Читать книгу Глиняный род - Татьяна Владимировна Фильченкова - Страница 5

После дождя пришло тепло. И шестида не кончилась, как земля согрелась, пора было сеять.

Чужаки к тому времени построили над ямой домину о шести углах. Как сделали крышу, стали заносить в него ящики.

– Неужто и вправду все вместе там жить будут? – удивлялась Медара.

– Кто ж знает, какой у них уклад в горах. Ты жила с ними, вот и скажи, – насмешничал Зрин.

– Не помню, – ответила она тихо.

– Чего язвишь? – осадил его Умир. – Ей трёх витков не было, когда её отец в род вернулся. Хватит глазеть, завтра к пахоте приступать, нам зудей всю ночь лепить.

Глины натащили много. За сараем целая гора высилась. Ретиш со Зрином вычистили большой чан, после стали носить воду. Умир привёз на тележке кувшины с льняным маслом.

Вечером к сараю потянулись жители Ёдоли, но входить не спешили, ждали родовиков. Первым появился Енослав, хранитель деревянного рода, самый молодой из родовиков. Помявшись в воротах, он отошёл к своей челяди.

– Чего он не заходит? – спросил Ретиш.

– Сувра ждёт. А после Сияна и Мощёра пропустит. Не толпитесь тут, ведуна самой Благоже встречать пристало. – Умир отвёл всех в сарай.

– Чем деревянный род хуже остальных? Им же не надо предназначенного исполнять, – не унимался Ретиш.

– Исполнять не надо, только и нужды в них особой нет. Матушка говорила, что после исхода дерево в большом почёте было, все строились. А теперь что? Так, починить кое-когда выпадает. И на мену ставить нечего, леса везде полно. Это не хлеб с железом. А ведуну и в Торжище плавать не надо, к нему люд сам приходит.

– Ловко устроился: руду, брёвна да глину не таскает, на поле работники у него, нигде спину не гнёт, только знай – предков спрашивает. А Тихушу не смог поправить, – вставил Зрин.

– Откуда тебе знать, как ему ответы предков даются! – Умир проговорил тихо, чтобы не услышали снаружи. – Лучше Ретишу объясни, что к чему. Он разумным стал, в следующую пахоту сам будет зудей лепить.

Послышался скрип колёс. Разговоры снаружи стихли. К сараю шествовал Сувр со старшими сыновьями, следом за ними работники тянули тележки с бочками и мешками.

– Благослови Ен, Благожа, тебя и род твой, – нараспев пробасил Сувр. – Прими дары мои. Хоть и скромны они, но работу вашу покроют.

– И тебя пусть свет Ена хранит, – в лад ему ответила Благожа. – Дары твои всегда щедры были. И мы в работе не поскупимся. Сколько же зудей тебе надобно?

– Мне самому и одного много, только, сама знаешь, родичей у меня много а чем жиже кровь – тем слабее в них дар. Ни на что не годятся, кроме как сеять и жать. Вот от милости своей и даю им работу, чтоб с голоду не померли. А потому надобно мне шесть зудей на утро и трижды каждые два дня по шесть.

Сувр подманил работников, Благожа кликнула Зрина, и тот повёл их в сарай.

– Ведун даже кровь свою для зудей не даёт. Дальних родичей отправляет, – шепнул Ретишу Зрин.

– Чего там перешёптываетесь опять? – прикрикнул Умир. – Помогите лучше!

Зрин зачерпнул в миску сухой глины, плеснул к ней воды и замесил густо. После отщипнул немного теста, скатал шарик, сплющил его в лепёшку, вдавил пальцем середину. Получился не то напёрсток, не то чаша. Передал её Умиру. Тот ковырнул работника в сгиб локтя кончиком ножа. Заструилась кровь. Умир собрал её в глиняную чашу и запечатал края. Показал Ретишу:

– Это кровник, сердце зудя. Из него сила предков исходит, и зудь двигается. – Затем нацарапал ножом на дне чаши глаз. Спросил: – Не забыл ещё говорящие знаки? Это знак ведуньего рода. Остальные будешь сам помечать.

Зрин уже протягивал следующую чашу. Умир собрал кровь, запечатал края и передал Ретишу. Помеченные кровники ставили в ряд на полке. Как из раны перестала сочится кровь, Медара замотал работнику руку тряпицей. Его место занял второй. Умир снова достал нож и вскрыл ему вену.

У ворот раздался голос Сияна:

– Свет тебе, Благожа! Прими и мои дары. Пока муку с зерном, а по осени, как вернусь из Торжища, ещё ситцев с пухом пожалую. Вот думаю, не взять ли кого из твоей челяди с собой? Товара много на мену повезу, на себе не натаскаешься.

– И тебе свет, Сиян! Благодарю за щедрые дары. Кого же в Торжище забрать хочешь?

– Батюшка, проси Зрина, он расторопный, – вставил Нежан.

Медара, заслышав его голос, заметалась, опрокинула ведро с водой, охнула, схватилась за метёлку, погнала лужу подальше от дверей.

– Зрина? – задумчиво протянул Сиян. – Молод Зрин ещё. И Горяч. Вот Умира или Медару бы взять.

– Умира бери, пусть парень мир посмотрит. – ответила Благожа. – А Медару не пущу. Негоже девице с мужчинами плавать

– Так мы ей мужа к осени сыщем. Вот и не будет она девицей уже, – хохотнул Сиян.

– Рано ей замуж ещё. Так сколько зудей хлебному роду надобно?

– Много, Благожа, много. Такой уж промысел у нас. К утру дюжину надо. И каждые два дня по дюжине, пока все поля не засеем.

– Сколько пожелаешь, столько и налепим. Отправляй работников в сарай, челядь кровь сольёт.

– Не-ет, пусть сынки своей кровью поля вспашут. Нежан, Силан, ступайте к глиняной челяди.

Медара снова охнула, схватила пустое ведро.

– Умир, я за водой схожу.

– Чего удумала? Не время сейчас. Принимай хлебный, Ретиш тебе поможет.

Она послушалась, вздохнула, повязала голову платком так, что только нос и губы на виду остались.

Нежан с Силаном уже входили и оглядывались по сторонам. Медара вся сжалась, даже губ разлепить не могла. Ретиш месил в миске глину на кровники, крикнул им:

– Эй, хлебные, сюда идите!

Нежан подошёл первым, засучил рукав, сказал со смехом:

– Силу предков по доброй воле на благое дело отдаю.

Медара вынула из-за пояса верховицы короткий острый нож. Ретиш заметил, как дрожат её покрытые цыпками руки. И ногти обломанные, с забившейся глиной. Не то что у Ислала. Ему вдруг стало жаль Медару. Он подскочил к ней, сунул миску и выхватил нож:

– Сестрица, дай мне!

Нежан отдёрнул руку.

– А ты умеешь?

Ретиш передразнил его:

– Уме-еишь? Не умел бы – не брался. Или ты боишься, хлебный сын?

Ничего он не умел, видел только, как Умир кровь пускает. Но уж лучше самому посрамиться, чем Медару выдать. Ох, помоги, Ен! Ретиш схватил Нежана выше локтя и, пока тот не опомнился, ткнул остриём в синюю жилку на сгибе. Из-под ножа ударила тугая струя крови. Нежан запричитал:

– Ой-ой-ой! Насквозь пропорол!

– Чего хнычешь, как малец! – прикрикнул на него Ретиш.

– А ты суров, глиняный сын, – посмеивался рядом Силан.

– Ничего, братец, скоро твой черёд настанет, – ответил Нежан со стонами.

Медара подала чашу. Ретиш наполнил её кровью, запечатал и вернул Медаре. Сам принялся катать новый шарик. Медара нацарапала на дне кровняка чёрточку, от неё по две чёрточки покороче. Как колосок получилось. Вот, значит, какой знак у хлебного рода.

С Нежана собрали дважды по дюжине кровняков, а кровь всё не унималась. Силан оттолкнул Ретиша и перетянул руку брата тряпицей.

– Довольно с него, белее полотна стал. Меня коли, глиняный сын, только полегче.

Ретиш вытер нож об рубаху, приложил его к руке Силана и осторожно поддел жилу самым остриём. Кровь потекла тонкой струйкой. Совсем как у Умира получилось!

В сарай ввалил люд железного рода. Эти много не сеяли, заказывали по зудю на две-три семьи. Принимали их Умир со Зрином. Ретиш закончил с Силаном и подскочил посмотреть, каков знак у железа. Зрин нацарапал черту, сверху на неё положил другую, покороче. Сказал:

– На молоток похоже.

К Умиру подошёл щуплый краснолицый Медыш, закатал рукав и пробормотал:

– Ты это… Две меры бери. По осени верну.

– Опять по осени? – возмутился Умир. – Пятый виток твои долговые храним!

На его крик вернулся Мощёр.

– Чего тут у вас?

– Да вот, родич твой пятой осенью грозится.

– Я отдам, с жатвы всё отдам, – залепетал Медыш.

Мещёр побагровел, свёл брови, рыкнул:

– К жатве у тебя брага из винной ягоды поспеет, не до хлеба будет. Что кузнец, что жнец из тебя никудышный! – Мощёр попыхтел и обратился к Умиру: – Вот что, в последний раз возьми с него кровник. Если по осени не вернёт положенного, я долг отдам, а его в рудники отправлю. Будет батрачить. Обещаю перед родом и предками!

Медыш засопел, стал нескладно благодарить. Мещёр схватил его за шиворот, встряхнул и просипел в ухо:

– А будешь Дорчина привечать у себя, так вовсе света не увидишь. Отстань от парня!

Отпустив Медыша, Мощёр обтёр руки о рубаху, будто они замарались, и вышел из сарая.

Зрин ткнул Ретиша в бок, зашептал:

– Смотри, у железных и деревянных зуди по семьям, тут к знаку рода ещё имя добавить надо. М-м-мощёр, знак «мы». – Зрин нацарапал на кровнике четыре чёрточки и перечеркнул их поперёк пятой. Показал на каждую: – Мы, то есть хлеб, железо, дерево, глина и скрепляет всех ведовство.

Умир передал ему кровники Медыша. Зрин снова зашептал:

– М-м-медыш… Снова «мы». – Он почесал голову. – Медыш-ш-ш, «ши», как ветер в ивах шумит.

И нацарапал рядом со знаком «мы» три чёрточки, расходящиеся лучами из одного начала. Тут Умир заметил, что Ретиш стоит без дела. Прикрикнул:

– Чего рот раззявил? Лепёхи катай, помогай Медаре.

А в сарай уже входила Благожа с Енославом и челядью деревянного рода. Она сама пустила кровь деревянному хранителю, остальные выстроились ждать очереди к Умиру и Медаре. Первый же из деревянных просил оставить меру в долг. Умир спокойно кивнул.

Ретиш наделал побольше чаш Медаре и подобрался к Зрину:

– Чего Умир не возмущается, что в долг?

– Деревянные всегда отдают. Не хватает им зерна до весны, они бы и рады сеять, да поля их далеко, все ближние пашни Сиян с Сувром прибрали.

Зрин нацарапал черту, сбоку вверху приделал к ней уголок.

– Знак дерева. На топор похож.

Как закончили с последним из деревянных, Благожа вышла к воротам и сказала для всех ожидавших:

– К утру налепим полдюжины зудей для Сувра и дюжину для Сияна. Остальные приходите за зудями завтра.

Умир обтёр нож и убрал за пояс. Кликнул дремавшего в дальнем углу на соломе Зыбиша. Тот растолкал Тихушу, укрыл спящего Малушу и подбежал к старшим.

– Вам с Тихушей воду с маслом подносить, – велел Умир. – Ретиш, ты у Зрина в помощниках, запоминай, что к чему.

Все принялись таскать глину и ссыпать в чаны. Потом залили воды с маслом и стали месить в тугое тесто. Зрин пояснял:

– Масло для мягкости добавляем, с одной водой глина сохнет и крошится, а с маслом зудь два дня ходит.

После вылепили четыре столбца – ноги зудя. На них положили брёвнышко с толщённым краем, тело. Зрин добавил к нему ещё глины.

– Это грудь. Она крепче остального быть должна, на ней верёвки крепятся, что соху тянут.

Зрин ковырнул ножом ямку последи груди, вложил внутрь один из кровников.

– Это ведуна. На спину тоже ведуний знак наносим, чтоб не спутать. – Он запечатал ямку с кровником и нацарапал на брёвнышке глаз.

Лепить закончили, когда уже солнце встало. У ворот уже поджидали работники Сувра и Сияна. Ретиш во все глаза смотрел, как старшие будут оживлять зудей, но как ни таращился, ничего не заметил. Вот зуди стояли недвижные – и вот уже пошли, аж земля от топота загудела.

– Идите мойтесь, я пока поесть соберу. После спите до вечера, – сказала Благожа.

Двор был завален бочками и мешками – платой за зудей. Бочки стояли и в доме. Умир вскрыл одну. В ней оказалась сомовья солонина, уже ржавая, с прошлого витка. Он достал ломоть, срезал край, попробовал, тут же скривился и сплюнул.

– Солёная до горечи.

Благожа поставила на стол горшок с холодной рыбной похлёбкой.

– К вечеру вымочу и пирогов напеку.

Ретишу едва хватало сил ложку до рта доносить. Зыбиш с Тихушей к еде не притронулись, сразу ушли к себе. Ретиш тоже не стал мучиться, оставил похлёбку и завалился на тюфяк.

На закате его разбудил запах пирогов. Все в доме уже поднялись. Зрин с Умиром спускали в подпол бочки с солониной. Медара ахала над развязанным мешком:

– Только посмотрите, какой пух! Плотный, тягучий. Добрые верховицы на зиму выйдут.

Благожа торопила всех:

– Шевелитесь, пора за дело приниматься!

Как поели, отправились лепить зудей.

Ретиш спросил Зрина:

– Мы другие говорящие знаки будем чертить?

– Да, сейчас за зудей для железных и деревянных примемся. Там много знаков.

– Хорошо, жаль только, что забуду всё к осени.

Зрин хитро подмигнул:

– Как пахоту закончим, научу, как не забыть.