Читать книгу Зов пустоты - Татьяна Ренсинк - Страница 3

Не согревает больше солнца свет.

К тебе хочу прижаться – тебя нет.

Ты отыскал в галактике звезду,

К которой я добраться не могу.

Тебе её достать, преподнести,

Чтоб доказать силу своей любви.

Но ты молчишь, а я тебя зову,

Да только зов, как оказалось, – в пустоту.

Я в платье из забвения стою перед тобой

С мечтою старой-новою, молю, побудь со мной.

Без темноты не светится мне ни одна звезда,

А ты ушёл к своей звезде, навек забыв меня.

Воздвигнут вновь из настроения дворец,

Где на любой вопрос свой слышу – нет.

К тебе пошлю я голубя летать,

Чтобы упрямо снова умолять…

Лето 1790 года принесло России желанную победу над шведами. Был заключён мир, и надежды заключить мир теперь с Турцией возросли… Радуясь наполняющей вере, что наступают более спокойные времена, Татьяна поливала в своей небольшой оранжерее цветы. Она нашёптывала стихотворные строки, которые сочинила сама, а печаль всё больше наполняла душу.

Медленно, тихо тянулись её дни. Она уже который год жила в своём имении под Петербургом и старалась не выезжать ни на какие балы, встречи или празднества…

Отставив кувшин с водой, Татьяна вздохнула. Она поглаживала лепестки орхидей и напевала красивую мелодию, о чём-то своём задумавшись,… прослезившись… Отдаваясь воспоминаниям всё ещё молодой душой, она не услышала приближающихся к оранжерее шагов…

–Татьяна Алексеевна, – вернул её в реальность слуга.

Он стоял рядом, держа в руках горшок с ромашками, что были собраны туда будто прямо с поля.

–Что это? – удивилась она, но, пока слуга искал подходящие слова, пожимая при этом плечами, её взгляд пал на один из стеблей цветка.

На нём, блеснув лучом солнца, которое промелькнуло из-за облаков за окном, красовалось кольцо с драгоценным камнем.

–Не может быть, – узнала украшение Татьяна и улыбнулась, прижав горшок с ромашками к груди.

Слуга молчаливо откланялся. Не заметив его уход, позабыв о слуге и вовсе, Татьяна села на скамью подле.

–Вы ждёте меня? – вопросила она будто в пустоту. – Неужто вновь времена меняются?… Вы всегда зовёте, когда моя судьба стоит на краю перемен…

Закрыв глаза, Татьяна опрокинула голову назад. Она сдерживала себя, чтобы не расплакаться, заставляя улыбаться и быть спокойной… Вспоминалось вновь прошлое. Почему-то в последнее время душа звала туда всё чаще и чаще. Будто какое предчувствие затаилось внутри. Будто подсказывала жизнь о том, что настанет.

Татьяна улыбалась, а в её воспоминаниях у камина вновь стоял отец, перечитывая письмо из России уже в который раз. Она же, ещё юная, семнадцатилетняя девушка, была тогда наполнена мечтами поскорее отправиться именно туда, куда и приглашают, – в Россию, во дворец к Её Величеству…

–Сделает тебя своей фрейлиной, – кивал отец, уставившись в письмо.

–Это чудесно, милый, – хлопала в ладоши счастливая его супруга. – Мы так давно этого ждали! Как эти корабли, – отошла она к окну, за которым раскрывался прекрасный вид на гавань. – Они ждут своей дальнейшей участи… То побеждают все бури, то гибнут, лишь бы не стоять долго на месте…

Татьяна видела восторг и давно ожидаемое счастье в её глазах… Супруга отца приходилась ей мачехой. Только выдержав траур по погибшей матери, отец сразу обвенчался с другою, никому ничего не объясняя. Татьяне было в то время пять лет. Она помнила тот день. Она помнила родную матушку и как внезапно та погибла, играя с нею в саду… Пала вдруг наземь и не пришла больше в сознание… Оказалось, была отравлена, но кем – до сих пор не известно.

Строгость мачехи, видимое недовольство ею – Татьяна замечала с первых дней жизни вместе. Мачеха терпеть не могла её и искала способ избавиться от падчерицы, как можно скорее. Уговорив через письма Императрицу, чтобы взяли Татьяну во фрейлины и поскорее выдали замуж, мачеха наконец-то вздохнула свободно. И не волновало её то, что отцу трудно отпускать от себя единственную, любимую дочь…

–Сегодня же будет праздничный ужин, а утром немедленно в путь! – поцеловав супруга в щёчку, мачеха поспешила уйти.

Дверь в гостиную, где они были, закрылась, и сердце Татьяны будто сжалось, с болью, тоской, видя заплакавшего отца…