Читать книгу Принцессы перестройки. Экстремально о девушках девяностых - Таня Сербиянова - Страница 8

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ ЮЛЬКА
МЫ НЕ ОНИ

Оглавление

По дороге домой мы с Жекой все обсуждаем ее предложение.

– Да, сто баксов – это деньги! – мечтательно говорит Женька. – Да я вот что думаю, их ведь надо еще заработать. Интересно, что она нам такое предложит, что оно стоит не меньше чем сто баксов?

– Наверное, с ней переспать?

– Ну, ты даешь! Ты хоть знаешь, как надо так с женщиной переспать, чтобы баба тебе сто баксов швырнула под ноги? Это только с мужиками так, только им такие бабки отваливают, но, то ведь за их неустанную работу над нами со своим…

– Это почему же только у них, я например…

– Да, помолчи ты уже, знаток бабских утех!

Я услышала и даже обиделась, мне ее замечание сильно задело за живое.

– Тебе что? Все что я с тобой делаю, не нравится, неинтересно, я что, неумелая, не…

– Ну, началось! Еще нюни распусти. И потом, слушать надо ушами, а не эмоции свои и настроения мне показывать! Поняла ты, полюбовница моя непутевая…

– Так все-таки я твоя?

– Да моя, моя! Куда мне от тебя деться?

– А может, ты жалеешь, что не с той, не с художницей?

– Может и пожалею…

– Не может, а точно! Я же все видела, как ты рот раззявила и только на нее и пялилась весь вечер.

– А что? Баба она подходящая и я, знаешь, что думаю, что у таких, у них совсем все по- другому, чем у нас.

– Как это? Они что же не женщины, что ли, или мы не женщины?

– Конечно, мы, не они! Мы по сравнению с ними еще девочки.

– Ну, вроде бы так, но ведь у нас с тобой тоже уже волосики и пирожок, словно только испечен, как сдобная булочка.

– Вот именно так! У нас все еще пирожок, а у них…

– Жека! Ты пугаешь и обижаешь меня, когда так говоришь! Все, я с тобой больше не разговариваю. Тебе моя не нравится, ей видите —ли пирожок мой уже не устраивает, ей подавай… Кстати, что ты такое в ней усмотрела?

– А, тебе не понять. К тому же ты ведь решила со мной не разговаривать.

– Ну, Женечка, я посутила, посутила, я же ведь еще маленькая, как ты сказала и у меня еще маленькая ладушка там! Так?

– Да так, так!

– Тогда поясни мне по-человечески, что не так во мне? Чем я не подхожу тебе?

Жека молчит и только смотрит в окно. А наш трамвай, неторопливо плетется и дергается на стрелках, как бы сам располагает к откровенному разговору. В салоне немного людей, поздно, потому мы спокойно сели сзади и беседуем. Ведь ехать нам предстоит еще целых полчаса. Почему бы не поболтать по душам? Тем более с кем? С моей ненаглядной…

Женька молчит и это меня начинает пугать, а потом раздражать… Думаю, что она такое замыслила. Неужели ей меня мало? Что ее во мне не устраивает? Повернулась к ней, разглядываю ее лицо.

Боже, как оно мне нравится, к тому же оно ведь родное и оно мое! Да разве только ее лицо, а вся она… Как вспомнила, так меня словно горячей водой и там, где сжимались, слегка напряженные ноги, оттуда по мне поползла знакомая до боли и до ума помрачения теплая и приятная тяжесть…

Дуреха! Ох, как я хочу тебя! Так бы и заорала! И если не ее настроение я бы ее, да прямо тут в трамвае зацеловала, затискала…

Внезапно Женька прерывает мои мечтания:

– Ты спрашивала, что я углядела в них?

– А я что, такое спрашивала, разве?

Но молчу, напряглась вся, так как она опять что такое-то противное скажет обо мне. Так подумала.

– Это такое, что связано с возрастом и с нашим внутренним миром, – начинает о чем -то заумном.

Во, дает! Думаю, а сама ей с издевкой.

– Ты прямо хвилосов!

– Ага! И на лесепеде, по колидору с каклетой, да тута, прямо возле воротов! Так, что ли? Ты не язви, может, послушаешь, да перестанешь мне тута говорить?

– А я и не говорю, это ты придумала. Зачем ты так?

– Мне можно?

– Да говори, говори, может, тебе, полегчает… – уступаю ей с нисхождением.

– Понимаешь, наша жизнь какая-то скудная и это внутри нас, она прямо из нас у Мамонта так и вылезла. У нас прямо на лице это написано. Ты не замечаешь?

– Не знаю как ты, а у меня со всем окружающим миром порядок. А вот ты ничего вокруг себя не замечаешь, это точно!

– Ты тоже заметила?

Еще бы? Я бы и не заметила?

Я же ведь в ней каждую складочку, каждую морщинку знаю и готова их целовать часами, лишь бы ей было приятно, только ей было от того спокойно и хорошо. Другое заметила, что она моих стараний и моих душевных переживаний словно не замечает, я словно не с ней. И потому повторяю ей вслух…

– Заметила, конечно же. А вот только ты ничего не замечаешь…

– Вот это ты верно подметила. Я вот что подумаю, нам надо к ним прижиматься, ближе быть с ними. Общаться как можно чаще и как-то в их жизнь проникать. Ведь какой у них интересный и содержательный мир? Мамонт, мало того что учится в институте, так еще и в экспедиции побывал, мамонтов видел, а она? Она вообще…

– А что она? Типичная столичная засраная интеллигентка.

– Это ты такая!

– Сама ты…

– Ну, скажи? Скажи еще хоть одно слово, я с тобой знаешь, что сделаю?

– Ну и сделай! Я уже давно жду этого! Только прошу тебя, поскорее…

– Вот ты дура и у тебя один только секс на уме!

– Ага! Я только и думаю… Вот сейчас, хотя бы скорее трамвай дотащился и я, как приду, как налечу на тебя и как…

– Ну что ты? Что? Куда ты лезешь? Люди ведь вокруг!

– Какие люди? Эти? Да они мне до лампочки! Главное мне тебя надо, тебя мне недостает!

– Юлька! Да хватит уже! На нас уже так смотрят, как на…

– А хочешь, я сейчас им всем как закричу, что ты и я….

– Да тише ты! Тише! Совсем уже голову потеряла…

Потом она закрывает мне рот, сжимает его ладонью, а я балуюсь, и все время пытаюсь крикнуть, назвать нас таким словом, от которого у меня в последнее время, как я только о том подумаю, так голова сразу же кругом и я все время – это только твержу: я и она! Потому я борюсь с ней и, пытаюсь все-таки выкрикнуть…

– Она люби… н… ка! Я леби… н… ка!

А вокруг уже смотрят на нас, как мы боремся, не понимают, но все равно нравоучительно поучают:

– Она дура! Пьяная, наверное! Тоже мне молодежь? И куда только мать смотрит?

Жека меня в охапку и закрывая мне рот, волочит из вагона на улицу, где сердито бросает мое ослабевающее тело прямо на дорогу. И пока трамвай, начинает шуметь, отъезжая, с остановки мимо нас, я успеваю прокричать громко и так чтобы они все слышали.

– Я люблю Женьку, мы ле… бин… ки!

– Ну чего ты орешь, дура! Ты закончила?

– Нет, я только начала!

Спустя полчаса, уже в их квартире. Мамки наши гуляли у нас, и мы, как только вошли, так я ей не дала даже опомниться и повалила ее на диван, срывая с нее одежду, стаскивая и отбрасывая с такой силой, будто собиралась этим ее вообще порвать, измять, скомкать. Точно так же следом с ней поступаю, как с той же одеждой…

– Юля, Юленька! Ну, уже остынь успокойся…

– Тебе хорошо, тебе нравится?

– Да нравится, нравится…

– Все?

– Все и вот так тоже… Ой! Еще и там, ой! А зачем же туда? Там же…

– Я не только так, но и всю тебя хочу проглотить…

– Ах, ты мой крокодильчик, ах ты моя…

– Я змея… Вот сейчас заползу к тебе между твоими толстеньких и буду тебя там своим тоненьким жалить и…

– Юличка, родненькая. ну что ты? Ну, также нельзя… также никто не делает…

– Пусть не делают, а я всю тебя так и съем…

– Ну, больно же! Больно!

– Вот и хорошо, что больно…

– Это почему же?

– Да потому что я хочу, чтобы ты меня запомнила! Запомнила на всю жизнь моя родненькая…

– Ой, мамочки, Юленька, Юлька… Я сейчас, я уже…

Принцессы перестройки. Экстремально о девушках девяностых

Подняться наверх