Читать книгу Культурный разговор: эссе, заметки и беседы - Татьяна Москвина - Страница 3

Что хорошо, то хорошо

Обновление Большого, на которое ушли шесть лет и 21 миллиард рублей, состоит из двух частей: реконструкция и реставрация. Реконструкция довольно затейлива. Так, удачно выкроена Верхняя сцена, просторная, удобная, где может разместиться целый оркестр и где легко репетировать даже какой-нибудь сильно многофигурный балет. А вот Подземный концертный зал скорее удивил как непонятная диковина. Он стилизован под греческий амфитеатр, разные части планшета, формируя пространство, опускаются на глубину. Эффектно, однако зал огромный, как зимой будет отапливаться? И что там играть, под землей, – реквиемы?

Новый Большой приспособлен к зрителю с ограниченными возможностями: человек на инвалидной коляске может разгуливать по всему зданию, а в зале для него отведены специальные места. Слабослышащим и слабовидящим тоже предусмотрены свои места – близко к сцене. Да здравствует мировой, добравшийся и до нас, гуманизм.

Новые гримерные комнаты оборудованы теперь душевыми и уборными, и уже не придется артистам толпиться в очереди к единственной кабинке на коридор, как в советские времена. Все блестит и переливается, даже технические лестницы облицованы мрамором. Скользко! Не подвернут ли ноги в балетках отдельные прыткие танцоры? Я бы все ж таки постелила побольше дорожек. Тут доблестному директору Большого, Анатолию Иксанову, надо сделать выбор между блеском и безопасностью.

Что до реставрации, то она сделана по-русски в лучшем и высшем смысле этого слова. Сделана в том страстном напряжении души, в том благословенном порыве к идеалу, в котором работали великие русские мастера. Их собрали со всей России – более трех тысяч человек: скульпторы, живописцы, декораторы, золотых и хрустальных дел мастера – для великого, важного усилия – восстановить императорский театр.

Дворцовые ткани из шелка делают во всем мире – лишь 17 женщин из Старо-Спасского монастыря в Москве, в день выходит небольшой кусочек. А для обивки Императорского фойе и Царской ложи нужны были сотни метров! Позолоту в зале наводили по старинным рецептам, и протирать ее следует специальной беличьей кисточкой. Точили тонкие, прозрачные вазы из алебастра в Белом фойе, ваяли фигуры Атлантов в зале – только из папье-маше, не из гипса, чтоб не портить акустику… Короче, мастера, что называется, «оттянулись» – когда еще получишь такой выгодный заказ. И расстарались – красиво до слез и красиво дорогой, тщательной, «императорской» красотой.

Для такого театра еще нет репертуара

И вот стоит он, голубчик, весь сияет хрусталем и золотом, воссозданный так любовно и тщательно – и, как в одном романе Кинга, ждет приближающегося будущего. Вот уже встрепенулись обрадованные инвалиды, размечтались провинциальные учителя и врачи – эх, взглянуть бы! – да и большие чиновники себе черкнули: обязательно посетить. В душе, в избе и в стране должен быть «красный уголок», чистое место для радости и мечты, пусть им будет Большой, обновленный подвигом мастеров.

Но что будет идти на этой великолепной сцене? Для нее пока нет никакого репертуара. Кроме, разумеется, балетов Григоровича. На которые, собственно, и будет лом в ближайшее, да и в отдаленное время. Дирекция это прекрасно понимает, и Юрий Григорович уже работает над осуществлением на обновленной сцене «Спящей красавицы» и «Щелкунчика». Напоминаю, как богиня справедливости, что великого балетмейстера отсюда выжили в девяностых годах и все это время оскорбляли в прессе, как какого-то мошенника. Все для того, чтобы очевидная истина опять воссияла: Григорович не только классик, но и неутомимый, несравненный работник.

Что до оперных и балетных новаций последней «пятилетки», то им, по-моему, самое место на Новой сцене, которая так выручила Большой в период реконструкции. Никаких особых новаций на самом деле не было: шла ориентация на среднюю европейскую моду. По всей Европе идут, скажем, оперы, где персонажи Моцарта фигурируют в джинсах, а люди Верди – в какой-нибудь тоталитарной униформе. Как не надоели все эти режиссерские фокусы, непонятно. Да и не след нам оглядываться на среднюю евромоду! Они, может, наоборот, на нас поглядывают в надежде – может, русским удастся вырулить из постановочного тупика, а мы туда же.

Первой ласточкой на обновленной сцене заявлена «Руслан и Людмила» Глинки в постановке Дмитрия Чернякова. Надеюсь, что известный и талантливый режиссер как-то сумел преодолеть некоторое присущее ему недоверие к цвету (преобладание серого и белого в его спектакле «Жизнь за царя» в Мариинке даже наводило на мысль о цветоаномалии режиссера). Не представляю себе «Руслана и Людмилу» Глинки, да еще на обновленной сцене, и без сочного цвета. Тревожусь и за персонажей и сюжет – найду ли знакомое? Ведь в «Евгении Онегине» Черняков решил сцену дуэли Ленского и Онегина как несчастный случай при неосторожном обращении с ружьем. Конечно, ему хочется сбить штампы, преодолеть рутину. Но при этом нет-нет да и повреждается сама основа ткани оперы.

А ведь интерес к жанру нисколько не угасает, напротив: опера активно проникла в телеэфир («Призрак оперы» на «Первом», конкурс молодых оперных певцов на «Культуре»). Мне, кстати, интересно, насколько глубок и фатален конфликт дирекции Большого и Галины Вишневской? Не было бы разумным привлечение ее Оперного центра к новой жизни театра? Все-таки в делах общей значимости хорошо бы стоять выше личных обид и амбиций.

Руководство Большого могло бы, на мой взгляд, пойти интересным путем: например, пригласить для постановок крепких мастеров, которые уже руководят, каждый своим, театром. Они могли бы поработать на Большой в качестве творческого «оброка», что ли. Порадеть для главной сцены. Таковы: Александр Титель, главный режиссер оперы Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, Дмитрий Бертман, создатель «Геликон-оперы», Александр Петров, худрук Детского музыкального театра «Зазеркалье», найдутся и другие.

Страстная тщательность, с которой проведена реставрация, требует хоть какого-то соответствия репертуара, не правда ли?

Для такого театра еще нет государства

Но главное несоответствие нового Большого лежит еще глубже: облик императорского театра восстановлен тогда, когда причины, приведшие к его появлению и расцвету, утрачены.

Как жить императорскому театру без империи? Как муляж, дорогое чучело, мираж в пустыне?

Вот придут в зал десятки некомпетентных по большей части чиновников и прочая «элита», в просторной Царской ложе уместятся разом и Пан спортсмен и Пан юрист, рассядутся в партере недопосаженные олигархи с женами, упрямо тянущимися к прекрасному… Все в пиджаках, без мундиров, без орденов. Никакого блеска. Это для них корпели ткачихи из Старо-Спасского монастыря, для них пришивали сотни позолоченных «лавровых» листочков к дверям Императорского фойе, которые надо обмахивать беличьими кисточками?

Для них трудился в экстазе творческого упорства город чудом выживших русских мастеров?

Нет, совершенно очевидно: реставрация Большого – самое лучшее начало для реставрации монархии. Я уже излагала способы решения проблемы. Путем приглашения на трон английского принца Гарри (Генри), молодого энергичного человека, близкого родственника династии Романовых.

Можно так, можно иначе, но как-то надо – неторопливо, тщательно и последовательно. Нельзя нам жить идеей о том, что мы должны много и хорошо произвести, а потом дружно и весело съесть. Нет мечты. А какие могут быть на свете русские люди без мечты! Отними у нас страсть, артистизм, порывы к идеальному, способность грезить наяву – и кто мы такие?..

Блистательная реставрация Большого театра обнадеживает – а может, у нас еще остались силы на дальнейшее продолжение истории?

2011