Читать книгу Говорит и показывает. Книга 2 - Татьяна Вячеславовна Иванько - Страница 7
Часть 12
Глава 3. Тайны и открытия
ОглавлениеПрийти к Маюше в гости, в тот дом, где она прожила уже шесть лет, нимало не нуждаясь в нас, волнительно и даже рискованно, мы с мамой придумали, что идём вместе к её многолетней приятельнице на день рождения, чтобы не вызвать недовольства у Виктора. Не представляю, что бы он сказал, узнав, что мы пошли в гости к Маюшке.
Мне понравилось здесь, эта квартира в старом сталинском доме на четвёртом этаже, она была маленькой и даже тесной по сравнению с нашим домом, даже с прежним. Но хозяева, а я подозреваю, что именно Майя, так разумно организовала всё это пространство, что казалось, что здесь места больше, чем у нас. Вася оказался красивый парень, смущался нас, но это только ещё украшало его. Мама-то хорошо его знала и то сказал потом, что он повзрослел со школы и стал «ещё интереснее», как она выразилась.
И сосед их, как оказалось, приёмный Васин отец был на первый взгляд старый и скучный, после стало ясно, что первое впечатление ошибочно. Он с обожанием смотрел на детей, и старался понравиться нам.
Мы готовы были расспрашивать их о работе, о планах и прочем, но дети огорошили нас объявлением о том, что намерены пожениться.
– Лидия Леонидовна, Татьяна Павловна, я прошу вас отдать за меня вашу Майю, – сказал Василий.
Мы с мамой, вздрогнув, переглянулись, и, думаю, нам обоим пришла одна и та же мысль: отец должен принимать эти слова, не мы…
– Так вы… Ох ты… во это да… – неуклюже проговорила я.
Я узнал о планах Маюшки и Васи от мамы. Она позвонила мне сама и рассказывая о чём-то, потом вскользь упомянула об этом. Вскользь, потому что была уверена, что я знаю, что я-то не могу не знать, если это знает она…
Это было в день выборов. В результате, я позабыл о том, что надо выйти из дома и проголосовать. Да и так не пошёл бы, должно быть…
Что я почувствовал? Одиночество. Странно, ведь Маюшка оставила меня ради Васи так давно, так давно, что в это не верилось: ещё Советский Союз был цел и никто не мог подумать, что через шесть лет мы будем жить не при Советской власти, а в царстве олигархов. Вот как давно это было. Почему же я только сейчас вдруг осознал это?
И почему я чувствовал то, что заставило меня сорваться и сказать Маюшке то, что я сказал на той лестнице? Как может быть и то, и вот это – её решение выйти за него.
Вот ничего странного нет, всё к этому шло, и я это знал, но почему сейчас вот такое потрясение? Потому что не мне первому она сказала об этом? Потому что даже мама не сомневалась, что я уже знаю…
Май, как же мне понять это? Что ты хочешь отставить меня? По-настоящему теперь. И показать это? Но как больно ты решила это сделать. Рассчитывала именно так? Хотела именно так? Ведь не осталась со мной ни разу наедине с того дня, как произошёл тот разговор. Да что наедине, после того как пришла тогда на Труда, я вообще её не видел.
Уехать надо куда-то, уехать, напиться, забыться как-то… Вот чёрт, когда это кончится!
– Ты куда пропал-то? – Юргенс поравнялся со мной, когда мы вышли с планёрки. – Я уж думал, бастуешь как шахтёры. Или ещё хуже, где-нибудь в троллейбусах этих взорвался.
– Очень смешно! – укорил я его неуместной шуткой над несколькими терактами, произошедшим на днях, мы так привыкли к этому бедствию, что и шутить люди не стесняются. И всё же… Интересно было бы посмотреть на него, если бы там был тот, кто ему дорог. Но кто ему дорог, Господи…
– Да ладно тебе. Что случилось-то, отощал даже. Где был? В М-ске своём прекрасном?
– Нет, в Сочи ездил.
– Один?
– Кто ж один в Сочи ездит, – ответил я, почти зло, потому что, конечно, брал с собой Яну, девушку, с которой познакомился в тот самый ужасный для меня день третьего июля, когда я узнал о предстоящей свадьбе Маюшки, а Ельцин выиграл эти дурацкие выборы.
– И как она?
– Кошмар, как и обычно, – ответил я.
Юргенс захохотал, хлопнув меня по плечу.
– Ладно, не тоскуй. Я тебя познакомлю, я тут с одной близняшкой познакомился. Тебе одна близняшка, мне другая, прикольно, а?
Я согласился, чего уж, хоть близняшки, хоть сикарашки, лишь бы не думать… И мы оправились на свои приёмы. Здесь мы ведём приём амбулаторных пациенток, которых потом берем для дальнейшего ведения, в некоторых случаях достаточно медикаментозной терапии, некоторым просто психотерапии и витаминов, другим гормонов, третьим – ЭКО.
Я прицельно занимаюсь проблемами бесплодия, Юргенс – нет, его эти вопросы не вдохновляют как меня. Он отличный хирург, кстати, но душевно он в своих пациентах старается участвовать по минимуму, столько, сколько необходимо. Он хирург от Бога, но для него искусство ради искусства. Он оперирует не человека, он создаёт почти ювелирное произведение. Но, может быть где-то это вернее. Я же, оперируя каждую мою пациентку, мысленно вижу её лицо, глаза перед собой, я помню её историю и даже её имя, фамилию – реже. Все эти женщины, что были у меня на столе, ближе и милее моему сердцу тех, кто были со мной в постели, вот такой поразительный парадокс. Хотя я знаю, что и у Юргенса так.
– Илья Леонидыч, вас к телефону.
Надеясь, что это не Яна, которой я, между прочим, этот номер не давал, я взял трубку.
– Ю-Ю… Господи, слава Богу! Я тут… как же ты, куда пропал? Я чуть…
– Я замуж почти вышел, – ответил я.
От одного её голоса у меня сдавило горло, что ещё? Что тебе ещё, Май, ты оставь тогда меня… только совсем. Чтобы я и думать не мог о тебе. Но как не думать? Мозг себе смолой залить что ли?..
– Ты… обиделся? Прости меня, я хотела по-другому, но…
– Не надо, кукла, сделала как сделала, – сказал я, понимая, что если действительно, она перестанет общаться со мной, я… я даже не знаю, что я тогда… – Ты… заявление в ординатуру подала?
– Завтра хочу приехать. Ты…
Увидеть! Увидеть тебя!..
– Ты платье-то купила к торжеству?.. – спросил я. – Или я не приглашён?
– Ю-Ю, ну прости ты меня, я в клубе этом напилась, а тут выходные уже и… ну, в общем… Где ты был-то?
– Не имеет значения, Май. Я сегодня дежурю, а завтра давай приезжай со своим заявлением, после на Якиманке сходим в свадебный салон. Купим платье тебе.
– Ю-Юша…
– Ладно, Май, без соплей, завтра в четыре на Октябрьской тебя жду.
И я с нетерпением стал ждать завтрашнего дня.
И я ждала с нетерпением. Я так огорчалась, что не смогла правильно и так, как намеревалась сообщить Ю-Ю о нашей с Васей свадьбе, конечно, он обиделся. Конечно он…
Конечно… Попробовал бы он так поступить с тобой хоть раз, что было бы? Не знаю, вены вскрыла бы тогда…
Что тогда я делаю теперь? Почему во мне будто два человека? Один цельный, чистый и красивый, другой, какой-то корявый урод? И самое худшее то, что они перетекают один в другого…
Бессонная ночь только обостряет восприятие мира, обостряет чувства и ощущения. Я почти месяц не видел Маюшку. Даже мой день рождения я провёл впервые без её подарка. Яне, что была со мной в тот день, я не сказал, что у меня торжество, чтобы избежать её глупых восторгов и сюсюканья, к которому она оказалась склонна.
Поэтому, когда я подъехал к выходу с Октябрьской, мне казалось, шум улицы, люди, снующие вокруг, их шаги и голоса, всё это имеет ещё эхо и звуковое, и зрительное. И только когда Маюшка появилась в коротком красном сарафанчике, этот эффект, который бывает на грани засыпания, исчез: сердце тукнуло, адреналин и окситоцин огненной волной шарахнули в мою кровь, разбегаясь по артериям живительным жаром. Улыбается, очки солнечные сняла, волосы волнами по плечам, тёмные, но вспыхнули золотом на солнце, будто оно пальцы погрузило в них, на ножках тонюсенькие какие-то босоножки почти на плоском ходу, платьишко это… скоро все начнут её за мою дочку принимать…
– Ну уж, конечно! – засмеялась Маюшка, легонько чмокнув меня. – Привет.
Но серьги из тех, что я дарил ей ещё когда-то, кольца, усыпанные мелким бриллиантовым песком. Казалось бы, куда такие серьги с этим простым сарафанчиком, но смотрится так, будто это и задумывалось.
Она рассказывает мне, что планируют своего рода пикник на природе, что придут мама и бабушка, их сосед, и Слава Максимов.
– Что ж, ни одной подружки?
– Славка – моя подружка, – сказала Маюшка.
– Ну да, конечно, если у человека есть член, он не может быть подружкой, – усмехнулся я. Хорошо, что хоть я – не подружка. – А чего пикник, как босяки?
– Ты хочешь ресторанные котлеты или кур есть? Марь Иванна приготовит…
– Марь Иванна? – перебил я, смеясь, обнимая её за плечи. – Настоящие босяки. Ну и хорошо.
– Не слишком пафосный бутик для босяков? – обернувшись, спросила Маюшка, робея перед входом в большое чёрно-зеркальное здание.
– Смелее, ты же принцесса.
Внутри приятно пахнет специальным парфюмом, играет Ace of Bace «Beautiful Life», к нам подошла дежурно улыбающаяся девушка с чётко выверенным лаковым каре и тщательным макияжем, предлагая свою помощь.
– Нам нужно платье в духе вот этого легковесного сарафана, – сказал я, – ну и всё остальное, что полагается. Включая бельё и туфли. У вас имеется?
– Несомненно.
– Да, насчёт туфель, свадьба предполагается на природе, поэтому без каблуков, может быть… – сказала Маюшка.
Девица приподняла брови, немного удивлённо, но потом кивнула и повела Маюшку в «кулисы», где таились примерочные, а меня оставили в забранном в бархат зале, на велюровом диване, но ненадолго, та же девица явилась и принесла шампанского, бутик есть бутик. И спросила:
– На какую сумму рассчитывать?
– Практически на любую, – смело сказал я, и подумал, что хорошо, что я отлично ориентируюсь в ценах в такого рода магазинах, не свадебных, разумеется, но пафосных и дорогих, поэтому застать меня врасплох этим невозможно.
– Желаете взглянуть на образцы белья и туфель?
– Желаю. Но образцы туфель обсудите с невестой, а вот бельё я выберу. И не только свадебный комплект. Шёлк и кружево.
– Чулки, пояс?
– Непременно.
– Для вас костюм будем подбирать?
– Я – не жених, увы, я только дядюшка невесты.
– О, такой молодой дядя! – лицо девицы осветилось платной улыбкой.
Мне прислали другую девушку, не ту, что встречала нас. Она оглядела меня с ног до головы, хмыкнула странно накрашенным ртом: в середине красным, с краёв почти чёрным, пирсинг в губе и в брови. Да, это не пафосная приглаженная девочка, с этой мне проще найти общий язык.
– Мне сказали у вас на природе будет торжество, что это, дом, или берег моря? – почти строго спросила она.
Но я рассмеялась:
– Да нет, обычный человеческий пикник на семь человек. Мне надо, чтобы платье сочеталось например… с кедами. В-общем, с какими-нибудь тапками.
Девица взглянула внимательнее мне в лицо и повеселела.
– Я – Ульяна, – кивнула она, – а вас как можно называть?
– Майя.
– Тоже хреново, – ответила она и мне это показалось забавно и симпатично.
Я разглядела и выщипанные в нити брови, и нарочито небрежно взбудораженные короткие чёрные волосы.
– Вот что, Майя, какую музыку ты слушала на этой неделе? Из новинок?
Вот это правильный вопрос, музыкальные предпочтения, как тропинка, по которой мы идём.
– «Until it sleep» Metallica, – сказала я, именно новый диск играл в моём плеере по дороге на «Октябрьскую».
Ульяна просияла:
– Врёшь!
Я приоткрыла сумочку, в которой был плеер и открыла крышку, диск с рыжим локтем, хотя может это не локоть никакой?.. но мне казался локтем.
– Ну, Майя, всё ясно, будет тебе лучшее платье на земле для твоей свадьбы! А я-то думала, ты из этих теперешних цыпочек с их папиками и Сташевским.
Я засмеялась, а она уже испарилась, чтобы появиться через несколько минут уже с несколькими платьями.
Уже первое было чудесно: пышная юбка, отделанная шитьём по подолу, до середины икры, рукава-фонарики пышные ниже локтя,
– Вот и кеды, – сказала Ульяна, поставив передо мной кружевные кедики, похожие на тапочки для спортивной принцессы. – Есть ещё ковбойские сапоги и туфельки. Я принесу, а ты примеряй.
Ю-Ю не с улыбкой, а супер-улыбкой смотрел на меня, когда я вышла к нему. Вокруг него разложены раскрытые коробки с комплектами белья, всегда любил мне бельё дарить.
– На головку можно вот эту шляпку…
Белая соломенная шляпка с цветами подходила прекрасно и очень к лицу Маюшке, мне интересно, скажет она то, что подумал я.
– Очень красиво, просто чудесно, но… это совсем не я, – сказала она. А я счастлив, именно эти слова были у меня в голове.
Следующий выход уже почти то, что надо: платье из кружева с открытыми хрупкими плечами, очень простое и очень красивое, сексуальное даже, в таком по траве босиком…
Мы с Маюшкой посмотрели друг на друга, и она пошла переодеваться. И вот только четвёртым было именно то, что должно было быть: короткое до колен, простой лиф, круглый воротничок, маленькие рукавчики, пояс – атласная лента. К нему и туфли с милыми детскими ремешками на плоских каблуках. И на выбор: маленькая фата или простой венок ободком. Мне больше понравился венок. Но я молчал, опять ожидая выбора моей Маюшки. Она выбрала веночек.
Большущая коробка, перевязанная атласной лентой, к ней ещё несколько с туфельками и украшением на голову, а остальные с бельём.
– Не много ты белья-то накупил?
– Опьянел тут от шампанского ихнего вот и позволил себе, разгулялся. Не переживай, платье твоё хоть и Шанель, оказалось, между прочим, но не разорило меня как я надеялся, – сказал я.
– Шанель – это хорошо, – засмеялась Маюшка. – Там ещё чёрный пояс был, но я подумала, что для мамы с бабушкой будет слишком революционно.
Я улыбнулся, посмотрев на неё:
– Ты сама теперь о них так много думаешь… Скучала, выходит?
– Выходит… – Маюшка чуть-чуть улыбнулась, опуская ресницы.
Я сгрёб коробки в свои руки, потом подумал и сказал девицам:
– А можно я всё это заберу на днях, а то у нас сегодня ещё мероприятия запланированы?
Они рады исполнить любое наше желание, покупка оплачена, а дальше можешь делать с ней, что угодно.
– Какие это у нас мероприятия? – удивилась Маюшка, когда мы вышли в пыльное тепло улицы из душистой прохлады магазина.
– На экскурсию тебя хочу сводить. Прогуляемся от Китай-города до Таганки. В «Иллюзион», может, сходим. Поехали?
Она улыбнулась:
– Надеюсь, в театр не пойдём?
– Не любишь театр?
– Неприлично не любить театр. Люблю, но… меня очень редко там захватывает. Ужасно?
– Надо на хороших актёров и режиссёра сходить, тогда захватит. И скучно не будет. Шесть лет в Москве, так и не сходила на хорошее представление, я говорил, а ты всё в М-ск сливалась. Привезла бы и Васю своего на какой-нибудь спектакль.
Маюшка надела солнечные очки, скорчила рожицу, вроде: «не учите меня жить, парниша!». Мы быстро доехали до Таганской. Длиннющий эскалатор стояли то я впереди, то она. Когда она стояла передо мной, я не мог удержаться, чтобы не сжать легонько её плечи в ладонях. Маюшка только погладила мои пальцы рукой, не оборачиваясь. И сама легонько кладёт свои пальчики мне на плечи, когда я стою перед ней. Я обернулся, она улыбнулась, смотрит из-под ресниц. Погладила меня по щеке. Вот она и вот я, но мы разделены. Этой сегодняшней примеркой больше, чем её словами шестилетней давности.
Мы болтались по улочкам и переулкам вокруг Таганской, чтобы потом спустится к Котельнической, перейти Москва-реку и до Павелецкой.
Тут, на Таганке, множество красивых домов, правда, запущенных и пыльных, но это как обедневшие и постаревшие красавицы, как моя Марья Сергеевна, хоть и вековая старушенция, а всё равно хранит красоту.
В этих переулках целоваться бы сейчас…
– Какие красивые дома, Ю-Ю, модерн что ли? – сказала Маюшка, обернувшись.
– Или подражание модерну.
– Вот представляешь, эта эпоха, я имею в виду модерн, продлилась-то какие-то пять лет, а оставила такой значительный и неповторимый след. Неповторимой красоты и изящества.
– Любишь этот стиль? – улыбнулся я, не в силах перестать думать о том, как мне хочется её поцеловать.
– Он завораживает, кажется, надо быть человеком особенного какого-то химического состава, чтобы вот так видеть мир.
– Кокаин употреблять регулярно, – усмехнулся я.
– Ну… наверное. Что ж, они там в Серебряном веке все любили это…
– Как импрессионисты – абсент.
– Ох и хитрюга ты, Илюшка… Завлёк на экскурсию.
– А что делать, – улыбается, глаза стали совсем светлыми, искрятся. – Чем-то отвлечь тебя, чтобы кроме свадьбы думать. Надо ещё на «Золото Шлимана» в Пушкинский сходить. Теперь поедем, поедим куда-нибудь? Или пойдём к набережной как собирались?
– В «Русское бистро» пошли, пирожков с печенкой хочу, – сказала я. – И чаю сладкого!