Читать книгу Босс скучает - Татьяна Тэя - Страница 8

Наши дни

Очень опасно вспоминать о прошлом. По крайней мере о том периоде, когда они только познакомились и все было безоблачно. Герман подлечил меня от последствий токсичных отношений, в которых я увязла достаточно плотно. А затем произошло то, что произошло. Так что теперь приходится напоминать себе, что ностальгировать в моем положении непозволительно.

Непозволительно. Именно так. Однако воспоминания то и дело лезут в голову. Жила без Германа и думать не думала о том периоде, на который сама поставила жесткий блок. С самого начала волевым усилием приказала себе не искать о нем информацию, не «гуглить», не спрашивать общих знакомых, а всех желающих рассказать о его жизни – убрать из круга общения.

К концу недели я уже в Петербурге. Сейчас только середина октября, так что снегом даже не пахнет. Зелени на деревьях еще предостаточно, а я с детства знаю, что, пока все не спадет, начала зимы можно не ждать.

Квартира на Шпалерной встречает меня холодом каменных стен. Приходится в спешном порядке включать все батареи и выветривать застоявшийся запах питерских дворов из просторного помещения. Здесь не особо уютно, или это мне так кажется, потому что мой северный город встретил меня мрачным серым небом и призрачной туманной дымкой, висящей над артериями рек. Комната площадью почти в тридцать метров, с потолками под четыре метра, живо отапливаться не желает, поэтому, как только представляется возможность, я сбегаю отсюда, готовая гулять хоть весь день, только бы не возвращаться и не заполнять голову очередными воспоминаниями. Здесь они по большей части будут горькими.

Но и в городе, особенно в этом районе, куда ни плюнь, все напоминает о Германе. Вот черт же-ж! Не было его на горизонте, и жила себе преспокойно, а теперь я так нервничаю, будто мне снова девятнадцать и мы только познакомились.

Самое неприятное, я не понимаю, что в голове у Германа, не могу поверить, что он не знал, что я здесь работаю. А может, действительно не знал?.. Кто теперь разберет… Ситуация поменялась: он мой босс, и надо с этим как-то жить. Только если Островский думает, что я буду покладистым сотрудником, пусть обломится сразу и бесповоротно. Если он, как и говорил, наводил справки, то знает, что покладистость – это совсем не про меня.

Вечер накатывается внезапно, я снова забегаю домой, чтобы переодеться и сходить в «Шляпу». Я знаю, там всегда разношерстная публика, прекрасный джаз и разнообразный выбор алкоголя. В тесном душном помещении можно без проблем затеряться и перекинуться парой ничего не значащих фраз у барной стойки с каким-нибудь завсегдатаем.

Контрабас звучит заигрывающе, а клавиши под пальцами музыканта за узким видавшим виды пианино выдают шаловливую импровизацию, когда я с бокальчиком красного сухого устраиваюсь в углу стойки. Этот бар на Белинского совсем не меняется: все те же зеленые стены, все та же тяжелая деревянная барная мебель и огромные вытянутые окна, за которыми по улице пробегают ночные гуляки. Такие же одиночки, как и я.

Хныкающие звуки саксофона с каждым новым моим глотком становятся все веселее. И все-таки чувствую себя в своей стихии, в своем городе. Боже, мне так этого не хватало. Да-да! В Москве так стремительно, в Нижнем – слишком неспешно, а тут – самое оно. Ритм северной столицы странным образом сонастроен с моим собственным.

Ловлю заинтересованные взгляды мужчин. Странные, ведь я оделась совсем по-простому: джинсы, толстовка, волосы забраны в хвостик, никакого намека на интимность и утонченность, но, видать, здесь особая публика.

Притоптываю ногой в такт музыке и допиваю вино. «Надо бы повторить», – думаю, и тут же передо мной на стойку опускается наполненный до краев бокал, будто бы кто-то ждал знака от меня.

Поворачиваю голову и утыкаюсь взглядом в чтеца моих мыслей. В Германа. Отшатываюсь так, что чуть не падаю с высокого барного стула. Неподдельное удивление мелькает на моем лице, и глаза Островского опасно и довольно вспыхивают.

Я ненавижу, когда меня застают врасплох, теперь еще более ненавижу, если это Герман.

– Преследуешь? – коротко бросаю без всяких приветствий, снова находя равновесие.

Он наклоняется ближе, и до меня долетает его запах – тягучий, мужской. Аромат его кожи, перемешанный с дорогим парфюмом. Мне хочется вдохнуть поглубже, но я сдерживаюсь, лишь смотрю на его щеку, где уже проступает дневная щетина.

Мозг работает на полную, просчитывая все его и мои ходы. Общение с Германом сродни игре в шахматы, я не знаю, какой будет его следующий ход. Сегодня пятница, и, если он не спешит домой, значит, действительно торопиться особо некуда.

А зачем тебе знать: есть ли у Германа кто-то, к кому стоит спешить? – тут же нарисовывается закономерный вопрос.

– Кто виноват, что нам нравятся одни и те же места? – вопросительно вскидывая брови, интересуется он.

Никто, милый. Только если общее прошлое.

Я жму плечом, как мне кажется, вполне себе небрежно. Затем опускаю взгляд на барную стойку.

– Спасибо, но не надо, – отодвигаю вино.

– Не дури, давай уже без привычной принципиальности, – он возвращает бокал на место, в его голосе легкое раздражение, будто я маленький ребенок, который не желает слушаться. – Я хочу тебя угостить.

– Ладно, спасибо, – слегка отступаю, а затем отворачиваюсь, чтобы не искушаться и не продолжать разговор, хотя по спине начинают бегать опасные мурашки.

Нервные окончания так остро реагируют на близость Германа, что вызывают у меня сплошное недовольство. Внутреннее «я» в приказном тоне твердит: обернись, обернись, ну обернись же!

– Как переезд? Удачно? – дыхание Островского касается моих волос.

Это что ж: он, значит, ближе подвинулся?

– Если бы не ты, я бы и не переезжала.

– Если бы не я… – повторяет он медленно, будто пробуя слова на вкус. – Варя, а начало было таким многообещающим.

Возможно, это вечер и расслабляющая обстановка бара так на него действуют, а возможно, он, как и я, какое-то время предавался горько-сладким воспоминаниям. Кто знает?

Я оборачиваюсь, и то, что вижу, совсем мне не нравится. Только сейчас замечаю, что Герман одет повседневно, и от того столичного «босса» в нем мало что прослеживается. Джинсы, тонкий черный свитер с треугольным вырезом, кожаная куртка поверх создают совсем другой образ.

Даже интонация его голоса изменилась: мягкая и заигрывающая, что возвращает нас во времена, когда мы познакомились, и он был моим…

Так. Стоп. Очень неправильное направление мыслей. Он теперь мой босс, а то, что было прежде, – прошло, похоронено и забыто.

– Знаешь, у меня нет привычки тусоваться с начальством, может, ты отсядешь? – эти слова вырываются так необдуманно и слегка внезапно даже для меня самой.

Язык побежал вперед головы, не совсем удачно, ведь с этим мужчиной надо аккуратнее подбирать слова, а я тут откровенно грублю.

Герман же, ничуть не обидевшись, накрывает лицо ладонью и хохочет, поглядывая на меня.

– И не подумаю, тем более тут всегда дефицит посадочных мест, ты же знаешь.

Это его «ты же знаешь» действует на меня раздражающе. Знаю, конечно, но предпочла бы не знать. Вернее, не разделять с ним общие воспоминания.

Хмурюсь, соскакиваю со стула, иду в зал. Ладно, тебе лень переместиться, тогда это сделаю я. Но Герман прав, тут яблоку негде упасть, и свободных стульев нет. Замираю на другой стороне бара напротив сцены, в пританцовывающей толпе.

Контрабасист заводит «Город над вольной Невой» в джазовой обработке, и все начинают подпевать. Это такой местный мини-гимн, что ли.

– Ничего не меняется, даже репертуар, – Островский все же настигает меня, держится позади, и я сдаюсь.

Куда я бегу? Зачем? К тому же это глупо и по-детски. Просто вспомнилось прошлое, вот я и расклеилась, но я ведь не такая, я сильная, смелая, гордая и никогда не пасую перед трудностями. Пожалуй, стоит это себе почаще напоминать.

Герман стоит прямо за моей спиной. Его ладони ложатся мне на плечи, защищая от неизбежных толчков в толпе. Через нее то и дело, словно волнорезы, снуют люди. А я ничего не замечаю и ни о чем не думаю, только о горячих руках Германа, оберегающих меня.

Я делаю глубокий вдох и прислоняюсь к его плечу. Ладно, к черту, пора расслабиться. Сейчас я не могу держать оборону. А он чего хочет? Может, случайно в «Шляпе» оказался?

Ага, так же случайно, как купил фирму, в которой ты работаешь… Вот, мысли снова бегут по кругу.

Если это какой-то извращенный способ мести, я не хочу быть его целью. Интересно, простого «прости, я переборщила тогда» будет достаточно? Что-то сомневаюсь…

– Варь, – выдыхает он мне в ухо, – я здесь давно не был, а ты?

Мы начинаем перекидываться незначительными фразами о музыке, об атмосфере, которая совсем не изменилась, кажется, болтаем даже об октябрьской погоде. Ох, и на опасную дорожку мы ступили. Ладно, пусть будет только сегодняшний вечер. Потом я подумаю, как поступать дальше, как с ним себя вести, какой тактики придерживаться.

В конце концов через пару часов мы собираемся по домам, выходим на улицу и бредем по Белинского до перекрестка с Литейным. В голове немного шумит от выпитого вина, но прохладный октябрьский воздух приводит меня в чувство. Не знаю, куда Герману надо, но мне вперед, поэтому я быстро бросаю «пока» и спешу к мигающему светофору. Не хочу этих долгих неловких прощаний.

Островский быстренько ловит меня за руку.

– А как же прощальный поцелуй?

Меня прошибает, это сказано так… вот с теми самыми интонациями Германа из самолета, того самого парня, с которым я познакомилась в отпуске. Это совсем не похоже на Германа-босса, и я боюсь, как бы у меня не случился диссонанс.

– Лучше не стоит, – бормочу я, пытаясь высвободить зажатый в его пальцах локоть.

Герман на секунду замирает, но затем усмехается и наклоняется еще ниже. Его зеленые «омуты» маячат совсем рядом с моим лицом. Взгляд невольно опускается к губам. Я помню их мягкость и вкус, и деликатность, и ласку. С трудом мотаю головой, сбрасывая легкое оцепенение.

– Не надо, – упорствую и слегка толкаю его в грудь рукой.

А затем разворачиваюсь и ухожу, пока есть силы.

– Давай провожу, – долетает до меня.

– Не надо, – коротко бросаю через плечо.

«Тем более не надо», – уточняю уже про себя.