Читать книгу Принцессы перестройки. Экстремально о девушках девяностых - Таня Сербиянова - Страница 8
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ ЮЛЬКА
МЫ НЕ ОНИ
ОглавлениеПо дороге домой мы с Жекой все обсуждаем ее предложение.
– Да, сто баксов – это деньги! – мечтательно говорит Женька. – Да я вот что думаю, их ведь надо еще заработать. Интересно, что она нам такое предложит, что оно стоит не меньше чем сто баксов?
– Наверное, с ней переспать?
– Ну, ты даешь! Ты хоть знаешь, как надо так с женщиной переспать, чтобы баба тебе сто баксов швырнула под ноги? Это только с мужиками так, только им такие бабки отваливают, но, то ведь за их неустанную работу над нами со своим…
– Это почему же только у них, я например…
– Да, помолчи ты уже, знаток бабских утех!
Я услышала и даже обиделась, мне ее замечание сильно задело за живое.
– Тебе что? Все что я с тобой делаю, не нравится, неинтересно, я что, неумелая, не…
– Ну, началось! Еще нюни распусти. И потом, слушать надо ушами, а не эмоции свои и настроения мне показывать! Поняла ты, полюбовница моя непутевая…
– Так все-таки я твоя?
– Да моя, моя! Куда мне от тебя деться?
– А может, ты жалеешь, что не с той, не с художницей?
– Может и пожалею…
– Не может, а точно! Я же все видела, как ты рот раззявила и только на нее и пялилась весь вечер.
– А что? Баба она подходящая и я, знаешь, что думаю, что у таких, у них совсем все по- другому, чем у нас.
– Как это? Они что же не женщины, что ли, или мы не женщины?
– Конечно, мы, не они! Мы по сравнению с ними еще девочки.
– Ну, вроде бы так, но ведь у нас с тобой тоже уже волосики и пирожок, словно только испечен, как сдобная булочка.
– Вот именно так! У нас все еще пирожок, а у них…
– Жека! Ты пугаешь и обижаешь меня, когда так говоришь! Все, я с тобой больше не разговариваю. Тебе моя не нравится, ей видите —ли пирожок мой уже не устраивает, ей подавай… Кстати, что ты такое в ней усмотрела?
– А, тебе не понять. К тому же ты ведь решила со мной не разговаривать.
– Ну, Женечка, я посутила, посутила, я же ведь еще маленькая, как ты сказала и у меня еще маленькая ладушка там! Так?
– Да так, так!
– Тогда поясни мне по-человечески, что не так во мне? Чем я не подхожу тебе?
Жека молчит и только смотрит в окно. А наш трамвай, неторопливо плетется и дергается на стрелках, как бы сам располагает к откровенному разговору. В салоне немного людей, поздно, потому мы спокойно сели сзади и беседуем. Ведь ехать нам предстоит еще целых полчаса. Почему бы не поболтать по душам? Тем более с кем? С моей ненаглядной…
Женька молчит и это меня начинает пугать, а потом раздражать… Думаю, что она такое замыслила. Неужели ей меня мало? Что ее во мне не устраивает? Повернулась к ней, разглядываю ее лицо.
Боже, как оно мне нравится, к тому же оно ведь родное и оно мое! Да разве только ее лицо, а вся она… Как вспомнила, так меня словно горячей водой и там, где сжимались, слегка напряженные ноги, оттуда по мне поползла знакомая до боли и до ума помрачения теплая и приятная тяжесть…
Дуреха! Ох, как я хочу тебя! Так бы и заорала! И если не ее настроение я бы ее, да прямо тут в трамвае зацеловала, затискала…
Внезапно Женька прерывает мои мечтания:
– Ты спрашивала, что я углядела в них?
– А я что, такое спрашивала, разве?
Но молчу, напряглась вся, так как она опять что такое-то противное скажет обо мне. Так подумала.
– Это такое, что связано с возрастом и с нашим внутренним миром, – начинает о чем -то заумном.
Во, дает! Думаю, а сама ей с издевкой.
– Ты прямо хвилосов!
– Ага! И на лесепеде, по колидору с каклетой, да тута, прямо возле воротов! Так, что ли? Ты не язви, может, послушаешь, да перестанешь мне тута говорить?
– А я и не говорю, это ты придумала. Зачем ты так?
– Мне можно?
– Да говори, говори, может, тебе, полегчает… – уступаю ей с нисхождением.
– Понимаешь, наша жизнь какая-то скудная и это внутри нас, она прямо из нас у Мамонта так и вылезла. У нас прямо на лице это написано. Ты не замечаешь?
– Не знаю как ты, а у меня со всем окружающим миром порядок. А вот ты ничего вокруг себя не замечаешь, это точно!
– Ты тоже заметила?
Еще бы? Я бы и не заметила?
Я же ведь в ней каждую складочку, каждую морщинку знаю и готова их целовать часами, лишь бы ей было приятно, только ей было от того спокойно и хорошо. Другое заметила, что она моих стараний и моих душевных переживаний словно не замечает, я словно не с ней. И потому повторяю ей вслух…
– Заметила, конечно же. А вот только ты ничего не замечаешь…
– Вот это ты верно подметила. Я вот что подумаю, нам надо к ним прижиматься, ближе быть с ними. Общаться как можно чаще и как-то в их жизнь проникать. Ведь какой у них интересный и содержательный мир? Мамонт, мало того что учится в институте, так еще и в экспедиции побывал, мамонтов видел, а она? Она вообще…
– А что она? Типичная столичная засраная интеллигентка.
– Это ты такая!
– Сама ты…
– Ну, скажи? Скажи еще хоть одно слово, я с тобой знаешь, что сделаю?
– Ну и сделай! Я уже давно жду этого! Только прошу тебя, поскорее…
– Вот ты дура и у тебя один только секс на уме!
– Ага! Я только и думаю… Вот сейчас, хотя бы скорее трамвай дотащился и я, как приду, как налечу на тебя и как…
– Ну что ты? Что? Куда ты лезешь? Люди ведь вокруг!
– Какие люди? Эти? Да они мне до лампочки! Главное мне тебя надо, тебя мне недостает!
– Юлька! Да хватит уже! На нас уже так смотрят, как на…
– А хочешь, я сейчас им всем как закричу, что ты и я….
– Да тише ты! Тише! Совсем уже голову потеряла…
Потом она закрывает мне рот, сжимает его ладонью, а я балуюсь, и все время пытаюсь крикнуть, назвать нас таким словом, от которого у меня в последнее время, как я только о том подумаю, так голова сразу же кругом и я все время – это только твержу: я и она! Потому я борюсь с ней и, пытаюсь все-таки выкрикнуть…
– Она люби… н… ка! Я леби… н… ка!
А вокруг уже смотрят на нас, как мы боремся, не понимают, но все равно нравоучительно поучают:
– Она дура! Пьяная, наверное! Тоже мне молодежь? И куда только мать смотрит?
Жека меня в охапку и закрывая мне рот, волочит из вагона на улицу, где сердито бросает мое ослабевающее тело прямо на дорогу. И пока трамвай, начинает шуметь, отъезжая, с остановки мимо нас, я успеваю прокричать громко и так чтобы они все слышали.
– Я люблю Женьку, мы ле… бин… ки!
– Ну чего ты орешь, дура! Ты закончила?
– Нет, я только начала!
Спустя полчаса, уже в их квартире. Мамки наши гуляли у нас, и мы, как только вошли, так я ей не дала даже опомниться и повалила ее на диван, срывая с нее одежду, стаскивая и отбрасывая с такой силой, будто собиралась этим ее вообще порвать, измять, скомкать. Точно так же следом с ней поступаю, как с той же одеждой…
– Юля, Юленька! Ну, уже остынь успокойся…
– Тебе хорошо, тебе нравится?
– Да нравится, нравится…
– Все?
– Все и вот так тоже… Ой! Еще и там, ой! А зачем же туда? Там же…
– Я не только так, но и всю тебя хочу проглотить…
– Ах, ты мой крокодильчик, ах ты моя…
– Я змея… Вот сейчас заползу к тебе между твоими толстеньких и буду тебя там своим тоненьким жалить и…
– Юличка, родненькая. ну что ты? Ну, также нельзя… также никто не делает…
– Пусть не делают, а я всю тебя так и съем…
– Ну, больно же! Больно!
– Вот и хорошо, что больно…
– Это почему же?
– Да потому что я хочу, чтобы ты меня запомнила! Запомнила на всю жизнь моя родненькая…
– Ой, мамочки, Юленька, Юлька… Я сейчас, я уже…