Читать книгу НЕ/ДРУГ - Татьяна Труфанова - Страница 9

Когда вернулась Катерина, дни завертелись беличьим колесом под непрестанный аккомпанимент «подай-принеси-набери». Аля прилипала к телефону, соединяя Жукову с десятками людей – и ведь все это были занятые персоны, до которых пойди дозвонись.

Конвейер работы ускорился так, что Аля с трудом успевала. Однажды в конце дня она вышла из офиса в таком состоянии, что полминуты тыкалась в турникет метро магнитным ключом от подъезда.

Но ей хотелось справляться. Было бы стыдно не справиться с ролью девочки на телефоне. В один день Свирская допустила пару ляпов подряд: соединила не с тем, перепутала письма. Жукова вздыхала и закатывала глаза, но не произнесла ни единого резкого слова, опровергая свою репутацию «зверя рыкающего».

Дверь в ее кабинет всегда была нараспашку. Разговаривая по телефону, Катерина носилась от своего стола до дальнего конца приемной, иногда привычно клала руку на плечо мумии или прогуливалась вдоль постеров своих фильмов. Если случался момент покоя, то Аля, сидя за своим компом, спиной всегда чувствовала пульсирующее присутствие Жуковой за стеклом. Офис явно был для Катерины любимым местом и она продолжала его обустраивать. Из поездки на дальние острова она привезла сероватое, страшненькое чучело летучей мыши и пристроила его на люстре в приемной.

В четверг в два у Катерины была назначена встреча по новому проекту, который находился на самой подготовительной стадии. Сценарий уже имелся, назывался «Случайные поцелуи». Листая его на скорую руку, Аля вдруг заметила знакомые реплики: ту самую сцену, которую она играла для Татьяны Угловой. Тогда она стала читать сценарий внимательно. История о первой любви: он и она, легкие дни студенческой жизни, легкие шуточки, прогулка под цветущими яблонями, разрыв, майская гроза, музыка на набережной… и так далее. История, разворачивавшаяся в наши дни, но имевшая неуловимый оттенок произошедшего где-то-когда-то, оттенок недостижимого далека, о котором мечтал автор.

По поводу «Поцелуев» Катерина намеревалась встретиться с самим Распашным, живым классиком, а также с Азарским, его постоянным сценаристом. Распашный вошел в кино в восьмидесятые годы, и три его комедии тех позднесоветских лет Аля просто обожала, хоть и смотрела их несчетное число раз – их повторяли по телевизору, на разных каналах, каждый год дважды и трижды. Правда, затем, начиная с краха союза и вступления в новую эпоху, его фильмы выходили все слабей и слабей… будто он постепенно терял чувство ритма, какой-то живой нерв. Впрочем, он все еще оставался величиной в российском кино.

«Мы позвоним…» – сказала тогда Углова. Нет, ясно уже: не позвонят. Ведь оказывается, роль Маши – главная. Эх… Как жаль, что встреча Катерины с Распашным пройдет не в офисе «Веспера»! Хоть бы посмотреть на него.

Когда в четверг Катерина собралась выезжать на встречу с мэтром, Аля подала ей заранее распечатанный сценарий, плюс еще несколько страниц:

– Это контракт, последняя версия. Мне писал ассистент Распашного, просил, чтобы вы захватили.

– Глебчик просил? – хмыкнула Жукова, вдевая руки в рукава кашемирового пальто. – Глебчик, ноль надутый… Терпеть не могу, когда Распашный его на встречи таскает. А давай-ка, знаешь что… поехали со мной! Он с ассистентом, и я с ассистентом. Счет один-один, ну или ноль-ноль, посмотрим… Возьми ноутбук.

Телеинтервью с Самсоном Распашным из передачи о знаменитой актрисе Альбине Свирской:

– Это было пять лет назад, мы тогда готовились к съемкам «Случайных поцелуев» и искали актрису на главную роль. Мучались ужасно! Никак не могли найти! Прихожу я однажды на встречу с продюсером, и вдруг вижу это выразительное лицо… у меня сердце замерло: она! Вылитая Маша, как я ее представлял! У меня полное огорчение: ну почему такое удивительное лицо – у секретарши! У помощницы продюсера, помните, Катерина Жукова – в то время была известный продюсер… И вот мы говорим о том, о сем, я мысленно кусаю локти… и вдруг Катерина говорит, что ее ассистентка на самом деле – актриса!!

Полупрозрачный Распашный поблек и растаял, когда Жукова нетерпеливо забибикала переходившим улочку подросткам. Аля неохотно вынырнула из своих грез.

Жукова вела джип сама – Саврасов был в отпуске – и, занятая вождением и своими мыслями, не вступала с помощницей в беседы. Аля же молча нежилась на соседнем кожаном сиденье и воображала свой звездный час. Ведь может быть – вероятно – скорее всего, Распашный заметит ее, очаруется, восхитится… и немедленно позовет на пробы! Немедленно! А уж после проб – понятно, что будет после проб… В приливе благодарных чувств Аля даже подумала, что потом, когда станет звездой, всегда будет упоминать, что именно Катерина свела ее с Распашным.

Всего за четверть часа они доехали до ресторана, располагавшегося в тихом уголке недалеко от Тверского бульвара, в Козихинском переулке.

В темной, сверкающей зеркалами и хрусталем прихожей их встретила хозяйка зала, строгая девица в белой блузке с жабо. Когда Альбина только приехала в Москву и искала работу официантки, она побывала в паре подобных дорогих заведений – точнее, именно в их прихожих. Дальше ее не пускали, сразу вели на служебную половину для собеседования. Но потом не перезванивали и Аля так и не узнала, почему она оказалась недостаточно хороша для работы подавальщицей в ресторанах с шелковистыми скатертями. А теперь она оказалась здесь гостьей…

– У меня заказан стол на шестерых, – сказала начальница. – На Жукову.

Подождав, пока они отдадут пальто гардеробщику, хозяйка зала повела их вперед, и перед ними распахнулся светлый и роскошный зал.

– Мои друзья уже пришли? – спросила Жукова.

Нет, не пришли – что Катерине не понравилось.

Аля между тем вертела головой, рассматривая все вокруг. Здесь были и росписи на стенах (что-то с нимфами и развалинами), и пышные, как клумбы, дворцовые люстры, и гипсовые бюсты, и гравюры в карминовых паспарту, и лепнина, и метрового роста апельсиновые деревца в кадках. Всего было много, все было в вензелях и узорах и каждая вещь лезла в глаза. Общую парадность места снижали лишь посетители, было даже удивительно, отчего они не во фраках и вечерних платьях, а вот так, по-простому, в свитерах-костюмах, и отчего не вкушают эти гастрономические шедевры с растроганной слезой в глазу, а заурядно едят (кое-кто даже чавкал).

Хостесс привела их в зал, предназначенный для курящих, и убрала табличку «Reserved» с круглого стола, защищенного от сторонних взглядов двумя густыми кустами в золоченых кадках.

– Старый хрен! – пробормотала себе под нос Катерина, садясь за стол. —Самсон Павлиныч…

– Вы о… Распашном? – осмелилась спросить Свирская.

– О ком же еще! Кого я тут жду? – воскликнула продюсерша, только что приехавшая с опозданием на полчаса.

Аля предложила позвонить режиссеру и узнать, не застрял ли он в пробке и когда прибудет.

– Святая простота! – закатила глаза Жукова. – Да он просто не захотел приезжать первым. В игры со мной играет, – и она хохотнула недобрым смехом. – Ну посмотрим, обыграет ли.

Впрочем, не успели они прождать и пары минут, как у стола послышался веселый голос, по-барски чуть растягивающий гласные:

– А вот и мы, Катюша! Простите нас, черепах, – пробки, пробки!

Лицо Жуковой волшебным образом преобразилось. Секунду назад это была раздраженная мегера – и вот уже навстречу Распашному встала королева-солнце с сияющей, самой дружеской и искренней улыбкой. «Вот кто актриса!» – пораженно подумала Аля.

Катерина заверила режиссера, что опоздание его – сущая ерунда, расцеловалась с ним в обе щеки, затем ласково поприветствовала сухощавого лысого носача, сжав его руку обеими руками. А затем небрежно кивнула третьему пришедшему – румяному молодому мужчине. Заметив последнего, Аля чуть не ахнула: это же и был тот мерзавец Глеб, что настраивал против нее Углову на прослушивании. Увидев Алю, он прищурился, припоминая, где мог видеть ее лицо.

Впрочем, уже через миг злодей и свинья канул для Али в тень, потому что здесь, рядом с ней был Распашный! Распашный! Аля не раз видела его лицо на фото и по тв, и теперь в его живом присутствии был какой-то оттенок нереальности, словно вот-вот должно было проявиться отделяющее знаменитость стекло экрана.

Распашный был крупным мужчиной, ростом с Жукову, но в два раза шире. Его полуседые волосы курчавились над высоким лбом, а брови соперничали в густоте с шевелюрой. У него был аккуратный рот, изящный прямой нос и очень живые карие глаза, но все эти черты казались мелковаты. Если бы можно было сузить со всех сторон его раздобревшее лицо, чтобы глаза, рот и нос не кучковались посреди широких просторов, то Самсон Сергеевич стал бы красавцем (наверно, он и был им – тридцать лет назад). А сейчас режиссер походил на увальня-медведя из детских мультфильмов, впрочем, вполне осведомленного о своем обаянии.

Лысый спутник, лет на семь или десять старше Распашного, несомненно являлся сценаристом Азарским. Это был жилистый человек с носом-клювом и утопленными в набрякших веках яркими черными глазами, с уголками рта, привычно растянутыми вниз, будто он постоянно ощущал изжогу.

И для Распашного, и для Азарского центром внимания сразу стала Катерина. Едва скользнув взглядами по Але, которую Жукова представила своей ассистенткой, они повернулись к продюсерше, и Свирская, наблюдая это, поняла наконец значение аббревиатуры «VIP»: очень важная персона – не тот, кого выделяют простые смертные, а лишь тот, с кого глаз не сводят другие важные персоны. Жукова, по этой уточненной классификации, несомненно являлась випом.

– Ну, чем тут можно заморить червячка? – пророкотал Распашный.

– Нет, все же примечательное заведение, – Азарский обвел взглядом зал. – Я бы сказал, шика-арррное!

– Да-да, знаю! – замахала руками Жукова. – Интерьер для гостей из Норильска, но еда!… – и Катерина издала восхищенный стон. – Мамма мия! Самсон Сергеевич, оссобукко у них нежнейшее, рекомендую!

Аля, втиснув между сервировочными тарелками ноутбук, раскрыла кожаную тетрадь меню и совершенно потерялась. Цены ужасали, половина итальянских названий была непонятна.

Она заметила что сноб-сценарист посматривает с иронией на то, как она теребит меню, и смутилась еще больше. «Только б не опозориться!» – мелькнула мысль. Аля тут же вспомнила, что до сих пор в качестве едока в настоящем ресторане была лишь раз, в Ярославле. Конечно же, она сейчас что-то напутает: закажет не то, вилку не ту возьмет…

Между тем Распашный любезно поинтересовался, как Жукова съездила на Мальдивы.

– Если в двух словах, это – рай… И, как положено в раю – дикая скучища!

«Странно, – подумала Аля. – А вчера подруге по телефону расхваливала…»

– Если бы читать было нечего, я бы сдохла со скуки, – между тем продолжала Жукова. – А я взяла с собой только один бестселлер – тайны папского двора, пять миллионов читателей в восторге – ну вы понимаете – и наш сценарий…

– Наш сценарий? – улыбнулся Азарский.

– Ваш! Ваш, Эдуард Варленович! Но для меня он уже абсолютно наш, все равно что сама взрастила, вскормила грудью! Так вот, стала я читать этот бестселлер… – Катерина скорчила кислую физиономию. – Не забирает, хоть ты что. Тоска и полная предсказуемость! Беру сценарий… хотя я его знаю… и втюриваюсь в него снова! Реплики – восторг! А главное – смыслы, чувства! – пел хрипловатый голос Жуковой. – Как есть такое старое прекрасное выражение: «душой отдыхаешь»… вот именно оно!

Азарский в начале Катерининой речи усмехался с ехидцей, но постепенно едкость исчезала, таяла и вот уже усмешка Эдуарда Варленовича сильно подобрела.

– Мда… Тема хороша, – заскромничал Азарский. – Первая любовь, как-никак…

– Отцвели-и уж давно хррызантемы-ы в саду-у, – завел вдруг Распашный. – Эх, Варленыч, где наша первая любовь?

– В том и талант! – воскликнула Жукова. – Так воссоздать, так описать, чтобы она здесь оказалась – как будто моя, ваша, будто про меня тоже!

Сценарист хоть и сдерживался, но выглядел, как дворовый кот, которому наконец-то почесали чувствительное местечко между ушами. А Распашный, кажется, несколько заскучал.

– Кстати… – тут Жукова ласково посмотрела на Альбину, – помощница моя прочитала. Прибегает ко мне – ахи, охи, вопит: это же как Тургенев! Тургенев апдейт!

– Я оторваться не могла, читала до трех ночи! – воскликнула Аля.

Ее так же, как и Катерину, подхватил азарт полувранья. Аля восхищалась своей начальницей, которая разливалась соловьем без запинок, улещая и импровизируя на ходу, еще и Альбину пристегнув – откуда ведь знала, что Аля сориентируется, не замямлит? Ай, краса!

Жукова между тем начала что-то журчать под руку Самсону Сергеевичу, исследовавшему меню, рекомендовала ему то одно блюдо, то другое, а Азарский вдруг повернулся к Але:

– Ну, признайтесь по секрету, «Тургенев апдейт», вы Тургенева-то читали?

– Эдуард Варленович! – укоризненно сказала Жукова, – в школе же проходят!

– Проходят! – хмыкнул сценарист. – Обращаетесь к интернету, а там – краткий пересказ, «Дворянское гнездо» на трех страницах, «Вешние воды» – за две. Классика с дисконтом, очень удобно.

– Ну зачем? У нас дома библиотека хорошая… – тихо сказала Аля, смутившись. Именно бордовые томики Тургенева остались ею не освоены.

– Нет, это очень любопытно! Это же наши зрители. Которые с каждым годом все молодеют… А кино вы какое смотрите? – продолжал расспросы Азарский.

– Разное… Вот недавно – Вуди Аллена, «Перемотку» Гондри, – пробурчала Аля.

Тут она почувствовала толчок в колено от Жуковой и как-то сразу поняла, про что он.

– А ваши фильмы, Самсон Сергеевич, – они просто любимые! Я их все видела не по разу, да!

Режиссер хохотнул:

– Вот так, Варленыч! Вуди Аллен, Гондри и Распашный.

– Нет, вы на первом месте! – осмелела Свирская. – Ваших фильмов я гораздо больше видела.

Аккомпанементом к Алиным словам зазвучали райские переборы: в центре зала начала наигрывать на арфе изящная золотоволосая дама.

– И тот ваш сериал – я его тоже смотрела, специально каждый вечер бежала домой к началу!

Последнее было неправдой, но Аля вошла в раж, и теперь ей казалось, что случайно увиденные год назад десять минут вполне могут засчитываться за просмотр десяти серий.

– У девушки тонкий вкус, – насмешливо сказал Азарский, косясь на Самсона Сергеевича.

– Да, есть у меня почитатели… – Распашный увел глаза к какому-то гипсовому римлянину.

В обстановке появилось нечто напряженное, Аля уже пожалела, что ляпнула про сериал. Но Жукова, довольно блестя глазами и будто не замечая холодка, пробежавшего между мэтрами, громко сказала:

– А мне лично жаль, что сериал провалился! Я считаю, совсем незаслуженно! Не-зас-лу-женно. Замысел был очень интересный! Три разведенных бабы держат пари, кто скорей пойдет под венец, – это же охренительно смешно могло быть. Помесь Гоголя с Норой Эфрон!

Распашный проурчал что-то, что могло быть принято за согласие, и покрутил рукой в воздухе.

– Давайте уже закажем что-нибудь! – фальшиво бодрым голосом сказал розовощекий Глеб.

Но Жукова не дала сбить себя с курса:

– Я считаю так: если фильм успешный – пусть все лавры получает режиссер, это правильно! А вот если провалился, то, пардон, но что делали продюсеры?

– Ох, Катя, эти продюсеры с канала! – усмехнулся Самсон Сергеевич. – Простые, круглые как вантуз идиоты. Хуже них – только активные идиоты, а мне повезло: были и те, и другие.

– И потом – сценарий! Режиссер же не может с голого листа работать! Эдуард Варленович, вот если бы вы были на проекте… Прямо жаль!

Азарский поднял брови так высоко, словно ему сделали непристойное предложение.

– Не-ет, не думаю! Не во всем надо участвовать!

Распашный сжал челюсти, но тут же вернул лицу всегдашнюю ироничность.

– Повезло тебе, Варленыч, ты человек принципиальный!

Может быть, он и еще что добавил бы, но удовлетворенная Жукова воскликнула:

– А давайте уже закажем, в самом деле! И возьмем вина, какого-нибудь хорошего красного, а, как вы? У нас такой проект впереди!

Подозвали официантку и зазвучали непонятные Але слова: капрезе, карпаччо, папарделле, лингвини, семифреддо… Они произносились, как музыка, вторя арфе. Распашный, делая заказ, все перечислял и перечислял блюда, Азарский, наоборот, был скромен. Когда очередь дошла до Альбины, она замерла с меню, как кролик в свете фар. Главным затруднением было то, что она не знала, кто будет платить за ее заказ. На свои она бы заказала только самый дешевый салат. А за чужой счет – и того меньше.

– Не стесняйся, Альбина, – предложила начальница, – Отнесем на деловые расходы. Жги!

– Вы уж подскажите, в каких пределах жечь, – сказала Свирская.

– Необычная скромность для наших дней, – заметил Распашный.

– А потому что новенькая. Только взяла ее на работу.

– Вообще я… – Аля хотела сказать, что она вообще-то актриса, но оробела, вдруг почувствовав, что никому это не интересно. Знаменитый режиссер вел себя совсем не так, как в ее фантазиях. И, не произнеся ни слова о своем истинном призвании, она заказала себе то же, что Катерина.

Затем заговорили о мелких поправках в сценарий, о которых, похоже, Азарского прежде просила Жукова. Эдуард Варленович, кривя рот, сообщил продюсерше, что две страницы прекрасного диалога подруг пошли в утиль и были полностью переписаны, потому что теперь – двадцать первый век, конечно! – девушке достаточно зайти на Фейсбук и узнать все, что нужно, о любопытном ей человеке – за пару минут.

– Пожалуйста, сударыня, – Эдуард Варленович протянул Катерине тонкую стопку листков. – Вот ваш Фейсбук, вот ваш Гугл, вот ваши смс-ммс.

Жукова подчеркнуто бережно приняла в руки страницы со старомодным и как-то неровно блеклым шрифтом.

– Спасибо. Уже предвкушаю… Как же замечательно вы пишете! Вас отдельно публиковать надо… Неужели на машинке? Не может быть!

– Сорок лет печатал на машинке и изменять ей не собираюсь, – ответил Азарский.

Удивленная Аля невольно хмыкнула и сценарист повернулся к ней клювом.

– Представьте себе, «Тургенев апдейт»! В творчестве есть тонкости. Для вас печатная машинка – бесполезная рухлядь, а для меня – особая культура мысли. За один раз создать законченную фразу – думаете, легко? Нет!

– Вот оно, мастерство! – сказала в воздух Жукова.

– Да уж не то, что эти компьютерные «copy-paste», – проворчал сценарист.

Принесли закуски, тонкие штучки на белом фарфоре. Воздух наполнился звяканьем вилок и ножей. Алю кольнула тоска: значит, так и пройдет обед? Без единого шанса для Али-актрисы? Мэтры смотрели на нее как на аксессуар Жуковой. Азарский на нее хоть какое-то внимание обращал, а вот Распашный… Этот огромный медведь казался Альбине еще более чужим и далеким, чем в телеэкране. Незаметно косясь, она наблюдала за тем, как он поглощает ломти оранжевой дыни в обертке из ветчины, один за другим отправляет в рот крохотные бутербродики с чем-то красным и розовым, причмокивает, разрезая колобок белого сыра. Держа лапищей нож, он отставлял в сторону мизинец, и это почему-то раздражало Альбину.

– Знаете, кого я недавно видела? – произнесла Жукова. – Руманова. Я ему сказала, что начинаю фильм с вами…

Продюсерша сделала паузу, многозначительно посмотрела на режиссера.

– Он обзавидовался! Он слюнями изошел, честное слово! Говорит: я уже двадцать лет мечтаю поработать с Распашным.

Самсон Сергеевич позабыл о закусках, его карие глаза сверкнули, но он тут же пригасил блеск. Аля, замершая при имени объекта своих мечтаний, пристально наблюдала за всеми.

– Неужели? Пьяный, что ли, был? – хохотнул Распашный.

– Трезв, как стеклышко! – заверила Катерина.

Она доложила, что Руманов превозносил такие-то его фильмы, и особенно «Двое под дождем», который, по мнению звезды, достоен был всех главных кинопризов сразу. «Его бы устами!..» – усмехался Распашный, но видно было, что ему очень приятно, и что похвалы эти вызвали у него энергичную беготню каких-то мыслей.

– Вот охренительно жаль, что у нас для него нет роли! – вздохнула Катерина.

– Ну, так уж и нет, что-нибудь подыщем!.. – протянул Распашный.

«Да! Да-да-да!» – вскрикнула про себя Аля. Она забыла, что работа у нее временная и к началу съемок ее в «Веспере» уже не будет. Казалось, если режиссер с Катериной сейчас сговорятся, то завтра же в офис у Тверской-Ямской заявится Роман собственной персоной.

– Э-э, не выйдет! Он в эпизодах сейчас не снимается, только главные роли, – покачала головой Жукова. – Лучше мы его – на будущее! Следующий фильм. Как, Эдуард Варленович, нет ли у вас в запасе идеи? Чтоб как наши «Поцелуи», так же гениально, только герою – не двадцать, а сорок?

Азарский отчего-то занервничал и начал корябать ножом скатерть.

– Идей в запасе – сколько угодно, а готовый сценарий – это, уж извините, другое дело, это…

– Согласна! – остановила его рукой Жукова. – Но дайте мне хоть помечтать! Я-то знаю, что впереди, я на «Поцелуях» буду пахать без всяких скидок, но дайте помечтать! Вот представьте, Самсон Сергеевич, что мы на следующий фильм получаем Руманова… А? Песня, фейерверк! Сейчас у нас в главных ролях – какие-нибудь второкурсники ВГИКа, второ-второкурсники… Предчувствую, как мы намаемся с кастингом! Вроде смотришь: играет нормально. Но будет ли магия, обаяние на экране? Намучаемся-а! Зато если свезет, если выплывем с этим фильмом, то уж представьте, как шоколадно потом с Румановым будет… Он-то актер от бога!

Катерина увлеклась, было очевидно, как захватила ее эта идея, но самое интересное, что ее увлеченность стала жаром в печи, который разогревал не только ее лицо и глаза, давал голосу силу, но и распространялся дальше, и охватывал своим теплым дрожанием тех, кто рядом. Даже Азарский стал задумчиво покусывать костяшки пальцев, а Распашный только что не облизывался. Об Але и говорить было нечего – как бы она хотела, чтоб это заманчивое будущее началось уже завтра! Под золотистые арфовые аккорды Катерина пела:

– Только представьте, Самсон Сергеевич: реклама фильму – на блюдечке будет поднесена! Потому что Руманова рвут на части, он всем каналам-журналам нужен! Это сейчас мы будем выезжать только на вашей славе, – она слегка поморщилась, показывая, что хоть слава Распашного пожухла за последние годы, она, как тактичный человек, об этом не упомянет. – Ну и деньгами я буду паблисити пробивать, сколько смогу… Хотя деньги – отдельный вопрос. То, что нам инвесторы дают под неизвестных юных актеров, – это гулькин пфуй по сравнению с той суммой, которую дали бы под Руманова!

Распашный медленно жевал ветчину, забыв вилку в воздухе, и внимал Катерине.

– Я даже не говорю о кассовых сборах, что тут скажешь! Ну, ходит наш народ-идиот на звезд. Ничего не поделаешь. По всему миру так. А бюджет, на который сейчас фильм делаем… Ох, эти инвесторы! У нас инвесторами Погодин занимается, вы не представляете, каким ужом он сейчас вьется, чтобы деньги достать! Зато когда будет Руманов!.. В общем, пообещайте мне, дорогие мои, что следующий проект у нас будет вместе – и обязательно с Ромой! – жарко потребовала Катерина.

– Доживем сначала и этот закончим, – сухо сказал Азарский, очнувшийся от миража.

– Где ты, Ррро-ома, золотой ты наш теленочек! – с сожалением пророкотал Распашный.

Жукова отпила вина и подперла щеку рукой, загрустив.

– Где? Как жаль, что у нас в «Поцелуях» Руманов не может сыграть…

Сценарист скривился, как от изжоги:

– Не может! Потому что Роману поздновато Ромео играть! Это фарс!

– Фарс, – кивнула Жукова. – Да, да, понимаю. Просто жаль, что так: и окно у него есть, он бы и рад, но…

Она уставилась в свой бокал с каберне, будто надеясь найти утешение в нем.

– Понимаете, Катерина, Руманову под сорок, а нашему парню – девятнадцать, – вдруг вступил в разговор упитанный Глеб. – Конфуз выйдет!

– Да что вы? – прищурилась Жукова.

Это было произнесено весело и удивленно, но так, словно продюсерша удивлялась не сказанным словам, а самому факту, что ассистент Распашного раскрыл рот.

– Но вы же понимаете, – с апломбом продолжил Глеб, – возраст – это неотменимая вещь. Пластика, румянец, угловатость, глаза – то, что есть в двадцать лет, гримом не нарисуешь. Трули импоссимбл! – он развел руками, неискренне скалясь.

– Трули? – передразнила Катерина. – Здесь вам не Голливуд, юноша! И не надо мне объяснять очевидные вещи. Я знала в пять раз больше вас, еще когда вы в памперсах ползали! А уж о том, сколько знают Эдуард Варленович и Самсон Сергеевич, я вообще промолчу. Так неужели вы думаете, что мы с ними не разберемся, как надо? Разберемся. Вот без таких маленьких… мягко выражаясь, умников.

Глеб только багровел на протяжении этой выволочки, в которой еще сильнее слов было давление Катерининого взгляда, утюжившего, как каток.

Аля же наслаждалась его унижением! Нехорошо это было, но ведь начальница сейчас отомстила свину за Алины горести! И ей хотелось за это расцеловать Катерину.

– Ну ладно, хватит о Руманове! – махнула рукой Катерина. – Намечтались.

Официантка весьма кстати принесла горячее. Самсон Сергеевич так энергично принялся расправляться с бараниной, что забрызгал рубашку мясным соком и с чувством обозвал себя растяпой. Катерина учила Свирскую, как правильно есть спагетти – вилкой и ложкой, и было это совершенно не обидно, а наоборот, по-домашнему. Затем Распашный завел историю о том, как он с друзьями в Каннах занял последний свободный столик в модном кафе, оставив с носом самого Тарантино, затем и у Жуковой нашлась история про фестивальный город Канны… Ах, эта еда, эти спагетти с генуэзским песто, золотой шницель по-милански, рыба сибас в корочке из трав! Ах, вышитые скатерти, и лепнина, и бесшумное внимание официантов! Но больше всего ах – истории, которые рассказываются в том числе и ради нее, ради Алиных восторженных глаз, ее смеха и охов, истории с дружеским подмигиванием… Альбина сидела за одним круглым столом с Личностями и Личности эти допустили ее в свой круг. Теперь она ощутила это.

– А вот и я, здравствуйте! – раздался суховатый голос.

Подошедшей к столу оказалась Углова, директор по кастингу.

– А, Танечка! Здравствуй, – Распашный чмокнул ее в щеку.

Поздоровались и остальные, Аля, заслоненная от пришедшей профилем Катерины, тихо мякнула: «здрасьте». Хотелось ей, конечно, воскликнуть: «Помните?! Помните меня?», но это уж было бы нагло. И все же приход Татьяны всколыхнул Алины надежды.

– Сейчас покажу вам новую порцию. У меня тут такие парни! – Татьяна похлопала ладонью по своему ноутбуку. – Один мальчик – второкурсник из ВГИКа – очень обнадеживающий!

– Естественно, второкурсник! – усмехнулась Катерина с видом: «я вас предупреждала».

– Танюш, да ты отдышись сначала, – успокаивающе сказал Распашный, – закажи себе чего-нибудь, что ты как с конвейера… Успеется!

Взъерошенная, как обычно, Углова согласилась и оглянулась: куда бы пристроить ноутбук? Аля пришла ей на помощь: перегнувшись через стол, передвинула тарелки, освобождая место.

– Вот-те раз! – изумилась Татьяна, увидев Свирскую. – А ты как здесь? Неужели роль получила?

Все с недоумением переводили взгляды с продюсерской помощницы на Углову. И только Аля открыла рот для ответа, как Жукова воскликнула:

– Роль? Тань, ты совсем что ль заработалась?

– У меня эта красотка была на кастинге Маш, – объяснила Татьяна. – Тогда мы ее с Глебом зарубили, решили, что вам, Самсон Сергеевич, другой типаж нужен… Значит, нет?

– Дорогая, не путай нас! – воскликнула Жукова. – Алька – моя ассистентка, затем тут и сидит.

– Но вообще я актриса, – охрипшим вдруг голосом добавила Аля.

– Ну да, в свободное от работы время еще и актриса, – подхватила Жукова. – Вот такая у меня помощница – многих талантов!

– А, понятно, – отозвалась Татьяна. – Но, кстати, талант-то действительно есть, я тогда была очень впечатлена…

Кровь бросилась Але в лицо, сердце затрепетало в вышине, как жаворонок, бьющий крылышками. Слова Угловой высветили ее, сидящую в тени, сотней прожекторов.

Медведь Распашный благожелательно посмотрел на Альбину:

– Ну если так… вы, милая, ходите, ходите на кастинги. Героиню я, похоже, уже нашел, но что-нибудь, когда-нибудь… – он нарисовал рукой неопределенную загогулину в воздухе…

Аля затаила дыхание и, казалось, услышала скрип сотни софитов, медленно разворачивающихся и уводящих от нее свои лучи, – одновременно с тем, как мэтр переводил свою улыбочку с Али на сидевшую слева от нее Жукову.

– У меня на втором фильме, помню, случился такой анекдот с молодым дарованием. Дарования было немного, но задор пер с бешеной силой!.. – начал он.

И разговор окончательно ушел в далекую от Али сторону.