Читать книгу Вот увидишь: все получится - Татьяна Эдел - Страница 2

Молодой человек двадцати пяти лет по имени Борис Моисеевич, а попросту Борюсик, впал в ипохондрию. С некоторых пор его перестала радовать жизнь с ее выкрутасами, проблемами и нечаянными подарками, частенько с недобрым и нежданным содержимым.

Борюсик был единственным, глубоко обожаемым сыночком Софьи Исаковны и Моисея Абрамовича. С самого раннего детства его день был строго расписан и шаг в сторону карался лишением удовольствий: запрещалось кататься на велосипеде, ходить в кино, есть мороженое и тому подобные злодеяния, как считал отрок. Эти строгости были глубоко неприятны его натуре. Борюсик хотел бегать с утра до ночи на улице, свистеть, хулиганить, играть в футбол, а не пиликать на скрипке и не ходить в белых рубашечках, а иногда даже с бабочкой на шее.

Софья Исаковна, в разговорах просто Софочка, модная портниха, крупная и грубоватая женщина с мясистым носом, усами и маленькими глазками являла собой не яркий образ восточной красавицы, а, скорее, наоборот – где огромные черные глаза, где алые пухлые губки и нос с горбинкой?

Юной девушкой она безумно влюбилась в известного скрипача, фотографию которого увидела в журнале. Так его портрет перекочевал из раскуроченного издания на стенку спальни юной девицы.

Буквально через полгода бесплодных воздыханий шутница-судьба занесла сей идеал на гастроли именно в тот город, где и жила его обожательница.

Софочка, и в юности не блиставшая красотой, фигуру имела вполне еврейскую: с пышной грудью и тяжелым задком, что, правда, добавляло ей лет, но украшало неприметное лицо.

Специально для концерта было сшито новое платье, начесаны реденькие волосики для придания им пышности, куплен билет в первый ряд и, конечно, огромный букет цветов – родители не жалели на дочурку денег.

На концерте Софа громче всех кричала «Браво!» и преподнесла букет, пламенея лицом. Огонь в глазах поклонницы музыкантом был отмечен, и он успел шепнуть, принимая букет: «Подождите меня у выхода после концерта».

Не чуя под собой ног, юная нимфа стояла у дверей театра до последнего зрителя. Потом стайками стали выходить музыканты. ЕГО не было. Казалось, дверь не откроется уже никогда, и театр заснул после напряженного дня.

Софочка стояла, прислонившись к стене, холодея душой с потными от волнения ладонями. Она чувствовала себя в буквальном смысле Жанной Д'Арк, идущей на костер, правда, не из любви к родине и народу, а лишь к одному из его представителей.

Вожделенный скрипач вышел лишь через 20 минут вместе со директором театра.

– Здравствуй, милая, рад тебя снова видеть, – замурчал, как кот, сластолюбец, слегка пахнув дорогим коньяком и беря девушку под локоток.

– Я тоже, – немея в коленях, отвечала Софа.

– Поедем ко мне в гостиницу, пообщаемся. Кстати, как тебя зовут?

– Софа, – пискнула девица, предвкушая нежные объятия и поцелуи. «Неужели он тоже влюбился в меня с первого взгляда?», – млела наивная девушка.

Она будет вспоминать потом, как ехали в такси, и он гладил ее колени, а она обмирала от первой мужской ласки в ее жизни. Как вошли в номер, и он тут же, за дверью, притиснув ее к стене, ухватил крепко, до боли, груди, а в живот уперлось что-то твердое. Было неудобно и немного больно, и Софочка все хотела извернуться и изменить позицию. «И чего это у него в кармане? – еще успела мелькнуть мысль, а в следующее мгновение он каким-то отработанным, ловким движением подтянул ее к кровати и стянул платье. Не зная, что делать, как себя вести, Софа, забыв про стыд, с удивлением взирала на штуку, которая раньше тыкалась в ее живот и страшно мешала. Долгожданный любимый, в мгновение ока раздевшийся, стоял перед ней, покачивая бедрами и демонстрируя вздыбившийся член.

«Так вот эта противная огромная бледно-розовая палка и есть мужская гордость? Какая гадость, – мелькали вихрем мысли, меж тем как вся она была смята и грубо истискана жадными мужскими руками.

– Боже, как он в меня влюбился!

На этой мысли ее ноги рывком раздвинули коленом и резкая боль, разрывающая низ живота, заставила заорать в голос. Мужчина на секунду остановил движение, удивившись реакции, и задвигался с новой силой. Софочка вцепилась в его плечи, пытаясь оттолкнуть, но твердый молодой член долбил и долбил ее, приминая к кровати, и сопротивление было бесполезно.

Все произошло столь внезапно и так же быстро закончилось. Скрипач застонал и откинулся в сторону. Софа лежала на спине, ошарашенная. Море разного рода чувств бушевало в ее юной душе. Было страшно, что она потеряла девственность. Глубокое разочарование самим процессом близости, от которого она ждала глубокого морального и физического удовлетворения, и который поразил ее суетностью и грубостью. Где нежные объятия, ласки, поцелуи, слова любви, свечи, вино? Где все это?

Она так и не знала, как себя вести дальше. Теперь стыд горькой волной накрыл ее. Софа хотела укрыться, но увидела, что ноги ее в крови и простыня тоже.

– Семен, где можно помыться? – чуть слышно, сгорая от стыда, спросила девушка. Тот открыл, наконец, глаза, приподнялся и увидел то, что должен был увидеть давно. Вскинулся: – У тебя, что месячные? Ты почему не сказала? – брезгливо заметил он.

– Нет, не месячные, – опустив налитые слезами глаза, ответила Софа.

– Ты что, еще девушка, что ли? – воскликнул ухажер. И тут до него начал доходить, наконец, смысл происходящего.

– А лет тебе сколько?

– Шестнадцать.

– Ох, ё! -буквально взвыл ухажер и кинулся в ванную.

Так же быстро, как раздевался, он сумел и одеться. Сидеть срок за дурочку с периферии охоты не было.

– Софа, иди помойся и тебе нужно ехать домой, уже поздно и родители, наверно, беспокоятся, – нервно закуривая посоветовал скрипач.

Софа помылась, причесалась, надела белье и платье, взяла в руки сумочку.

– Я готова.

Скрипач проводил ее до автобусной остановки, показал обручальное кольцо, неведомо откуда появившееся на пальце, пояснил, что давно счастливо женат и имеет двух прелестных дочек, что обещать ничего не может, но будет вспоминать эти чудные мгновения их встречи всю жизнь. Чмокнул в макушку с обещанием писать и приехать скоро, и последний загулявший автобус, удачно подвернувшийся, повез девчушку в родительский дом.

Конечно, она ничего не рассказала дорогим родителям, но тут же завела дневник и кропотливо писала туда свои мысли и чувства, которые боялась доверить кому бы то ни было.

По прошествии месяца после описанных событий стало ясно, что Софа беременна. Это известие настигло ее, будто стихийное бедствие, и спастись от него без потерь было никак нельзя.

Пришлось, заикаясь и краснея, идти сдаваться родителям. Те выслушали молча, лишь красное в пятнах лицо матери и нервный тик у отца могли сказать о степени их волнения.

Чуть помолчав, мать глубоко вздохнула, выпила махом стакан воды и решительно произнесла:

– Будем рожать. Дитя от талантливого еврея, значит, будет хороший мальчик. Что это может быть девочка, она не допускала мысли и продолжала:

– Но, Софа, тебя надо срочно выдать замуж, и чем раньше, тем лучше. Не надейся, что этот хлыщ еще появится на горизонте, у него таких, как ты, в каждом городе по нескольку штук.

Видя, что дочурка скривила носик и собралась дать реву, мать строго прикрикнула: – Не реви! И не вздумай противиться. Позор должен кто-то покрыть, и я даже знаю, кто.

Софа перестала реветь и в изумлении уставилась на мать. Кого это она собралась «осчастливить» чужим ребенком?

– Моисей! – рявкнула мамаша. – Он с детства по тебе сохнет, а про беременность мы промолчим, если сам не догадается. Если что, скажем, что семимесячного родила. И продолжала:

– Значит, на все про все у нас есть два месяца. Мы с отцом будем свадьбу готовить, а ты, доча, должна совратить дружка своего. Другого пути не вижу.

Сосед Моисей был старше Софочки на восемь лет и знал ее с самого рождения. Носил на руках, потом водил за ручку, и к своим юношеским годам был влюблен в нее по уши. Он не видел ее некрасивости, любя нежно, как любят собственное дитя. Со временем стали страстно будоражить ее завораживающие развивающиеся формы. Ларчик его души закрылся навсегда, и ключик от него был в руках Софочки.

К своим двадцати четырем годам он закончил плановый институт и работал бухгалтером на овощной базе. Завидная должность. Жених, правда, не блистал красотой, ростом и телосложением. Скорее, это было тело вычитание, настолько худ был молодой человек. Росточка он был тоже небольшого, даже чуть ниже избранницы, но это его не смущало, ведь еврейская мама с детства внушила мысль- мал золотник, да дорог. Мальчик поверил в себя и комплексов не приобрел.

Ни одну девушку он еще не позвал на свидание. Все его желания были лишь о Софочке. В тайных мечтаниях он рисовал дивные сцены: в полумраке горят свечи, звучит музыка Шопена, в вазе благоухают розы, разливая дивный аромат, и Софочка сидит на диване, покрытом белым пушистым пледом, как неземной эльф, завершая эту божественную картину.

Моисей даже сумел достать по большому блату и ценой огромных усилий тот белый плед. Теперь он лежал в шкафу не распакованный и ждал своего часа. Пластинка с записями вальсов Шопена тоже была наготове. Цветы благоухали в палисаднике практически круглый год. Дело оставалось за малым, не хватало главного- Софочки.

И вот сегодня Бог, видимо, услышал, наконец, его молитвы, и счастливый Моисей увидел в вечерних сумерках на пороге своего дома вожделенный образ- ОНА пришла! В руках девушка держала книгу.

– Привет, Мося, так надоело зубрить. Погоняй меня по учебнику, может, лучше запомню, а то ведь выпускные экзамены скоро, – заявила подружка.

Для особого случая Софа надела короткую юбку и вырез кофточки сверкал тремя не застёгнутыми пуговицами.

Моисей, отвернувшись, сглотнул слюну и достал белый плед. Потом метнулся в палисадник за цветами. Уж чего-чего, а цветы в Сочи не дефицит.

Через несколько минут комната наполнилась звуками музыки, старый канделябр радовал глаз мерцанием свечей, а на столе – роскошный букет и бутылка вина с чудными фужерами.

– Софочка, ты так давно не заходила ко мне, я уж думал, ты меня совсем забыла. Давай выпьем по капельке вина, легче будет заниматься, – волнуясь и мелко дрожа, предложил сосед.

Девушка взбодрилась. Она с удивлением поняла, что ситуация напоминает любовное свидание ее грез. Правда, герой совсем не тот, но всего и сразу получить невозможно, так учила мама. Нужно добиваться своего шажок за шажком.

Ничего, что кавалер тщедушный и некрасивый, зато образован, профессия хорошая, да и домик ему родители отписали. Чего еще желать? Надо брать.

Девушка решительно отбросила учебник, мгновенно забыв про экзамены, и взяла в руки фужер. Они действительно были старыми друзьями, вспомнить и посмеяться было о чем, и вино незаметно кончилось.

Многолетнее томление прорвало преграду сомнений, и Моисей опустился на пол, присев у колен любимой.

Она не заметила, как положила руку на его голову и слегка погладила, тем самым сорвав все запоры, сдерживающие мощную плотину чувств.

Моисей, обняв колени девушки, нежно поцеловал ее платье, чуть касаясь тела. Софа сидела без движения, закрыв глаза и представляя, что это скрипач ласкает ее. Легкое томленье и приятное волнение внизу живота, неизведанные ранее, повлекли ее лечь, и белый плед стал свидетелем первой брачной ночи молодой пары. Надо сказать, что свое белье она удачно успела слегка испачкать красной тушью, крохотный пузырек с которой принесла с собой.

Софа с удивлением заметила, что теперь близость принесла ей нежное удовольствие. Партнер был бесконечно ласков и его «ключ» хорошо подошел к Софочкину «замочку». Она улыбалась, а Моисей в слезах от избытка счастья, целовал ей руки.

На прощанье молодой человек сказал, что в субботу придет свататься.

Софа пришла домой просветленная, и по ее лицу родители поняли без лишних расспросов, что затея удалась и можно готовиться к свадьбе.

Субботнее сватовство прошло с соблюдением всех правил, получено согласие невесты и назначена свадьба на начало июля.

До школьных выпускных экзаменов невесты оставался лишь месяц.

Свадьба-свадьбой, а забыть возлюбленного не получалось. Софа все надеялась на невозможное и ждала звонка или хотя бы любой весточки. В ту единственную встречу она успела сунуть милому в карман записку со своим адресом и телефоном, написанную в тяжкие минуты ожидания у театра. Но время шло, бежали дни, кавалер как в воду канул, что и предсказывала мать.

Школьный выпускной не принес ожидаемой радости. Физическое состояние оставляло желать лучшего: по утрам тошнило так, что уже не хотелось даже жить, не говоря о развлечениях и думах о завтрашнем дне.

Родители Софы тоже перестали строить долгосрочные планы относительно ее судьбы. Зачем мучить девочку учебой? Теперь есть кому ее содержать, слава Богу. Зять не бедный и Софочку любит с детства. Лучшего и желать не надо.

Моисей, узнав о беременности невесты, парил в облаках от счастья.

Так через восемь месяцев появился ребенок, недоношенность списали на молодость невесты. Роды пришлись на предновогодние дни и встречать Новый год Софочке предстояло в больнице. Соседка по палате, тоже родившая мальчика, умолила врача выписать ее тридцать первого, а Софочке родители строго наказали соблюдать режим и слушаться врачей. Тем более, что молодая мамаша температурила и ребенка кормить принесли лишь на третий день – первого января.

Маленький Борюсик оказался ни на кого непохожим, что было и неплохо. Молодой отец ходил гоголем и готов был достать для любимой жены звезду с неба.

После выписки из роддома дитятку взялись нянчить с жестоким рвением обе бабки, так что Софа особо не утруждалась и часами валялась в постели, бездельничая и вынашивая планы отмщения злодею-совратителю.

При хорошем ласковом муже она очень скоро поняла прелесть ночных забав и была вполне удовлетворена. Неважно, что мужичок небольшой, главное, чтоб был умный, поговаривала ее мать и оказалась права.

Когда сыночку исполнилось три года, его родной папаша снова приехал на гастроли. Звездный час Софочки настал. Она купила парик и превратилась в блондинку. Мужу сказала, что пойдет к подружке, давно, мол, не виделись.

Переодевалась в театральном туалете. Блузка с глубочайшим вырезом, из которого торопились выскочить спелые большие груди, узкая короткая юбка, ярко накрашенные губы и взбитая копна блондинистого парика должны были произвести впечатление. Софа настолько преобразилась, надев еще и очки, купленные в аптеке, что ее и родная мать не узнала бы.

Она, как и в первый раз, купила билет в первый ряд и огромный букет цветов. Встреча с совратителем произошла буквально под копирку с первой. Правда, теперь, сидя в такси, Софа начала изображать из себя серьезную замужнюю даму и сказала, что взяла с собой бутылочку дорогого коньяка. Она плела свою историю, возбуждаясь от прикосновений кавалера. Сегодня он пошел в наступление еще раньше, и рука с колена уверенно нырнула под юбку.

– Я никогда мужу не изменяла и стесняюсь очень. Пожалуйста, дай мне немного времени, и ты получишь незабываемое удовольствие, ведь ты так давно нравишься мне, – многообещающе прошептала дама.

В номере скрипач снова притиснул ее к стене и вцепился в груди, но Софа была наготове. Теперь она, чуть присев, вывернулась из объятий со словами:

– Ты обещал. Достала из сумочки коньяк. Налей. Взяв в руку стакан, она впилась губами в скрипача

в то время как другая ее рука метко опустила несколько таблеток в его стакан. Оторвавшись от поцелуя, они, наконец, выпили, и он потянул Софу к кровати.

– Ой, подожди, подожди! – буквально закричала дамочка и рванулась в туалет, защелкнув дверь. Там она открыла кран с водой, села на крышку унитаза и стала ждать. Дело в том, что она подсыпала в коньяк сильнейшее слабительное, которое заранее достала по большому блату. Буквально через пару минут кавалер начал барабанить в дверь и орать, чтобы она быстрее выходила.

– Ой, не могу, – стонала Софочка.

Когда услышала матерки и восклицания, поняла, что таблетки сработали на славу. Она спустила воду в унитазе, закрыла кран и вышла.

Скрипач стоял голый, прикрывшись простыней, и пытался вытереться. По ногам текла густая пахучая жижа. Он был красный от стыда- так опозориться перед дамой!

Софа пискнула: Извините.

И выбежала из номера. Она знала, что преследования не будет, потому что его еще долго будет полоскать и выворачивать.

Злодей был наказан. Любовь в одно мгновение прошла и Софочка чуть не вприпрыжку побежала на автобусную остановку.

Удовлетворившись отмщением, Софочка зажила спокойной счастливой жизнью замужней женщины. У нее иногда случались короткие романы с отдыхающими, если встречу на одну-две ночи можно назвать романом, но не более того. Однако, такие походы налево придавали ей уверенности в собственной привлекательности и можно было жить дальше с гордо поднятой головой.

Моисей все так же преданно любил лишь свою ненаглядную Софи, так он называл ее темными ночами, и ей это очень нравилось.

Проходили годы, которые совершенно ничего не меняли в их размеренном бытии. Радость была лишь одна, и она была так огромна, что ее хватало на обоих сполна. Этой радостью был их ненаглядный Борюсик. Больше детей не случилось, как это ни странно, может быть, муж оказался бесплодным, что Софочка проверять не хотела. У нее был свет в окошке и начинать все сначала с тошнотой и пеленками не было никакого желания.

Близился Новый год, соответственно, день рождения сыночка и даже, можно сказать, знаковый день – Борюсику исполнялось 25 лет.

Уже были приглашены гости и закупались деликатесы. 25- го вечером, когда сынок был на концерте в консерватории, Моисей корпел над годовым отчетом, а Софа занималась подсчитыванием расходов, в дверь постучали.

Звонок что ли не видят? -пробурчала хозяйка и пошла открывать.

Оказалось, что на площадке нет света и, естественно, чужой человек видеть звонок и не мог. За дверью стояла женщина, смутно знакомая.

Вам кого? Вы, наверно, заблудились, – сказала хозяйка.

Софа, ты что, меня не узнаешь? Лена я, мы в роддоме лежали вместе, – напряженно улыбаясь ответила гостья.

Батюшки, проходи, да откуда ж я могу узнать, столько лет прошло.

Действительно, они первое время поддерживали связь и даже вместе гуляли с колясками в парке некоторое время. Потом жизнь увела каждую в свою сторону, и походы сошли на нет.

Что это ты про меня вспомнила? -продолжала удивляться Софа. – Садись, сейчас чаем напою. Да есть о чем поговорить, – всё так же напряженно отвечала Елена. Она достала из сумочки фотографию большого формата и протянула хозяйке.

Софочка в буквальном смысле вытаращила глаза.

Откуда у тебя фото моего отца?

Это не твой отец, – сказала Елена, и глаза ее наполнились слезами, – это мой сын. А покажи мне фото твоего сына теперь.

Софа, холодея от страшных предчувствий, на негнущихся ногах пошла за альбомом, не выпуская из рук фотографию. Она долго выбирала снимки и, наконец, остановилась на двух, где Борюсику было два годика и прошлогоднее фото.

Вот, – тихо сказала хозяйка, протягивая снимки.

Женщина, лишь взглянув на фотографии, с криком горько зарыдала и упала головой на стол. На столе лежала еще одна фотография, изображавшая молодого мужчину, очень похожего, как ни странно, на Борюсика. Круг замкнулся.

«Этого не может быть, – били молотки в голове у Софочки. – Как это так? Мы что, любили и растили чужого ребенка? А наш кровиночка жил практически рядом, и никто ничего не чувствовал? Я думала, Моисей растит чужого, а оказалось, и мне наказание выдал Господь. Что делать теперь? Что делать? Как враз разлюбить выпестованного сыночка и полюбить чужого-родного?»

Софа не могла плакать, и это было плохо. Ее сердце словно окаменело и надо было как-то сказать эту страшную новость Моисею, а совсем скоро должен был прийти и сынок.

Если ты догадалась, почему пришла только сейчас? -наконец, спросила хозяйка гостью.

Ваня рос совершенно здоровеньким ребенком, не болел вообще никогда. Я и не помнила, честно говоря, его группу крови.

«Генетика хорошая, вот и не болел, – подумала Софа. – Надо же, Ваней, оказывается, зовут моего сына.»

– А тут, – продолжала Елена, – решил он пойти кровь сдать, приятель в аварию попал. Там ему и сказали, что у него редкая группа крови – третья, да еще и резус отрицательный. Он похвалился мне, а я и обмерла. Знала, что такой группы у нас в семье ни у кого не было. Сколько ночей думала-передумала и поняла, что это подвыпившая санитарка в Новогоднюю ночь нам детей перепутала. Я ведь уж в десять вечера выпросилась домой, медсестры с санитарками гудели вовсю в ординаторской. Я, когда родила второго, мне дочку с номерком на ручке отдали, а у Вани никакого номерка не было. Это уж я длинными ночами вспомнила, когда всю свою жизнь ворошила, чтоб понять, как могло такое случиться. Зачем она его сняла? Спьяну, наверно. Потом я еще вспомнила, что мне приносили кормить чужого ребенка два раза. Сказали, что орет уж очень, бутылочку не берет, а мать температурит, кормить не может. Вот, может, и поменяли номерки, что ли, кто их узнает теперь, четверть века прошло. А у твоего-то был номерок с фамилией?

– Был, – тихо ответила Софа, – так я ребенка только на третий день после родов увидела. Значит, это был уже твой. А ты чего, дура такая, не могла отличить чужого от своего, что ли! -уже заорала хозяйка.

– Чего орешь! Мне сейчас не легче, чем тебе, они оба были красные, толстые, щеки висят, все на одно лицо, – оправдывалась Елена.

Помолчали.

– Что делать-то будем теперь? И как мужьям сказать? Убьют ведь, – опять заныла гостья. – Не знаю, как твой, а мой-то пьет ведь и лупит меня почём зря. А как узнает, что еврейчонка растил, даже не знаю, что будет. Не любит он евреев. Что они ему сделали, не знаю, – печально закончила свою речь Елена.

Софа после этих слов застыла сфинксом. «Господи Боже, еще ее сын рос у отца-пьяницы! Не хватало только этого! Смотри, как повернула жизнь – зачат был кое-как, по случаю, и рос у чужих людей.»

Но Борюсика она тоже любила всей силой души своей, отдать теперь его чужим людям, пьющим и гадким, она не могла. Похоже, что совсем скоро они обретут второго сына.

– Расскажи мне, какой он, – попросила Софа.

– Ваня-то? Да хороший парень, тихий такой, читать любит, музыку слушает много, с отцом не ладит, конечно, за меня заступается частенько. В армии отслужил, потом в институт поступил вечерний, на экономиста учится. Сейчас-то он в общежитие ушел, взрослый ведь совсем, надоело ему на пьянки отца глядеть и слушать. Не женат еще, да я и не видела у него девушек. Разве приведешь кого в дом с моим придурком-то?

Софа, так ты мне тоже про Борюсика расскажи. Я ведь даже имя его запомнила, уж больно смешным мне тогда показалось, как ты его называла, как поросенка у нас в деревне звали, – улыбнулась Елена.

– Поросенка! – взорвалась Софа. – Если б ты не отпросилась домой, а лежала бы, сколько положено, так и детей бы не перепутали, корова ты такая. Мой сынок прекрасно воспитан, образован и родителей любит и почитает, как и положено в еврейской семье. (Не то, что у вас, -хотела добавить, но сдержалась)

Обе женщины посидели еще немного молча.

Что делать-то будем? – шмыгая носом, спросила гостья.

Значит, так, – решительно произнесла Софа, – пока своему пьянице ничего не говори, придумаем предлог, чтобы ты с Ваней к нам пришла. А там видно будет, как действовать. Запиши вот тут свой номер телефона.

Да у нас его и нет, к соседке ходим звонить.

– Ну так и пиши соседский номер, – выходя уже из себя прикрикнула хозяйка, – да наш номер себе запиши. Молчи только до поры до времени, – приказала Софа.

Женщина послушно записала оба номера и суетливо ушла, досадливо бормоча что-то под нос.

Теперь предстояло отвлечь Моисея от его нескончаемых отчетов и сообщить о случившемся. Муж любил Борюсика беззаветно и готов был душу отдать и себя в придачу, если, не дай Бог, что случится с его чадом. И вот оказалось, что это не его ребенок! Он вообще ничей, чужой. Как это понять и смириться?

Софа постучала тихонько в кабинет, так называли маленькую комнатушку, специально отгороженную в большой комнате, и позвала:

– Мося, пойдем чай пить.

Муж, всю жизнь беспрекословно исполняющий желания жены, тут же вышел на кухню, разминая плечи и делая по пути гимнастические движения для спины.

– Лапочка моя, как ты вовремя с чаем. Я так устал сегодня, что спина не гнется и шея затекла, про мозги уж вообще молчу, – улыбнулся Моисей.

Взглянув на лицо сидевшей неподвижно жены, встревожился не на шутку.

– Софочка, у нас что-то случилось?

Случилось, Мося, еще как случилось. Ты только обещай мне не очень волноваться, потому что на все воля Божья и всё равно все будет хорошо. Обещаешь? -спросила Софа, протягивая ему стакан воды, – выпей.

Охваченный страшными предчувствиями, Моисей выпил махом воду и застыл в ожидании.

Мося, мы воспитываем чужого ребенка, их перепутали в роддоме. Сегодня приходила старая знакомая, мы с ней в роддоме лежали, так вот у них наш родной сын, – завершила свою нелегкую речьСофа и протянула фотографию Ивана.

Моисей молчал, одурело всматриваясь в лицо незнакомого юноши, имеющего столь знакомые черты лица его тестя. Он мог ожидать чего угодно, но чтоб отобрали его кровиночку, его ненаглядного единственного сыночка? Такое ему не могло присниться даже в самом страшном сне.

Софочка, мы своего не отдадим, пусть он и не родной нам! Я к нему прирос и не представляю своей жизни без Борюсика, – со слезами на глазах горячо прошептал Моисей. Потом, заторопившись, добавил:

А второго давай тоже заберем. Уверен, что и родного мы будем любить не меньше.

Я тоже так думаю, не отдадим мы этим придуркам нашего мальчика. Пусть два брата будут. Почему-то уверена, что они подружатся.

Потом Софа обстоятельно рассказала всю историю, услышанную от Елены, и они долго молчали. Моисей снова вгляделся в фотографию Ивана.

– Софочка, он похож на твоего отца, просто одно лицо, – обрадованно воскликнул Моисей. Это как-то сроднило его сразу с этим незнакомым пока юношей, его родным сыном, как он думал.

Да, очень похож. Удивительно, – задумчиво произнесла жена. Она все еще пребывала в состоянии ступора, и мысли ее тоже как будто застыли и не желали вертеться и искать выход из положения.

Пойдем спать, Мося, утро вечера мудренее. Борюсик скоро придет, не надо нам показывать свои искривленные лица сегодня. Пусть думает, что мы уже спим. Я тебе снотворного дам и сама выпью.

Они тяжело встали и поплелись в спальню гуськом, потерянные и враз постаревшие.

Зато утро принесло такой вихрь мыслей и эмоций, что Софа готова была лететь, бежать, требовать, отнимать сейчас же и немедленно.

Она с самого утра, сто раз извинившись перед соседями Елены, позвала ее к телефону.

Здравствуй. Не проболталась? -сразу беря быка за рога, строго спросила Софа.

– Че ж я, слово тебе дала, так молчу.

Сходи к Ване и скажи, что нашлись новые родственники, с которыми раньше была потеряна связь. Мол, очень приличная семья, и они зовут в гости. Придете в субботу к обеду к часу, будем ждать. А там уж по ходу разговора и раскроем тайну. Они ребята молодые, здоровые, думаю, воспримут эту новость нормально. Только сразу предупреждаю, мы вам Борюсика не отдадим, и Ивана себе заберем. Чего парень мыкается по общежитиям и воюет с отчимом пьяницей.

В трубке послышались всхлипывания, грозящие перейти в громкий рев.

– Не вой, не вой, наделала дел, так теперь получай, что есть. Всё равно Ваня к вам в дом не вернется никогда, а мы препятствовать не будем, чтобы ты с ним встречалась. Кстати, я тут подумала, ты не говори вообще своему козлу про подмену. Он и не узнает ничего до поры до времени, раз они не ладят. Нам самим бы научиться жить с этим.

Елена слушала, шмыгала носом и соглашалась. Конечно, ни к чему сейчас разборки с мужем. А потом еще, чего доброго, тот начнет ходить к Софе домой и ее громить, а уж тогда загреметь может и в каталажку. Софа женщина решительная, долго терпеть не станет.

Они договорились, и Софа кинулась составлять список продуктов и блюд, которыми собиралась поразить Ивана. Бедный мальчик, наверно, ни разу и не ел фаршированную рыбу или хумус. Представляю, чем он питался у этих пьяниц, ой вэй, – вздыхала Софа. – Кстати, хорошо, что они назвали ребенка Ваней, все думают, что это русское имя, ну куда там. Знали бы они историю, это древнееврейское имя, хорошо, не надо переименовывать. С обрезанием тоже тянуть не надо. Парень должен быть настоящим евреем, раз он по крови еврей и есть. Ну, а Борюсику досталось счастье воспитываться в еврейской семье, тоже хорошо, а то бы слушал причитания мамаши-дурищи и пьяницы отца. Господи, не дай Бог. А что обрезали мы его, так его жена еще сто раз нам спасибо сказать должна.

В субботу, предупредив Борюсика, что придут гости – новые родственники, с которыми была потеряна связь, Софа с Моисеем возились на кухне с самого раннего утра. Правда, от Моисея было мало толка, и он, в основном, мешался, но уходить не хотел. Ему было спокойнее рядом с женой, в которой он всю жизнь находил утешение. Были приготовлены еврейские национальные блюда, без которых не обходилось ни одно застолье. Борюсик валялся в своей комнате и ничего не предчувствовал. В половине первого семья приоделась и приготовилась к встрече гостей. Пробил час, никого не было. Напряженность в глазах хозяев нарастала. И только в час пятнадцать раздался резкий звонок в дверь.

Софа кинулась в прихожую, как на амбразуру. За дверью стояла Елена, бледнее стены, и худощавый парень, при виде которого у хозяйки застыло сердце, будто в него воткнули нож. Софа мгновенно полюбила этого юношу, она хотела зарыдать и броситься его обнимать и целовать, но, понимая, что в создавшейся ситуации она самая сильная и разруливать все придется именно ей, она сдержалась, даже сцепив руки в локтях.

Гости вошли в комнату. Бледный Моисей стоял по стойке смирно, теребя в руках льняную салфетку. Борюсик, улыбаясь, подошел к Ивану и протянул руку:

– Здравствуйте.

Софа представила гостей и пригласила к столу. Сама села рядом с Борюсиком, чтобы поддержать его в трудную минуту и выказать свою любовь. Моисея посадили рядом с Иваном, надеялись, что приобретение такого отца будет для него радостным.

Начали обычный застольный разговор про погоду и блюда. После второй рюмки Софа набралась духу и начала расспрашивать Ваню про его житье- бытье, учебу, работу и девушек. Молодой человек, раскрасневшись, отвечал с готовностью, было видно, что хозяева ему понравились, и он был в приподнятом настроении. Да это можно было понять. Что он видел, этот мальчик, в своей жизни? Вечно пьяного « отца», драки и унижения. А здесь так хорошо, спокойно, вкусно, Борис тоже ничего парень. Только непонятно, откуда родственники взялись среди евреев. Вроде мать с отцом чисто русские.

Наконец, тянуть дальше было невозможно, и Софа приступила к объяснению.

Мальчики, – обратилась она к сыновьям, – мы должны сообщить вам очень важную новость. Постарайтесь принять ее мужественно. Скажите, когда ваш день рожденья, – при этих словах она крепко сжала руку Борюсика. Парни в один голос произнесли дату и замерли от услышанного. Каждый из них подумал, что это, наверно, второй брат-близнец, которого когда- то потеряли или разлучили. Но действительность оказалась намного прозаичней и горестней. Их просто-напросто перепутали, и они жили в чужих семьях. Реакция молодых людей была крайне противоположной. Если Иван встретил новость и расплылся в улыбке, то Борюсик побледнел, потом побагровел и выскочил на балкон. Софа с Моисеем метнулись за ним.

Сыночек, мы тебя никому и никогда не отдадим, мы тебя любим всем сердцем, -перебивая друг друга и толкаясь локтями, заверяли родители со слезами на глазах. Они крепко обнялись, сплетясь в клубок, как одно целое.

– Только давай заберем к себе и Ваню, что он мыкается по общежитиям. Квартира у нас большая, места и ему хватит, а, сынок? -заискивающе попросила мать.

Удостоверившись, что его не выкинут на улицу, как ненужную вещь, Борюсик пришел в себя и, вздохнув, сказал:

– Ну, а куда ж его девать, давайте заберем.

После чего Софа взревела в голос, так ее нервная система освобождалась от страшного ожидания и разрешения столь непростого вопроса.

Они вернулись в комнату, где тихо плакала Елена на плече у Вани. Софа пригласила Ивана жить у них дружной семьей, предупредив, что отчима- алкоголика пока в известность ставить не будут, а дальше жизнь покажет. О том,

что алкоголиком оказался родной отец ненаглядного Борюсика, старались умолчать, во избежание оскорбления чувств сыночка.

Дальше обед протекал в тихой обстановке. Ели молча, иногда задавая вопросы парням. Елена все смотрела преданными глазами на вновь обретенного сына, и слезы то и дело накатывали на глаза. Он был очень похож на ее ненавистного мужа, от которого она приняла столько страданий, и теперь сердце ее не дрожало от счастья обладания сыном по крови. Он был чужд ей, этот парень с поросячьим именем и лицом изверга-мужа. Но она всё же пересилила себя и подошла обнять Борюсика, сказав:

– Мне очень жаль, сынок, но я не смогу тебе дать такую жизнь и условия, какие тебе дали твои родители. И забрать тебя не могу, – кому нужна такая жизнь с пьяницейотцом? Мы договорились с Софой, что я смогу приходить к вам и видеть вас обоих. Может, и ты привыкнешь ко мне, я всё же твоя родная мать, – закончила она тяжело свою заранее подготовленную речь. Борюсик стоял каменным монументом.

Провожая гостей, договорились, что Иван завтра же переедет к ним. Помочь с переездом вызвался Борюсик. В этой ситуации он вдруг почувствовал себя старшим братом, да и характер у него был более твердый, тоже сказывались гены.

Уже лежа в кровати, Борюсик перебирал в уме свою жизнь. Он с грустной улыбкой подумал, что вряд ли бы он пиликал на скрипочке и ходил с бабочкой на шее, живя в той семье. Носился бы по улицам, задрав штаны, свистел и хулиганил, чего ему частенько хотелось сделать в детстве. Ему было обидно, что теперь родительская любовь наполовину будет отдана новому сыночку, и кто его знает, куда все это приведет. Жизнь рушилась, было от чего впасть в ипохондрию.

На следующий день парни, а теперь уже вроде как братья, перевезли немногочисленные вещи и книги Ивана, и наступило новое житие, к которому надо было всем привыкнуть.

Моисею был ближе Борюсик, Ивана еще следовало принять и полюбить, а для Софы Ваня, столь похожий на ее любимого отца, был родным с первого взгляда. Хуже всего было Борюсику, он вроде как получался тут лишний, несмотря на горячие уверения родителей.

Уже через две недели стало понятно, что с переездом они погорячились, такие дела скоро не делаются. Нужно было дать парням привыкнуть друг к другу, подружиться как-то, найти общие точки соприкосновения. А так получилось насильственное внедрение инородного члена в сплоченный коллектив, образно говоря. Воду мутил Борюсик. Он ясно понимал, что он подкидыш, чужое дитя, взращенное с любовью по чьей-то ошибке. Он видел, какими глазами мать смотрела на Ивана, и мучился ревностью страшно, потому что привык быть солнцем для них. Теперь его свет померк, как казалось Борюсику, и не засветит с прежней силой уже никогда. Он даже напился однажды вечером, зайдя в кафе, ноги домой не несли. Но только потеряв чувство времени он вдруг понял, что таким образом он может легко скатиться на извилистую дорожку родного отца-пьяницы. Это настолько поразило его, что хмель каким-то непостижимым образом выветрился мгновенно. Он еще посидел в парке на скамеечке для пущего прихода в себя, и побрел домой в растрёпанных чувствах. Борюсик в одночасье понял, что он должен быть терпеливее и принять ситуацию такой, как она сложилась теперь. В противном случае жизнь грозила дать серьезную трещину, которую потом не залепишь никаким цементом. Родного сынка теперь и калачом не выгонишь, да и мать вся светится, так что надо с Ванькой подружиться. Черт с ним, что я буду не один свет в окошке, зато хоть дома и семьи не лишусь. Вот дела. Никогда бы такая шальная мысль не могла мне прийти в голову – оказаться чужим ребенком. Бред просто.

С этого дня старший сынок, как стали звать Борюсика, перестал демонстративно хмуриться и изображать обиду по любому поводу. Ума хватило сдерживаться. Правда, надолго и с непривычки сдерживать свои эмоции у него не получилось, в связи с чем он решил взять законный отпуск и пуститься в путешествие. В конце-то концов, может, ему, наконец, встретится девушка, о которой он мечтал длинными ночами. Гормоны играли не яростно и находили освобождение в редких встречах с подвернувшимися подружками, но не более того. Борюсик мечтал о страстной любви, о встречах под луной, о счастливой семейной жизни, похожей на жизнь его родителей.

Казалось, куда можно уехать из славного города Сочи, где круглый год солнце, вечный круговорот новых отдыхающих, где вероятность встретить своего человека намного выше, чем в любом мегаполисе. Но вот не встречалось что-то. Борюсик не любил ходить на пляж, не занимался спортом и, таким образом, основные места встреч молодых людей были им потеряны.

Он решил полететь за границу. В конце концов он мог себе это позволить, на его сберегательной книжке скопилась приличная сумма денег, которая постоянно пополнялась стараниями родителей. Страну выбрал сам и вечером представил свой план путешествия семье. Софочка с Моисеем восприняли нежданную новость растерянно, ничего подобного не планировалось и, тем более, так скоро. Однако препятствовать, естественно, не стали, а наоборот, принялись горячо обсуждать и поддерживать решение любимого сыночка, втайне надеясь, что это пойдет на пользу всем. Иван радовался за брата, как ребенок, и просил все хорошенько запоминать и потом доложить в красках и цветах, как он выразился.

В аэропорт провожали всей семьей, словно на войну, Господи прости. Их чадо улетало столь далеко в первый раз, и расставание было трепетным. Борюсик раздувался от гордости за свою самостоятельность и значимость. Наконец, слезы и объятия закончились, пора было идти на посадку. Лететь в Париж напрямую не представлялось возможным, в Москве была пересадка. Ничего страшного, успокаивал себя искатель приключений, весь мир так летает.

В самолете Борюсик мгновенно отключился и проснулся уже в Москве, чему был несказанно удивлен и рад одновременно. Он приободрился, и жизнь показалась ему замечательной. Он поверил, что его ждет совершенно необыкновенное путешествие, полное приключений, каких – он и сам не мог представить. Просто ждал.

А, как известно стало теперь, если чего-то очень желать, то ты обязательно получишь. Только одному Господу известно, что подкинет нам судьба. Ты хотел приключений, любви, страстей- на тебе их, а такие они или нет, извините, имейте, что заказывали.

Короче говоря, в салоне самолета место у Борюсика оказалось у прохода. С другой стороны прохода села дама в шляпке, закрывающей пол-лица. Она была томительно хороша собой, ее наполненное жизненной силой тело взывало к любви. Круглые колени, выглядывающие из-под узкой серой юбки, требовали мужских взглядов, а рука с тонким запястьем и длинными наманикюренными пальцами так и притягивала взоры проходивших в салон мужчин. Было в ней что-то необыкновенное, манящее – то ли глаза, чуть прикрытые, и из-за этого казалось, что она задумалась о чем-то, то ли выражение ее лица с высокими скулами и пухлыми губами, а может, всему виной была именно ее кокетливая шляпка, казавшаяся столь неуместной в данном месте. Пассажиры быстро кидали свою иерхнюю одежду в верхние ящики для багажа и сидели раздетыми. Дама же снять шляпку не спешила. Свою норковую шубку она бережно свернула и положила в пакет, оставив в ногах. На мгновение сверкнули шпильки замшевых сапожек, затем она достала журнал и сделала вид, что углубилась в чтение. Смею предположить, что именно сделала вид, потому что вокруг толпился народ, бухали о полки чемоданы и время для чтения было выбрано явно не лучшее. Из этого следует сделать вывод, что дама просто хотела отгородиться от внешнего мира и уйти в свой. Борюсик, зачарованный, неотрывно следил за дамой, годящейся ему по возрасту в матери и пребывал в состоянии неизведанной ранее никогда эйфории. Его умилила ямочка на щеке, которая виднелась из-под вуалетки, локон черных волос, спускающийся на белоснежную шею. Он чуть касался воротника ее костюма, и время от времени нежная белая рука дотрагивалась до него, будто проверяя, здесь ли он, этот пушистый завиток.

Борюсик не влюблялся раньше страстно. Были, конечно, увлечения и поцелуи под луной с цветами и стихами, но теперь в нем проснулось что-то мощное, первобытное. Он почувствовал себя зрелым мужчиной, а не двадцатипятилетним парнем, ему хотелось взять ее за руку и увести в даль светлую. Но даль была под ними, вокруг сидели, тесно прижавшись, пассажиры, и общение через проход не представлялось возможным.

При взлете Борюсик закрыл глаза на какое-то мгновение и, взглянув на даму, будоражащую его душу, обнаружил ее уже без шляпки. Ах, как жаль, что он прозевал сам процесс снятия ее и упрятывания в укромное место. Теперь он мог рассмотреть ее всю. Черные, гладко зачесанные волосы были скреплены чуть ниже затылка заколкой, в которой посверкивала крупная жемчужина. Локон, так неосторожно выбивавшийся из-под шляпки, и здесь жил своей особенной жизнью, как бы говоря, что в хозяйке, кроме строгости, есть и романтическое начало. Наконец, даме, видимо, надоело это телячье таращенье соседа, и она, строго взглянув на него, спросила:

– Что-то не так?

О, нет, нет, простите меня, – почти шепотом ответил Борюсик, – простите меня за излишнее внимание, позвольте представиться, Борис.

Женщина усмехнулась уголками губ, потом, слегка приоткрыв рот, улыбнулась.

Эвелина Карловна.

После чего она раскрыла тот же журнал и сделал вид,

что собралась читать.

Борюсик, очарованный теперь еще и низким тембром ее голоса, повторял про себя это редкое имя Э-в-е-л-и-н-а. Наверно, дома ее зовут Элечка, дивное имя. Он не замечал своей изменившейся речи, ему хотелось говорить высокопарные слова, и весь он был, как раздутый нежностью шарик.

Возможности заговорить снова юноша не увидел, пригорюнился и включил перед собой экран телевизора, чтобы хоть как-то отвлечься и не таращиться на попутчицу. Он выбрал детектив и со всей серьезностью старался вникнуть в его содержание. Эвелина Карловна прикрыла веки, отдаваясь тишине, воцарившейся, наконец, в самолете. А Борюсик тем временем мучительно соображал, как ему не потерять эту женщину. Зачем она ему он не думал, просто точно знал, что без нее он, как путник в пустыне без воды. Вот такое наваждение случилось с ним в полете. Не придумав ничего лучшего, он достал записную книжку, старательно выводя буквы написал свое имя и фамилию, номер телефона и даже домашний адрес и положил бумажку в нагрудный карман, чтобы было легко и быстро достать. Он надеялся на случай. И небеса такой случай ему предоставили.

После приземления Борюсик ринулся достать для соседки узенький небольшой чемоданчик, за что был одарен благосклонным взглядом и полуулыбкой. Женщина умела улыбаться томно и загадочно, а может, ему, охваченному страстным томлением, это просто казалось. Но когда дама, пройдя уже паспортный контроль, оказалась в зале аэропорта, ручка ее необыкновенного чемодана оторвалась, и он грохнулся прямо ей под ноги.

Борюсик подлетел к Элеоноре Карловне мгновенно, ведь он шел буквально в трех шагах сзади, боясь потерять ее из виду хоть на мгновение.

– Какая досада, – поморщившись, заметила попутчица, – не под мышкой же его нести. – О, я постараюсь вам помочь, – вскинулся Борюсик, —

давайте отойдем в сторонку. Там он разглядел поломку и принял решение.

Элеонора Карловна, я смогу починить, только, боюсь, это будет выглядеть неэстетично.

– Сейчас не до красоты, добраться бы до дому, – все еще расстроенная случившимся, отвечала та.

Борюсик открыл свою сумку, в которой соседствовали его немногочисленные вещи и кроссовки. Он вынул шнурки из обуви и начал крепко и старательно закреплять оторванную ручку. Буквально за минуты поломка была устранена, женщина широко улыбнулась:

– Да вы просто находка! Как вы сообразили, что при помощи обычного шнурка можно исправить положение? Рада знакомству с вами. Как я могу отблагодарить вас?

– О, что вы, о какой благодарности может идти речь.

Я рад помочь вам! Они пошли рядом.

– Вы уже были во Франции раньше? По делам или на экскурсию? -поинтересовалась новая знакомая.

– Я прилетел просто развеяться, посмотреть Париж и забыть все проблемы.

– У вас их много? Бедный мальчик, – улыбаясь сочувственно проговорила дама и вдруг предложила, – — тогда позвольте мне показать вам мой Париж сегодня вечером. Смогу выделить для вас пару часов.

Видя радостное до онемения лицо Борюсика, она щелчком открыла боковой кармашек чемоданчика, достала визитку и подала юноше.

Лицо Борюсика пошло красными пятнами, такой удачи он не ожидал. Буду ждать вас у арки на Елисейских полях ровно в семь часов. Договорились? -и она протянула руку для прощания. Буду без опоздания, – расцвел Борюсик и склонился поцеловать руку. Она тут же подошла к такси и машина увезла предмет его очарования в неизвестном направлении. Идти или ехать никуда не хотелось. Теперь бы дождаться поскорее этих семи часов и больше вообще ничего не нужно. Напившись из питьевого фонтанчика и намочив лицо, юноша всё же решил ехать к себе в отель, не торчать же в аэропорту.

в аэропорту. Там, раздевшись и умывшись, он упал на кровать, раскинув руки. Достал визитку, вдохнул ее запах, поцеловал и воскликнул: «Счастье есть!» За все муки прошедшего месяца Бог вознаградил его встречей с этой женщиной. Закрыв глаза, он вспоминал ее шляпку, непокорный локон, ямочку на щеке и длинные ноги с округлыми коленками. Борюсика пробила дрожь, лишь только он на мгновение представил, что касается ее бедра или груди. О, это невозможно! И так же, как в самолете, его сознание мгновенно отключилось, и он заснул, будто младенец, получивший вожделенную конфету или соску.

Проснувшись через час, он страшно испугался, что проспал свидание, но убедившись в обратном, снова впал в состояние эйфории.

Задолго до назначенного времени юноша достал свой лучший пиджак, сходил погладил новую рубашку, сбрызнул волосы одеколоном, который ему всунула матушка, и полетел на свидание. В половине седьмого он уже прохаживался у арки на Елисейских полях, вертя головой во все стороны. Он все высматривал ту необыкновенную для его краев шляпку с вуалеткой, она напоминала ему даму с портрета Ивана Крамского « Неизвестная». Вот так же его поразила попутчица. «Да, да, именно!» – только теперь до него дошла ассоциация шляпки Элеоноры Карловны. Она похожа на «Незнакомку» с картины! И Борюсик с радостью кинулся в дебри своих воспоминаний.

В девятом классе он был на экскурсии с классом в Москве и увидел эту картину не в альбоме, а в Третьяковской галерее, где можно было рассмотреть все нюансы. Лицо незнакомки так заворожило юношу, что она даже приснилась ему. Взгляд ее полуприкрытых глаз, румянец на щеках, степенность и в то же время недоступность, притягивали и манили в сладкие грезы. Он в одно время даже купил небольшую репродукцию, но повесить у себя в комнате постеснялся, не желая лишних расспросов. Однако частенько перед сном доставал из глубины письменного стола картинку и разглядывал это чудное диво, вышедшее из-под кисти великого мастера. Редкие поллюции, случавшиеся с ним, тоже были навеяны незнакомкой. Неужели, неужели он встретил женщину своей мечты? – радовался как ребенок Борюсик. Он не хотел думать о прежней жизни Элечки, как мысленно он называл свою новую знакомую. «Замужем она или нет, я всё равно буду любить ее вечно», – горячился юноша.

Время бежало, объект обожания все не появлялся. Это совершенно не беспокоило Борюсика, потому что он считал, что Такая Женщина имеет право на опоздание. Было бы даже странно, если бы она появилась вовремя, как школьница.

Наконец, он увидел мелькающую в толпе шляпку. Сердце Борюсика затрепетало. Однако, тут же оно бухнулось вниз разочарованным. То была совсем юная девица, и эта шляпка была ей совсем не к лицу. « Вырядилась!» – подумал юноша с досадой. И вдруг эта «Шляпа», как тут же присвоил ей прозвище Борюсик, улыбнулась и решительно подошла к нему.

– Здравствуйте, – резким голосом с небольшим акцентом произнесла она. – Мне мама так хорошо описала вас, что я сразу поняла, что это именно вы и есть Борис.

Он стоял глубоко разочарованный с вытянувшимся от досады лицом.

– Да, именно я и есть, а Элеонора Карловна не придет? все еще на что-то надеясь произнес молодой человек.

– У мамы разболелась голова, но своего обещания познакомить вас с Парижем она решила не отменять, и вот я здесь. Давайте знакомиться – меня зовут Натали.

Видя замешательство гостя, она продолжала:

– Я припарковала мою машину недалеко, идёмте скорее.

Огорченный донельзя Борюсик поплелся за девушкой. Уже через пять минут они катили в уютном « купере» по земле романтиков. Натали не смолкая говорила и говорила, останавливаясь перед историческим объектом, если того позволяли правила уличного движения. Он слушал вполуха, затем решил задать мучивший его вопрос:

Натали, я понял, вы живете здесь, а мама приехала к вам в гости или тоже парижанка?

– О, история моей мамы непроста и романтична. Вы знаете, – с удовольствием переходя на другую тему, откликнулась девушка, – мама в молодости была дивно как хороша и работала моделью.

«Она и теперь в миллионы раз прелестнее многих», – подумал Борюсик.

– На одном из показов в Париже в нее влюбился с первого взгляда один состоятельный господин. Он был старше мамы на целых двадцать пять лет, и никогда прежде не будучи женатым, сделал ей предложение через пять дней. Неделя русской моды заканчивалась и потерять необыкновенную красавицу было нельзя. Маме показалось, что она тоже увлеклась им и поверила в глубокое чувство. К тому же, как вы сами понимаете, Париж есть Париж, и такой шанс выпадает раз в жизни. Она согласилась и переехала жить во Францию. Конечно, с карьерой модели пришлось расстаться, и она превратилась в богатую, ничем не занятую даму. Вначале, конечно, ей это льстило, но со временем однообразная жизнь ей прискучила. На радость обоим через год родилась я. Мама, как в омут, кинулась в мое воспитание, я стала отдушиной для нее. А отец, видимо, снова затосковал по холостяцкой жизни без обязанностей, и их чувства сошли на нет. Через пять лет мама потребовала развод и собралась увезти меня в Россию. Но не тут-то было, как сам понимаешь. Одно дело хотеть и совсем другое – сделать. Отец развод дал, но меня по закону оставил себе, прекрасно понимая, что других детей у него уже не будет. Этот человек был не создан для брака, такое тоже бывает, знаешь, – невесело подвела итог рассказу Натали.

И что же мама, уехала домой одна? -торопясь задать вопрос и боясь, что девушка не захочет рассказывать дальше, спросил Борюсик.

– Папа купил ей маленькую квартирку в престижном районе Парижа с условием, что она сможет видеться со мной в любое время сколько захочет, но в Россию до своего совершеннолетия я поехать не могу. Что маме оставалось делать? Либо проживать лучшие годы затворницей и нелюбимой женщиной, либо уйти с разорванным пополам сердцем. Правда, папа оставил ей хорошее содержание, которое ему ничего практически не стоило при его-то богатстве, и она могла улетать- прилетать, когда хотела. Так вот мы и стали жить. Конечно, мы очень скучали друг за другом особенно в детстве, когда я еще не понимала, почему же мамочка уезжает куда-то так надолго. Как было объяснить ребенку всю эту непростую ситуацию? Месяц мне казался годом. Постепенно я привыкла к ее отлучкам, и мы с мамой еще больше привязались друг к другу, – она затихла, вспоминая то время.

– Что потом? -снова спросил Борис. Его не интересовала экскурсия по городу, он хотел слушать и слушать про предмет его дум и мечтаний.

– Потом я выросла, – засмеялась Натали, – а мама открыла в Москве небольшое ателье, наняла хороших портних, а сама придумывала модели. Совсем скоро она стала известной, заказчицы гордились, что одеваются у настоящей француженки. Теперь у нее свой небольшой магазинчик, и она вполне довольна жизнью.

– А она снова вышла замуж? -леденея душой, задал насущный вопрос юноша.

– Вот как ни странно, нет. Конечно, у нее всегда есть поклонники, но мужчина ее мечты где-то затерялся.

Борюсик даже задохнулся от открывшейся перспективы. Теперь он знал начальную информацию, и она его замечательно устраивала. Можно было и перевести дух.

– А вы чем занимаетесь? -спросил уже более весело молодой человек, – вы так интересно рассказываете.

– О, я пишу много, потому что учусь в университете на факультете журналистики, – ответила польщенная девушка.

Некоторое время они ехали молча. Борис более внимательно посмотрел на девушку. Теперь он отметил, что она отдаленно напоминает мать, только ей очень не хватает мягкости. У нее всего как будто не хватает: и глаза меньше, и нос тонкий до прозрачности, и губы не такие пухлые, как у матери. «А уж о коленках, наверно, и говорить не приходится при ее-то худобе», – улыбнулся Борис.

Натали засмеялась.

– А вы знаете, я ведь шапки и шляпки не ношу, это мама попросила надеть, чтобы вам легче было меня узнать. Теперь я ее с удовольствием сниму и верну хозяйке.

При этих словах она аккуратно сняла шляпку и подала юноше:

– Положите, пожалуйста, на заднее сиденье.

На душе у парня запели птицы. Значит, Элечка дала ему знак, что она разгадала его чувства. Он приободрился. Борис взял шляпку в руки как тончайшую драгоценную вазу. Ему так хотелось вдохнуть ее запах, ему казалось, что он бы почувствовал при этом запах самой Эвелины Карловны. Но распускаться при ее дочери было нельзя и впадать в такие сантименты тоже. Он просто опустил шляпку на заднее сиденье, проводив напоследок взглядом сожаления.

С легким сердцем, словно с души упала глыба, Борюсик, наконец, услышал, что говорила Натали, описывая красоты очередного шедевра архитектуры. Незаметно пролетели два часа, и девушка привезла гостя к отелю.

– Завтра ваша очередь делиться семейными тайнами, – лукаво улыбнулась Натали.

Борюсик испытывал двойственное чувство: с одной стороны, он обрадовался, что ниточка, связывающая его с Эвелиной Карловной не прервется, но надежда на встречу с ней самой была слабой.

– Дело в том, что мама завтра занята допоздна, а слово держать надо, так что побуду вашим гидом еще разочек я, не возражаете?

– Конечно, нет, буду очень рад, – торопливо заверил Борис.

– Может быть, сходим вечером в театр? Я не большая любительница ходить одна, у меня, наверно, какое-то устаревшее мнение, что одной даме идти в театр неприлично. Даже если я еще не настоящая дама, а молодая девушка, – вдруг захохотала она совсем по-девчоночьи прикрыв ладошкой рот.

Натали написала свой номер телефона на листочке, который вырвала из маленькой записной книжки с вложенным в нее карандашиком.

День закончился очень славно.

Натали расставалась в прекрасном настроении, было видно, что гость ей понравился.

В номере Борис разделся и прыгнул на кровать лицом вниз, будто нырнул в воду. Он начал жить новой жизнью, словно вся прежняя осталась где-то далеко и уже никогда не вернется. Он начисто забыл о том, что оказался подкидышем и ребенком непутевых родителей. Память заблокировала больные мысли. Он не хотел думать о доме и о том, что его там теперь ждет, он жил сегодняшним днем и был, пожалуй, счастлив. Борюсик вспоминал смех Натали, и она начинала ему нравиться. Ему было легко с ней последний час, когда он узнал историю их семьи и перестал трястись, что больше не увидит обожаемую Элеонору. Он удивлялся превратностям судьбы, и теперь на своем личном опыте познал истину, что ничего не дается даром, за все нужно платить. Если бы не Ванька, он, быть может, и не поехал бы никогда в этот далекий Париж. Но теперь он здесь и счастлив, что познакомился с этими двумя очаровательными дамами. Кровать потянула его в сон, и он, блаженно растянувшись, улетел в царство Морфея.

Весь следующий день Борис просто бездумно гулял по городу без определенных целей увидеть что-то. Он ходил по центральным улицам, петлял переулками, сидел в скверах на лавочке и ждал вечера.

К театру подошел еще за полчаса до начала спектакля. Билеты были куплены заранее для нее и матери, об этом предупредила девушка. Борюсику было тепло даже от той мысли, что он будет сидеть в кресле, где должна была сидеть Элеонора.

В 6—45 появилась румяная Натали. Теперь ее густые черные волосы были распущены и волнами спускались на спину, и это так ей шло, что Борюсик даже обомлел.

Ох, я еле нашла паркинг, – пожаловалась девушка, здороваясь. – Ты не замерз, давно ждешь?

– Не замерз, – улыбнулся юноша и, сам не ожидая от себя следующих слов, выпалил, – я не мог дождаться вечера.

– Да, я тоже, – засмеялась переливисто девушка, – вчера мы с тобой замечательно провели время.

Довольные встречей, они прошли в зал.

Париж встречал большой русский балет, давали «Жизель».

Спектакль произвел огромное впечатление на обоих. Молодые люди вернулись из сказки в действительность. Ощущение душевной наполненности не покинуло их и на улице.

– Давай погуляем немного, еще не поздно, – предложил Борис.

– Я с радостью. Всегда стараюсь пройтись пешком, если позволяет время, – поддержала Натали и они побрели по ночному Парижу.

Юноша удивлялся своим ощущениям. Ему казалось, что он и не жил раньше, или жил, но в теле совсем другого человека.

Борюсику нравились его новые ощущения, и прежние горести отошли на второй план. Ему казалось, что по приезду все встанет на свои места и жить станет проще.

Собираясь в театр, он поймал себя на мысли, что вспомнил Элеонору всего два раза. Это никак не расстроило его, ему было легко и радостно просто от того, что он здесь, и две прекрасные феи заботятся о нем. Лучшего он даже представить не мог, вот что дал ему этот скоропалительный отъезд в неизвестность.

Прогулка затянулась до полуночи, и расставались молодые с сожалением. Борюсик с удивлением понял, что его тянет к Натали. Она была так непосредственна, так заразительно смеялась, так интересно рассказывала, и была совершенно не похожа ни на одну из его знакомых девушек. Натали была из другого мира. А уж ее мать вообще казалась небожительницей.

Натали потребовала, чтобы Борис тоже рассказал ей свою историю, но он сказал, что она не столь романтична, как история их семьи, и не стоит портить впечатления от спектакля. «Обещаю обязательно рассказать в следующий раз», – пообещал он.

Ловлю вас на слове, – улыбнулась Натали – и теперь озвучу предложение мамы – ждем вас завтра на ужин к семи часам. Отказ не принимается, – добавила она, видя растерянность на лице юноши.

Борюсик действительно растерялся. Он не понимал, чем вызвано такое внимание к его персоне, был страшно польщен и, можно сказать, счастлив. Каждый день приносил ему новые счастливые мгновения. Юноша с благодарностью принял приглашение, и с тем они расстались.

А разгадка была самой простой. Элеонора Карловна, натерпевшись от разности менталитетов в браке с иностранцем, твердо решила выдать дочь замуж за русского парня. Она уже дважды знакомила Натали с сыновьями своих московских знакомых, когда те приезжали в Париж по делам. Однако девушка осталась холодна к этим любителям столичной жизни и развлечений. Несмотря на то, что сама она была воспитана в достатке, кичиться богатством и искать богатого жениха не желала и слышать об этом тоже не хотела. Элеонора рискнула познакомить Натали с этим трепетным юношей из самолета. Она рассудила, что раз он умеет так тонко чувствовать, значит, может увлечь ее дочь. О том, что он увлечен ею самой, по- настоящему даже не думала. Поэтому она изображала занятость и отправляла Натали на свидание одну. Ей хотелось привязать дочь к России, потому что Париж не стал для Элеоноры второй родиной. Она не обрела там настоящую крепкую семью и потеряла веру в любовь и верность. Оторванность от дочери далась ей нелегко. Возврат в модельный бизнес тоже был закрыт после пяти лет небытия и рождения дочери. Теперь ее формы округлились, она была безумно притягательна для мужчин. Но она осторожничала, и сердце держала на крепком замке. Через несколько лет с ней случилась влюбленность, которая затянула в длинный многолетний роман с женатым мужчиной. Разорвать эту связь не было сил ни у нее, ни у возлюбленного. Кавалер был товарищ номенклатурный, работал в верхах, свободу имел абсолютную и жену умную и не ревнивую. Каждый из них жил своей собственной жизнью, однако, с соблюдением общих правил семейного бытия. Их это устраивало. Не устраивало Элеонору, но тут уж ничего было не поделать. Как ни банально это звучит, но карьеру помогал сделать тесть, и о разводе речи быть не могло.

Элеонора смирилась. Она пробовала завести новый роман, но совершенно напрасно. Претенденты плохо пахли, стояли не так, говорили не то и вообще были просто чужими дядьками. А этот был свой до последнего уголочка.

Теперь, если бы затея с русским женихом выгорела, Элеонора могла бы надеяться видеться с дочкой часто, а то, может, и жить переедет в Россию. Знаете, с деньгами везде хорошо жить.

Борюсик ничего этого, конечно, знать не мог и терялся в догадках. К вечеру, начищенный и благоухающий, он стоял у дверей квартиры Элеоноры.

Его встречали обе красавицы, и это сказано без преувеличения. Элеонора в темно- синем платье, отлично сидящем на ней, но не броском, черных лодочках на небольшом каблучке была притягательна еще более, чем в самолете, но и дочь ее сегодня не уступала матери в красоте. Натали надела белое платье с редко разбросанными мелкими листиками модного теперь фасона «ретро». Оно было затянуто в талии тоненьким зеленым ремешком, а юбка колоколом волнилась и колыхалась, шурша жесткой нижней юбкой. Зеленый бархатный ободок, которым были перехвачены волосы девушки, подчеркивал цвет ее глаз, оказавшихся тоже зелеными, чего гость раньше и не разглядел. Обе улыбались открыто и было видно, что очень рады гостю.

В маленькой гостиной был накрыт стол, и знакомство началось. Вначале говорили о погоде, о Париже, потом Элеонора задала вопрос, который ей не давал покоя. Может, она зря познакомила этого парня с дочерью. О каких проблемах он говорил, от которых сбежал из России отдохнуть?

Борюсик густо покраснел и понял, что деваться ему всё равно некуда, врать он не научился, поэтому придется рассказывать про себя все как есть. Что он и сделал, тщательно подбирая слова. Реакция была разной. Если у Натали сверкнули в глазах слезы, когда она узнала о подмене детей, то Элеонора, наоборот, подобралась и обругала себя мысленно: «Какого черта, действительно, нужно было хватать первого попавшегося и тащить в дом? Отец алкоголик, дурная наследственность. Не дай Бог дочь влюбится! Вот уж этого никак не надо.»

Пока она так рассуждала, у Борюсика зазвенел телефон в кармане куртки, и он пошел в коридор. Вернувшись, он ответил на звонок и по тому, как он побледнел и стал искать сзади себя спинку стула, женщины поняли, что случилось что-то плохое. Он выслушал молча, сказал: «Срочно вылетаю», и убрал мобильник в карман пиджака.

Боречка, не волнуйтесь, пожалуйста, – сама буквально трепеща, проговорила Натали, – что бы ни случилось, всегда есть выход.

– Выхода нет, как и родных родителей тоже, – тихо ответил Борис. – Звонила мама, она сказала, что моя родная мать, видимо, не сумела сохранить свой секрет. Они сидели с отцом за столом, выпивали и наверняка после нескольких рюмок ее понесло. Она расплакалась в надежде вызвать сочувствие у мужа и рассказала о подмене детей.

Короче, их нашли на третий день, когда соседская собака стала беспрерывно выть. Мать была убита зверски, наверно, он вымещал злобу, а потом покончил с собой.

«Я отца родного даже не видел, и не хочу никогда видеть», – добавил он мысленно.

Застолье на этом и закончилось, было уже не до угощений. Элеонора кинулась звонить в кассы, чтобы поменять билет на самолет, а Натали смотрела безмолвно преданными собачьими глазами на Бориса и молчала.

Оказалось, что можно улететь прямо сегодня – через три часа есть рейс на Москву и даже имеются свободные места. Все засуетились. Натали кинулась переодеваться и сказала, что отвезет Бориса в отель, в потом в аэропорт.

И хотя мать настаивала вызвать такси, дочь не хотела даже слышать об этом. Борюсик, буквально прибитый случившимся, поцеловал руку хозяйке и удалился, глубоко уверенный, что на этом его парижская счастливая жизнь закончилась навсегда. Он ошибался.

Натали молча взяла за руку Борюсика и пошла за ним в отель.

Собирайся, я подожду, – распорядилась она.

Девушка видела состояние друга и не хотела оставлять его одного. У самых дверей она вдруг обхватила его шею обеими руками. И Борюсик в ответ притянул к себе девушку, вдохнув ее запах и зарываясь в локоны волос. Так они постояли несколько секунд, потом девушка подняла лицо, встретилась взглядом с парнем, и они потонули в глубоком сладком поцелуе. Это было тоже новое ощущение для Борюсика. Конечно, он целовался множество раз, но разве то, что было прежде, можно сравнить с ощущениями, которые он испытал теперь? Натали была экзотическим аленьким цветочком, за которым нужно было плыть за тридевять земель и океанов. Воспоминание об Элеоноре померкло перед юной нежностью Натали.

Они вышли на улицу, держась за руки, молча доехали до аэропорта, девушка быстро уладила дела с заменой билета, и они простились. Регистрация уже заканчивалась. Натали затребовала его номер телефона, и он, слегка улыбнувшись, достал из кармана помятый листочек, на котором в самолете писал адрес для Элеоноры.

Лайнер взмыл в небеса и понес Борюсика в очередной этап его новой жизни.

Он не стал предупреждать родителей о времени прилета, чтобы не вызывать лишних треволнений. Появившись на пороге дома, он почувствовал крепкий запах сердечных капель и увидел расстроенные лица матери и отца. Ивана не было.

На безмолвный вопрос сына мать ответила:

– Ваня там, сестра его приехала из Новгорода, квартиру отмывают. Завтра похороны.

Борюсик пошел в свою комнату. Бросил сумку, переоделся и лег на кровать. Софа было сунулась к нему с нежностями, но получила отпор и просьбу оставить его одного. Юноша переживал. Мало того, что он оказался сыном алкоголика, так теперь еще и убийцы! Было от чего сойти с ума. Но в его сердце зарождалась любовь. Натали схватила его душу своими маленькими ручками и ему было тепло в них. Он снова и снова вспоминал, как они ходили в театр, вспоминал ее заливистый смех, как сверкали ее зубки при этом, а она торопилась закрыть их ладошкой. Помнил запах ее шелковых волос, всю ее тонкую фигурку, которую он почувствовал в один миг, когда она обняла его за шею в номере. Вспомнил зелень ее больших глаз и в очередной раз удивился, что не заметил сразу их красоты. Что теперь будет, что будет? Билась одна лишь мысль в его расстроенный голове.

Он не мог представить себе завтрашний день. Придется смотреть в лицо отца-убийцы, зачем это мне? Наверно, он мог бы отказаться и не пойти на похороны, но это единственный шанс увидеть своего предка, каким бы он ни был.

Борюсик заснул, и ему снилась Натали в красном платье и венке из белых цветов. Она стояла на пригорке и манила его к себе. Он шел, но никак не мог дойти, пригорок становился все дальше.

Утром проснулся в плохом настроении, что было и понятно. Все собрались и поехали к дому Ивана. В квартире стояли рядышком два гроба. На мать Борюсик даже не посмотрел, он не хотел запоминать человека мертвым, если знал его живым. А вот на злодея Борис уставился с изумлением и ужасом. Ему показалось, что в гробу лежит он сам, только постаревший. Значит, действительно они были очень похожи! Вот как бывает, просто одно лицо, конец света!

«Смогу ли забыть весь этот кошмар», – думал Борис, – и как мне с этим жить теперь?»

В квартире суетились какие- то люди, никто не обращал на них внимание. Подошел Ваня, обнял брата, поздоровался с Софой и Моисеем и снова ушел на кухню. Оттуда выглянула молодая женщина, несколько мгновений она в упор рассматривала Борюсика и, скривив губы, снова скрылась на кухне. Похоже, это была его сестра, и знаться с новым братом явно не желала.

Потом разом все засуетились, вошли четыре крепких мужичка, ухватили гробы и вынесли их на улицу. Там уже стоял грузовик, кузов которого был обит красной материей. Погрузили гробы. Немногочисленные провожатые сели в небольшой автобус и процессия тронулась.

Поминок решили не устраивать, вопреки традициям. После похорон поехали в дом Софы. Сестра Ивана уехала на вокзал прямо с кладбища, сказав, что на квартиру не претендует и вообще ее ноги больше в этом городе не будет. «Из-за него у меня теперь нет родителей, я осталась сиротой, – гневно выкрикнула в лицо Ивану сестра. – Я с тобой выросла и мне другой брат не нужен!»

У Софы был готов вкусный ужин, помянули рюмкой мать, об отце все молчали, словно его и не было.

Потом Иван предложил сразу решить вопрос с квартирой, чтобы не было никаких недомолвок. Его пытались переубедить, что никто и не претендует на его жилплощадь, но Ваня твердо сказал:

– Сестра отказалась от своей доли, потому что она обеспеченная женщина, у нее муж бизнесмен. Теперь нас трое детей и Борис тоже законный наследник. Поэтому предлагаю квартиру продать, а деньги поделить между мной и Борей. Всё равно никто из нас не сможет там жить. А мы заработаем, добавим и купим себе жилье, да, Борь?

Борис не возражал – кому и когда мешали деньги, упавшие с неба? Конечно, заработаем, купим, – согласился брат.

Утром следующего дня позвонила Натали. Софочка, увидев растаявшее лицо сыночка, была просто ошеломлена. «Кто это ему звонит, не успел он приехать? Неужели в Париже с кем-то познакомился? Боже мой, кто она? Этого еще не хватало! Небось, попалась какая-нибудь вертихвостка, и пропадет мальчик!»

Но сынок светился и мурчал что-то в ответ. Выждав некоторое время Софа приступила к расспросам.

– Сыночек, ну же расскажи, как ты съездил, что видел, с кем познакомился.

Сыночек сразу понял, каков главный вопрос матери, но раскрываться нараспашку не стал. Сказал, что Париж великолепен, что даже побывал в театре, где смотрел знаменитый балет. А на вопрос: «Кто же тебе звонил сейчас?», ответил:

– Да попутчица, вместе во Францию летели. На том допрос закончился.

Теперь Натали звонила каждый вечер, и они подолгу болтали за закрытой дверью. Софочка изнывала от неизвестности. Иван жил у них по-прежнему, квартиру погибших родителей выставили на продажу, определив низкую цену. Ждали покупателя.

Так прошел месяц. Борюсик жил своей любовью. Натали просила приехать, потому что папочка очень хочет с ним познакомиться. Борис отмалчивался, прекрасно понимая, что такие траты для его семьи неподъемны. Наконец, она догадалась о причине его молчания и заявила, что приедет немедленно сама. «Завтра улетает мама в Москву, я полечу с ней!»

Борюсик обомлел. Дело принимало нешуточный оборот. Если девушка собирается знакомить его с отцом и даже сама собирается прилететь, похоже, пришла пора делать предложение. Ну и что, что они мало знакомы? Жизнь сама распоряжается, где, с кем, когда и сколько.

Пора было идти к родителям признаваться.

Софа схватилась за сердце, Моисей кинулся пить воду стакан за стаканом. Оба будто рыбы, выброшенные из воды, и теперь они бились с выпученными глазами в бессилии что-либо изменить.

И что, эта девушка сама вешается тебе на шею? Разве это прилично? – возопила Софа.

– Мама! Не смей так говорить! Никто никому не вешается. Мы полюбили друг друга сразу и на всю жизнь. И так бывает. Вон папа тебя с самого твоего рождения любит, – осадил мать Борюсик.

«Что правда, то правда», – подумала Софочка и отступилась, доверив дальнейшее развитие событий судьбе.

Со следующего дня жизнь так закрутила, что уже через месяц он летел в Париж с обручальным кольцом на пальце, где встречал его новоиспеченный тесть с предложением о работе. Случается и так, правильно думала Софочка. Просчиталась лишь Элеонора – ее дочь увезла своего русского мужа во Францию, о проживании в Москве не возникло и речи.