Читать книгу Культурный разговор: эссе, заметки и беседы - Татьяна Москвина - Страница 5

Дело было игрой случая: невеселыми ногами шла на Московский кинофестиваль, подозревая, что ничего путного не увижу, и вдруг на пути встал ЦВЗ «Манеж». Вывеска приглашала к знакомству с работами учеников Российской академии живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова. Когда еще доведется! Бесстрашно шагнула внутрь.

Вряд ли, вряд ли мое перо достойно этого грандиозного события…

Вход на выставку оказался бесплатным, и это зря. Наш народ иной раз подозрительно шарахается, ежели ему что культурное дают даром, поэтому в Манеже было пустовато. Зато на этот раз его стены не оскверняли всякие богомерзкие инсталляции – на две недели Манеж сделался Храмом… нет! Алтарем… нет… Убежищем… эх, я же говорю – не моего пера это дело.

Большинство работ, представленных на выставке, не подписано авторами. На табличке лишь указывалось название и порядковый номер курса, скажем: «Костюмированный портрет. Работа третьего курса». Долой всякие ненужные личные амбиции, долой гордыню и самовлюбленность. Академия живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова – это прежде всего жесткая школа смирения ученика перед Искусством.

Сам-то Илья Глазунов, получив академическое образование, не очень чтобы смирялся перед канонами и правилами, и его художнический почерк мало с кем спутаешь. Исступленные глазища всяких красавиц, святых отроков и ангелов его кисти величиной с летающие тарелки – как вспомнишь на ночь глядя, так чего доброго и не заснешь. А учеников мастер держит в ежовых рукавицах: потом будете фокусничать и паясничать, в школе надо самоотверженно учиться. И они учатся – по-моему, все на круглые пятерки, поскольку мне трудно припомнить такое количество безупречных (в техническом отношении) работ, собранных в одном месте. Я-то привыкла, приходя на выставки, охотиться за индивидуальностью художника, а здесь другой, прямо противоположный случай: здесь люди полностью отрешились от своей индивидуальности, чтобы овладеть неким абсолютным «мастерством». Вообще-то так не бывает, и талант даже в учебных работах, даже на первом курсе как-то проявляет себя. Хоть какой-то черточкой, крапинкой, сдвигом, вывертом, улыбкой, странностью… так не бывает, говорите? – у глазуновских учеников бывает.

Рисунки с натуры – все мышцы и мускулы натурщиков на месте, ничего не перепутано, но как будто рисовано с неживых моделей. Пейзажи – формально на пять сделаны пейзажи, но ни капли своего не вложено, никакого дуновения душевного не пронеслось. Исторические полотна – все такие важные, торжественные, духоподъемные, имени Сурикова прямо. Если на холсте представитель культуры, то Лермонтов (почему-то довольно пожилой) или Ахматова, никаких тебе Бродских и Мандельштамов. Много портретов духовных особ и просветленных юношей… Все на отлично – по рисунку, по композиции, по цвету, но нигде, ни подле одной картины не тянет остановиться. А через десять-пятнадцать минут пребывания на выставке начинается немотивированная, необъяснимая тоска. Все так правильно, что тянет убежать куда-нибудь подальше от этих однообразных километров старательно закрашенного холста. И, убежав, удавиться…

Я, правда, нашла один небольшой автопортрет ученицы Глазунова, в котором билось какое-то чувство, но чувство это явно горчило. Лицо скромной милой девушки с косичками застыло в безысходной печали и потаенном страдании. Да, люди трудятся, люди учатся, но почему все так безлико, где же радость творчества?

Я постаралась найти объяснение такому удивительному методу учебы, при котором индивидуальность художника, обучающегося своему мастерству, как будто испаряется. И он превращается в тихую смиренную тень, живущую исключительно подражанием образцам прошлого.

Значительное место в экспозиции ученических работ Школы живописи, ваяния и зодчества отведено копированию. Здесь ученикам Глазунова равных нет. Русские иконы, Рембрандт и Ван Дейк, Рубенс и Боровиковский, Саврасов и Репин – десятки великих полотен воспроизведены старательными руками преданных искусству глазуновцев точь-в-точь – или, если хотите, один в один. Глазуновцы – идеальные копировщики. И в этом качестве имеют блистательные перспективы.

Дело в том, что в XX веке была задумана и осуществлена грандиозная афера под названием «современное искусство». Цель аферы было прекратить поставку новых шедевров живописи, для того чтобы феерически вздуть цены на живопись прошлого. Всех, кто потенциально мог чего-то там нарисовать, перебросили в область производства пустоты. Живопись прошлого стала ценнее самой устойчивой валюты, предметом воспаленного вожделения. Однако, как известно, ценности всегда подвергаются подделке, и рынок подделок живописных шедевров довольно обширен, на хороший товар этого сегмента есть постоянный устойчивый спрос. А кто, по-вашему, будет заниматься таким тяжелым, неблагодарным, пусть и щедро оплачиваемым трудом? Нынешние косорукие «современные художники», которые заняты самоутверждением на ровном месте и давно забыли, если знали, азы своего мастерства?

Нет! Вот они – потенциальные герои завтрашнего дня. Ученики Школы смирения Илья Глазунова. Они смогут затопить мир Рембрандтами и Ван Дейками один в один, так что вместо немногих жадных буржуев в мире явятся сотни тысяч счастливых обладателей великой живописи, и мир, безусловно, станет от этого куда теплее, светлее и забавнее.

Таким образом, наша Школа смирения – совсем не пустое место в сложной иерархии современных культурных процессов. Она не то что нужна – да ей просто цены нет, ей-богу.

2014