеешь ты и глазом моргнуть, как огонь доберется сюда. Сестрица, похоже, небеса сжалились над твоей бессмысленной жизнью и даровали тебе освобождение пораньше.

Фэнцзю с трудом перевела дыхание, а затем мертвой хваткой вцепилась в так неосторожно просунутую сквозь прутья руку Чанди, улыбнулась краем губ и жестко прижала ее к стене клетки, давая ощутить, каково это – когда тебя терзают клинками. Чанди тут же закричала, и Фэнцзю, тяжело дыша, спросила:

– Даже разок потерпеть не можешь? И это все, на что ты способна? Твоя болтовня очень раздражает. Если наговорилась, проваливай.

Чанди, баюкая руку и спотыкаясь, побежала прочь. Взгляд, брошенный ею на дверь тюрьмы, был полон злобы и ненависти.

* * *

Густой дым заволок темницу и просочился в клетку. Фэнцзю закашлялась, пытаясь вспомнить. О чем она думала перед приходом Чанди?

Точно. О смерти. Это правда, что для бессмертного не существовало перерождения. Когда бессмертный прекращал существование, и тело, и все его души обращались в прах. Только дуновение их божественных сил и могло случайно задержаться в огромном мире. Однако сейчас тело принадлежало Аланьжэ. Кто знает, вдруг, когда эта оболочка обратится в ничто, душа Фэнцзю наконец освободится и вернется в свое изначальное тело? И в то же время существовал риск, что ее душа слилась с телом Аланьжэ так крепко, что они разделят и жизнь, и смерть.

У лисиц острый слух. Теперь, когда разум ее был опустошен, слух Фэнцзю обострился еще сильнее. В беспрестанном шуме где-то на задворках отчетливо звучал только голос Си Цзэ. «Драгоценный» муж Аланьжэ всегда был спокоен, что бы ни делал. Словно древнее озеро, гладь которого никогда не тревожат волны, его не трогали никакие мирские волнения. Оказывается, бывали случаи, когда и его голос звучал встревоженно.

Но его беспокойство не имело к ней никакого отношения. Голос Си Цзэ плыл где-то в отдалении. Он спрашивал:

– Где первая принцесса?

Она не знала, к кому он обращается. Фэнцзю на мгновение стало жаль Аланьжэ. Небесный огонь был клинком, приставленным к ее горлу и к горлу Цзюйно одновременно. Но ее мужа, ее единственную надежду, заботила только безопасность старшей сестры Аланьжэ. Какая трагедия. И снова ей не на кого было положиться.

Огонь разгорался все сильнее, теперь он лизал дверь подземелья.

Как говорится, от сухого хвороста вмиг разгорается страшный пожар. В этот роковой момент Фэнцзю почувствовала небывалое спокойствие. Ее боль словно испарялась с каждой новой волной жара.

Она вдруг вспомнила, как на Небесах угодила в когти однокрылого снежного льва Цзи Хэн. Ни разу у нее в голове не мелькнула мысль, что Дун Хуа придет и спасет ее. Когда она украла плод Бимба и попала в змеиный строй, ей было страшно, но и тогда она даже не подумала о нем.

И хорошо, что не подумала. Если не надеешься, не разочаровываешься снова и снова.

В тетушкиных книгах говорилось, что если людям суждено полюбить друг друга, то для девушки в беде обязательно найдется господин, который придет ей на помощь. Она выросла с этой мыслью и, возможно, именно поэтому и влюбилась в Дун Хуа, который однажды спас ее на горе Циньяо. Но, кроме того единственного раза, Дун Хуа больше никогда не приходил на помощь, когда она в ней нуждалась. Каждый раз она выживала сама. Каждый раз она справлялась сама. Каждый раз она действительно справлялась сама. Интересно, повезет ли ей на этот раз.

Есть одна фраза: чувства глубоки, а судьба поверхностна. Часть про глубокие чувства относилась к ней, а про поверхностную судьбу – к ним с Дун Хуа. Иначе говоря, всегда будут те, кому не повезло. И вот ей – не повезло. Потому что она встретила его. Ему – не повезло. Потому что он ее упустил.

На мгновение Фэнцзю показалось, что этим вечером она рассуждает как стихотворец. А еще – что она совершенно безнадежна.

Она беспощадно решила, что Верховный владыка стал для нее всего лишь титулом и именем, но в миг, когда ее жизнь повисла на волоске, все еще невольно думала о нем.

Но если бы Фэнцзю действительно умерла сегодня ночью, опечалился бы он, когда весть об этом дошла бы до его ушей? Вздохнул бы он: «Никогда не думал, что в юном возрасте ее постигнет такое несчастье. Как-то в долине Песнопений ей посчастливилось жить со мной в одном дворе. Она трижды в день готовила мне еду и неплохо обо мне заботилась».

Если бы ей удалось обменять свою двухтысячелетнюю любовь и одержимость на эти его слова, это можно было бы считать благословением, не так ли?

* * *

Языки пламени лизали балки, время от времени дерево не выдерживало, и какие-то балки падали. Фэнцзю посмотрела на потолок, где виднелся полыхавший свет от огня, – это зрелище заставило ее оцепенеть, словно придавило неподъемной тяжестью. Огромный кусок дерева загорелся и упал, продолжая полыхать. Фэнцзю закрыла глаза. Сердце ее отвердилось – непоколебимая стойкость укрепила его. Сейчас все и определится: вернется прах к праху, земля к земле – или придет спасение.

Ей повезло.

Спасение пришло.

Но не оттуда, откуда она предполагала.

Мужчина сумел отбросить в сторону грозящий придавить его кусок дерева. Увидев облепившие ее лоб пряди мокрых от пота волос и посеревшие щеки, он потрясенно спросил:

– Они правда заперли тебя в клетке Цзюцюй?

В его холодных глазах мгновенно вспыхнул гнев. Он выхватил меч и резким движением разрубил каменную клетку на четыре части. Миг Фэнцзю чувствовала облегчение, но затем боль вернулась, цунь за цунем распространившись по плоти и коже. Она вскрикнула и чуть не упала, но мужчина успел ее подхватить.

Ее с головой закутали в плащ, защищающий от огня.

– Шэнь Е? Почему ты пришел спасти меня? – пробормотала Фэнцзю.

Он не ответил, только крепче прижал ее к себе, ища выход в пламени. И так невеликое подземелье превратилось в море огня. Фэнцзю подумала, что здесь, должно быть, никогда не было так светло. Перед глазами полыхал чудовищный пожар, но кончиком носа, однако, ощущалась прохлада. Тело еще помнило о боли, и сердце быстро колотилось, но обморок… Да, она могла его себе позволить.

Спустя много времени она почувствовала дуновение прохладного ночного ветра. У нее над ухом кто-то сказал:

– Я создал это место только для того, чтобы вернуть тебя к жизни. Хотя ты и не она, но, если это тело будет уничтожено, какой смысл во всем, что я сделал? Я обязательно верну тебя, Аланьжэ. Я задолжал тебе. Они все тебе задолжали. Ты должна вернуться и взять свое по праву.

Когда голос произнес «Аланьжэ», Фэнцзю почувствовала скрытую в нем боль.

Но она не могла понять, приснилось ей все это или нет.

* * *

Когда она очнулась, далеко в небе висела круглая серебряная луна. Вокруг не было ни души, и только несколько увядших цветов неподалеку приветствовали ее. После пожара в горле стоял запах гари.

Фэнцзю бездумно посмотрела на укрывавший ее ноги огнеупорный плащ. В конце концов в голове у нее щелкнуло. Загородный дворец охватил Небесный огонь, который перекинулся на подземелье. В миг опасности вдруг явился Шэнь Е и спас ее ничтожную жизнь.

Подняв глаза, она оглядела пустырь. На три чжана вокруг нее из живых существ виднелась только пара полудохлых сверчков.

Похоже, ее спаситель передумал на обратном пути и бросил ее на дороге. На языке еще горчило от каких-то лекарств, боль в теле утихла почти полностью. Похоже, прежде чем бросить, ей дали очень действенное обезболивающее. Как мило со стороны ее спасителя.

Прохладный ветерок дул прямо в лицо, отчего Фэнцзю несколько раз чихнула. За дни пыток ее тело значительно ослабело. Добавить ко всему холодный ветер… Если она простудится, начнется лихорадка, и, когда этот день наступит, она будет страдать еще сильнее.

Фэнцзю прекрасно понимала, чем грозит ей промедление. Она плотнее закуталась в плащ, нашла благодаря ослепительному лунном свету узкую дорожку и, пошатываясь, направилась к своему весьма отдаленному двору.

Чем дальше она шла, тем меньше видела следов пожара. Когда она добралась до двора Рассветного холода, где жила как Аланьжэ, то не увидела никаких признаков того, что совсем недавно во дворце бушевал Небесный огонь. Похоже, жизнь вдали от всех имела свои преимущества.

Толкнув ворота, Фэнцзю вошла во двор. Стараясь держаться ровно, она пересекла его и оказалась перед входом в главный зал. На лбу Фэнцзю выступили крупные бисеринки пота. С одной стороны, она восхищалась тем, как она, истерзанная и ослабевшая, героически добралась до дома. С другой стороны, у нее начали дрожать ноги, и все, чего она хотела, – это увидеть кровать, чтобы тут же на нее рухнуть.

До входа в главный зал оставалось всего ничего. Она уже вскинула руку, собираясь войти, как вдруг услышала донесшийся из-за резных ворот вскрик. Рука ее застыла в воздухе.

Фэнцзю слегка вытянула шею и заглянула внутрь. Взгляду ее открылся квадратный стол в середине комнаты, на котором горела длинная свеча. За свечой стояла кровать. На ней возлежала Цзюйно, которая никак не могла здесь находиться. Рядом с кроватью, на табурете, спиной к двери сидел муж Аланьжэ Си Цзэ. Наклонившись к Цзюйно, он перевязывал ей рану на руке.

Возможно, оттого, что он когда-то был жрецом, муж Аланьжэ совсем не походил на птиц-неразлучников. Он по-особенному жестикулировал. В его обычной отстраненности проглядывала безучастность, в безучастности – небрежность, а в небрежности – безразличие. В этот момент, когда он перевязывал рану Цзюйно, в его движениях появились серьезность и сосредоточение, которые он редко проявлял в обычные дни.

Фэнцзю оцепенела в дверях. Возможно, от пыток в клетке Цзюцюй у нее помутилось в голове, и она пришла не туда. Она неслышно отступила и, развернувшись, направилась к выходу тем же путем, как пришла. Внезапно она увидела Чачу, показавшуюся из круглого прохода.

Едва верная Чача подняла голову и увидела госпожу, как сразу же бросилась к ней. Остановившись рядом, она, не в силах сдержать восторг, схватила Фэнцзю за рукав.

– Ваше высочество, наконец-то вы благополучно вернулись! Только что в главном дворце и нескольких боковых дворцах случился сильный пожар. Я боялась, что огонь перекинется на подземелье. Ваше высочество, у вас что-нибудь болит? – Не дожидаясь ответа, она поспешно добавила: – Когда начался пожар, господин Мо прервал свою медитацию лицом к стене и поспешил на ваши поиски. Вы с ним разминулись?

Фэнцзю смерила взглядом Чачу, затем проглядывавший сквозь деревья край пристройки. Она задумчиво произнесла:

– Значит, я не заблудилась. Но мне кажется, я только что видела Цзюйно…

Чача скривила губы.

– Дворик, где жил господин Си Цзэ, и прилегающий к нему дворец первой принцессы находились ближе всего к главному дворцу. Оба пострадали в пожаре. Поскольку первая принцесса нездорова, повелительница велела пока поселить ее у нас.

Она осторожно следила за выражением лица Фэнцзю.

– Господин Си Цзэ заботится о ней… тоже по приказу повелительницы…

Фэнцзю, естественно, знала, почему глаза Чачи так вспыхнули. Под предлогом, что она хочет подышать свежим воздухом и выпить горячего чая во дворе, Фэнцзю отослала служанку за чашками. По правде говоря, все, о чем она сейчас мечтала, сводилось к кровати, на которой можно было бы вытянуться. Фэнцзю прекрасно обошлась бы и без чая. Однако двор Рассветного холода имел два этажа, и ее спальня находилась прямо над главным залом. Сейчас у нее не было сил разбираться с теми двумя в главном зале. Во дворе было много цветов и прочих растений. Если прижаться к ним покрепче, они сойдут за защиту от ветра. Ее тело тоже, пожалуй, перетерпит. Почему бы и не присесть под цветущим деревом, выпить горячего чая и немного вздремнуть в ожидании Су Мое?

Дремота перешла в глубокий сон. Засыпая, она отчетливо чувствовала легкий холодок, а когда открыла глаза, ее окутывало тепло. Опустив голову, она увидела, что на ее тело накинуто верхнее мужское одеяние. До ее слуха донеслось:

– Проснулась?

Она подняла голову и увидела Су Мое, сидящего на каменной скамье рядом с цветущим деревом.

Некоторое время Фэнцзю бесцельно смотрела на него, а потом сказала:

– Вы ведь заранее знали, что сегодня ночью в загородном дворце случится пожар и Аланьжэ окажется в ловушке?

Су Мое, кажется, предвидел, что она задаст ему этот вопрос. После долгой паузы он ответил:

– Я знал, что сегодня будет пожар, но в прошлом, когда случился пожар, Аланьжэ не выходила со двора Рассветного холода. Поэтому я даже не задумался о том, перекинется ли огонь на подземелье. – Он посмотрел на нее и сказал: – По правде говоря, она никогда не навлекала таких бед, чтобы ее заперли в подземелье. Вы с ней разные, поэтому, естественно, жизнь ваша протекает неодинаково.

Фэнцзю смутно предполагала такой ответ. Она тихо спросила:

– Раз я в любом случае не смогу воспроизвести ее жизнь, как же вы узнаете причину ее смерти?

Су Мое беззаботно ответил:

– Действительно, в начале пути отступишься на один хао – промахнешься на тысячу ли. Переменных столь же много, как лепестков у лотосов, что растут в море Ароматов. Возможно, кто чихнет громче, тот и вызовет в этом мире более сильное отклонение от изначального. Но знаешь ли ты, что среди стольких переменных изменить гораздо сложнее?

Увидев ее растерянный взгляд, он спросил:

– Помнишь, в пруду Белых лотосов перед Рассветным дворцом растут белые лотосы, которые образуются из сердец людей? Лотосы в Нефритовом пруду бесконечно меняются с изменением времени года, ночь сменяется днем, но десятки тысяч белых лотосов в пруду Белых лотосов остаются неизменными.

На мгновение его голос зазвучал отстраненно, словно он спрашивал себя:

– Что неизменно – лотос или сердце?

– Сердце, – ответила Фэнцзю.

Су Мое восхищенно посмотрел на нее.

– Да, только сердце человека не так легко изменить. Посмотри, как Цзюйно относится к тебе, как Чанди, как повелитель и повелительница. – Он устремил взгляд к небосклону. – Этот пыльный мир людских страстей всего лишь плывущие облака, а то, что я хочу увидеть за этим пыльным миром, – их подлинные сердца, которые определяли их отношение к Аланьжэ. Так я узнаю причину ее смерти.

Меняя тему разговора, он добавил:

– Поэтому ты можешь делать что хочешь без оглядки на характер Аланьжэ в прошлом. Одно прошу накрепко помнить: во всех важных случаях делай тот же выбор, что и она.

Фэнцзю немного подумала, затем кивнула. Попутно оправила плащ, прислонилась к старому абрикосовому дереву и, подняв голову, посмотрела на полную луну в небе.

– Вы идите. Я еще хочу полюбоваться луной.

Су Мое некоторое время смотрел на нее, затем протянул руку, чтобы помочь ей подняться, и сказал со смехом:

– Чача сказала, ты сидела на ветру в саду только потому, что преданно ждала меня, твоего наставника. Раз уж этот наставник вернулся, то ни к чему и дальше мерзнуть в ночи. Вставай, я провожу тебя в дом.

Двор заполонили абрикосы, под лунным светом их цветы белели, точно снег. Фэнцзю будто не заметила протянутую ей руку и продолжила смотреть на яркую луну, напоминающую нефритовое блюдо. После долгого молчания она вдруг спросила:

– Вы слышали о нашей истории с Верховным владыкой Дун Хуа?

Едва слова вылетели изо рта, как Фэнцзю поняла, насколько неуместен был вопрос. Она неловко поправилась:

– Что-то я сегодня долго сидела на ветру, вот и расчувствовалась. Вы ничего не слышали, ладно? Идите, я еще посижу.

Улыбка в уголках губ Су Мое угасла, он потянулся к чайнику на каменном столе, заставил воду вскипеть. Сунул ей в руки горячую чашку.

– Лянь Сун что-то упоминал об этом, – сказал он, а потом добавил: – Бай Чжэнь всегда говорил, что, с твоим нравом, ты никогда не попытаешься запереть тоску в сердце, но сейчас ты выглядишь именно так, будто пытаешься пережить печаль в одиночку. И твой настрой меня беспокоит. Если что-то тебя тревожит, скажи мне, я выслушаю, ничего страшного. Может, от моего титула наставника тут и одно название, но я все же считаюсь твоим старшим.

Фэнцзю долго безмолвствовала, а потом сказала:

– Чанди заменила каменную клетку, в которой повелитель приказал мне успокоить сердце, на клетку Цзюцюй.

Рука Су Мое, державшая чайник, дрогнула.

– Что?

Фэнцзю искоса взглянула на него и быстро сказала:

– Все хорошо, я приняла обезболивающее, так что теперь не больно.

Она снова посмотрела на небо.

– Просто, когда меня пытали в клетке, я все думала, почему это происходит со мной. Тетушка рассказывала, что, когда высшая богиня Яо Гуан заперла ее в водной темнице, ее спас высший бог Мо Юань. И когда она попала в плен во дворец Пурпурного света, почтенный Мо Юань снова ее спас. Выходит, высший бог Мо Юань спасает ее каждый раз? Неужели тетушка исчерпала всю нашу семейную удачу? Поэтому каждый раз, когда я оказываюсь в опасности, я всегда остаюсь одна?

Она говорила удивительно спокойно, в ее голосе не слышалось ни малейшей печали. Кажется, ее действительно озадачивал ее вопрос.

Су Мое прошептал:

– Каждый раз?

Ему показалось, что в глубине абрикосового сада мелькнула тень, но, присмотревшись, он никого не заметил. Даже сгустив божественные силы, он не уловил никакого дуновения чужой ци.

Фэнцзю запрокинула голову и пробормотала:

– Ну, случилась у меня пара раз, когда я чуть не рассталась с жизнью. Но если бы не те испытания, я, наверное, не смогла бы выдержать пытки в клетке Цзюцюй. Поскольку я единственная внучка семьи Бай из Цинцю, меня баловали с самого детства. Позже, когда я полюбила владыку Дун Хуа, я испытала горечи и стала намного сильнее.

После небольшой паузы она продолжила:

– А, нельзя сказать, что никто не приходил меня спасать. Например, в этот раз меня спас Шэнь Е, пусть он и бросил меня на полпути. Но поначалу я думала: ничего страшного. Большинство не выдержало бы в клетке Цзюцюй пять дней, верно? А я выдержала и даже домой сама вернулась. Первое время я чувствовала себя счастливой, очень собой гордилась.

Су Мое взял чашку, выплеснул остывший чай, подлил горячего и протянул чашку Фэнцзю.

– А потом?

– А потом?

Она на мгновение задумалась, прежде чем медленно ответить:

– Когда я вернулась, то увидела, как господин Си Цзэ перевязывает рану Цзюйно. Честно говоря, я не думала, что рана Цзюйно настолько серьезна, но господин Си Цзэ так осторожно ее перевязывал, что мне вдруг стало немного грустно.

Она поднесла руки к глазам.

– В тот момент мне показалось, что я и есть Аланьжэ. В то же время мне было жаль ее. Если бы она увидела ту сцену, то наверняка опечалилась бы еще сильнее меня. И мне стало грустно, потому что я увидела, как выглядит девушка, о которой хорошо заботятся. Я презираю Цзюйно, у которой и ран-то всего ничего, а она строит из себя невесть что. И все же я ей завидую.

Она подняла руки, чтобы прикрыть глаза.

– Владыка… Почему его никогда нет рядом, когда я особенно нуждаюсь в нем? Вот что я думала. Когда мне грозила опасность, а он не появлялся, я говорила себе: это оттого, что мы не связаны с ним судьбой. Но если честно, я тогда в это особо не верила. Я думала: я ведь прикладываю столько усилий, рано или поздно мои старания растрогают небеса. Но сейчас я верю. Если бы Шэнь Е не спас меня, я бы умерла. Прежде я не верила в то, что нам с владыкой не суждено быть вместе, возможно, потому, что еще не до конца разочаровалась.

– Значит, ты его ненавидишь? – спросил Су Мое после долгого молчания.

Фэнцзю опустила ладони, посмотрела, как лунный свет расплескивается по цветущим абрикосовым деревьям, и с усилием моргнула.

– Наверное, нет. Просто я устала. Владыка замечательный, просто нам с ним не судьба быть вместе.

– Ты еще очень молода, – мягко сказал ей Су Мое. – Ты еще встретишь кого-то получше.

Фэнцзю рассеянно кивнула.

– Вы правы, я еще встречу кого-то получше.

Су Мое поднял уголки губ в улыбке:

– Какого мужчину ты хочешь встретить?

Фэнцзю на миг задумалась.

– Хотя я не настолько хрупкая, чтобы умереть на месте, если кто-то не придет и не спасет меня от опасности, я надеюсь встретить того, кто бросится спасать меня, когда я попаду в беду. Того, кто, вызволив меня, не бросит потом. И утешит, когда мне будет больно.

Су Мое понизил голос:

– Неужели ты даже не думала о том, что встретишь того, кто не позволит тебе страдать, кто не позволит тебе попасть в беду?

Она промолчала.

Су Мое продолжил:

– Ты вечно запрокидываешь вот так голову, шея не болит? Кто сказал тебе, что, если запрокинуть голову, слезы не будут капать? Тебе солгали, ты не знала? Зачем ты пытаешься сдержаться?

Подул прохладный ветер. Фэнцзю все еще смотрела в небо, будто находила луну крайне интересной. Прошло много времени, прежде чем из ее глаз потекли две струйки слез, а затем раздались тихие всхлипывания. Спустя, казалось, еще целую вечность она разрыдалась так безутешно, будто сердце ее рвалось на части.

Из ниоткуда налетел сильный порыв ветра. Цветы абрикоса посыпались вниз и закружились в безумном танце, словно бесчисленное множество снежинок, грозящихся заслонить небо и солнце. В разлетающихся лепестках Су Мое снова увидел пурпурную тень. Значит, то был не обман зрения.

В нескончаемом дожде лепестков бог, закутанный в пурпур, был смертельно бледен, у его ног валялась опрокинутая чаша с лекарством. Пальцами он крепко впился в ствол старого абрикосового дерева. Он не сводил глаз с Фэнцзю. Фэнцзю ничего не замечала, только плакала все сильнее и сильнее. Он хмурился и молча смотрел на нее. Казалось, он хотел подойти, но не мог сдвинуться с места.

* * *

Из-за пожара во дворце десятидневное покаяние Аланьжэ окончилось ничем. Фэнцзю не стала поднимать шум из-за попытки Чанди похоронить ее. Как справедливо заметила Чанди, в ситуации с Аланьжэ, даже если бы она предала происшествие огласке, младшая принцесса отделалась бы пустяковым наказанием. К тому же, пусть никто об этом и не знал, Фэнцзю все же смогла выкарабкаться из ямы. Если Чанди снова ее туда толкнет, она сможет выкарабкаться вновь. Посмотрим, кто в итоге останется погребенным и чья яма окажется глубже.

После Небесного огня загородный дворец лежал в руинах. Пострадала большая часть горных камелий, и место для празднования дня рождения повелительницы теперь представляло собой удручающее зрелище. Повелитель гневался, но небесный огонь – это гнев небес, огонь, начавшийся, быть может, от молнии, и поскольку виновника найти не представлялось возможным, ему некуда было выплеснуть гнев, а вид обвалившихся стен только сильнее портил его настроение. Решив, что если он чего-то не видит, то этого нет, отец Аланьжэ приказал за ночь снарядить драконью лодку и поспешил вернуться с семьей в главный город.

* * *

Над рекой Сысин стоял густой белый туман, на мачте горели фонари, на посветлевшем небе мерцали последние звезды. Светало.

Фэнцзю лежала под мягким одеялом и слушала, как волны разбиваются о нос судна. Приятный аромат благовоний растекался из курильницы в виде цилиня, успокаивая. В голове у нее медленно крутился вопрос: что делают обычно, проснувшись в кромешной тьме и обнаружив у кровати знакомого незнакомца?

Разумно ли было закричать, натянуть одеяло, забиться в угол кровати и дрожащим, но строгим голосом крикнуть:

– Бесстыжий распутник! Что ты задумал?

Но того, кто оказался перед ней, нельзя было назвать распутником – он уделял ей внимания не больше, чем деревянному столбу. Пусть вокруг царила кромешная тьма, можете ли вы представить себе, чтобы кто-то решил развратничать с бревном под прикрытием темноты?

Подумав так, Фэнцзю резко почувствовала облегчение. Она медленно села в постели, прислонилась к изголовью и зажгла свечу. Поднеся свет в сторону сидевшей на ее постели фигуры, она с удивлением убедилась, что ее лицо действительно принадлежит тому, о ком она подумала.

– Господин Си Цзэ, вы… ошиблись комнатой?

При свете свечей оказалось, что Си Цзэ выглядит не лучшим образом. Он долго молчал, изучая ее взглядом. Казалось, он хочет раствориться в ее глазах. Но за все время Си Цзэ не двинулся ни разу, и она не знала, о чем он думает.

Фэнцзю понятливо откинула тонкое одеяло, чтобы встать с кровати, и сказала:

– Я достаточно выспалась. А вот вы, похоже, очень устали, досточтимый. У вас не было сил искать свою комнату и вы пришли посидеть в моей? Тогда я пойду, подышу свежим воздухом. Будете уходить, не забудьте оставить мне дверь…

На самом деле, она сказала так, потому что хотела избежать подозрений. Пусть Аланьжэ и Си Цзэ звались мужем и женой, она Аланьжэ не была, им нечего было обсуждать с Си Цзэ. Сейчас ночь, и, если можно чего-то избежать, лучше избежать.

Она успела откинуть одеяло лишь наполовину, прежде чем Си Цзэ твердо уложил ее обратно. Набросив ей на плечи плащ, господин Си Цзэ нахмурился и протянул ей чашку с подслащенной водой, от которой еще поднимался пар.

– Боль прошла? Выпейте это.

Хотя ни один мускул не шевельнулся на его лице, в голосе Си Цзэ все же слышалась забота.

Фэнцзю со смешанными чувствами взяла протянутую чашу. Разве он не должен был припасти такое лицо и заботу в голосе для пострадавшего мизинчика Цзюйно? А он почему-то сидит с ней и даже пытается о ней позаботиться. Уж не одержим ли он злыми духами?

Фэнцзю поднесла подсвечник к лицу Си Цзэ и с искренней заботой спросила:

– Досточтимый… вы не ошиблись? Я Аланьжэ, а не Цзюйно. Или… вам, одержимому, наверное, кажется, что я Цзюйно. Но я все же Аланьжэ. Вы видите во мне Цзюйно только потому, что вы одержимы…

Си Цзэ долго молча смотрел на нее.

– Я не одержим.

Фэнцзю после этих слов засомневалась еще сильнее и забросила пробную удочку:

– В таком случае вам стоило бы сейчас заботиться о Цзюйно.

Взгляд Си Цзэ остановился на ее лице.

– Разве плохо то, что я забочусь о вас?

Фэнцзю на мгновение задумалась. И тут ее осенило.

– А, так это Цзюйно попросила вас присмотреть за мной, чтобы загладить вину Чанди, которая велела заточить меня в клетку Цзюцюй? Как же сестрицы заботятся друг о друге. Так вот, я и не думала доводить это дело до сведения повелителя. Раз уж вы потому так мной озаботились, то не смею принять такую честь. Вообще-то, Чача подает мне и воду, и чай, и все остальное. А если Чачи нет, то я и сама справляюсь, не нужно, чтобы вокруг меня еще кто-то хлопотал.

Она вернула ему чашу с подслащенной водой и, тщательно взвешивая каждое слово, произнесла:

– Я знаю, что мы с вами не настоящие муж и жена, но ты, Си Цзэ, всегда так помогаешь им двоим. Мне кажется, это несколько… неуместно.

Она сказала «несколько неуместно», но на самом деле подобное отношение вовсе не лезло ни в какие ворота. Ей было невероятно обидно за Аланьжэ, но, учитывая обстоятельства, она могла выразиться только так.

Фэнцзю спокойно перевела взгляд на Си Цзэ и с удивлением обнаружила, что он, замерев, смотрит на чашку с подслащенной водой в ее руках. Наконец он ответил:

– Они тут ни при чем.

Затем поднял голову и посмотрел на нее.

– Теперь ты даже не хочешь выпить воды, которую я тебе налил?

На лице Си Цзэ по-прежнему ничего не выражалось, но, когда эти слова донеслись до ее ушей, Фэнцзю почувствовала, будто на нее навалилась некая тяжесть. Поначалу она отказывалась потому, что не хотела, чтобы он возвращал ей таким образом долг Чанди, но, раз уж он сказал, что это с той не связано, отказывать дальше было уже некрасиво. Еще подумает, что она ломается. Поэтому она взяла чашу и медленно проговорила:

– Раньше не хотела, да, а теперь хочу. – После чего осушила всю чашку залпом.

Вода определенно была сладкой, но на языке почему-то сразу раскрылся привкус крови. Она не знала, не испортилось ли ее восприятие вкусов из-за пыток, перенесенных несколько дней назад.

Кстати говоря, о пытках: от лекарства Шэнь Е боль уменьшилась только наполовину. Прошлой ночью, пока Фэнцзю разговаривала с господином Мо в абрикосовом саду, боль ощущалась во всем теле. Теперь же, как будто безо всякой на то причины, во всем теле появилась необыкновенная легкость. Конечно, говорят, что в молодости кости крепки, но не мог же обычный сон вылечить все недуги?

Пока она размышляла, Си Цзэ взял у нее из рук фарфоровую чашку и поставил на стол. Затем помог ей лечь, подоткнул одеяло и сказал:

– До рассвета есть время. Поспи еще.

После выпитой воды Фэнцзю действительно немного клонило в сон, но действия Си Цзэ не давали ей покоя. Когда он склонился к ней, она ощутила от него слабый аромат сандалового дерева, который показался ей очень знакомым. Но если Си Цзэ не был одержим и не пытался заступиться за Чанди, то как объяснить его сегодняшнее поведение? Голову дверью прищемило?

По комнате плыл нежный и легкий аромат благовоний, помогающих уснуть, что сейчас для Фэнцзю было очень полезно. Хотя у нее еще остались вопросы, поиск ответов на них явно уступал необходимости поспать. Она уже почти задремала, как вдруг услышала голос Си Цзэ:

– Той ночью ты сказала, что когда-то любила кого-то?

Пауза.

– Он очень сильно тебя разочаровал, да?

Сердце Фэнцзю учащенно забилось. В тот вечер она приняла Си Цзэ за Су Мое и повела его любоваться лунными цветами. Она рассказала ему, что кое-кого любила, но ее любимый оказался просто ужасен.

С тех пор прошло более десяти дней, и теперь она понятия не имела, почему этим вечером Си Цзэ вдруг поднял эту тему. Да и совсем не в его манере было задавать подобные вопросы. Досточтимый Си Цзэ был возвышенным бессмертным, воздух рядом с ним так и дрожал от божественной ци. Не то что среди птиц-неразлучников, но даже среди знакомых ей суровых старейшин было бы трудно найти кого-то настолько же отстраненного от мирских забот, как досточтимый Си Цзэ. Позже, когда Фэнцзю узнала, что ему нравится Цзюйно, она все еще сомневалась в искренности этих чувств. Ей всегда казалось, что от этой так называемой любви господина Си Цзэ надежно отделяет стена его божественной силы. По правде говоря, его любовь даже не походила на любовь мира багровой пыли. Так что она никак не ожидала, что досточтимый Си Цзэ задаст такой обычный вопрос с привкусом беспокойств простых смертных.

Хотя он уверял, что не одержим злыми духами, она опасалась: а вдруг все-таки одержим, а?

Видя, что она долго молчит, Си Цзэ сказал:

– Он и впрямь сильно тебя разочаровал.

Фэнцзю вздохнула, кутаясь в одеяло, и несколько смущенно поправила:

– На самом деле неважно, разочаровалась я или нет. Просто иногда любовь нуждается в предопределении. Я потратила немало времени, поставив на судьбу, но так и не выиграла. Только недавно я осознала глубину трагичности попыток настоять на судьбе, которой у нас нет. Мне многое открылось. Если вам не открылось, мы можем обменяться опытом.

Ночь была тиха и темна, но она чувствовала, что взгляд Си Цзэ прикован к ней. Он спросил:

– Если он сейчас появится перед тобой, ты поверишь, что вам все-таки суждено быть вместе?

Фэнцзю рассмеялась. Она правда очень устала, бороться со сном становилось все трудней.

– Между нами никогда не существовало слова «судьба». Я так долго делала ставку на себя, что пора об этом забыть. Так что нет никакой разницы, появится он теперь или нет. Пожалуй, ему лучше не появляться: я не очень-то хочу его видеть.

Прошло немало времени, прежде чем Си Цзэ коротко сказал:

– Вот как.

– Вот так, – спокойно ответила Фэнцзю.

Затем она повторила:

– На самом деле я понимаю, почему вы завели об этом деле разговор сегодня вечером. Хоть мы и поженились, я знаю, что вы всегда были против этого брака и боялись, что я не буду давать вам прохода. Так что вы надеетесь, что я как можно раньше налажу с кем-нибудь хорошие отношения, да? Тут уж вы не волнуйтесь, у каждого есть судьба. Сейчас мне очень хочется спать, если вы желаете обсудить что-то еще, давайте сделаем это завтра. Когда будете уходить, закройте, пожалуйста, двери.

Си Цзэ больше ничего не сказал. Фэнцзю показалось, что он смущен оттого, что она разгадала его мысли. Сегодня ей вдруг подумалось, что она действительно способная – людские сердца прочесть ей на один зуб. Но почему-то в комнате царила такая печаль, что у нее перехватило дыхание. Си Цзэ сидел у ее кровати до тех пор, пока она не уснула. Она не слышала, как закрылась дверь после его ухода. По воздуху сквозь ладан плыл запах сандала и не думал развеиваться.

Фэнцзю проспала до тех пор, пока время не перевалило за полдень. Она была так голодна, что уже не могла выносить голод. Очень кстати за дверью Чача получала устные указания Су Мое, приглашавшего ее на нос лодки отведать жареной рыбы. Сонливость Фэнцзю как рукой сняло, стоило только ей услышать про рыбку.

Прежде чем закрыть дверь, она оглянулась и увидела, что кровать, столы и стулья в ее комнате приведены в порядок. Маленькая вышитая табуретка, которую Си Цзэ вчера придвинул к кровати, стояла в изножье. Чашка с подслащенной водой, из которой она вчера пила, пропала без следа. Похоже, прошлой ночью она не просыпалась и разговор с Си Цзэ ей приснился.

* * *

Она подошла к носу лодки и огляделась. Су Мое держал в руках прутик с насаженной на него рыбиной, стоя у сломанной печки, и, весь перемазанный в саже, смотрел на нее.

Ветротекучий господин Мо лучше всех умел заваривать чай на мелких углях. Похоже, он полагал, что запекание рыбы и приготовление чая мало чем отличаются – знай себе только огонь разведи. Разумеется, он не знал, что печка для заваривания чая совершенно отличается от кухонной.

Когда любящая вкусно поесть Фэнцзю увидела, какой беспорядок учинил господин Мо, она поняла, что про обещание ее покормить можно забыть. Ту сценку нужно было переиграть. Ее не пригласили поесть жареной рыбки, ее пригласили приготовить жареной рыбки и накормить пригласившего.

Господин Мо указал на стоящий рядом ящик из красного дерева. Смущенный и покрытый сажей, он, однако, сохранял изящные манеры.

– Я знал, что ты голодна, так что поспешишь сюда, поэтому нарочно приготовил для тебя каши.

Фэнцзю порадовалась, что у господина Мо сохранились остатки совести, и бесцеремонно взялась за ложку. Это была сладкая каша, вязкая и ароматная, но почему-то всякий раз, когда она попадала в горло, на кончике языка ощущался привкус крови. Если не считать его, в остальном каша вышла замечательной.

Су Мое проследил, как она доедает кашу, затем указал на бадью у своих ног, все еще улыбаясь очаровательной улыбкой.

– Раз доела, научи меня, пожалуйста, жарить рыбу. Такую рыбку нелегко достать. Господин Си Цзэ особо уточнял, что ее нужно пожарить, только тогда она будет тебе полезна. Жаль только, я, конечно, мастер кисти и меча, но жарщик рыбы из меня…

Услышав имя Си Цзэ, Фэнцзю поперхнулась последней ложкой каши. Господин Мо быстро протянул ей воды. По вкусу она напоминала ту же подслащенную воду, что в нее влили прошлой ночью. Фэнцзю выпила воду, с трудом проглотила кашу и, смаргивая выступившие слезы, посмотрела на Су Мое.

– Эту рыбу тоже принес господин Си Цзэ? Вчера вечером мне показалось, что с ним что-то не так, он будто одержим. Похоже, его и правда сильно чем-то приложило, если он до сих пор не оправился. Однако вместо того, чтобы отдать рыбу поварам, он с чего-то оставил ее вам. С каких это пор вы с ним так подружились?

Су Мое на мгновение растерялся, что с ним редко случалось.

– Господин Си Цзэ ничего не сказал тебе после того, как принес тебя на лодку прошлой ночью?

Фэнцзю растерялась еще сильнее него. Она уставилась на чашку с водой в своей руке и ответила:

– Прошлой ночью на меня что-то нахлынуло, и я плакала в абрикосовом саду… Разве не вы отнесли меня в покои, когда я наплакалась и уснула?

Су Мое спокойно вручил ей рыбу на палочке:

– Ну, скажем так, нет.

* * *

Так вот, прошлой ночью.

Прошлой ночью действительно произошло немало событий. Как только Фэнцзю безудержно разрыдалась, в тихий абрикосовый сад ворвался порыв ветра. Су Мое не был уверен, отражение ли это настроения скрывавшегося за деревьями Верховного владыки Дун Хуа или просто случайность. Накатившее смятение сменилось холодом. Может, беззаботный принц Западного моря и нечасто посещал Девять небесных сфер с визитом почтения, однако прекрасно знал, что о Верховном владыке Дун Хуа ходит слава бессмертного, обладающего сильными духовными корнями и при этом не имеющего ни страстей, ни желаний. Впервые он обнаружил, что у некогда правившего небом и землей тоже есть чувства.

А Фэнцзю плакала, вкладывая в слезы все сердце и душу. Постепенно ее рыдания начали затихать. Прислонившись к дереву, совершенно измотанная девушка закуталась в верхние одежды Су Мое и уснула. Он уже собирался действительно отнести ее в дом и уже вставал с каменной скамьи, как бог в пурпурном подошел к абрикосовому дереву, наклонился и подхватил Фэнцзю на руки. Казалось, все это время он ждал момента, когда она уснет.

Еще в детстве Су Мое встречался с владыкой Дун Хуа, но только единожды. Смертные жили в нижнем мире багровой пыли, бессмертные – в иллюзорном мире Трех Пречистых. Тогда ему показалось, что этот недосягаемый владыка давно выше и мира смертных, и мира бессмертных. В его глазах отражалось безразличие, будто все сущее для него действительно было не более чем пустотой.

Тогда он подумал: может, так и должен держать себя всевладыка неба и земли?

Оказавшись в этом мире, он понял, что увиденный им владыка отличается от прошлого, но из-за того, что их всегда разделяло расстояние, он не мог понять, в чем разница. Теперь же, когда Дун Хуа стоял прямо перед ним, держа на руках спящую Фэнцзю, и в его глазах легко читалась нежность, Су Мое понял, что изменилось. В глазах владыки пустота сменилась миром.

Что до того, когда он успел, как сказала Фэнцзю, подружиться с Си Цзэ… Владыка только спросил перед уходом:

– У Аланьжэ был учитель по имени Су Мое. Вы не Су Мое из этого мира, а из долины Песнопений. Вы пришли и заменили прежнего?

Раньше он мог что-то утаить от Дун Хуа лишь потому, что беспокойство путало его мысли. Теперь же, когда Фэнцзю раскрылась прямо при владыке, таиться дальше не имело смысла, поэтому, естественно, он ответил «да».

Владыка уточнил:

– Это Лянь Сун попросил вас прийти сюда, чтобы отыскать меня и Сяо-Бай?

Разумеется, сначала Су Мое пришлось притвориться, будто он не знал, что господин Си Цзэ на самом деле сам Верховный владыка Дун Хуа. Затем он рассказал, что к нему действительно обратился Лянь Сун с просьбой помочь им выбраться из сложившейся ситуации.

Раньше Су Мое делал все возможное, чтобы Дун Хуа и Фэнцзю не узнали друг друга, что было продиктовано заботой о собственных интересах. На этот раз, увидев, что они вот-вот узнают друг друга, он не стал их останавливать, потому что ему было жаль Фэнцзю. Ничего страшного, если Дун Хуа пожелает немедленно забрать Фэнцзю. Искать правду о смерти Аланьжэ он просто будет другим путем.

И внезапно за душевный порыв его вознаградили. Владыка долго смотрел куда-то за деревья, а затем сказал ему:

– Это я первый утаил от нее правду. Духовной силы здесь, может, и немного, но она чище, чем во внешнем мире, так что Сяо-Бай сможет восстановить силы. Мы пока не уйдем, вам также нет нужды возвращаться. Присмотрите за ней, когда меня не будет рядом.

На этом их «дружба» с Верховным владыкой и заканчивалась.

Звук чихания выдернул Су Мое из воспоминаний. Фэнцзю потерла нос и продолжила их беседу:

– Вы спросили, не сказал ли мне что Си Цзэ, когда отнес на лодку. Я долго думала, и, похоже, он болтал какую-то чушь, я ничего не запомнила. Он сказал что-то вам?

Су Мое задумался, потом многозначительно улыбнулся и ответил:

– Ничего.