Читать книгу Жизнь с двух сторон. Повесть андрогина - Таня Сербиянова - Страница 9

Музыка все время звучала невыносимо громко, и веселые, вспотевшие от танцев лица ребят мелькали перед Борькой.

Он стоял одинокий и всеми забытый. Неожиданно как-то все изменилось после триумфа их выступления с Наташкой на сцене. И если ее он все время видел танцующей с кем-то из девочек, то к нему, кроме классной, никто не подошел за целую вечность. Лучшее, что происходило, это когда кто-то из ребят, как бы украдкой бросал в его сторону взгляд, но не больше. Никто не подходил и не приглашал его на танец, а сам он все не решался, видимо, мешала природная застенчивость, так он сначала подумал. Но потом… Чем дольше стоял он в этом водовороте смеха и радости, тем сильнее испытывал неудобство от своего вида.

Вида, которым совсем еще недавно он так гордился и такого, что даже Наташка его сперва не узнала, пока он ее не спросил об этом. Он заслуженно гордился своим нарядом.

Со стороны он представлял собой довольно симпатичную и высокую худощавую девушку в довольно пикантном, но броском наряде.

Высоко поднятая юбка плиссе обнажала худощавые, но ровные ножки, которые опирались на туфли с высокими каблуками, Блузка, которую эта, стоящая перед нами девушка все время, прикрывала скрещенными на груди руками. И если бы не косметика, которая немного неумело была нанесена на лице, то никто бы и не догадался, что перед вами – ряженая.

Да, просто ряженная девица, но никакая не девушка.

Правда, все, что было в его образе женского, в том была основная заслуга его сестер, особенно старшей сестры, которая настояла на том, чтобы он надел ее роскошную юбку – плиссе, и сверху почти прозрачную белую кофточку, с мелкими пуговичками и свободным воротничком.

Вспомнил, как он отбивался еще от их настойчивых предложений натянуть ему на ноги коротенькие чулочки на резиночках. Нет! Слава богу, отбился и согласился только на темные черные колготки со швом сзади, которые так приятно обтягивали ноги и попу, обозначали середину его стройных ножек. Потом, правда, ему еще пришлось выдерживать настоящий бой и никак не соглашаться нацепить на себя беленький лифчик младшей сестры, но они настояли. И вот! Именно потому он все время стоял со скрещенными руками. И даже бусики, красивые и яркие не прикрывали того, что скрывалось за тканью полупрозрачной блузки.

А туфли на каблуках! Вспомнить смешно, как он учился ходить на них, почти на цыпочках! О чем он никогда раньше не догадывался, видя в таких же лодочках сестер и других девчонок. А ведь нелегко пришлось научиться, трудно! Еще бы, с непривычки и все время приходилось стоять, словно на цыпочках! И он стоял! Стоял и сожалел…

Сожалел, что вырядился девчонкой и что с ним никто не только танцевать, но даже не решался рядом стоять. А все почему? Стоял и размышлял Борька.

Попробовал ближе приблизиться к парочкам девчонок, которых пока никто не приглашал, а те стояли, смотрели на танцующих, всех их обсуждали разглядывая. Но они от него отодвинулись, немного недовольные. Тогда Борька в другую сторону потянулся – к таким же, пока не востребованным мальчишкам. Но и те от него, словно от прокаженного!

Он стоял среди всего этого веселья и следил за тем, как безостановочно танцует Наташка и его даже не замечает. Он видел, как раскраснелось ее лицо, как она как-то напряженно двигается, и вовсе не смело. И ему показалось, что ей тоже как и ему не очень-то комфортно было в ее мальчишеском образе. Он хотел с ней потанцевать, но об этом не могло быть даже речи, потому как Наташку, как только заканчивался очередной танец, тут же приглашала какая-то очередная девчонка на следующий танец. Итак все время. Потом он увидел, что ее на какое-то мгновение оставили в покое, и он уже двинулся в ее сторону, но его снова остановила классная и игриво спросила:

– Ну а ты, красавица, почему не танцуешь?

И тогда он неожиданно для нее провоцируя.

– Идемте, я приглашаю…

– Нет, нет, Боренька! – тут же отступилась она, – я старая, тебе надо с молоденькими…

И эта, не высказанная ей до конца фраза его больно задела. Он понял, что она так и не смогла сама определиться, с кем же ему танцевать: с мальчиками или с девочками.

Он отошел и тут же почувствовал себя изгоем, словно его не существовало для всех них. Словно на нем были надеты не женские красивые одежды, а какие-то одежды, сделавшие его невидимым.

И он подумал, что этими странными мыслями ему надо будет обязательно поделиться с Наташкой. Поискал ее глазами, но не нашел.

Видимо, пока его отвлекала классная, она вышла. Тогда и он следом поспешил на улицу. Кроме того, ему уже надо было давно… И он мучился, не решаясь, до сих пор, в какой же туалет ему позволено было зайти: в женский или в мужской? Но туда и туда, как он понял, его не пустили бы. А тут совпало, и он устремился на улицу…

– Пусти Слон, ты делаешь мне больно! – услышал он из-за кустов, в которых наконец-то уединился по делу.

– Ничего, терпи! Терпи, я сказал, а то будет хуже…

– Не буду! Я же тебе уже говорила, что туда нельзя, не люблю я.…А ты лезешь и лезешь! Пусти, я сказала! Я закричу!

– Ну и кричи, дура! Да кто же придет на помощь такой как ты гляди?

– Ну, знаешь!

– Что? Что ты выделываешься? Будто я тебе це… ломаю?

Потом возня, а следом…

– Люди, помогите! – услышал нешуточный призыв о помощи.

Борька в два прыжка оказался за кустами, увидел, что какой-то верзила, Слон, наверное, как он понял, перегнул девушку и толкает ее бедрами…

– Отпусти гад! —почему-то крикнул пискляво, наверное, так от волнения.

– Во! Это еще что за явление? Че те надо, дура? А ну проваливай, пока я и тебя…

– Помогите! – закричала из-под него девушка, думая о своем освобождении.

– Отпусти, слышишь! – опять визгливо крикнул Борька.

И не успев даже опомниться и уклониться, как перед глазами вспыхнул свет и следом, опрокидывающий его и сбивающий с каблуков удар прямо в лицо! Наотмашь и сильно. Ах, если бы не эти проклятые каблуки, то он удержался, а тут?

Борька полетел в кусты, больно царапаясь и разрывая такую красивую плиссированную юбку. И это было то, о чем он, почему-то, только и успел сообразить, пока не отключился…

– Девушка, а девушка? – услышал он, через какое-то время над собой чей-то встревоженный женский голос.

– Очухалась, поднимайся! На земле нельзя лежать, а то застудишь придатки… – поучал все тот же женский голос.

– Он тебя сильно? Больно? Нос не сломал?

– Нет, нос, кажется, целый… -промямлил жалко, – а вот юбка…

Почему-то он в первую очередь подумал о ней. Наверное, оттого что клятвенно обещал сестре сохранить ее и бережно с ней обращаться, а сейчас увидел, что она разошлась или порвалась от бедра и разорванными кусками открывала бедро.

– Боже! Да у тебя все лицо в крови! – запричитала девчонка, которая склонилась над ним и силилась приподнять с земли.

– В голове не шумит? – опять она участливо. – Нет сотрясения? Не тошнит?

И хотя голова гудела и до рези в глазах болело на месте носа, но он ответил ей, что с ним все в порядке. Медленно приподнялся на локтях и, оглянувшись в темноту, спросил:

– А этот, как его там, где?

– Слон, что ли?

– Да.

– Смотался, гад… – почему-то, добавила в его адрес с матюгом.

– А что это он так? Испугался?

– Ага! Как скажешь? Ты что, не слышала, что Слон только вышел после отсидки?

– Нет. Я вообще о таком…

– Вот ты даешь! Нет, ты точно чокнутая… И зачем ты полезла? Я бы и сама…

– Ну да, слышали все как ты сама?

– Вот видишь, какая ты смелая? Все слышали, а ты одна за меня. И даже не побоялась, что Слон.… Слушай, а давай ко мне, я тут рядом…

Он попробовал возразить, но она ему сказала, что в таком виде она и пяти метров с голой ж… не пройдет…

– Зашить бы надо…

– Что зашить? – не понял, о чем это она.

– Ну, не ж… же твою! Ой, поднимайся давай, а ты тяжелая какая. Давай обопрись на меня… А туфли свои сними и давай уже без них, все равно колготки порваны и их придется выбрасывать. Ступай, ступай, моя спасительница…

И потянула его куда-то за кусты, а потом дальше, за школьную развороченную ограду, потом дальше по улице.

Он шел, опираясь, и тут в самом деле ему стало так больно, что он невольно от боли и от унижения и всего, что сегодня с ним произошло, вдруг тихо заплакал.

– Поплачь, поплачь, родная авось тебе полегчает, заступница ты моя… Дай туфли я потащу, а ты руками свободными цепляйся.… Вон к тому дому… Уже скоро, идем уже, прошу тебя…

Эх, подумал он, да что же мне так не везет сегодня! Хотел за девушку заступиться, а сам? И потом на вечере, как какой-то прокаженный, и Наташку потерял, а тут еще мордобой.

– Ой, больно как! – заохал.

– Ничего, уже пришли, входи, только голову пригни, у нас потолки низкие.

– Жека, ты? —откуда-то из темноты женский голос.

– Я…

– А с кем? Мы раздеты и спим уже.

– Ничего, я со своей заступницей, мы не помешаем, спите, мы тихо.

А потом, пока она усаживала его на маленькой кухне, он услышал из-за двери, как кто-то прокомментировал их появление.

– Вот, теперь Женька уже по ночам с какими-то защитницами стала являться, а раньше все с мужиками…

Потом другой сонный голос.

– Да хватит вам, спите! С мужиками, мужиками, с козлами, вот с кем!

– Да спите уже, мы тихо… – в ответ им, Жека.

Опять за дверью.

– Только не орать, когда кончать будете, спать хочется…

– Эх, девки, девки… – запричитала Женька. – Вам бы только кончать, да кричать… А ты, ангел мой, умойся, и мы тихонечко личико твое перекисью… Прости, свет не зажигаю, девки спят и заругаются, когда я поздно на кухне при свете копаюсь. Завтра утром на работу с шести, вот и шипят каждый раз.

– На работу?

– А куда же еще? Ты думала я… Ну, то приработки, а работа, то для…

– Да заткнетесь вы там, наконец! Женька, выгоню тебя к ядрене матери!

– Все, все… Тихо, тихо! Мойся и ложись, я сама все тебе сделаю… Эх, как же он тебя, гад! Точно ведь Слон! Во, как тебя разукрасил и не узнать… Ты, как боксер стала с таким носом, прямо…

– Да заткнетесь же вы, наконец-то?

– Все, все, тихо…

– И не орать, я сказала! Тихо чтобы все было… Понятно? А сходите на банку! Нечего ночью выскакивать на улицу!

Потом Борька ей шепотом.

– Я пойду, прости, мне надо…

Она ему также, прижимаясь теплой и мягкой грудью.

– Куда ты собралась? В ментовку, в их обезьянник с такой мордой, а потом на неделю к ним на отработку?

– Какой еще обезьянник, какую отработку, зачем?

– Эх ты! А я-то еще подумала, что ты от Ежихи?

– Какой еще Ежихи?

– Да, ладно тебе, уже, с вопросами. Повернись, только тихо и не бойся, перекисью не больно… Только глаза закрой…

Потом он почувствовал, как она к его лицу приложила какую-то марлю, пропитанную перекисью, и стала промокать ею лицо, покарябанное кустами и кулаком Слона.

– Слушай, я чего-то тебя не пойму, у тебя грим, что ли, зачем так густо? Что, морда некрасивая и усики колются? Молчи, молчи, а то на язык попадет и еще отравишься. А мне еще перед тобой отслужиться надо за твое спасение и защиту. И не мычи, я не какая-то Лохудра, я девушка серьезная и отслужу, раз сказала. Ты что хочешь, чтобы я для тебя сделала? Хочешь, полижу, а хочешь, дырочку пощекочу сзади. Не дергайся и не мычи. Прикольное это. Я, например, первый раз, когда мне так сделали, чуть сразу же не кончила. Нет, правда! И щекотно, и сладко так, когда там вокруг горячим язычком…

– Все, не надо, хватит! – взмолился Борька.

– Тише ты, тише! Голос у нее прорезался! Молчи, я сказала, а то нас с тобой вышибут на улицу! Ты местная? Ну и хорошо. Завтра с утра уйдешь, а сейчас… Слушай, родненькая а давай я тебе фейс смажу одним средством. Я им тоже как-то намазала, когда мне всю морду разбили и ничего, зажило, как на собаке. Сначала попечет немного… говорила она отворачиваясь. – А потом сразу же станет легче. Вот увидишь. Да не бойся ты, я ведь к тебе с благодарностью, и потом, сама уже пробовала. Ну, где там твой фейс?

Потом она удивительно легко и нежно намазала какое-то приятно пахнущее зелье. Сначала, как и говорила она, попекло, а потом сменилось на ощущения холодка, успокоения и затихания боли.

– Все, теперь писать и спать! Завтра во всем разберемся. Ну, куда ты? Сказали же – надо на банку! Ну ладно, давай ты первая, я отвернусь, раз ты, передо мной стесняешься. Ну, что ты, присаживайся и давай уже…

– Что, уже? Молодец, а как это ты так, стоя? Молодец! Я вот, например… сказала и тут же, невероятно откровенно зажурчала…

– Так, теперь вот что —говорила по-деловому и слегка подталкивая, -, ноги свои оботри о тряпку и раздевайся, вместе уляжемся. Я тебя к стенке, а сама с краю. Ну, что ты ждешь, давай уже, а то я замерзаю…

Пришлось Борьке срочно стягивать с себя колготки, остатки юбки и… Рука не поднялась снять блузку. Почему-то ему не хотелось сейчас, чтобы она, его проводница разоблачила с переодеванием. Он шагнул за шторку и полез так, не снимая ничего больше, на холодную и продавленную постель уже плохо соображая от всего с ним происходящего и того, что приключилось с ним за сегодняшний вечер.

Последнее, что он успел отметить, что она горячая, теплая тяжело легла рядом, привалилась, прижалась к нему со стороны спины, обхватив за бедро, и прошептала, целуя в шею.

– Спасибо тебе! Я бы без тебя точно влипла в плохую историю… Спим, я завтра без тебя никуда не пойду… С утра юбку твою приведу в порядок…

Потом замолчала и еще что-то промямлила засыпая. И Борька, удивляясь себе, вдруг провалился следом за ней, улетая в какое-то спокойное и счастливое пространство рядом с теплым телом незнакомой и такой приятной женщины…