Читать книгу Байкал. Книга 3 - Татьяна Вячеславовна Иванько - Страница 7

Часть 15.
Глава 7. Гор

Оглавление

В путешествии, в которое я пустился с сыном фараона Кратона Гором, я провёл несколько месяцев, хотя идти от берегов Кеми до противоположных, финикийских, откуда мы некогда отправились с Мировасором, пути при попутном ветре было не больше месяца, даже трёх седмиц. Но молодой наследник не спешил, наслаждаясь плаванием, живо интересуясь всем, что видел, заходя во все порты, и мне он нравился этим. Он был похож на щенка, игривого и непоседливого, счастливого тем, что ему позволено, наконец, резвиться, как ему хотелось. А ему хотелось познания дальних горизонтов и новых стран, вольного ветра, иных лиц, чудес, различий с его родиной и восторга движения, больше ничего. Отличный выйдет из него царь, и хорошо, что его отец не стал проявлять самодурства и, скрепя сердце, отпустил сына от себя.

Я хотел, конечно, поскорее пересечь море и оказаться на восточном, финикийском берегу, откуда я намеревался продолжить свой путь на восток, назад на Байкал, где произошло в моё отсутствие что-то дурное, что Эрику пришлось переживать без меня и из чего искать выход и спасение, и где был теперь Эрик один. Но надежда на то, что пока я нахожусь на море, Орсегу легче будет найти меня с вестями об Аяе, заставляла меня медлить и сопровождать его, в чём-то ограждая от возможных мелких бед вроде драк в портовых кружалах. Гор принимал мою дружбу, поначалу с некоторой осторожной приглядкой, всё же я был знакомцем его отца, а всё, что шло от старших он сейчас принимал почти враждебно, слишком долго отец держал своенравного и бойкого сына в узде. И то, что теперь он был выпущен на волю, скорее заставит его захотеть вернуться и быть царём.

Поначалу он казался мне капризным и избалованным царевичем и он, конечно, был таким, задирал свой короткий нос в самое небо, но как ему было таким не стать в холе и восторге окружающих. Между тем, восторгаться было чем, полагаю, он был смышлёным и живым ребёнком, и вырос в ладного юношу, хорошо образованного и любознательного, что всегда нравилось мне в людях и за естественной для царевича заносчивости в нём не было тупой холодности, уверенной слепоты, он был не просто открыт, но распахнут миру, готовый видеть, слышать, усвоить всё, что позволит судьба. Своё предубеждение ко мне он растерял в первые же дни путешествия, когда понял, что я не собираюсь опекать или придерживать его, что действительно отправился с ним только потому, что мне было по пути, а его корабли лучшие и самые быстроходные на Срединном море, а вели их всё те же финикийцы, лучшие мореходы.

– Сколь лет тебе, Арий? – спросил меня Гор в один из первых вечеров, когда мы с ним оба, не сговариваясь, вышли на палубу проводить солнце на ночлег.

Этот вопрос мне задавали не впервой, и не было ничего сложнее, чем ответить на него, потому что я перестал уже помнить который мне год, потому что годы теперь шли с разной скоростью и весили меньше или больше. Те, что мы провели вместе с Аяей промелькнули как миг, но занимали большую часть моей жизни, а последние полтораста, что я ушёл с Байкала в поисках её после сотни лет ожидания на месте, протянулись, будто были слеплены клейстером и день не отрывался один от другого, но я не мог бы вспомнить ни одного события из их череды.

– Сколь… Ну, считай, двадцать шесть, – сказал я, сам не зная почему назвав эту цифру, но я выглядел всю жизнь так, это я помнил, до этого возраста я менялся, а после остановился и больше с виду мне не прибавлялось.

– Ты молод, почему мне кажешься старше?

Длинные, за плечи, белокурые кудри его светились в лучах заходящего солнца золотом, подсвечивая лицо, он был даже немного рыжеватый, вот и брови и борода, и волосы, начавшие покрывать его юную ещё грудь, золотились. Он напоминал немного Марея, не был, конечно, так изумительно красив, как наш Байкальский легендарный царь, но всё же что-то в нём, гибкая ли стройность, светлая белозубая улыбка, чистая кожа, или живой взгляд серых глаз неуловимо напоминали юного Марея.

– Может, потому что я зазнайка? – ответил я на его вопрос.

Он засмеялся.

– Тогда почему ты мне нравишься? Я не люблю зазнаек.

– Потому что ты сам такой, – сказал я. – Ты сын царя и я царевич. Нам всегда нравятся те, кто похож на нас.

В левом ухе у него покачивались несколько золотых колечек, они позвякивали при его весёлом смехе или энергичных движениях головой.

– Почему ты не правишь? Или тебя тоже отец отпустил путешествовать и увидеть мир? Где твоя вотчина?

Я улыбнулся:

– Отпустил некогда, верно… А вот родину мою я очень хотел бы тебе показать, Гор, только морем туда не дойти, хотя стоит она на Море. Но наше Великое Море окружено землёй.

– Как такое может быть? – удивился Гор. – До любого моря есть путь по воде.

– Ты прав, но из всякого правила есть исключения. Идём ко мне, я покажу тебе.

– Покажешь? – спросил Гор, не понимая. – Что покажешь? Своё Море?

– Ну да, ты же хотел, я могу показать, у меня есть карта.

Гор охотно последовал за мной, говорю же, славный юноша. Это правда, у меня была карта мною самим составленная, я рисовал её, не имея ни малейших способностей к этому, пролетая над землёй, зарисовывал, не забывая указывать стороны света. Надо сказать, довольно широкую полосу суши на запад и юго-запад от Байкала, которую я обследовал вдоль и поперёк и решил записать и зарисовать в подробностях, всё, что видел. Теперь я мог намного быстрее и легче найти дорогу домой, ведь так далеко раньше я никогда не заходил. Хорошо было бы и береговую линию зарисовать, вдоль которой мы плыли теперь, но с моря этого не сделать, если только не отрываться от звёзд и при каждом повороте корабельного носа записывать, но звёзды светят только ночью, а днём… прибор надо придумать, чтобы точно определять местонахождение посреди бескрайних морей, где много дней не видно берегов. На Байкале мне такое ни разу не пришло в голову, только здесь, когда мы плыли несколько дней кряду, не приставая ни к одному берегу, причём Гор сказал, что их мореходы выходили в такие моря, где берегов нет много месяцев.

– Может, врут ради красного словца? – сказал я, изумляясь.

Он пожал плечами, но, подумав, сказал:

– Да не похоже было, то старый моряк был, и другие, что с ним ходили, подтвердили без удивления, – сказал Гор, задумчиво почесав золотистую бородку. – И на что им мне было врать?..

Он посмотрел на меня с вопросом, словно ища подтверждения своим мыслям о том, что те, кому он верил, не были лгунами. Я в свою очередь тоже пожал плечами и сказал:

– Вообще, неправдоподобных и невероятных чудес в мире намного больше, чем кажется.

Я показал Гору карту, вернее множество, начертанных на отдельных кусках мягко выделанных шкур, чтобы легко можно было свернуть в рулоны и носить с собой, не боясь сломать, я сложил их одну за одной, выложив на полу, ибо на столе места для этого не хватило. Гор, задохнувшись от восхищения, смотрел на это. Было чем восхититься: я сам, глядя теперь, будто его глазами, подумал, как же много я прошёл, как много видел и запомнил…

– Вот это да… – выдохнул Гор. – Сколько же времени тебе понадобилось?

Как я мог сказать правду, что путешествовал больше сотни лет, потому что года я не считаю, а считаю лишь дни без Аяи и их такое множество, что они топят и душат меня?

– У меня есть самолёт, Гор, – сказал я.

Он посмотрел на меня, не понимая ни слова.

– Что у тебя есть?

– Ну… деревянная птица, я на ней и летел.

– И где она? – ошеломлённо спросил он.

– Осталась на восточном берегу этого вашего Срединного моря, через море я лететь не решился.

– Почему? – как зачарованный спросил Гор.

Я засмеялся, тронул его за плечо, тугое, мускулистое, хотя и очень стройное, сухое под тонкой тканью белой рубашки, что была на нём. Он как истинный царевич Кеми ходил в белом, я же, путешественник многих и многих тысяч вёрст, предпочитал чёрный цвет, он лучше прятал кожу от жгучих солнечных лучей, не говоря уже о пыли и грязи, неизбежных в пути…

– Шучу я, Гор, разыграл тебя, – негромко сказал я, поняв, что ежли рассказать о том, что я способен летать, то, что ещё тогда придётся рассказать? Готов ли к этому сын фараона Кратона и надо ли ему, юному, знать так много?

На это Гор облегчённо расхохотался:

– Вот ты купил-то меня, хитрец, а я уши развесил, как осёл!

Ну и я захохотал облегчённо. Он нравился мне, как нравился Марей, я ненавидел Марея, Могула, которого я знал, всей душой до дна, и он мне очень нравился, потому что им нельзя было не восхищаться… Но юный Гор, конечно, ни в чём не был виноват, и ненавидеть его, как Марея, мне было не за что, чистый, светлый, любознательный человек, способный стать таким же царём как был Могул. Впрочем, Марей-царевич стал Могулом потому, что был призван стать великим, выбор был между пропасть вместе с царством или стать величайшим царём.

За это путешествие мы стали большими друзьями с Гором, мы проводили всё больше времени вместе и я, всматриваясь в воды Срединного моря, по которому мы плыли, или как говорят мореходы, шли, всё ждал, что появится всё же Орсег с вестями об Аяе. И он явился, действительно, ровно через двадцать два дня после того, как мы отчалили от берегов прекрасной страны Кеми. На закате, как я полюбил, я стоял на палубе, опираясь на борт, глядя, на горизонт, куда уходил удивительно быстро ослепительный диск солнца, я слышал, как на нижней палубе размеренно гребут вёсла, сейчас стемнеет и гребцы тоже отправятся на отдых, а корабль пойдёт на одних парусах. Здесь, на верхней палубе было просторно, отведённые нам с Гором покои, открытые свежему ветру и в то же время устроенные так, что можно было в любой момент спрятаться и от палящего солнца и от пронизывающего ветра, было всегда приятно. И вот едва солнце нырнуло в море, а я смотрел на красное небо, предвещающее ветреную погоду назавтра, и вдруг услышал тихий толстый плеск, не как от весла, а вслед послышался негромкий голос:

– Хороший вечер, предвечный, только к утру шторм будет.

Я повернулся на голос, Орсег сидел на краю борта и смотрел на меня, как и в прошлый раз почти голый, тёмный, блестящий, как дельфин, посверкивая зёлёными глазами и белозубой улыбкой.

– Домой плывёшь? Только смотрю загогулинами, – сказал он. – Приветсвую, Арий.

– И ты бывай. Скажешь хорошего?

– Без следов пока, Арий, не обессудь, где-то по земле твоя Аяя идёт, совсем далеко от морей даже от рек больших.

Я промолчал, отвернулся, вот куда можно было так схорониться, что даже вездесущий повелитель земных вод не может отыскать столько времени.

– Появится, не кручинься.

Я промолчал, что и говорить, кому я могу поведать бездну своей назолы, кто поймёт её? Даже Эрик не понимает до конца…

– Мне сказали, на Байкале беда, знаешь что-то об этом?

– Беда? – удивлённо переспросил Орсег. – Не знаю ничего, но если хочешь…

– Не хочу, – сказал я. – Не хочу знать, что там беда. Но если беда, Орсег, скажи мне.

Я смотрел в его глубокие, светящиеся морской зеленью глаза, Орсег улыбнулся, но весёлых искорок не появилось в уголках его глаз.

– Будь по-твоему, Арий, если узнаю что-то, сообщу тебе. Но ты ведь и так домой собрался.

– Мои концы долги, как бы я не спешил. Но если надо ринуться немедля…

– Если надо немедля, я скажу тебе немедля, – сказал Орсег и прыгнул вниз в воду.

Прошло ещё много дней, прежде чем вернулся Орсег и сказал, что он не знал доподлинно, каков был Байкал прежде, но ему сказали, что воды переполнили Великое Море, и они затопили земли вокруг, что погибли города и сёла.

– А люди… Все? Все погибли?

– То было сто лет назад, Арий. Ваша страна погибла, но люди ушли. Крупицы остались на берегах, из тех, кто не решился на переход в неизвестные дали. Твой брат спас всех, увёл. Да они на берегах Кеми теперь.

– Это я как раз знаю.

– Знаешь… Тогда чего ты ещё хочешь от меня? Кроме того, что я пообещал о твоей прекрасной возлюбленной? Ежли найду её, где искать тебя, Арий?

– На Байкале ищи, полечу туда.

– Полетишь? – удивился Орсег. – Как это? Сам? До самого Байкала?

Я улыбнулся, глядя на него:

– Не пугайся так-то, есть у меня способность летать, но сам я, конечно, до Байкала не долечу, вот и придумал сделать птицу из дерева. Так что… вот так и летаю над землёй.

– Выдумщик ты, однако ж, на редкость… – покачал головой Орсег, удивлённо и даже как-то обескуражено усмехаясь. – Удивляться устал. Если ты с воздуха не увидел свою потерю… думаешь, я смогу сыскать? Но… – он поглядел вопросительно. – Ежли так хорошо схоронилась, может быть, стоит отпустить её, коли не хочет, чтобы нашли? Ведь не для мести ищешь, можно и отпустить.

Не для мести… не уверен я уже, что в моей страсти не подмешана даже и месть…

Я посмотрел на него, я не был уверен, что Аяя прячется от меня, что вообще предполагает, что я ищу её. Я не уверен, что она знает, что я жив. Но этого я вслух не сказал. Мне уже надоело, что все взяли за правило копаться во мне, удивляясь, пытаться разбирать по косточкам мою душу, чтобы им было проще и понятней, что же я за явление такое…

– Ладно, Арий, я всё понял, продолжу искать для тебя, потому что обещал Мировасору, он не просит напрасно, хотя в твоём случае, мне кажется, он хочет увидеть её сам и понять, что такого в ней особенного. Поразил ты его.

Я почти разозлился, «поразил его», кто бы знал, до чего мне безразлично ваше отношение, ваш ко мне досужий интерес. Удивительно всё же, искал предвечных многие годы, нашёл и кроме раздражения и скуки ничего они во мне не вызывают. Но это потому что беды моей разрешить оказались неспособны, я надеялся на них сильнее, чем полагалось, предвечные всё же люди, не Боги. А если разобраться обычные люди куда ценнее нас, полубогов. Вот Гор обычный смертный юноша намного живее и интереснее. Мы распрощались с Орсегом на сегодня.

Проходили дни и дни, седмицы, плечо к плечу мы с Гором сразились со штормом, который вытряс из нас всех всю душу, и мы, привязанные к мачтам, болтались по палубе, с которой убрали всё, что могло быть смыто в море, и нас бросало из стороны в сторону и поливало волнами, накрывавшими вновь и вновь наш большой прекрасный корабль, который стал мне казаться крошечной ореховой скорлупкой, вроде тех, из которых мы с Эриком и друзьями делали кораблики в детстве. Мы отплевывались, барахтаясь, и едва проморгав глазами сквозь залившую их воду, видели новый гигантский вал, надвигающийся на корабль, и снова накрывало нас, опрокидывало в бездну, чтобы опять задрать, подкидывая к небу, как соринку…

Едва мы просохли и перестали трястись от слабости, проверив потери, нанесенные бурей, настал неожиданный штиль, когда паруса обвисли тряпками, а гребцы, измученные непреодолимым в безветрие зноем, начали заболевать, страдая, и отказывались грести. И это стало чуть ли не хуже бури, потому что буря сколь ни была сильна всё же длилась около суток, а проклятое затишье после растянулось на много дней…

Но и это мы преодолели, к счастью, рачительно распределённой воды хватило, чтобы мы не начали гибнуть. Надо сказать в эти дни я не одну сотню раз вспомнил наше Великое Море и понял, насколько оно добро было к нам, ни таких безмерных расстояний, ни злобных капризов погоды не бывало ни разу на нём, чтобы корабли оказывались на грани гибели, как наш…

После того как я узнал, что люди ушли с Байкала, что Эрик оказался один вынужден вести всех, спасать, и он же после подвергся гонению за это спасение от потомков, которые уже не помнили ужаса исхода, я всё чаще думал о нём. Так всегда бывает с вождями и пророками, вместо почитания и восхищения они становятся отверженными и изгнанными своими же детьми, хорошо, если удаётся избежать гибели… Я ушёл, оставив его дома, считая, что он в безопасности, в отличие от меня. Но дом неожиданно перевернулся вверх дном и придавил моего брата, который ни разу за всё время не упрекнул меня за то, что я бросаю его, ни ревности больше не выказал, хотя я видел тоскливую зелень, проступавшую в его глазах, и никогда не обмолвился, чем пришлось ему поступиться за Завесой, чтобы вызволить меня оттуда. Я же был и теперь ослеплён одним – стремлением найти Аяю и воссоединиться с ней навеки и никогда больше не выпускать, что бы ни происходило вокруг, это будет вне, а не между нами, я ничего не хочу и ничего не замечаю кроме этого. Тогда я буду способен спасать, думать, рассуждать, создавать, я стану лучшим человеком на свете, лучше смертных…

Но что, если Орсег прав, что, если она не хочет, чтобы я нашёл её?.. Нет! Нет и нет, я убеждён, что это не так, что она ушла с Байкала, потому что думала, что я мёртв. Ведь я и был мёртв. Если бы я знал, что она не хочет, чтобы я её нашёл, я не дал бы Эрику вывести меня из-за Завесы, тогда мне нечего было бы делать на земле… А потому я искал и найду, чего бы мне это не стоило.

Но вот мы были в ночи пути от финикийского берега, и сидели с Гором на нашей верхней палубе, вкушали вечернюю трапезу, весьма простую, конечно, в виде солонины, которую, впрочем, полили обильным соусом, с бобами, и мы запивали всё это вином, душистым и сладким, плещущемся золотом в великолепных кубках синего стекла, и сидели под звёздами в окружении немых рабов, понимающих нас с полумысли, не то, что с полуслова, в колеблющемся свете факелов.

– Арий, я всё хочу спросить, и… – немного смущённо проговорил Гор. – За всё время не решался, вот только теперь, когда мы расстаёмся, я признаюсь… Я подслушал однажды ваш разговор с Мировасором, ты, правда, ищешь потерянную возлюбленную?

Я с удивлением взглянул на него, он смотрел на меня, блестя глазами, должно быть, думал об этом давно и, наконец, решился спросить.

– Это не очень интересно, Гор. Может быть, лучше расскажешь, почему ты до сих пор не женат? Это необычно для будущего царя. Или ты… не любишь женщин? Я знаю, есть такие, кто… ну…

Гор неожиданно и громко расхохотался.

– Да нет, Арий… Ой, не могу, ну ты насмешил! – задыхаясь от смеха, проговорил Гор, вытирая слёзы. – Я не женат, потому что царицей будет моя сестра, я должен жениться одной из моих на сестёр, а самой старшей, десять лет, вот поэтому пока я не женат…

– Какие дикие у вас обычаи, Боги… – проговорил я.

– Ну… я думаю, это только числиться царицей будет моя сестра, дети родятся от любой наложницы.

– Твоя мать тоже была сестрой отца?

– Нет, с этого всё и началось вообще-то, – Гор перестал смеяться, и подался вперёд немного. – Моя мать была последней из прежнего царского рода, того, что угас до пришествия на трон моего отца. Так вот, всевозможные родичи моего деда по материнской линии затеяли заговор против моего отца, сына чужака, как они называли деда, притом, что фараон Птах был великим царём, первым, кто объединил Кеми, первым правителем всего Кеми. Заговор раскрыли, и с тех пор решено было женить царей только на сёстрах, чтобы не было соблазна у родичей царицы объявить себя достойными трона.

– Всегда найдётся из чего зародить заговор, незачем заниматься кровосмешением, – пробормотал я, на моих глазах столько заварилось всевозможных заговоров на пустом месте, как казалось, что пытаться предотвратить их таким спорным способом, способным испортить кровь всех последующих поколений, было, по меньшей мере, недальновидно.

– Но у меня достаточно наложниц, если ты это хотел узнать. Правда, с ними ужасно скучно, – проговорил Гор, прихлебнув вина. – Не будь необходимо время от времени быть с женщинами, я вовсе не приближался бы к ним.

Теперь пришла моя очередь смеяться.

– Так станешь царём, прикажи учить девочек наравне с мальчиками и будет не так скучно, – сказал я.

Но Гор с сомнением посмотрел на меня:

– Думаешь в этом дело? По-моему они просто красивые, ну… мягкие, податливые с тёплыми руками, а больше толку от них нет.

– Влюбишься, увидишь толк, – сказал я.

– Значит, в любви есть толк, кроме сладости и рождения детей? Какой, Арий? – заинтересованно спросил он, вновь внимательно вглядываясь в моё лицо.

Я пожал плечами, как я могу объяснить это юноше, который никогда не дрожал от любви, что это такое. Даже слепому легче рассказать, каково солнце, он хотя бы чувствует тепло его лучей на своей коже…

– Я не верю в то, что ты говоришь. Все эти поэмы, эти сказки, всё это люди, по-моему, придумывают, – после долгого молчания сказал Гор, глядя в черноту ночи.

– Зачем? – удивился я.

– Что зачем? – не понял Гор.

– Зачем выдумывать то, чего нет? – спросил я.

Он озадачился этим вопросом, потом, отхлебнув вина, посмотрел на меня.

– А ты как думаешь? – спросил он.

– Я думаю, что люди не выдумывают так много о том, чего нет, чего никто не знал. Твоё вожделение, это семя из которого вырастает любовь, просто ты ни разу не бросил его в плодородную землю, рассеивал по мёртвым камням, вот и не прижилось ни разу.

– Странно то, что ты говоришь. Со мной так никто не говорит. Отец… он редко снисходил до меня. А прочие только соглашались. Только мудрец Викол ещё рассказывал разные небывалые истории о дальних странах. Книг у него тьма! Да ты бывал у него с этим противным Мировасором.

Я захохотал, вино начало действовать, пожалуй, выпил я лишнего, пора было уже и завершать наш затянувшийся ужин.

– Почему противным?! – спросил я, хохоча.

А Гор посмотрел на меня с усмешкой:

– А тебе будто бы нравился этот высокомерный губошлёп!

– Не-е-ет! – вытирая уже слёзы, выступившие у меня на веках от душившего меня смеха.

– Чего ж спрашиваешь?

– Ох, Гор, с тобой не соскучишься!

– Спасибо, ты тоже парень ничего!..

Вот так мы и просмеялись половину последней ночи, а утром пришли в Арвад, огромный город-порт на берегу. Выходили мы в Мировасором в Кеми из Сидона, расположенного южнее. Здесь мы простились со славным юным Гором, сыном фараона Кратона, будущего царя Кемета, возможно потомка Эрбина или даже моего, кто теперь знал это…

Да, Арий уехал куда-то, и жёлтая пыль скрыла его от моих глаз на дороге к Сидону. Мне жаль было прощаться, до сих пор ни один человек не говорил со мной на равных, все, кроме отца, который, понятно, говорил свысока, потому что только так пристало говорить представителю Бога на Земле даже с собственным сыном. Остальные же едва глядеть смели на меня. Мировасор не удостаивал меня своими многоумными речами, Викол слишком подобострастничал, хоть и был моим учителем и это, кажется, не должно было быть так, но он слишком старался выказывать своё почтение сыну царя, хитрил и перебирал с этим. Но Арий отличался от всех во всём. Так легко, так захватывающе интересно мне ещё не было ни с кем. И вот он покинул меня, отправившись на родину, как он сказал, а я думаю, что всего он мне рассказать не захотел. И про самолёт всё же отшутился, думал я не пойму? Или решил, что сочту его чародеем и стану бояться. Но не в моём характере бояться хоть кого-нибудь… Прощай, Арий, жаль, что ты не захотел остаться со мной.

Байкал. Книга 3

Подняться наверх