Читать книгу Глиняный род - Татьяна Владимировна Фильченкова - Страница 4

Солнце пробивалось даже сквозь мутный рыбий пузырь. Дождь кончился. Ретиш открыл глаза и зажмурился. Тут же вскочил, сдёрнул одеяло со Зрина и выбежал вон из затхлого плена дома. На крыльце остановился, втянул свежий воздух с запахом трав, потянулся широко, вольно.

Позади зашлёпали босые ноги, и в проёме показался заспанный Зрин, сощурился, буркнул недовольно:

– Чего поднял? Умир спит ещё.

– Садки ставить надо. Надоела каша.

– Ну и ставил бы. Или разума не достаёт без старшего поставить?

Ретиш саданул его локтем в живот, несильно, только чтобы не насмешничал, но Зрин охнул и согнулся. Простонал плаксиво:

– Теперь и работать не смогу.

– Не кривляйся. – Ретиш присел рядом, зашептал на ухо: – Идём, там расскажу, чего ночью услышал.

Зрин тут же выпрямился, сбежал с крыльца, собрал раскиданные вчерашним ветром садки.

– Куда собрались не евши? – из дома вывалился Умир. Спросил, зевая: – Опять чего затеяли?

Зрин помахал садками:

– К реке сбегаем. А поесть пусть Медара на добычное принесёт, мы после сразу туда.

Умир подобрел:

– Дело хорошее, давно рыбы на столе не было. А корзины сегодня оставьте, лопаты возьмите. Мокрую глину не унесём, раскидаем пока, чтоб просохла.

Только отошли от дома, как Зрин подступил с вопросами:

– Ну? Чего слышал? Сказывай!

– Погоди, подальше уйдём, вдруг кто услышит, – хитро улыбался Ретиш. Очень уж забавляло его нетерпение Зрина, будто это Ретиш был старшим, а не он. Только в ивняке сжалился над братом и открылся: – Благожа Медару после себя родовицей сделает.

Зрин встал как вкопанный. Смог лишь выдавить:

– Как?

Ретиш передал всё, что слышал ночью. Зрин слушал, не перебивая. После долго молчал, покусывал губу. Наконец спросил:

– И когда?

– Не знаю. О том не говорили. Ну уж, верно, не скоро. Какая хранительница из Медары? Ей шестнадцать только.

– Но и не долго. Родуша ей до откровения род передаст, иначе не успеет.

– Зрин, а что в откровении? Почему никто предназначенного исполнить не может?

– Не знаю. Может, муки такие, что и не выдержать.

Ретиш ковырял босой ногой мокрую землю, набирал воздуха грудью и выдыхал. Всё же выговорил:

– Я думал о муках. Неужто не лучше одному претерпеть, чем всему роду гибнуть? Я бы претерпел.

– Значит, там такое, что не вытерпеть.

– Вот бы знать что. Как думаешь, Умир скажет, когда ему откроется?

– Не скажет. Никто не сказал. Идём уже, а то остальные скоро соберутся, нас хватятся.

До реки заглянули на место вчерашней битвы. По всему оврагу дождь нанёс глины с добычного места, от зудя только холмик остался. Раскидали его ногами и побежали ставить садки.

На том берегу чужаки с топорами на плечах отправились к лесу.

– Строиться будут, – сказал Зрин, будто Ретишу самому разума не хватило бы это понять.

– А то не понятно! – проворчал он и добавил: – Как они ночь под дождём пережили?

– Не размокли, как видишь. И не наше это дело, родовики сказали не лезть к ним.

Глину кидали до полудня. Спины и плечи горели от тяжести лопат, да ещё и солнце пекло по-летнему. К обеду так умаялись, что в дом не пошли, отправили Медару за едой. Она принесла горшок с горячей кашей и кувшин холодного сбитня из погреба, сама есть не стала, присела в тени под ветвями ивы и закрыла глаза.

Как снова принялись за работу, к добычному месту заявилась старшая челядь ведуньего, хлебного и железного рода. Среди парней и девиц виднелась алая верховица неразумной Отрады. Все стали у края, но спуститься не решались.

– Как же тут пройти? Всю тропу глиной закидали, – развёл руками Нежан из хлебного рода.

– А чего вам тут ходить, работе мешать? – спросил Умир.

– Нам к реке надо.

– Так и идите на лодочный берег.

– Оттуда не видно. Хотим посмотреть, как чужаки обживаются.

– Чего глазеть на них? Родовики наказали не лезть к пришлым.

Емве, сын ведуна, спустился по склону, ступил было в глину и тут же увяз чуть не по колено, запачкал белые онучи и еле вытянул пле́тень.

– Развезли месиво! Вот уж и правда грязюки, – скривился он.

– Скоро все за зудями на поклон к грязюкам пойдёте, – усмехнулся Умир.

Ретиш со Зрином переглянулись, взяли по комку сырой глины и запустили в Емве. Ретиш целил в лицо, но промазал, только ухо задел. А вот Зрин попал в грудь, на белой рубахе Емве растеклось рыжее пятно. Сын ведуна рассвирипел, кинулся было на Зрина, но не решился вновь ступить в глину.

Нежан попытался его образумить:

– И правда, не стоит работе мешать. А ну отцам донесут? Идём к лодкам.

Емве зарычал сквозь зубы и мотнул головой. Тут вперёд вышла Отрада:

– Братец, не ярись. Сейчас шепну им откровение, так они нас не только пропустят, а на руках перенесут.

Она посмотрела на Ретиша и подманила его пальцем.

– Подойди. Или боишься? – спросила насмешливо.

– Ничего я не боюсь, – проворчал он и пошёл следом за Отрадой за ивовый куст. – Ну, что за откровение?

Она обернулась, хитро сощурилась и прошептала:

– Я знаю, что вы вчера сделали зудя-человека и рубили его.

– Откуда знаешь?! – ляпнул Ретиш, тут же прикусил язык, да поздно было.

– Открылось мне, – улыбалась Отрада.

– Врёшь! Подсмотрела! Или отцу твоему открылось.

Отрада сложила руки на груди, совсем как разумная, и пропищала:

– Больно надо бегать за вами, подглядывать. А если бы отцу открылось, он бы вам этого не спустил, уже обрил бы. Но узнает, если не пропустите нас.

Говорила тоже как разумная. Ретиш позавидовал даже – сам он так быстро не соображал. Но никогда бы в этом не признался. Подумав немного, спросил:

– Почём мне знать, что не скажешь после?

– Зачем мне попусту отца гневить? Ему не понравится, что сразу не призналась. А вот если не пропустите, я Емве шепну. Видал, какой он сердитый? Чтобы вам отомстить и отца не убоится, и меня выгородит.

У Ретиша руки чесались, так хотелось сдёрнуть с неё платок. А ну как волосы под ним? Откуда бритой голове ума набраться? Но сдержался, проворчал в ответ:

– Надо со старшими потолковать.

Умир цокнул языком от досады. Пробормотал:

– Аукнулись забавы ваши…

Медара так и пряталась в тени, к ним не подходила.

– Точно не донесёт, если пропустим? – сомневался Зрин.

– Не донесёт. Иначе ей от Сувра достанется, что смолчала, – успокоил его Ретиш.

– Если не пустим, то донесёт, а так хоть надежда есть. – решился Умир и крикнул парням: – Эй, проходите, только не топчите сильно.

Отрада первой сбежала в овраг и остановилась перед накиданной глиной.

– Как же пройти здесь?

Емве подхватил сестру, закинул на плечо и прошагал на другую сторону. Крикнул оттуда:

– Мне одному мараться? Протопчите проход и переведите девиц.

Нежан снял плетни и стал разматывать онучи. Дорчин, сын железного рода, рыжеволосый и угрюмый, хмуро глянул на оставленные Емве следы и принялся заминать глину обутым.

На склоне остались Дора, сестра Дорчина, такая же медноволосая, курчавая и жилистая, как он, и Ислала, дочь хлебного рода, сестра Нежана. Парни протоптали тропинку и вернулись к девицам. Дорчин и Нежан разом протянули руки Ислале. Нежан хмыкнул:

– Сперва женись, а после касайся.

Дорчин смолчал, только зло глянул из-под косматых бровей.

Ислала опёрлась на плечо брата. Ретиш заметил, что ногти у неё чистые, розовые. И шла она, словно плыла, даже голубая верховица не колыхалась. Ретиш посмотрел на тропку: остаются ли следы от плетней Ислалы? Только затоптали так, что и не разобрать.

Дорчин, не глядя на сестру, поплёлся за ними. Дора встряхнула головой и перебралась на ту сторону сама.

Умир дождался, когда все поднимутся на пригорок и сказал:

– Толку кидать нет, возвращаться будут – снова затопчут. Идёт тоже на чужаков посмотрим.

– Вы идите, я здесь останусь. – вышла к ним Медара.

– Ты не захворала? – забеспокоился Умир.

Медара покачала головой.

– Нет. Устала просто.

– Вот что. Помощи от вас с Тихушей немного. Проверьте садки и ступайте домой, а к вечеру похлёбку из рыбы сварите.

Умир махнул остальным, чтобы шли за ним, и стал взбираться на пригорок.

Зрин притянул к себе Ретиша, зашептал в ухо:

– Это не хворь с ней. Ей Нежан по душе. Я давно приметил.

Ретиш аж остановился.

– Да ну? Чего она тогда пряталась?

– Может, стесняется? Она всегда прячется, как его завидит. А после подсматривает за ним. И по ночам плачет.

– А Благоже сказала, что замуж не хочет.

Зрин усмехнулся:

– Хлебный род её не возьмёт. И Нежана к нам не пустят. Да он Медару и не замечает.

– И была ей печаль тогда горевать? Не так уж он и хорош. Вот Ислала и правда красивая.

– Скучная она. Слова не скажет. С ней с тоски помрёшь.

– А Дорчину, похоже, нравится. Вон как смотрел на неё.

– Чему тут дивиться? Хлеб, железо и ведовство завсегда между собой женились. Наверняка Мощёр и Сиян сговорились уже.

Поднялись на пригорок. В стойбище чужаков кипела работа. Одни мужчины сплавляли по реке связанные между собой брёвна, другие подтягивали плоты к берегу, развязывали верёвки, брались по двое за бревно и несли к светлому лугу.

– Ох, и силищи у них. Таким зуди ни к чему, – проговорил Умир.

Посреди луга женщины и мальцы копали широкую яму.

– А там чего? – спросил Ретиш.

– Не пойму. Велика для погреба. – Умир сложил ладони у рта и крикнул стоящим поодаль хлебникам, ведунцам и кузнецам: – Насмотрелись? Давайте назад, нам работать надо.

– Подождёте! – огрызнулся Емве.

Нежан что-то сказал остальным, похоже, вразумил, потому как все направились к оврагу.