Читать книгу Иуда - Татьяна Окоменюк - Страница 4

Муха и Солова

Оглавление

Кешка попал в один класс с Колей Мухиным, тем самым Принцем, чью корону он из зависти раздавил в детском саду. Они, по-прежнему, не питали друг к другу никакой симпатии: Коля называл Кешку Юдой, тот его – Мухой. Иннокентий учился успешнее Мухина. Он грамотнее писал, быстрее запоминал, вычурнее излагал свои мысли и мастерски подлизывался к учителям, что помогло ему стать старостой класса, то бишь, официальным лидером.

Николай был лидером неофициальным. К власти никогда не стремился, даже избегал ее, но… все равно имел. Учителя уважали его за честность, справедливость, спортивные достижения. Мальчишки ему подчинялись, девчонки грезили им во снах. Любая из них поднялась бы в глазах коллектива, если б этот высокий стройный симпатяга пригласил ее в кино или на каток.

Но Кольке подобное даже в голову не приходило. Она у него была забита футболом, хоккеем и боксом. Класс в полном составе приходил болеть за своего кумира, когда тот выступал на соревнованиях. В форме футболиста или боксера он был просто великолепен: рельефные мускулы, широкая грудная клетка, ровная крепкая спина. Лицом парень очень походил на известного киноактера Олега Стриженова: высокий прямой лоб, огромные серые глаза, аристократический нос, мужественный подбородок, открытая белозубая улыбка – не зря в детском саду его выбрали на роль Принца.

А Кеша, как был Львенком, так им и остался. Созданный из явно сэкономленного материала, он терялся на фоне Мухина. Щуплый, с тонкой шеей и торчащим кадыком, Юдин «дышал Николаю в пуп». Рябое треугольное личико, глазки в кучку, уже не золотая, а грязно-медная шевелюрка, вызывали у одноклассников насмешки. Используя свой начальственный пост, он им платил той же монетой. Попросту говоря, Юда сексотил. Учителям, завучу, пионервожатой, классному руководителю.

В конце недели их классная дама всегда была проинформирована, кто из ребят украл на стройке карбид, кто сделал из бельевой прищепки и спичек самострел, кто – «дымовушку» из пинг-понгового шарика и фольги. И когда в час «правежа» главные Кешкины недруги исключались из списка экскурсантов, отправляющихся в Ленинград, он смотрел на их расстроенные лица «ласковыми людоедскими глазами» и внутренне ликовал: «То-то же! За мной не заржавеет. Я вам не Муха».

Мухой он, действительно, не был. Тот никогда никому не мстил. Всегда излучал свойственные сильным людям уверенность и снисходительное дружелюбие. Даже когда на уроке он забывал поэтические строчки, а довольный Кеша выкрикивал со своего места: «Муха села на варенье – вот и все стихотворенье» или «Муха по полю пошла, Муха „двоечку“ нашла», он не злился, а простодушно смеялся вместе со всеми.

Увидев однажды карикатуру в классной стенгазете, где он был изображен в виде спортсмена-зазнайки с задранным кверху носом, Коля улыбнулся и сказал: «А что, похож! Вылитый я!». Кешка тогда чуть не взвыл от злости. Выходит, труды его были напрасны – не задел за живое.

Минутой позже в класс вошел Солова – закадычный друг Мухина Сашка Соловей. Мельком взглянув на стенгазету, он перевел взгляд на Кешку и тихо произнес: «Урою, гнида!» И урыл. После уроков он загнал карикатуриста под лестницу и хорошенько ему накостылял.

– Что, хиляк, очки на «Артек» зарабатываешь? – осклабился Солова на прощание. – Гляди, чтоб мамке твоей не пришлось покупать сынуле другие очки. В следующий раз не по горбу, а по гляделкам своим змеиным получишь.

Кеша расстроился. Этому недоумку из пролетарской семейки он только и мог «насыпать на хвост соли»: на оценки тот чхал, на четвертной балл по поведению тоже, в пионерах не состоял, в передовики не рвался, среднее образование получать не собирался, нацелившись на железнодорожное училище. Бесполезный элемент. Носит же таких земля!

То ли дело он, Кеша: круглый отличник, председатель совета отряда, член общества «Зеленый патруль» и редколлегии школьной стенгазеты, победитель районной олимпиады по русской литературе, автор заметки «Ни шагу назад, ни секунды на месте, а только вперед, и только все вместе», опубликованной в центральном пионерском журнале «Костер». Опять же, он из интеллигентной семьи: мама – доцент, в пединституте преподает, принимает участие в создании нового школьного учебника по русской литературе. Ходит с ним после работы в театры, музеи, планетарий, а по воскресеньям – на ВДНХ, где играет музыка, переливаются на солнце золотые скульптуры республик-сестер и ездят забавные трамвайчики без дверей.

Она делает с ним домашние задания, тренирует его писать изложения и сочинения, приносит из вузовской библиотеки потрясающие книги. Ну кто из его одноклассников может похвастаться тем, что перечитал всего Марка Твена, Жюля Верна, Конан Дойля, Фенимора Купера, Джека Лондона? Да никто! А еще у них дома есть полное собрание «Большой Советской энциклопедии» и тисненые золотом, еще дореволюционные, энциклопедические словари «Брокгауза и Эфрона».

И эта голытьба протягивает к нему свои грязные клешни. Забыл, скот, как в прошлом году канючил проехаться на его, Кешкином, велике? «Десна» – это марка! Не какой-нибудь доходяжный «Орленок»… Запамятовал, как вместе с ребятами, пришедшими к нему в гости, облапывал своими кривыми пальцами мамкин подарок – двенадцатиламповый приемник «Фестиваль»?

Полированный красавец, затянутый золотистой радиотканью, просто приворожил Солову, и тот весь вечер, как баран на новые ворота, пялился на стеклянную шкалу, перед которой красная вертикальная линия скользила по светящимся названиям городов. Он тогда все не мог решить, что ему слушать: «Песню про пингвинов» или рассказ Алексея Леонова о выходе в открытый космос…

И после всего этого он, Кешка, еще и гнида со змеиными гляделками! Ну-ну, земля квадратная – за углом встретимся.


***

Летом, перед седьмым классом, мать купила Кешке фотоаппарат «Смена», и началась для него совершенно иная жизнь. Он перестал быть «книжным пьяницей», забросил остальные хобби и превратился в фаната объектива. Снимал все подряд: одноклассников, соседей, кошек, собак, дома, гаражи, сараи. Пленки проявлял в ванной, а на просушку развешивал их в кухне. Потом, при свете красного фонаря, печатал фотографии. У Марины Юрьевны уже в глазах рябило от разбросанных по всей квартире упаковок «Бромпортрета», проявителя, закрепителя, терриконов готовых снимков. Зато фотоработы Иннокентия теперь украшали не только школьную стенгазету, но и иллюстрировали его заметки в журналах «Костер» и «Пионер», за что он получил небольшие гонорары.

Упиваясь успехами Кешки, Марина Юрьевна с гордостью демонстрировала знакомым, соседям и коллегам его грамоты, фотографии, газетные публикации. Учителя тоже хвалили способного мальчика, пророча ему светлое будущее в области гуманитарных наук.

Одноклассники же считали Юдина выскочкой и молились на Мухина. А первая красавица класса Анжела, в которую Кешка был тайно влюблен, САМА написала Мухе записку с предложением дружбы. Колька равнодушно пожал плечами: «После „Ратной заставы“ будет видно».

«Надо ж! Он еще выпендривается, заморского принца из себя строит! – мысленно негодовал Юдин. – Да если б она предложила дружбу мне, я б ни секунды не размышлял. Тут же позвал бы ее на киношку «Человек-амфибия».

Наблюдая за тем, как его симпатия весь урок строит глазки ненавистному Мухе, Кешка достал из пенала циркуль, придал ему форму пистолетика и, прицелившись в Колькину голову, «выстрелил». «Ба-бах! – прошептал он. – Посмотрим еще, кто из нас настоящий командир и кого Анжелка выберет после «Ратной заставы».

К военно-патриотической игре Иннокентий готовился основательно: уговорил мать купить в комиссионке двенадцатикратный морской бинокль и сшить ему настоящую плащ-палатку. Сам же два вечера подряд рисовал на картонках погоны армейского образца. Положил перед собой энциклопедию и срисовывал. Поскольку он относился к отряду «Красных дьяволят», его погоны должны были быть алыми. Конечно, он предпочел бы отряд «зеленых» «Пограничные орлята», но выбирать не приходилось.

Когда закончил мастерить, Марина Юрьевна тремя крепкими швами прикрепила погоны к плащ-палатке и отправилась к соседям за рюкзаком.

Ночью Кешке снились пограничники, преследующие вражеских лазутчиков. Одним из них был он, другим – его отец, третьим – сам Никита Карацупа. Лазутчиками же оказались Муха с Соловой. Ох, и попотели же «зеленые фуражки», пока отловили этих мерзавцев, знающих местность, как свои пять пальцев. Лазутчики сутки водили за собой преследователей: прятались в канализационные люки, носились по тоннелям и лабиринтам, забирались в пещеры и землянки. В одной из последних и попались. Кешка был награжден медалью «За отличие в охране государственной границы СССР», и вручала ему ее… Анжелка.


Вставать в шесть утра Иннокентий не привык. Обычно он поднимался в пятнадцать минут восьмого. Как только по радио раздавалось: «Здравствуйте, ребята! В эфире «Пионерская зорька», Кешка выползал из-под одеяла и обреченно плелся к умывальнику. Сбор же сегодня назначили на семь, чтобы засветло вернуться из похода. Кошмар какой-то!

Мать хлопотала на кухне: мыла яблоки, заворачивала в бумагу бутерброды с тушенкой, заливала горячий чай в красный китайский термос с драконами. Кешка тем временем утрамбовал в рюкзак бинокль с фотоаппаратом. Туда же тайком от матери засунул и складной дорожный нож. На месте им обещали выдать деревянные автоматы, но настоящий командир обязан иметь при себе холодное оружие.

На построении вдруг выяснилось, что командиром отряда Кеша не будет. Руководство семиклашками возложили на плечи двух парней-восьмиклассников.

Следующим ударом по самолюбию стало то, что разведчиками «Красных дьяволят» назначили «ночных лазутчиков» Муху и Солову, а его, бессменного пионерского вожака, приставили к стенгазете, вернее, к боевому листку. Юдин бросился к физруку искать справедливости:

– Иван Митрофанович, почему меня на «Боевой листок» кинули? Я в разведку хочу! У меня и бинокль настоящий есть…

Тот расхохотался:

– Слабоват ты, паря. Хило сконструирован, и очки на носу – вон какие. Не хватало еще, чтоб тебе по ним прикладом саданули. Каждый в этой жизни должен заниматься своим делом. Ты у нас кто – фотограф и писака. Так снимай и пиши. Как там в песне поется? «Трое суток не спать, трое суток шагать ради нескольких строчек в газете». Вот и шагай, кру – гом!

Совершенно убитый, Кешка вернулся в строй. И на черта он выпросил у матери дорогой бинокль? Лучше б она себе в «комке» болоньевый плащ купила.

В это время из «Пионерской» приволокли два пыльных бархатных знамени, и у входа в школу начался митинг. «Целью обеих команд является захват флага противника, – объявил присутствующим военрук. – У каждого из вас есть индикатор жизни – погоны. Для того, чтобы убить противника, надо сорвать их с него; если сорвана только половина, боец не имеет права бегать, он только ходит. Победитель выявляется по сумме набранных им баллов: за захват флага и убийство вражеских бойцов баллы начисляются, за нечестную игру, например, бег при половине жизни – отчисляются. Надеемся, что в нелегкой, но честной борьбе вы продемонстрируете свои лучшие качества: дисциплинированность, коллективизм, ловкость, выносливость, выдержку и настойчивость. Старт дан! Желаю всем успехов! Грузимся в транспорт и едем «воевать».

Автобусы со школьниками сопровождала «Скорая» и милицейский бобик. Пока доехали до леса, успели проголодаться, и уже в дороге начали потрошить свои съестные припасы. Кеша не заметил, как от расстройства схомячил добрую половину бутербродов. Хотел было хлебнуть чаю, но раздалась команда: «Выгружайсь!».

«Красные дьяволята» высыпали на поляну. Впереди просматривалось место боевых действий площадью два квадратных километра. Это был лесной массив, разделенный пополам песчаным карьером. Левая его часть стала местом дислокации «красных», правая была отдана на откуп «зеленым». Каждый из отрядов на отведенной ему территории должен был надежно спрятать свое знамя.

Кешу все это не волновало. Его рабочее место находилось на пригорке, с которого хорошо просматривались обе части леса. К нему были прикомандированы два художника и писарь с красивым почерком. Все трое были очкариками и маломощными хлюпиками, такими же, как и их шеф-редактор.

– Надо им задание дать, а самому тем временем поснимать природу, – подумал Кешка, доставая фотоаппарат. – Подмосковье осенью так живописно! В городе таких красок не встретишь.

Пока «рабы» таскали из автобуса раскладные стол и стулья, ватман и краски, редактор «Боевого листка» снимал лес, небо, муравейник и, конечно же, «воинов», которые уже приступили к первому этапу соревнований – метанию гранаты. Последнюю изображал мяч, которым следовало попасть в обруч, висящий на ветке дерева.

– Тоска, – подумал Юдин, взводя затвор «Смены». – Хорошо, что я не участвую в этой детсадовской забаве.

Второй этап оказался не сложнее первого. На огороженном веревкой участке поляны, были зарыты «противотанковые мины». Их следовало найти и обезвредить. Роль мин исполняли пустые консервные банки от «Килек в томате». По два представителя от каждой команды, как дикие вепри, взрыхляли поляну, с корнями вырывая траву и выковыривая мох. «Красные» обнаружили четыре мины, «зеленые» – семь. Запечатлевать поражение своих Кеша не стал. Расстроенный примитивизмом конкурсов, он ушел проверять работу «рабов».

Те уже успели намалевать на куске ватмана «шапку» – «Боевой листок», изобразив в верхнем левом углу газеты вполне приличную красногвардейскую звезду.

– Молодцы, – отметил про себя Юдин. – Не забыть бы их припахать к работе в День юного антифашиста.

Тем временем, по сигналу военрука, отряды сошлись в рукопашной. Погоны слетали с плеч легче майского пуха. Раздавались крики: «Ура!» и другие, далеко не печатные, выражения. Кешка поднес к глазам бинокль: бойцы с перекошенными от злости физиономиями тупо драли погоны друг с дружки. Патриотическая игра плавно перетекла в коллективную «махаловку» с применением деревянных прикладов, палок и кулаков. Дурдом!

В эту минуту к Иннокентию подскочил Пискля из параллельного класса и рванул его за погон. Тот не поддался, зря что ли мать его на тройной шов поставила. Пискля повторил попытку: картонка скомкалась, но осталась на плече. Неожиданно для себя Юдин с размаху въехал биноклем в голову агрессора. Тот согнулся пополам, позволив противнику сорвать с себя зеленые картонки, затем разревелся и потрусил к своим.

Кешка немного подумал, потом подошел к пыхтящим над ватманом «рабам» и, молча, содрал погоны с их плеч.

– Для отчетности, – пояснил он очкарикам. Те переглянулись и дружно заскулили:

– Нам тоже для отчетности нужно… Хоть парочку… Можно мы минут на десять отлучимся?

– Валяйте, – великодушно кивнул он, и тех как ветром сдуло.

Игра приближалась к кульминации: поиску вражеских знамен. «Красные» уже вовсю хозяйничали на территории «зеленых». «Зеленые» же, рассредоточившись по лесу, заглядывали под каждый куст в зоне «дьяволят». И у тех, и других карманы распирали «трофеи». В бинокль Юдин хорошо видел потные, исцарапанные, замурзанные физиономии вояк. У одних на плече болталась лишь одна картонка, у других на месте погон зияли дыры размером с кулак. Но как горели их глаза! Это были глаза победителей, возвращающихся с войны. Впервые за сегодняшний день Кешку «задавила жаба». Как бы он хотел пережить подобное и получить свою порцию адреналина. Не судьба.

Чтоб не исходить завистью, он отвернулся от леса и стал изучать в бинокль заброшенный песчаный карьер. Раньше здесь добывали песок в промышленных масштабах, сейчас же этот процесс, судя по всему, пошел на спад. На песчаном пригорке ковырялся всего один экскаватор, лениво ссыпая в кузов старенького грузовика будущий стройматериал.

Метрах в двадцати от него, в отвесной песчаной стене, зияло небольшое пещерообразное углубление, проделанное ведрами и лопатами местного населения. Немудрено: вокруг песок темный, глинистый, а в гротике – светлый и чистый.

Оп-па! Недалеко от углубления какой-то мужик в фуфайке и кирзачах грузил в коляску своего мотоцикла два мешка казенного добра. Стало быть, он не ошибся: песок таскают именно из грота. Так они со временем под лесом подземный ход пророют, и местные пацаны смогут там в войнушку играть. Вон одни уже партизанят.

Батюшки, да это же Муха с Соловой! У Кольки оба погона на месте, до этого жирафа попробуй допрыгни. И пазуха чем-то расперта. А Сашка, ха-ха, – с подбитым глазом и одной болтающейся на соплях картонкой. Чего они там слоняются, отбившись от стада? Ааааа, ясненько – хотят знамя перепрятать. Вон уже нырнули в гротик. Сейчас стяг прикопают, и «зеленые» не найдут его до морковкиного заговения. Хитрые, сволочи…

В это время экскаватор с грузовиком продвинулись в сторону грота. Отвесная песчаная стена вдруг завибрировала и… пошла вниз, наглухо закупорив вход в пещерку, как будто его там никогда и не было.

Кешка, облизал мгновенно пересохшие губы и, закрыв глаза, присел на корточки. Через миг спружинил, чтобы снова впиться глазами в окуляры. Сейчас, сейчас они отроются. Вот прямо сейчас, через секунду… три… или пять… Они же спортсмены, здоровые лоси…

Не отрылись. Ни через пять минут, ни через десять. Мотоцикл с ворованным песком уже уехал. Экскаваторщик продолжал наворачивать в самосвал новые ковши. Водитель грузовика, в сдвинутой на затылок клетчатой кепке, сидел на подножке своей кабины, беззаботно болтая в воздухе правой ногой.

Юдин нерешительно обозначил рукой полудвижение в направлении экскаватора, но животный страх поднимающийся откуда-то из желудка, полностью парализовал его. Мозг лихорадочно тасовал варианты поведения. Надо немедленно бежать к старшим, звать физруков, вожатую, военрука, мильтонов, врачиху из «Скорой». Или нет, нужно мчаться к экскаваторщику с водителем… Пусть их ковшом отроют, так будет быстрее… Нет, таки к милицейскому бобику…

Кешка, как муха в кипятке, метался из стороны в сторону. Мысленно. А ноги его, по-прежнему, стояли на месте, как будто в каждую из них влили по хорошей порции чугуна.

Несмотря на пронизывающий ветер, он сильно вспотел. Майка с трусами полностью прилипли к телу. Колени дрожали. Лицо покрылось красными пятнами. А он все стоял и смотрел на место погребения одноклассников, осознавая, что теперь-то уж точно опоздал. Подними он тревогу сейчас, спасти ребят все равно уже не удастся, зато придется ответить за несвоевременность сигнала тревоги. Анжелка, та точно его запрезирает. Оно ему надо? А так… Так он останется единственным лидером коллектива, и его шансы завоевать симпатии красавицы резко возрастут.

С принятием решения напряжение, сковавшее организм парня, мгновенно спало, и Юдин почувствовал, что ноги его просто не держат. Он ринулся к раскладному стулу. Безвольным мешком свалился на сидение. Минуту спустя в зоне видимости появились довольные уловом художники. Возвращаясь на боевой пост, они живо обсуждали вопрос, что для победы важнее: найденное знамя или большее количество погон противника.

– Мне бы их проблемы, – подумал Иннокентий, протирая запотевшие очки. – Многое бы сейчас отдал, чтоб поменяться с ними местами. Даже «Десну» с «Фестивалем». Нет, «Десну» бы не отдал, только радиолу.

Ребята смеялись, рассказывали анекдоты, делились планами на завтрашний день, и Кешке вдруг показалось, что ничего страшного сегодня не произошло. Что увиденное было просто бредом, продолжением странного сна об одноклассниках-лазутчиках. Недоспал, перенервничал – вот и мерещится всякая ерунда. Не могли они туда залезть, очень уж больно крохотным был лаз. Для ведра достаточен, а для двухметрового Мухи – нет. Точно привиделось. Сейчас игра закончится, и их противные рожи снова будут чавкать бутербродами за его спиной.

Вверх взметнулась красная ракета. Это означало, что «Дьяволята» нашли знамя противника, и игра считается законченной. Осталось лишь пересчитать трофеи, внести цифры в «Боевой листок» и объявить победителя.

«Красные» с «зелеными» перемешались. Направляясь на построение, они братались, хвастались трофеями, делились впечатлениями. По очкам победили «красные». «Дьяволята» ликовали. «Зеленые» же пытались омрачить их триумф обвинениями в нечестной игре.

Стали собирать инвентарь и недосчитались одного знамени. Побежали к дуплу, куда его изначально спрятали – нету. Тут кто-то вспомнил, что знамя разведчики «красных» решили перепрятать, велев своим бойцам, для отвода глаз противника, интенсивно «оборонять» старое место. Кинулись искать Муху с Соловой – те тоже исчезли. Ребята ходили по лесу, звали разведчиков – безуспешно. Когда серьезность положения стала очевидной, вожатая помчалась к «бобику» и вернулась с двумя милиционерами.

Те разбили лесок на квадраты, а «бойцов» на группы и приступили к тщательному изучению местности. Начало темнеть, дети изрядно продрогли. После двухчасового прочесывания кустов поиски решили прекратить. Кто-то предположил, что пацаны отправились в гости к бабке Соловья, которая живет сразу за лесом. Вожатая была на грани срыва. Неужели в самом деле они ушли, никого не предупредив? На Николая это было совсем не похоже. А Сашка… Этот, конечно, мог, но где живет его бабушка никто толком не знал. Посигналив минут десять, колонна тронулась в обратный путь.

Взбудораженные подростки не отрывали глаз от окон, надеясь увидеть на трассе бегущих за автобусом нарушителей дисциплины. Настроение у всех было хуже некуда. Военрук ругался с физруками. Перепуганная вожатая рыдала. Классная дама сосала валидол. Девчонки костерили Муху с Соловой. Пацаны пытались их оправдать. Кешка же сидел тихо, как моль, так и не решившись выпить чаю из своего термоса.

На следующий день выяснилось, что гостей у бабки Соловья не было. В школу ребята тоже не пришли. Их родители, взяв одежду, пригодную для обнюхивания служебно-розыскными собаками, поехали вместе с милицией на повторное прочесывание леса. Ночью был сильный ливень. Следы на месте битвы «красных» с «зелеными» смыло. Собаки покружили вокруг дерева с дуплом, затем сели на задние лапы и заскулили. Радиус поиска решили расширить. Сыщики опрашивали местных жителей, беседовали со всеми участниками игры, кроме Кеши. Он в школу не ходил. Из-за болезни.

Муха с Соловой несколько дней подряд являлись к нему во сне. Были не одни, а в компании Вадьки Спицына. Приходили ночью и, молча, стояли у его кровати. От их присутствия у Иннокентия по всему телу бегали мурашки. Он беззвучно кричал и вжимался в тахту, покрываясь холодным потом. Как и в прошлый раз, у него пропал голос.

Марина Юрьевна не паниковала: взяла больничный и стала лечить сына по уже известной ей схеме. Через три дня у него спала температура, через неделю вернулся голос, а через две «неприятный эпизод» был окончательно вычеркнут из памяти мальчика. В конце концов, он этих идиотов в грот не заталкивал и песком не засыпал. Сами виноваты. Как говорит школьная техничка баба Геня, бог шельму метит.

По Подмосковью барражировали самые невероятные версии случившегося: от сезонной активизации маньяка, возбуждающегося на пионерский галстук, до приземления в районе Сосновки инопланетного летающего объекта, ворующего для своих исследований молодых здоровых землян.

А спустя месяц трупы ребят нашли строители свинарника из «Красного коммунара». Привыкшие таскать песок из одного и того же места, они натолкнулись на жуткую находку: скрюченных в три погибели подростков, один из которых прижимал к груди красное знамя.

Хоронили пацанов всей школой. Их оцепеневшие от горя родители едва переставляли ноги. Девочки плакали навзрыд. Мальчишки сжимали кулаки и кусали губы. Соседи и учителя, молча, вытирали слезы. В глазах присутствующих застыли боль, страдание, недоумение. И только круглые лемурьи глазки Иннокентия не выражали ничего.

Иуда

Подняться наверх