Читать книгу Гавань Кассандры – Закат - Татьяна Ренсинк - Страница 2

«Андрей – мой племянник и приёмный сын моего товарища – Карташева Виктора. Мы с Виктором служили вместе в Крыму. Совершили не один рейс вместе, но жизнь его была короткой. Зловещий шторм в последнее плавание Виктора сгубил.

Помню до сих пор, как обменялись ещё ранее обещаниями, что, коли беда приключится, детям друг друга поддержку окажем любую. Так, Виктор попросил меня помочь позаботиться, чтобы Андрей был зачислен в кадетский корпус. И я помог.

До 11 лет Андрей рос в деревне у матери. Мать была бедной женщиной, некогда имевшей связь с моим братом, с которым я связь постепенно утерял из-за его чрезмерной жестокости и не желании общаться.

Подрастающий сын пошёл в породу Аргамаковых. Такой же кудрявый, черноволосый, с выразительными глазами. Деревня же помогала ему отменно! Воля-вольная! Беготня, кулачки, купанье – та самая физическая сила была у него развита как раз так, как надо! Я частенько навещал, говорил с ним, а когда привёз в Петербург, познакомил с некоторыми из ребят корпуса. Те его подготавливали, рассказывая, чего ожидать в самом начале: поскольку он новичок, многие будут приставать да бить. Так ему говорили, мол, надобно обидчику дать кулаком в нос, чтоб кровь пошла, а коли дело дойдёт до вопросов от начальства «кто», «почему» – не выдавать никого и ничего.

Андрей себя в обиду никогда не давал, учился усердно, верно. Когда пришло время выходить на практику, то я был счастлив взять его к себе на корабль. Андрей к тому времени уже был бравым гардемарином, возмужавшим, взрослым, молодчина!» – читала Катя в записках своего пра-пра-пра… дедушки Михаила Алексеевича Аргамакова, который с 1839 года был уже контр-адмиралом.

Когда Михаил принял к себе на судно Андрея, был уже 1848 год. Год оказался тяжёлым для них, России, и для всей Европы, в которой были сплошные революции.

Помимо неурожая, опустошительных пожаров в столь необычайно жаркое лето и ужасной эпидемии холеры, в России усугублялось положение от массового освободительного движения крепостных. Таким образом, экономика России потерпела серьёзные трудности, финансовые затруднения.

Стало ясно, что крепостнический режим должен прекратиться, поскольку является и невыгодным, и опасным: рост городов, развитие промышленности, появление фабрик, заводов – всё требовало больше специалистов, «лиц свободных профессий». Строилось больше учебных заведений, рос спрос на книги, газеты, журналы, а с ними – спрос на сотрудников. А те, кто работал, а это были крепостные «рабочие», выступали против подневольного труда.

То, за что пострадали многие из тех, кто пытался силой изменить положение России еще раньше* (восстание 14 декабря 1825 года), развилось дальше.

Начальника тайной полиции Николая I, Бенкендорфа, сменил в 1844 году граф Орлов, и он в своём отчёте за 1847 год подчеркнул: «В течение прошедшего года главным предметом рассуждений во всех обществах была непонятная уверенность, что вашему величеству непременно угодно дать полную свободу крепостным людям…»

В кризисном положении Михаил убедился окончательно, когда в был в Париже и стал свидетелем расстрела рабочих. А вернувшись домой, он узнал, что в России вновь появляются общества для борьбы с самодержавием.

«Революционные события Европы отражались и в России», – читала Катя записки Михаила дальше. – «Если бы только знать, к чему приведут революции, что люди забудут Бога, благодетельность, будут разрушать всё, что дорого, то может быть изначально не стали бы насильно стремиться к свободе… Бессмертными будут слова Александра Освободителя – «Государственные реформы должны идти сверху, а не снизу…»

* – роман «Правильный выбор»