Читать книгу Путеводная звезда - Тата Орлова - Страница 4

– Все, – опустошенно выдохнула я, как только за мной закрылась дверь дома. Прислонилась к стене, поймав себя на том, что хотелось сползти на пол и закрыть глаза, отстранившись от событий последнего часа.

– Ох, девочка моя! – суетливо бросилась ко мне мама Лиза. – Давай я тебе помогу, – подставила она свое плечо.

Это было так трогательно, так душевно, что я не сдержалась и, всхлипнув, обняла ее за плечи.

Все было позади, но как же я боялась!

– Ох, девочка, девочка, – жалея, протянула мама Лиза. Провела рукой по спине. – А ты – молодец! – неожиданно горделиво, вдруг произнесла она. – Такое придумала!

– Скажешь, тоже, молодец, – вздохнула я. Потом засмеялась. Чуть нервно, но это уже не страшно. – Чувствовала себя пансионеркой, которую застали за кражей сладкого, – отстранилась я от нее, заглянув в добрые, наполненные любовью глаза. – А если бы кучер отца не придержал лошадей? А если бы Владислав не оказался таким расторопным? Кстати, – нахмурилась я, – а сынишка Степана?

– Да он прибежал раньше вас, – улыбнулась она мне. – Уже всем успел рассказать.

– Вот ведь, пострел! – в порыве чувств, вновь прижалась я к матушке. Она была такой теплой, такой своей. – Пошлешь ко мне, заслужил он свою монетку, – выпустив ее из своих объятий, улыбнулась я. – И, как устроишь, приведи Владислава. Хочу с ним поговорить. И накажи всем, – я добавила голосу строгости, – чтобы молчали.

– Об этом не беспокойся, – тут же нахмурилась она. Всплеснула руками: – Да как же так можно, дитя у матери забирать?!

– Теперь уже не отберут, – уверенно произнесла я и, поцеловав ее в морщинистую щеку, направилась к лестнице. Прежде чем зайти к дочери, нужно было переодеться в домашнее.

Много времени это не заняло, и уже минут через пятнадцать я входила в детскую.

Шторы в комнате были прикрыты, создавая приятный полумрак. Тишина казалась уютной, мягкой.

– Спит? – шепотом спросила я у Катерины, кормилицы моей девочки. Стояла она у окна, придерживая рукой слегка сдвинутую ткань, и обернулась лишь, когда я задала вопрос, не сразу заметив мое появление.

– Да, госпожа графиня, – так же тихо отозвалась она, не сдвинувшись с места. Только прижала руки к груди, словно испугавшись чего-то.

Поняла я это не сразу – бесшабашное настроение не дало разглядеть тревогу в метнувшемся взгляде. И лишь наклонившись к умильно чмокающей во сне дочери, вдруг «увидела» с трудом сдерживаемое волнение.

– Катя? – резко выпрямившись, протянула я. Ее беспокойство мгновенно передалось и мне.

– Госпожа графиня, – она смотрела на меня широко открытыми глазами.

– Что-то с Аленой? – первая мысль была панической. Оглянулась на дочь. Нет, та просто спала, да и мама Лиза…

– Нет! – все так же шепотом ответила она, еще и качнула головой, вроде как успокаивая. – Я разбирала детски вещи…

– И что? – взяв ее за руку, отвела подальше от кроватки. – Ты разбирала детские вещи…

– Вы сами посмотрите! – решительно выдохнула она, указав пальцем на стопку, лежавшую на комоде.

В этом была права. Чем объяснять, проще посмотреть.

Всего несколько шагов, но ноги едва ли не подкашивались.

Или это просто нашел выход страх, который я сдерживала все утро?

– Что это? – невольно оглянулась я на Катерину, взяв в руки перевязанные крест-накрест аккуратно сложенные бумаги.

– Не знаю, – пожала она плечами. – Лежали в ящике между вещами. Я смотрела, что нужно будет взять с собой в Виноградово, а тут они.

– А тут они, – повторила я за Катериной, вновь посмотрев на бумаги. Сверху – чистый лист, снизу – тоже.

Я отодвинула край, тут же судорожно вздохнув. Почерк, которым была исписана бумага, уже видела не раз. Князь Изверев. Андрей.

Подняла следующий, еще один, еще.

– Госпожа Эвелин…

– Помолчи! – оборвала я ее.

Попасть в детскую бумаги просто так не могли. Если их кто-то и положил…

Если Георгий положил их именно сюда, значит, так было нужно, но для чего?

– Скажи, – повернулась я к Катерине. Алена заворочалась в своей колыбельке, мы обе тут же затихли, но дочь не проснулась, давая нам возможность закончить разговор. – Скажи, – повторила я совсем тихо, – ты собиралась брать эти вещи с собой в Виноградово?

– Да, – не задумываясь, ответила она. – Я и господину графу об этом говорила. Он спрашивал, не нужно ли купить еще что-нибудь. Ведь девочка растет, два-три месяца…

– Да, купить, – перебила я ее, вновь посмотрев на бумаги в своих руках.

Эх, Георгий! Почему же не сказал мне. Или…

Я подняла взгляд на кормилицу. Похоже, ни я, ни Катерина о них и не должны были узнать.

Случайность!

– Где ты их нашла? – я протянула ей стопку.

Катерина как-то робко направилась ко мне, осторожно взяла находку, подошла к комоду и засунула между льняными рубашками.

– Вот здесь пусть и лежат, – твердо произнесла я. – Убери в комод, потом положишь в багаж. И… – я добавила в голос жестких ноток, – никто не должен знать.

– Господа графиня! – она испуганно посмотрела на меня. На глазах появились слезы.

– Катя! – я была вынужденно подойти к кормилице, взять ее за руку. – Мне кажется, господин граф посчитал, что ты достойна доверия. Мы ведь его не подведем?

Она пару секунд смотрела на меня ошеломленно, явно не ожидая таких слов, потом медленно кивнула, почти сразу же успокоившись:

– И даже маме Лизе? – тихонечко спросила она, посмотрев на меня даже с какой-то благодарностью. Словно я добавила ее жизни значимости.

Наверное, так оно и было. Нам всем хотелось быть чуть большим, чем мы являлись. Ей. Мне.

Теперь я лучше понимала, зачем согласилась на просьбу магианы. Мне, как и Катерине, не хватало в этой жизни нужности.

– И даже маме Лизе! – заговорщицки подтвердила я. – Ни-ко-му! – произнесла по слогам.

– Я так и сделаю, – все еще чуточку растерянно, но уже достаточно твердо, чтобы перестала волноваться и я, отозвалась она. – Никто не узнает!

– Вот и ладушки, – проследив, как Катерина убрала стопку белья в ящик комода, заверила я. – Как Алена кушала? – дождавшись, когда она расправит лежавшую сверху кружевную салфетку, спросила, уводя внимание совершенно к другому.

– Хорошо кушала, – уже деловитым тоном заверила меня кормилица. – Ночью просыпалась дважды, хныкала, поджимала ножки, но я давала капельки, которые оставила магиана, и малышка быстро успокаивалась. Пеленочки, которые она испачкала, уже унесли, но я все внимательно осмотрела, как учили. И мама Лиза несколько раз заходила.

– Булочками баловала? – хитро улыбнулась я Катерине.

Кормилица у Аленушки была крепенькая, сбитая. Круглые щечки горели румянцем, волосы густые, русая коса в руку толщиной.

Ее младшему сыночку исполнился годик, с ним нянчились старшие дети и незамужняя сестра, за которую Георгий обещал дать приданное, если Катерина справиться с уходом за нашей дочерью. Да и мужа пристроил в доме. Хоть и без одной ноги – откупился за жизнь в одном из боев на границе с Ритолией, но плотничать увечье ему не мешало.

– Что вы! – вполне искренне возмутилась она. – Чтобы ребеночек животиком мучился?

– Я пошутила, – улыбнулась я Кате. Тронула за плечо: – Я буду в кабинете. Проснется, пошли кого-нибудь из горничных за мной.

– Как прикажете, – довольно неуклюже присев, чуть обиженно посмотрела она на меня, но кивнула. Я уже успела дойти до двери, когда Катя догнала меня: – А мальчика привезли?

Я вздохнула, недовольно качнула головой – в этом доме трудно было что-то скрыть. И хотя муж доверял всем, кто служил у него, я бы предпочла, чтобы о Владиславе знало как можно меньше народу.

Увы, исправлять что-либо было уже поздно, лишь надеяться на их преданность графу и верить в Заступницу, которая не даст ребенка в обиду.

– Привезли, – улыбнулась я ей, – но это тоже – большая тайна! – теперь уже я сделала большие глаза.

Катерина прыснула в кулачок и закивала, заверяя меня, что никому и ничего.

Наказав себе еще раз поговорить с мамой Лизой, я вышла из детской. Коридор был пуст, но с лестницы доносились голоса. Один из них был детским.

Когда они вошли в кабинет, я уже успела дойти до стола и просмотреть свежую почту.

Ничего.

А я и не рассчитывала. Ждать магического вестника от Георгия было еще рано.

Письмо от бывшей подруги по пансиону, два приглашения. Одно на утреннее чаепитие от баронессы Илинской, второе – на ужин, тоже от баронессы, но уже Радовой. С первым все понятно – ее старший сын, получивший титул графа за особые заслуги перед империей, приятельствовал с моим мужем, так что Ольга Александровна в какой-то мере мне покровительствовала. А вот мать будущего князя Изверева…

Бросив бумаги на стол, я улыбнулась мальчику, которому этой задержкой давала время осмотреться.

– Ну что, Владислав Горский, давай знакомиться. Я…

– Я знаю, кто вы, госпожа графиня, – очень церемонно склонил он голову. – Эвелина Федоровна Орлова. Моя попечительница.

Я приподняла бровь, переглянулась с мамой Лизой, стоявшей за его спиной. Та едва сдерживалась, чтобы не засмеяться.

Я, впрочем, тоже. Одет он был просто, чтобы не выделяться среди слуг, о чем мы договорились с магианой, но достоинства у него было не занимать.

– А ты, – с той же серьезностью, что он, начала я, – будущий великий маг.

– Возможно, – улыбка так и не тронула его тонких губ, – но для этого мне нужно будет много учиться.

Мама Лиза несколько осуждающе качнула головой, я же смотрела на своего подопечного скорее несколько удивленно. Он был совсем ребенком, но казался таким взрослым.

– А могу я узнать, – приняла я его манеру общения, – какую именно специализацию ты выбрал?

– Конечно, госпожа графиня, – четко произнес он. – Я, как и мама, хочу стать боевым магом-целителем.

– Это – большая ответственность, – я уже не улыбалась.

Сердце сжималось не то от боли, не то от ненависти к его отцу. Мальчишке и так досталось мало материнской любви, так он был готов лишить ребенка и этого!

– Я – знаю, – он смотрел прямо на меня, отвечая, как на уроке. – Мама дала мне нужные книги, я много занимаюсь самостоятельно.

Это мне тоже было известно – эти фолианты были в вещах, которые она перевезла в наш дом, пока присматривала за мной, но из уст Владислава воспринималось совершенно иначе, добавляя мне уверенности.

Что бы ни случилось, я сберегу этого мальчика!

Что бы ни случилось.

***

Шесть дней пролетели совершенно незаметно. Хлопоты, подготовка к отъезду.

Для меня это было первое самостоятельное путешествие, да и дом, который стал действительно моим, и за который я отвечала не только перед мужем, но и перед людьми, его населявшими, покидала тоже впервые.

Мама Лиза наблюдала за моей несколько излишней суетой с неизменной улыбкой. И на вопросы, которые я задавала уже даже не в десятый раз, отвечала неизменно спокойно и доброжелательно. Оставалось только восхититься выдержкой этой уже немолодой женщины. Поставив себя однажды на ее место, поняла, что не сдержалась бы уже где-то на второй-третий день приготовлений, так что мне очень повезло, что она – не я.

Наконец, все основные дела были завершены, указания розданы, деньги на текущие расходы выданы, и я со спокойной душой отправила магического вестника графу Горину. За те два дня, которые понадобятся его слуге Ивану, чтобы добраться до столицы, мы как раз успевали собрать багаж.

Это было вечером, а ближе к обеду следующего дня мама Лиза все-таки не выдержала моего напора и отправила нас с дочерью в сад. Меня – чтобы не мешалась под ногами, а Алену, чтобы мое времяпровождение не выглядело совсем уж бесцельным.

Спорить я не стала, да и бесполезно, когда касалось мамы Лизы, так что, забрав у кормилицы дочь и попросив поставить в беседке плетеную люльку, я избавила всех от своего присутствия.

Сначала мы с Аленой гуляли по дорожкам. Я рассказывала ей сказки, которые слышала в детстве от бабушки, пела песенки, ставя столбиком показывала на пролетающих мимо бабочек. А она смотрела на меня своими голубыми глазищами, гулила и пускала слюнки.

Уснула малышка совсем незаметно. Только-только держала головку, как тут же опустила ее мне на плечо, сладко засопев.

Беседка была совсем рядом, лишь перебраться на соседнюю дорожку, но я задержалась, чтобы, переложив дочь удобнее и прижав к себе, понаблюдать за игрой мальчишек. Благодаря сыну Степана Владислав за эти несколько дней стал похож на семилетнего ребенка, чему я была очень рада.

Детство оно такое, пролетит, и не заметишь.

Солнце было ярким, но широкие поля моей шляпки закрывали лицо Аленки, укладывая на него мягкую тень. Ветерок – едва ощутимым, изредка позволяя себе шевельнуть листву на деревьях, которая тут же отзывалась мягким шелестом.

Я любила это время года. За эту негу, за беспечность, за обещание, что все это будет длиться, длиться и длиться.

Аленка вздрогнув, дернула ручонками, но тут же, на мгновение нахмурив бровки, затихла.

Такое простое незамысловатое счастье.

Чтобы оно стало бесконечным, не хватало…

Закончить мысль я не успела – оставалось лишь произнести имя, когда резкий порыв ветра вдруг угрожающе загудел в густой кроне, склонил тонкое деревцо почти к самой земле, попытался сорвать с меня шляпку. Следующий принес откуда-то пыль, закрутил ее, заставив меня наклониться, закрывая собой дочь.

– Госпожа! Госпожа! – словно издалека донесся голос Катерины.

На миг затихло – тишина казалась странной, оглушительной, и меня, обдав холодом, буквально толкнуло вперед.

Капля дождя, упавшая на руку, была крупной. Еще одна, еще…

Они плюхались на камень дорожки, били по нежной листве, оставляли на траве проплешины.

– Госпожа!

Аленка!

Малышка закряхтела, вырывая меня из оцепенения и заставляя действовать.

Увы, было уже поздно. Ледяная горошина легла рядом с каплей дождя. Рядом шлепнулась вторая, крупнее.

Град!

Бежать к беседке?! Нет! Я не заметила, как пошла от нее в другую сторону.

К дому?!

Не ближе, но это все-таки дом, да и на помощь можно было рассчитывать.

Придерживая Алену одной рукой и стараясь не замечать, как сжимает горло широкая лента сорванной шляпки, подхватила подол платья, задрала, накрывая малышку сверху, и побежала в сторону крыльца, едва видневшегося сквозь упавшую с неба стену воды.

Ткань нижней юбки мгновенно намокла, прилипла к ногам.

Больно ударило в шею, потом в руку, заставив заскрипеть зубами от боли, но я продолжала, полусогнувшись, двигаться вперед, моля Заступницу только об одном.

Только уберечь дочь.

Только успеть добежать.

Толстую ветку бросило мне под ноги, я споткнулась, упала на колено, выставив одну руку вперед. Тут же ударило в спину. Сдержав крик – Аленка уже вошкалась, с трудом поднялась.

Только бы успеть!

– Святая Заступница! Госпожа! – Семен появился внезапно, просто вдруг показался рядом, набросил на меня сверху тяжелый плащ и, обхватив за плечи, потащил за собой.

Как мы добрались до дома, я не запомнила. Слезы заливали глаза, саднили ушибы, но главным для меня было другое.

Дочь!

Осознала, что уже все позади, лишь когда Степан, затолкнув меня в дом, плотно закрыл за нами дверь, оставляя за ней разбушевавшуюся стихию.

– Анна! Горячую ванну для госпожи! Катерина! Переодень и накорми девочку. Степан…

– Сам знаю, – гулко отозвался он, сбрасывая с меня плащ.

– Заступница! – отступила, испуганно выдохнув, мама Лиза. А ведь только что раздавала приказы.

– Забери Алену, – пошатнувшись, прошептала я, чувствуя, как покидают меня последние силы.

Первой отреагировала кормилица, подскочила, попробовала перехватить девочку, но мои руки словно закаменели. Знаю, что надо отдать, но шевельнуть не могу. Не разгибаются.

– Сади ее в кресло! – прикрикнула на Степана мама Лиза, вновь взяв все хлопоты на себя. – Неси шали. Влад, – я появление мальчика даже не заметила, – скажи на кухне, чтобы подогрели вино со специями. И камин, камин в комнате госпожи пусть растопят.

Степан мужик крепкий, тут же подхватил нас с малышкой на руки, донес до стоявшего в холле кресла, усадил. Сам отошел, уступая место Катерине и Анне, которые тут же начали растирать мне руки и ноги.

Наверное, я все-таки потеряла сознание, потому что когда снова начала что-то осознавать, кормилица укрывала хныкавшую Аленку пуховой шалью, а мама Лиза подносила к моим губам глиняную кружку.

– Пей! – когда я дернулась от ударившего в нос слишком пряного запаха, грозно потребовала она.

– Как малышка? – сипло спросила я. Прикушенные губы ныли, да и тело горело болью, заставляя морщиться даже от малейшего движения.

– Все хорошо, – твердо произнесла мама Лиза и отвела взгляд.

– Как она?! – я попыталась встать, кружка покачнулась, кожу обожгло, но я это только отметила, пристально глядя на матушку.

– Вымокла она, – тяжело вздохнула мама Лиза. Опустила глаза.

– Ну почему так! – хрипло закричала я. Слезы потекли по щекам.

Какая же я мать, если не уберегла ребенка?!

– А вот это ты прекрати! – вдруг довольно грубо дернула она меня за плечи, поднимая. – Девочка крепенькая! Катерина сейчас ее барсучьим жиром разотрет, в теплое завернет, да покормит. Вот и согреет. Даст Заступница, все обойдется. А вот что с тобой делать?! Ты на себя бы посмотрела! Хорошо, что муж не видит!

Наверное, она была права, но успокоиться я не могла, вновь и вновь вспоминая, как ударила меня первая капля дождя. Как шлепнулась рядом ледяная горошина.

Если бы я не растерялась…

– Ванна готова. С травками, – подбежала к нам Аннушка, выбивая из недалекого прошлого. Накинула мне на плечи шаль.

– Вот и ладушки, – кивнула головой мама Лиза. – А ты, – вновь сурово посмотрела на меня, – пей, пока не остыло. А то вся гусиной кожей покрылась, зуб на зуб не попадает.

С этим она ошиблась. Вымокнуть и замерзнуть я успела, но колотило меня от запоздалого страха.

– Пей, пей, – ухватив меня за руку, мама Лиза помогла поднести кружку к губам. Прикосновение оказалось болезненным, но я стерпела.

Я – не важно, главное – Алена!

Горячее вино не обожгло, словно растопило, согрев горло и теплом скользнув в желудок. А потом рвануло огнем по венам, заставив еще сильнее задрожать от выходящего из меня холода.

– Ну, вот так-то лучше, – удовлетворенно протянула она, отдавая кружку Аннушке. – А теперь пойдем, милая, приведем тебя в порядок. А то скорее уж на чудище похоже, чем на графиню нашу. Это ж надо…

О чем она говорила, я поняла, когда оказалась напротив большого зеркала, занимавшего часть стены в холе.

Грязные туфли, подранное платье, от шляпки осталась только запутавшаяся в растрепанных волосах лента с поникшим бантом. Ссадины на руках, шее, плечах. Глубокая царапина на виске.

– Отправь вестника графу Горину, что мы задержимся на несколько дней, – прошептала я, чувствуя, как на глазах вновь выступают слезы.

Ехать в таком виде к дяде Георгия мне точно не стоило.

***

– Госпожа, госпожа,– потянула меня за плечо Аннушка, заставляя открыть глаза.

Казалось, я их только закрыла….

Эта мысль тут же всколыхнула воспоминания. Прогулка. Дождь с градом. Алена.

– Что с малышкой? – откинув одеяло, резко села я на кровати.

– Жар у нее, госпожа, – вздохнула Аннушка. – Мама Лиза послала за доктором.

– Жар?! – переспросила я, надеясь, что ослышалась. Дожидаться ответа не стала, тут же приказав: – Помоги одеться.

Встала… ноги не держали.

– Вы и сами… госпожа, – нахмурилась Аннушка.

– Помоги одеться, – повторила я, направляясь к гардеробу.

Открыв дверцу, слепо посмотрела внутрь шкафа. Жар – не жар, но меня мутило. Тело было слабым, безвольным. Перед глазами все плыло.

Сейчас это не имело никакого значения.

Мысль о том, как быстро начинаешь понимать, что в твоей жизни по-настоящему главное, мелькнула и пропала, оставив после себя горький след. Мне бы очень не хотелось, чтобы Заступница когда-нибудь заставила разрываться между теми, кто был дорог.

– Давайте вот это, – взяв вопрос выбора на себя, Аннушка достала платье из мягкой ткани с высоким воротником стойкой и длинным рукавом.

В отличие от меня, про синяки, которые оставил на моей коже град, она не забыла.

На ее вопросительный взгляд – все ли устраивает, я только кивнула. Лично мне было все равно, лишь бы скорее увидеть дочь.

Быстро переодевшись и чуть прибрав волосы, я торопливо направилась в детскую. Мама Лиза была уже там.

– Как она? – чуть хрипло спросила я, подходя к колыбельке.

– Не уберегли мы ее, – мама Лиза посмотрела так, словно была виновата в этой беде.

Сказать ей об этом не дала вернувшаяся Катерина. В руках она держала кувшин, чашку и бутылочку с уксусом:

– Вот, – расставляя все на столике рядом с колыбелькой, произнесла кормилица. Меня вроде и заметила, но так, будто я и не покидала детской.

– Пока доктор не пришел. – Мама Лиза оттеснила ее, налила в чашку воды, добавила немного уксуса, попробовала, макнув в раствор палец. – Дай мягкую салфетку, – кивнула она Катерине на комод.

– Я подам, – первой отреагировала я. Не могла видеть, как тяжело дышит моя малышка, как пылают жаром ее щечки.

– Девочка горячая, – когда я принесла салфетку, начала объяснять мне мама Лиза, – значит, обтирать можно. Если у ребеночка ручки-ножки холодные при температуре…

– Может, я здесь уже и не нужен, – входя в детскую, добродушно проворчал мужчина.

Невысокий, неказистый, но силы, говорили, немеряной. А руки при этом у него были мягкие, нежные.

– Василий Иванович, – бросилась я навстречу доктору. Знала его хорошо – здоровьем рода Орловых он занимался уже не первый год. – Алена…

– Вижу, голубушка, вижу, – басовито протянул он. – Лизавета, пошли-ка кого за водой, руки обмыть.

– Анна! – тут же прикрикнула на замешкавшуюся Аннушку мама Лиза. – А разве я не права, Василий Иванович? – уперла она руки в бока.

– Права, Лизавета, права, – хмыкнул он в усы, – но это пока меня не было, – добавил доктор, направляясь к колыбельке. Постоял, склонившись – мы все затихли, едва ли дыша. Достал из поставленного на пол саквояжа трубочку для прослушивания, положил ее на столик, на чистую салфетку. Потом вдруг резко обернулся: – А вы что же, голубушка, не подготовились? – строго взглянул он на меня. – Поведали мне, как вас градом побило.

– Василий Иванович, – жалобно посмотрела я на него. – Аленка…

– Принесла! – влетела в детскую Аннушка, спасая от дальнейшего разговора обо мне. Поставила на подставку таз, поправила полотенце на плече, протянула чашечку с мылом: – Давайте полью, Василий Иванович.

– Ну, полей, полей, красавица, – отходя от колыбельки, буркнул доктор. Закатал рукава, подставил ладони под струю воды. Взял мыло, размылил.

Все это так медленно, неспешно.

– Вот что, голубушка, – закончив тщательно вытирать руки, вновь заговорил он, – детям свойственно болеть, как бы мамочки не хотели видеть их здоровыми.

– Но она же совсем кроха! – охнула я, не принимая его слова.

– Да, – вздохнул он, – это вы верно заметили. – Нахмурился. Потом, пока возвращался к столику, потер ладонь об ладонь, к одной приложил трубочку, согревая, и только после этого вновь наклонился над колыбелью. – А про ложечку серебряную забыла? – оглянулся к маме Лизе.

Мне показалось, что не потому, что та была ему нужна, а лишь отвлечь нас. Уж больно настороженно мы с ней следили за каждым его движением.

Слушал он неторопливо. Убирал трубочку, прикладывал ухо к груди хнычущей малышки, снова брал трубочку.

– Давай, – протянул он руку.

Откуда она появилась, я пропустила, но мама Лиза сразу подала ему небольшую серебряную ложечку, которую сама же и подарила Алене на день посвящения Заступнице.

– А теперь давай приоткроем ротик, – неожиданно ласково попросил он и малышка, словно понимая, о чем ее попросили, шевельнула губками и зевнула.

Что он там увидел, и понадобилась ему ложечка или нет, я не заметила – мама Лиза сдвинулась, загородив их собой.

– Ну, что, голубушка, – наконец выпрямился он и повернулся ко мне, – я сейчас распишу, что надо делать. И капельки оставлю. И для горлышка, и чтобы сбить жар. – Он достал из саквояжа несколько склянок и бумажные пакетики. Следующими из недр его баула показались лист бумаги и карандаш. – И для малышки, и для вас, голубушка, – строго посмотрел он на меня. – А то слышу я, как вы дышите. Да и сердечко трепыхается, как у бьющейся в силках птахи, – продолжая выговаривать, присел он за стол. – Вам дочь еще растить и растить, а вы у меня уже помирать приготовились. Нельзя так, Эвелина Федоровна! – не отрывая глаз от бумаги, не останавливался он. – Про себя тоже забывать негоже. И с ребеночком вы тяжело ходили. И роды нелегко дались. Вам себя беречь и беречь. Лизавета, – не дав никому сказать ни слова, тут же заговорил о другом, – тут для тебя все подробно написано, – отодвинул лист, поднялся. – Завтра к полудню зайду, посмотрю. Но если что…

– Пошлю за вами Степана, – кивнула мама Лиза и грозно зыркнула на меня. – И за госпожой присмотрю, – заверила она доктора, сделав вывод из его нотаций.

Жар спал только к вечеру следующего дня. Но и во вторую ночь я предпочла остаться спать в детской, не представляя, как могу надолго оставить ее одну.

И не важно, что мама Лиза, Катерина и Аннушка думали точно так же.

– Госпожа, госпожа, – тронула меня за плечо Аннушка, вырывая из дремы.

– Что? – тут же вскинулась я. – Опять жар?

– Нет! – горничная качнула головой. Смотрела испуганно. – Там…

– Что там? – я с трудом выпрямилась в кресле.

Тело затекло, да и в голове все, как в тумане. Вроде вижу, что в детской, да и про Аленку первая мысль была, но не могу вспомнить, ни какой день, ни что на дворе: утро, вечер…

– Там, внизу, – едва ли не заикаясь, пояснила она. – Вас там требуют.

– Меня? – вставая, переспросила я. Чуть склонившись, посмотрела на измятую юбку. – Скажи, что я скоро подойду, – приказала я, направляясь к колыбельке.

Все могло подождать, кроме дочери!

– Они немедленно требуют! – ухватив меня за руку, вдруг прошептала Аннушка. – Госпожа…

– Анна?! – я нахмурилась, она тут же отпустила меня, склонила голову. – Останься здесь, с Катериной, – бросила я, мельком посмотрев на малышку. Она спала. Дышала легко и даже чему-то улыбалась, складывая губки бантиком.

Это не могло не радовать. Две ночи и день.

Страшнее в моей жизни не было.

Прихватив лежавшую на спинке кресла шаль, накинула себе на плечи, вышла в коридор. Магические светильники были еще зажжены. Раннее утро.

Подойдя к лестнице, остановилась, укрывшись за растущим в кадке деревом. Посмотрела вниз.

Мама Лиза, чему я не удивилась, Степан, что тоже вполне объяснимо и…

Этих гостей я в своем доме точно видеть не хотела, но они обычно не спрашивали, когда приходить.

Впрочем, причин для их появления я не видела, если только…

Испугаться я не успела. Владислав еще с вечера вместе с новоявленным другом отправился к родне Степана. Помочь убрать мусор, оставленный ураганом.

А я ведь отпускать не хотела, побоявшись за мальчишку.

Запахнув посильнее шаль, и помянув незваных гостей недобрым словом, я начала спускаться вниз.

– Чем обязана, господин барон? – сойдя на нижнюю ступеньку, холодно спросила я, сделав вид, что не заметила взгляда, которым он прошелся по моим рукам. И надо же мне было надеть другое платье! – И кто эти люди с вами? – тем же тоном продолжила я, коротко посмотрев на трех мужчин в цивильном, за спинами которых стояли двое гвардейцев.

– Графиня Орлова, – вытащив из-за обшлага форменного камзола сложенный в несколько раз лист бумаги, барон Метельский протянул его мне, – по приказу его императорского величества нам приказано провести в вашем доме обыск и изъять служебные бумаги вашего мужа, графа Орлова!

– Что?! – непонимающе переспросила я, не заметив, что делаю, взяв скрепленное сургучным оттиском печати императора повеление. – Обыск?! В моем доме?!

– Да, – госпожа графиня, – так же сухо, как говорил до этого, подтвердил барон. – И я очень прошу вас не чинить мне препятствий. Иначе…

– Барон? Я прошу вас! Объясните… – растерянно промямлила я, пытаясь собраться с мыслями.

Одно только слово: «обыск», внушало ужас. А еще и «служебные бумаги»… «изъять»!

– Мне повторить то, что я уже сказал? – не скрывая презрительных ноток, барон окинул меня с ног до головы.

Я и без его взгляда догадывалась, что представляю собой жалкое зрелище….

– У меня больна дочь, – зачем-то сказала я, понимая, что все это бесполезно.

– Мне вас пожалеть?! – на лице барона появилось искреннее удивление. – Вам лучше позволить нам пройти! – тут же жестко закончил он. – Мне не хотелось бы добавлять к этим синякам, – он кивнул на мою руку, – свежие.

– Господин барон, – я все-таки сделала еще одну попытку прояснить ситуацию, – возможно, это какая-то ошибка…

– В чем ошибка?! – язвительно уточнил он. – В том, что император повелел нам провести у вас обыск?

– Я правильно услышал, господин барон? Вы сказали: обыск?! – этот голос раздался со стороны кухни и заставил меня… нет, не расслабиться. И даже не вздохнуть с облегчением. Просто поверить, что Заступница не оставила меня в трудный час.

– Граф? – барон был действительно удивлен появлению Илинского. – А что вы здесь…

– Наблюдаю, чтобы вы не превысили своих полномочий, – подходя к нам, холодно произнес Владимир. – Графиня, – он церемонно склонил голову, когда выпрямлялся, во взгляде была тревога.

Не знаю, за что уж принял синяки, но их появление его явно беспокоило.

– Граф, – заставила я себя улыбнуться.

Наверное, у меня получилось совсем плохо, потому что желваки на лице Илинского дернулись, а серые глаза стали едва ли не прозрачными, как тонкий лед на реке.

– Вы позволите? – протянул он ко мне руку, требуя отдать ему бумагу.

– Да, конечно, – севшим голосом отозвалась я, подавая. Опять ухватилась за концы шали, как за спасение.

Сургучная печать хрустнула, я вздрогнула, стараясь не смотреть на барона. То, что тот был в бешенстве, ощущала и так.

– А ведь вы должны радоваться, барон, что я избавил вас от больших проблем, – неожиданно насмешливо произнес Илинский. – Превышение полномочий. Император чтит инициативу, но никак не самоуправство, – добавил он и повернулся ко мне, проигнорировав попытку Метельского что-то объяснить. – Госпожа графиня, в этой бумаге сказано, что барону поручено изъять служебные бумаги вашего мужа. Если вы не станете чинить препятствия и выдадите их добровольно, то основания проводить обыск в вашем доме, будут отсутствовать. Вам ведь известно, где они находятся? – без малейшей паузы спросил он.

Я сглотнула – все было не так хорошо, как мне бы хотелось, но намного лучше, чем могло быть:

– Да, мне известно, где находятся служебные бумаги мужа, – тихо отозвалась я, едва не пошатнувшись от мелькнувшей лишь теперь мысли.

Георгий?!

– Уж если даже женщина знает, где…

– А вы пока помолчите, барон, – оборвал его Илиниский. – И где же? – подбадривающе улыбнулся он мне.

Помогло мало, но я хотя бы внятно смогла ответить на его вопрос:

– В кабинете графа. В столе. Закрыты на ключ и запечатаны магической печатью.

– Вот видите, барон, – голос Илинского звучал довольно, – а вы – обыск, обыск. – Вы ведь позволите нам подняться и забрать их? – граф был сама любезность.

– Да, конечно, – как я ни пыталась сдержаться, но на глазах выступили слезы. Дочь. Георгий. К тому же, все происходило на глазах у мамы Лизы и Степана. – Я только попрошу вас не шуметь, – едва не срываясь на рыдания, продолжила я. – У меня больна дочь. Жар только спал.

– Не беспокойтесь, графиня, – свозь влажную пелену я заметила, как дернулся кадык Илинского, – мы будет очень осторожны. Не правда ли, барон?

– Обязательно, граф, – процедил тот сквозь зубы. И уже обращаясь ко мне продолжил: – Куда нам пройти?

– Я покажу, – выступила вперед мама Лиза. Расправила накрахмаленный передник и пошла к лестнице. – Следуйте за мной, – пригласила она, подойдя к лестнице. Оглянулась, остановившись на ступеньке: – Господа, я вас жду. – И все это так спокойно, что я невольно улыбнулась, понимая, что это ничего не изменит.

– Господин барон, вас ждут, – поторопил Метельского граф, давая понять, что сам он заниматься этим делом не собирается.

Дождавшись, когда барон и сопровождающие поднимутся на второй этаж, показал Степану наверх, мол, проследи, и только после того, как ушел и лакей, повернулся ко мне:

– Эвелин, вам нужно срочно покинуть столицу.

– Что?! – я вновь ничего не понимала.

– Оставаться здесь опасно, – Владимир вроде и говорил без нажима, но я чувствовала, насколько важно то, что он произносил. – Я рад, что успел, но это только начало. Метельский не остановится ни перед чем, чтобы смешать с грязью имя вашего мужа.

– Но почему?! – слезы высохли мгновенно.

– Сейчас это неважно, – Илинский оглянулся на лестницу. – Я его слегка придержу, но… – он резко выдохнул, качнул головой. – Вы должны уехать. До полудня.

– Владимир, как вы себе это представляете?! – не сдержалась я. – У дочери только спал жар.

– Да и сами вы едва на ногах держитесь, – подхватил он. – А еще сын магианы Горской.

– Откуда вам известно?! – кажется, я побледнела… если было, куда больше.

– Эвелин! Дорогая моя, Эвелин, вы, похоже, забываете, где именно я служу, – с легкой укоризной улыбнулся он. – Поверьте, об этом знаю не только я…

– Святая Заступница! – чуть слышно протянула я, закрыв рот руками. – Но как же?!

– Вы должны уехать! – твердо повторил он. – Если вы дорожите своей дочерью…

– Если дорожу… – сглотнула я вставший в горле ком. Наверное, он нашел нужные слова, потому что охватившая меня паника вдруг растворилась в четком понимании, что именно мне предстояло сделать. – Да… Как только… – Не договорила я сама. Посмотрела на Владимира, только теперь осознав, какой именно вопрос я так и не задала. – Что с Георгием? Он убит?

– Нет, – взгляд Илинского дернулся, но лишь на миг. – Он пропал. Вместе с очень важными бумагами, которые вез князю Алихану.

– Пропал?! – выдохнула я. Все вокруг меня закачалось, но я, ухватившись за Владимира, устояла на ногах. – Император считает, что он…

Слово «предатель» произнести я не сумела.

– Ты должна уехать! – голос Владимира звучал жестко, но не грубо. И даже вот этот неожиданный переход на «ты»… – И еще, – он наклонился ко мне, – верь своему отцу. Он не…

Закончить Владимир не успел. Степан, показавшийся на галерее второго этажа, громко закашлял, предупреждая, что время для нашего разговора истекло.