Читать книгу Красная Элла - Татьяна Лотос - Страница 2

Кристоф Майор – самый красивый венгр в венгерской делегации – причина покупки мной супердорогих джинсов. Хотя в этом я не призналась бы себе под расстрелом: любовь к иностранцу в нашем вузе приравнена к измене партии.

Именно так мы – советские девчонки, которых собрали 8 сентября

1981 года после окончания четвертой пары в 105-й, самой большой аудитории первого учебного корпуса, поняли напутственное слово декана Шихархан Мурзабековны.

Надо сказать, преподавательский состав нашей альма-матер также многонационален, как и студенческое сообщество. Например, экономику промышленности ведет армянин, курс по литературе читает русская, историю – кореец. И так далее.

Ну а Шихархан Мурзабековна (ее предмет – политэкономия) по национальности адыгейка.

– Девушки, вы поступили на первый курс самого престижного высшего учебного заведения Советского Союза, – сказала она в начале своего выступления в тот памятный день, 8 сентября. – У нас учится вся планета. Вы молоды и красивы. Будет у вас дружба, будет и любовь. – Здесь декан замолчала и обвела строгим взглядом аудиторию. Выдержав паузу, она закончила: – Но помните, как же без вас Коммунистическая партия…

Стоит уточнить, все девчонки в нашем вузе – члены Коммунистической партии Советского Союза. Коммунистки. Комми. Или «красные», как называют нас наши идеологические противники с Запада. Наказ декана был понят нами без лишних объяснений: партийная дисциплина – превыше всего! Поэтому вместе пришли – вместе ушли.

Дело в том, что в вузе существовала традиция: к группам советских слушателей каждый год прикрепляли иностранные делегации. Чтобы молодежь мира общалась, лучше узнавала друг друга… В общем, народная дипломатия.

Хм-м… Вместе пришли – вместе ушли… Иностранцы, наверное, впервые видели такую спаянную молодежь: в нашем вузе коллективизм возведен в фетиш. Как и преданность партии.

В этом году к нашей группе журналистов прикрепили палестинцев и шведов. Ожидалось, что палестинцам, в первую очередь, мы поможем выучить русский язык. По решению «четверки», а это, если кто не знает, секретари первичных – партийной, комсомольской, профсоюзной – организаций и староста группы, также был взят курс на индивидуальные занятия. Идея с треском провалилась, тому подтверждение – Зияд, второй месяц упрямо долбивший: «Мой баба жибет Либане». Зияд, между прочим, самый усидчивый мальчик из всех наших друзей-палестинцев. И он мечтает выучить русский язык!

Воспоминания о Зияде и его мучениях с изучением русского испортили мне настроение. «Стыдно, красная Элла, – сказала я себе, – человек хочет выучить язык великого Ленина, а ты не можешь помочь ему в этом, на уроках тебе, видите ли, ску-у-учно… А сегодня на занятии даже украдкой зевнула раза два. Заметил ли Зияд…

Не выспалась? Признаться, да. Не выспалась. Из-за джинсов. Вернее, из-за Кристофа. А точнее, из-за двух этих факторов, напрочь отбивших мой сон в прошедшую ночь. Думала о том, как буду в новеньких джинсиках выглядеть перед Кристофом».

Хотя еще недавно такие душевные терзания я не могла себе представить! Ведь бегала от Кристофа как черт от ладана. Напомню еще раз – от самого красивого венгра в венгерской делегации. Именно так, без всякого сомнения, охарактеризовала Кристофа моя приятельница Лариса Караваева, переводчица с финского, едва я обмолвилась ей о своих зарождающихся чувствах к мадьяру с берегов Дуная. Стоит об этом рассказать поподробнее. Будет не скучно. Это точно.

Все началось серым ноябрьским деньком, не предвещавшим ничего экстраординарного. Я в мрачном расположении духа ехала в полупустом автобусе. От станции метро до нашего вуза десять остановок. Времени достаточно, чтобы поразмыслить над ситуацией с «Платиновым камертоном» – Всесоюзным музыкальным конкурсом молодых исполнителей эстрадной песни (язык сломаешь, пока выговоришь), организатором которого выступила всесоюзная молодежная газета.

Сказано же, беда – коль сапоги начнет тачать пирожник, а пироги печь – сапожник. Журналистам «молодежки» лучше бы живописать о конкурсе, но никак его не организовывать. Времени до начала объявленного срока масштабного мероприятия оставалось в обрез, а неразберихи и организационных проколов на конкурсе – выше крыши.

В качестве экстренной помощи в оргкомитет «Платинового камертона» призвали слушателей группы журналистов нашего Партийного вуза. И вот мы (шестнадцать человек!) вторую неделю торчим в гостинице, где разместился оргкомитет конкурса, и занимаемся всякой ерундистикой. Например, беспрестанно уточняем списки «понаехавших». Имеются ввиду списки участников конкурса, посланцев разных уголков нашего огромного Союза. Между прочим, персонажей в большинстве своем экзотических.

Экзальтированная дамочка с жеманными манерами одна чего стоит. Даже без конкурса было ясно: «таких не берут в космонавты». Пролетит как фанера над Парижем: голосочек, на репетиции все слышали, дребезжащий… Ясно без высшего музыкального, хочет произвести впечатление воробышка. Эдит Пиаф, значит. Но где мощный голос парижского воробышка? Или я несправедлива и ошибаюсь?

Словно услышав мои размышления о талантах и их эрзац-последователях, ко мне наклонилась моя задушевная подруга Иванка, с которой мы рядышком сидели на упомянутой репетиции, и прошептала: – Элла Фицджеральд. Это точно, после такого пения у всех слушателей уже не уши, а ухи, ассоциирующие издаваемые звуки в безразмерном диапазоне: от Эдит Пиаф до Эллы Фицджеральд.

Или вот сегодня. Стою я на сцене киноконцертного зала (микрофоны, что ли, понадобилось проверить?) и нечаянно бросила взгляд в зал. Вижу: по правой стороне от двери к сцене идет бодрым шагом толстячок. Вот этот уж точно, натуральный напыщенный воробей в синем велюровом костюме индпошива. Только так подумала… В следующую секунду я чуть не упала в обморок: этот же толстячок в синем велюровом костюмчике шел бодрым шагом от двери к сцене и по левой стороне! Мне стало дурно: что-то со мной не так, в глазах двоится. Или я сошла с ума? У меня на лбу выступила испарина, в груди гулко заколотилось сердце.

Толстячки меж тем сошлись в одной точке у сцены и о чем-то заспорили друг с другом. У-уф! Их-то на самом деле двое. Один в один – не различишь. Однояйцевые. И как я их в списке пропустила? Вспомнила! Увидев повторяющуюся фамилию, одну я вычеркнула, подумав, что по ошибке ее вписали дважды.

Никаких же имен в том списке в помине не было! Недоработочка все тех же журналистов «молодежки», взявшихся не за свое дело. У-уф! Я еле перевела дыхание, вытерла выступившую испарину на лбу. Ум за разум уже заходит с этим камертоном и всякими непонятками…

От пережитого нервного потрясения я решила отходить в родных пенатах: сославшись на грядущий семинар по философии, ушла домой пораньше. И вот, значит, еду в автобусе, почти подъезжаю к своей остановке, как я уже сказала, не в самом хорошем, а даже в мрачном расположении духа.

Идентификация однояйцевых близнецов в стрессовой ситуации – серьезный экзамен для психики даже закаленного партийца… Чего уж там говорить обо мне: мой партийный стаж вместе с кандидатским – всего ничего, и двух лет не будет.

Но чем ближе я подъезжала к нашему вузу с его обширными владениями – учебными корпусами и несколькими студенческими общежитиями, научно-исследовательским центром, медпунктом, почтовым отделением, жилыми домами для преподавателей, просторной столовой, огромным спортзалом с бассейном, стадионом с ухоженным зеленым полем, теннисными кортами, лыжной базой, парками, синими елями и даже собственным лесом – тем больше меня грыз комплекс отличницы.

Все уроки должны быть выучены, все задания должны быть выполнены! Эта мантра моих школьных и университетских лет, не отпускала меня и здесь, в элитарном московском вузе.

Было от чего вспомнить мантру. Ведь камертон камертоном, а лекции, семинары никто не отменял. В том числе, семинар по философии, на котором я должна послезавтра выступить с рефератом. Философия, надо сказать, один из любимых предметов нашей группы. Каждый семинар – парад интеллектов, блеск молодых умов! Именно так охарактеризовал нашу группу сам профессор Малкин в приватной беседе с нашей Инессой Петровной Штоколовой, заведующей кафедрой журналистики. Круто!

В нашем вузе, надо сказать, «ботаниками» становились поневоле – респект и уважуха нашим преподавателям. Высокоинтеллектуальная среда в институте – их коллективный труд. Кроме того, в нашем Партийном вузе (удивительно, но факт!) царило лицейское вольнодумство и свободомыслие. Респект – нашему ректору. Фронтовику, чей парадный костюм весь увешан орденами и медалями. Этот парадный костюм ректор одевал только один раз в году. 9 Мая, в День Победы.

Гордость за вуз, за ректора, преподавателей, однокурсников, всех слушателей становится религией каждого переступившего порог нашего института. Элитарность и избранность вузовского сообщества, объединившего молодежь разных национальностей, каждый член которого представлял свой край, республику, область, народ, страну, во всем Союзе и мире была известной и бесспорной.

Но вернемся к моему реферату по философии. Итак, тема семинара – корпускулярная теория мира, миры и антимиры. Мда-а… Сто пудов, наши идеологические оппоненты с Запада думают, что слушателей в Партийном вузе зомбируют только марксистско-ленинской философией. Не все так просто.

В нашем вузе дают классическое гуманитарное образование. Образовательный стандарт – святое, пример тому – факультет истории и партийного воспитания, где студенты обучаются с «нуля» и за четыре года проходят полный курс высшего образования.

Я же учусь на факультете партийного строительства, слушателей на который набирают на базе высшего образования. Многие мои однокурсники – обладатели красных дипломов в первых своих институтах и национальных университетах.

Например, я окончила филологический факультет университета. За мой «красный» заплачено высокой ценой: погребенной юностью (нисколько не жалею!) в книжной пыли среди бесценных фолиантов. Все пять лет не вылезала из читалок университетской и республиканской библиотек! Иначе и быть не могло.

Требования преподов филфака были жестокие и жесткие: оригиналы мировой и русской классической литературы знать так, чтобы тексты от зубов отлетали!

Творчество поэтов Серебряного века, философские искания Раскольникова – героя Достоевского: «Тварь ли я дрожащая или право имею…», психологические нюансы взаимоотношений мужчины и женщины в «Гордости и предубеждении» Джейн Остин и так далее – все это люблю и берегу как обретенные сокровища благодаря бескомпромиссности преподавателей филфака.

О «Декамероне» Бокаччо предпочитаю промолчать: дурак не заметит, умный промолчит. Шок от новеллы о том, как дьявола в ад загоняли, уверена, в тиши читального зала испытала не одна студентка филологического факультета.

И еще пару слов о моих литературных пристрастиях, которые помогут, видимо, представить уровень интеллекта и подготовки слушательницы Партийного вуза. Между прочим, девушки из небольшого районного центра (всего-то пять с половиной тысяч жителей!). Конечно, просто так я не смогла бы стать студенткой филфака университета. В школе наша директриса, одновременно учитель русского языка и литературы, гоняла нас по школьной программе как сидоровых коз.

Именно ей я обязана запойным чтением классиков русской литературы. А уж классикам… Об этом поподробнее. Например, прочитала я «Жизнь Клима Самгина» Горького в девятом классе и разгадала… Впрочем, по порядку. В нашем классе учился мальчик из семьи, родители которого представляли собой местную элиту. В девятом классе Витька, сам по себе неплохой парень, вдруг задружил с Ликой – двоечницей из двоечниц.

Как такое возможно? В пару Витеньке подойдут только самые умные и красивые девочки поселка, были уверены аборигены. И они были правы. Виктор – победитель по жизни, мальчик из интеллигентной обеспеченной семьи с высоким социальным статусом, сам видный парень, красавец.

Белый Лебедь, охарактеризовала как-то его историчка, имея ввиду его белый свитер, в котором он выделялся на фоне скромно одетых наших одноклассников. И попала в точку. Кличка прилепилась к Витьке намертво. Конечно же, белый свитер был здесь только лишь отправной точкой.

Рядом с Белым Лебедем виделась… М-м-м… Красавица, умница, отличница, девочка из хорошей семьи. В общем, Белая Лебедь. Но никак не безликая Лика. Мезальянс! Скандал! Как это могла допустить Вера Ивановна, гадал весь поселок. Я же провела аналогии.

– Ты читала «Жизнь Клима Самгина»? – спросила я Катю, свою троюродную сестру-одноклассницу.

Катька – стабильная хорошистка, но Горького, конечно же, не читала.

– Так вот, – продолжила я свою просветительскую деятельность, – когда Клим Самгин вступает в пору полового созревания, заботливая матушка подсовывает ему белошвеек: мальчик в безопасных условиях теряет девственность, успешно проходит школу сексуальных отношений.

Вера Ивановна рассчитала точно: дружить Витьке с отличницей и красавицей, общественницей… Слишком девочка яркая, в случае чего скандал на весь поселок, школу: обязывает к дальнейшим отношениям. А так… Меньше общественного резонанса.

Что можно здесь сказать? Только одно: лучшие друзья девушек, что бы там ни говорили, это только хорошие книги. Прочитала? Значит, вооружена и очень опасна! Умная начитанная девушка, разложившая в своей головке по полочкам весь опыт взаимоотношений мужчины и женщины, препарированный и показанный в мировой литературе до мельчайших психологических нюансов, вот кто победительница по жизни.

При встрече с объектом в ее умненькой головке в секунду на сознательном и бессознательном уровне совершается миллион операций по анализу по всем мыслимым и немыслимым параметрам качеств типчика, заинтересовавшего девушку.

Тягаться с этой высокотехнологичной машиной нет смысла: любой Белый Лебедь болтается на ее крючке, сколько бы ни кудахтала его заботливая матушка! И никаких незапланированных «залетов»!

В общем, хорошую книгу – в сумочку каждой девушке! Вместо газового пистолета. Рядом с зеркальцем и губной помадой.

В моей же сумочке… Нет-нет. Не «Жизнь Клима Самгина» Горького. Ха! Пройденный материал, школьная программа. Разные книги перебывали в моей сумочке. Например, «Дама с собачкой» Чехова, «Легкое дыхание» Бунина. Обожаю! Ну… Еще, скажем, сборники стихов Есенина, Басё, «Кармен» Проспера Мериме, «Письма незнакомки», «Амок» Цвейга. Что еще? Ага, «Пышка» Сомерсета Моэма. Но я немного отвлеклась.

Так вот, раньше директрисы школы, которая нас гоняла по школьной программе по русской литературе как сидоровых коз, вкус к чтению с детства привила мне старшая сестра. Самым, надо сказать, иезуитским способом. Вот уж кто читал запоем…

Моя сестрица прочитала всю (именно так: всю!) мировую и русскую классическую литературу еще в отрочестве. Таков результат ее соревнований с двоюродным братом. Оба – книгочеи, каждый из них старался перещеголять друг друга в этом литературном турне.

Впрочем, собрание сочинений Конан Дойля они читали, подписав мировое соглашение: обменивались друг с другом прочитанными томами.

От этого пиршества гурманов от литературы мне, признаюсь, перепадали крохи. Сестрица прятала от меня книги, которые читала, на шифоньере. Высоко для малявки-пятиклассницы, посему книгу не достать – так, видимо, рассуждала сестрица. Но не тут-то было.

Однажды выследив это потайное местечко, я обеспечила себе постоянный доступ в библиотеку мировой литературы.

Происходило это так. Убедившись, что сестры нет дома, я начинала нелегкую борьбу за свою долю на литературном пиру. На диван, который стоял у шифоньера, я ставила стул, взбиралась на диван, затем на стул и, балансируя на этом хлипком сооружении, рукой нащупывала книгу, спрятанную наверху. Хватала ее и с величайшими предосторожностями сползала вниз со своей добычей. И, буквально, проглатывала книгу.

Уже старшеклассницей я предъявила счет сестрице за перенесенные муки:

– «Дженни Герхард» зачем же было прятать? Или Диккенса, О'Генри…

– Наверное, думала, что тебе рано еще такие книги читать, – просто ответила сестра.

Мне оставалось лишь с молчаливым укором смотреть на нее: ведь девчушка не претендовала на Джеки Коллинз или Сидни Шелдон…

Кто в детстве дрался, сражался со старшими сестрами или братьями за книгу ли, лишнюю конфету или соблюдение очередности при мытье посуды, поймет меня.

Кстати, с Иванкой Войт мы подружились благодаря литературе: обнаружили общность вкусов. Вот недавно после стихов Марины Цветаевой увлеклись творчеством Пикуля.

– Опасность повестей Пикуля – формирование у читателей искаженных представлений об исторических событиях, ведь в художественном произведении они вольно трактуются, – общий вывод, к которому мы пришли с Иванкой, начитавшись модного писателя.

Читаем мы модную литературу вперемежку с классикой. «Толстые» журналы – наши прибежища, каждый номер литературных журналов и «Иностранки» ждем с нетерпением. И не одни мы такие с Иванкой.

В общем, скажу без преувеличения, все группы на базе высшего образования в нашей альма-матер – сообщества интеллектуалов – высоколобых индивидуумов, собранных вместе в нужном месте в нужный час. Здорово и круто! Коэффициент интеллекта на факультете зашкаливает…

Достаточно посетить только один семинар, к примеру, группы журналистов и послушать спор по какой-нибудь дискуссионной теме. А запретных тем для дискуссий в нашем, заметьте, Партийном вузе не существует! Это без дураков.

И как не задаваться вопросами, если к концу первого курса мы изучили, к примеру, немецкую классическую философию, а также Ницше, Бердяева, Камю и Сартра, знали стихи Пастернака, Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама, Бродского, читали Набокова, Фрейда, Карнеги. Не слабо?

Кстати, работа Ленина, которая произвела на меня впечатление, это «Материализм и эмпириокритицизм». Но об этом – позже.

Ах, да … Среда. Как известно, среда формирует личность человека. Так вот, среда в Партийном вузе была сформирована в немалой степени благодаря сложившейся здесь системе политических, культурных и научных связей. Например, часто в нашем вузе выступали главы различных государств. Каждую среду в нашем кинотеатре шли отечественные и зарубежные фильмы, запрещенные к широкому показу в Союзе.

По спутниковому телевидению мы смотрели концерты «Битлз», «Роллинг Стоун», «Бони М», Далиды и многих-многих других мировых знаменитостей, о существовании и творчестве которых большая часть советской молодёжи даже не подозревала.

Общественная жизнь в вузе била ключом: приехать на встречу со слушателями нашего вуза считала за честь любая знаменитость. От известных политических деятелей, философов, писателей, поэтов, режиссеров до звёзд эстрады и музыкальных ансамблей.

Недавно, например, был аншлаг на встрече с Александром Куприяновым, известным политическим обозревателем. М-м-м… Признаюсь, на встрече я задала ему детский и наивный вопрос, недостойный уровня слушательницы Партийного вуза. И за этот вопрос мне до сих пор стыдно. Что-то о сотрудничестве стран Варшавского договора.

Куприянов, весь из себя импозантный и красивый, в светлом, прекрасно сидящем на нем костюме, стоял на ярко освещённой сцене. Море обаяния! Умница и интеллектуал, он легко вел непринуждённую и интересную беседу с полным залом. И вдруг среди этой атмосферы, где IQ запредельно зашкаливал, мой вопрос… Ужас! Кошмар!

Куприянов, громко прочитав записку, вздохнул сокрушенно, поморщился и сказал следующее: «Ну что сказать вам… С соцстранами как с женой: хочешь – не хочешь, а жить надо».

Я от стыда чуть не упала с кресла. Покраснела и выглядела, наверное, в ту минуту как вареный рак: известный политический обозреватель даже не посчитал нужным отвечать на мой глупый вопрос! Хорошо ещё, что никто не понял, кто автор записки.

Слава богу, забыла её подписать. Уточняю, именно так: забыла подписать, а не специально не подписала. Анонимщиков ненавижу, вся сталинская репрессивная машина – позор нашей партии, была построена на них.

Мой реферат! У-у-у… А-а-а.... Время, время… Дорого! Послезавтра семинар, а я только собираюсь сесть за реферат. Крошка, ты пропала! Ни фига. Коммунисты не сдаются! Итак, что там у нас?

Мда-а, весь материал предстоящего семинара мне нужно изучить по лекциям профессора Малкина. А эти лекции, да и сама тема… Попробуем разобраться. Корпускулярная теория мира по Малкину – это… Так-так…