Читать книгу Ведьма в лесу. Ведьма 1.0 - Татьяна Юрьевна Латукова, Татьяна Латукова - Страница 4

Часть 1
3. Книжная ярмарка

Оглавление

Дионис, сам того не желая, заронил мне в голову идею, которая росла, росла и выросла до того, что однажды в выходной день я встала с кровати, собралась, настроилась и отправилась туда, где рассчитывала встретить отца. Осинка, которую я активно агитировала составить мне компанию, заупрямилась, неопределенно ссылаясь на важную встречу. Ага, знаем мы эти встречи. «Здравствуй мой милый диванчик, как давно я тебя не видела». И все это с интонацией мамы дяди Федора, бросающейся на шею почтальону Печкину.


ВДНХ моего раннего детства все еще проглядывает сквозь рекламы и растяжки ВВЦ двадцать первого века. Фонтаны, павильоны, аллеи – когда-то мама приводила меня сюда покататься на аттракционах. Мы тогда жили совсем недалеко, в скромной девятиэтажной панельке. До великих книг отца было еще несколько лет.

Я мгновенно перенеслась в прошлое и увидела изящную красивую женщину, кружащую на руках маленькую девочку в яркой желтой курточке. Малышка заливисто расхохоталась – обычно такой смех вызывает у окружающих неприязнь, в нём слишком много веселья, слишком много эмоций, слишком много детской необузданности. Пара милых старичков резко снялась с насиженной лавочки и отправилась восвояси. Женщина все кружила ребенка…

А я все еще стояла на одной из аллей ВВЦ. Да, это было точно здесь. И даже лавочка стоит на том же месте. Нет, уже не та самая: старые лавки были такие закругленные, длинные, располагающие к долгим посиделкам. Сейчас же на старом месте стояла скорее скамейка. На такой уже не получится часок посидеть, почитать газету с комфортом. Так, лишь на бегу присесть на полминутки поправить обувь.

От глупых мыслей о лавочках я вернулась к размышлениям о маме и задумалась, была ли я ребенком в желтой курточке? Зачем меня посетило это видение?..

Я прибавила шагу и вошла, наконец, в павильон книжной ярмарки.

Книжки, книжки, еще книжки. Натыкаясь на спины и наступая на ноги, я машинально бормотала извинения, пробираясь все дальше, все глубже, к не слишком приметному стенду, где должна была быть выложена новая книга отца. «Теория взаимодействия между информационными струнами пространства и электрическими сетями человеческой цивилизации».

Я не физик, но с моей точки зрения все, что писал и пишет отец – бредятина. Мое мнение, разумеется, не мешает ему публиковаться приличными тиражами, выступать с мутными речами в передачах по зомбоящику и даже читать лекции перед собраниями вроде «Общества поддержки иноземных цивилизаций» или «Движения за экологию против техногенных изменений планеты». Недавно отец даже стал академиком, правда не той самой Академии наук России, а всего лишь академиком РАЭН (Российской академии эзотерических наук), этакого места, где любой может стать академиком. Но в разговоре это ему не мешает скромно упоминать: «Я все-таки академик».

Я увидела отца издалека. Высокий мужчина с благородным лицом хорошо поставленным голосом произносил речь, наполненную мудреными словами. Я не понимала и половины из них. «Импринтинг», «дискретность», «солипсизм», «дифференциальность», «гендерность» – судя по умным лицам толпы вокруг, идиоткой была я одна. Ох, учиться надо, учиться.

Смиренно дождавшись окончания речи, я болталась рядом с выставочным стендом еще битый час, прежде чем улучила момент и подошла к светилу новой научной мысли. Светило немного перекосилось в лице, но затем спохватилось и изобразило вежливый интерес:

– Вот уж никак не ожидал тебя здесь увидеть. Заинтересовалась серьезной литературой?

– Пап, я хотела повидаться с тобой.

– Здесь достаточно много людей, которые собрались для этого. Тебя интересует что-то конкретное?

– Я давно не была дома. Может быть, у тебя будет минутка, чтобы я могла ненадолго заскочить. Пожалуйста.

– Ты ходишь кругами. Так и не научилась излагать свои просьбы в доступной форме. Что конкретно тебя интересует?

– Я хотела бы посмотреть мамины фотографии.

– О, Господи!

В голосе отца зазвучали явные укоряющие нотки, хотя в целом тон оставался спокойным. Ведь вокруг было много публики.

– Маргарита, я был бы тебе благодарен, если бы ты не стала выкладывать свои ерундовые проблемы в столь ответственный для меня момент. Ты должна понимать, что от презентации этой книги зависит многое в моей профессиональной жизни.

Все заготовленные слова застряли у меня в горле. Я безнадежная дура. Зачем я сюда приперлась? Разве я не знала, что так и будет? С языка по привычке рвались оправдания и извинения, но мне удалось подавить этот рефлекс и вместо лепета «невиноватая я» выдать:

– Отец, подари мне книжку с твоим автографом? Мне было бы приятно показать ее друзьям.

Кажется, мне удалось его удивить. Здорово так удивить. Мое отношение к его великим открытиям в области физики и информатики не было секретом. Поэтому просьба выглядела неожиданно выкинутым белым флагом. Отцу понадобилось с полминуты, чтобы обмозговать сказанное. Наконец, он протянул мне экземпляр книги, но не преминул добавить:

– Маргарита, в твоем возрасте не стоит зарабатывать авторитет за счет известности отца. Хвастаться книгами родителей свойственно подросткам, а ты все же взрослая женщина.

Тонко подмечено, отец. Как бы мне теперь поаккуратнее дать задний ход и выбраться отсюда? Отец продолжил сеанс моего воспитания:

– И еще хочу дополнительно заметить, что ты могла бы выбрать менее загруженный день для посещения. Я должен успеть пообщаться со всеми. Ведь от успеха книги зависит и твое будущее тоже.

Я ни в чем не зависела от отца последние десять лет, с тех пор как по его вежливой просьбе ушла из дома. Да и в самом «доме» я была за это время считанное количество раз, неизменно с папиного высочайшего позволения и только в ситуациях, когда обстоятельства подпирали. Но я знала, что перед своими друзьями он выставляет меня этакой вечно маленькой девочкой, капризулей и, в некотором роде, лентяйкой. Почти все его знакомые убеждены, что он до сих пор полностью меня содержит. А я никогда не опровергала его слова. Зачем? Прослыть еще и неблагодарной? В конце концов, ему пришлось терпеть меня долгие годы. Пусть говорит, что хочет, мне все равно.

– Да, пап, ты прав, конечно. Извини. Я ухожу, до свидания.


Торопясь оказаться как можно дальше и как можно быстрее, я не заметила выскочившей мне наперерез массивной тетечки, в результате чего получила мощный импульс и отлетела в чей-то упругий живот. Тетечка не замедлила прошипеть что-то малоцензурное, и я автоматически увидела в ее рту пару перекошенных и полуразрушенных нижних зубов. Бедненькая, ей очень больно. Что ж, я не обижаюсь, мне действительно жаль, что я вас задела, простите.

Повернувшись, я посмотрела на того, кто так удачно предотвратил мое падение.

Мужчина был немного выше меня, но шире в плечах раза в два. В нем было что-то такое спортивное, крепкое. Некрасивое лицо с резкими чертами смягчалось добрым выражением внимательных карих глаз.

Да еще каких глаз! Я вдруг на долю секунды представила себе эти глаза смеющимися, счастливыми, смотрящими на меня с любовью…

Внутренний голос оказался начеку: «Рита, у тебя сегодня „день идиотизма“? Такие порывы добром не кончаются. Ходу отсюда, быстро! Быстро, быстро, ногами шевели, на выход, бегом!..»

Мужчина чуть склонил голову набок и протянул мне руку:

– Кирилл.

Силы небесные, я что, еще и коснуться его должна? Может, закосить под сумасшедшую и сбежать?..

У него теплая приятная ладонь. Трудится на интеллектуальной ниве, но не чурается физического труда по выходным. Где-то есть домик в деревне. Простой, но уютный. Настоящий. Именно туда ему очень хочется сбежать отсюда прямо сейчас…

– Ау, ты забыла представиться.

Хороший голос. Уверенный, но без властных ноток. И сразу на «ты». Мило.

– Рита.

Отпускать его не хотелось. Хотелось так и стоять, впитывая чужую уверенность и спокойствие. И вот эту тягу к дому. Стремление к конечной точке на земле, которая называется домом.

Он первым отпустил мою руку и спросил:

– Нашла, что искала?

Я не сразу поняла, о чем это он. И только по смеси недоумения и легкого презрения на его лице поняла, что он разглядывает книжку отца. Значит, он тоже не верит в информационные струны. Но пускаться в объяснения было бы нелепо.

– Да, нашла.

– Я ухожу. Подвезти тебя?

Никаких лишних слов. И все сказано. Я точно влипла. Надо было сразу бежать. Но теперь уже поздно. Теперь эти карие глаза обладают властью сделать со мной все, что захотят. Интересно, он хоть немного догадывается, насколько я уже влипла?

Удобно устроившись на переднем сидении огромной машины, я немедленно принялась рефлексировать на тему «что делать, чтобы все не испортить». У меня было не так уж много романов, и все они кончались примерно одинаково: моими слезами и размышлениями на тему собственной женской несостоятельности. Обычно мужчины после непродолжительных отношений выставляли меня из своей жизни и вздыхали с облегчением. К тому же несколько лет я сознательно уклонялась от любых романтических историй и теперь с ужасом поняла, что понятия не имею, о чем нужно говорить и как себя вести.

Кирилл уверенно управлял автомобилем, время от времени посматривая на меня, словно пытаясь удостоверится, что я не испарилась. И сколько времени мы уже так едем? И куда?

Зазвонил мобильник.

Почему у меня всегда так? Чертова электроника. Проклятые мобильники. Ненавижу звук звонка. Почему люди всегда звонят мне, если у них проблемы?

В трубке глухо звучал голос Осинки:

– Рита! Риточка! Помоги! Пожалуйста, Ритка, помоги! Мне очень плохо. Я отравилась… Никого больше нет. Приезжай…

Я засунула телефон поглубже в сумку и попросила Кирилла:

– Останови здесь.

Мысли скакали галопом. Позвонить Ариадне – пошлет на три буквы. Однозначно. Осинка уже вешалась. И резала вены. Великой Тернопольской было на это наплевать. Теперь отравление. Неужели из-за альфонса? Вроде до статуса великой любви очередное увлечение Осинки еще не доросло? Или я что-то пропустила?

Кирилл притормозил у какого-то ларька и повернулся:

– Так куда едем?

Он не собирался меня отпускать. Что ж, я его за язык не тянула.

– На набережную Яузы.


Огромный дом, где жила Осинка, всегда казался мне похожим на монету. С одной стороны он был исполнен добропорядочности: недалеко река, рядом сквер с большими тополями, гуляют люди с колясками, сидят старушки. Но другая сторона, нависающая над железнодорожными путями и станцией, собирала возле себя все пороки мира.

Я коротко и четко командовала Кириллу, куда поворачивать, но когда машина, наконец, притормозила возле подъезда с массивной дверью, замялась.

Кирилл улыбнулся и, быстро выскочив из машины, галантно распахнул дверь с моей стороны:

– Добро пожаловать домой?

Я отрицательно покачала головой:

– Это не дом. Здесь подруга. Она отравилась.

Выражение его лица стало серьезным:

– Я пойду с тобой.

Надо было возразить, но я боялась. Я чувствовала беду. Большую беду…

На долгий звонок никто не откликнулся. Я вытащила из сумки маленькую пилку для ногтей и привычным жестом подцепила хреновину в глубине замочной скважины. Я научилась этому, когда Осинка была еще студенткой, и иногда я забегала к ней переночевать. Дверь распахнулась, и я ворвалась в одно-единственное огромное помещение.

Осинка лежала прямо посередине большого круглого ковра, все еще держа в руках телефонную трубку. Белая как мел и отвратительно воняющая. Все вокруг было уделано ее рвотой. Усилием воли я отключила обоняние и быстро опустилась рядом с телом на колени.

Руки холодные, сердце бьется. Жива. Пока. Продержится еще пару часов, но нужны антидоты. Я закрыла глаза и взяла ее за обе руки. Чем ты травилась, Осинка, расскажи мне. Объясни, это важно. Покажи мне этот яд, я должна знать.


Большая комната-студия. Дурацкий проект самой Ариадны. Снесены все перегородки, включая и те, что создавали подобие интимности в санузле. Медная ванна стоит на постаменте, который чуть загораживает, но не закрывает целиком антикварный стульчак, сразу за которым начинается пандус барной стойки. Круглое ложе задвинуто в угол. Красивое на картинках, оно жутко неудобно в качестве кровати. Спать можно только одному и посередине. В любых других вариантах какая-нибудь часть тела обязательно сваливается.

Мужчина слез с шелковой простыни и сразу затиснулся в чрезмерно узкие джинсы. Быстро одевшись, он направился к выходу, не обращая внимания на полуголую женщину, оставшуюся в постели. Хлопнула дверь, и только тогда Осинка неловко слезла с кровати. Помятое лицо, грустные глаза… Зачем спать с мужчиной, если потом так себя презираешь?

Подружка натянула коротенький халат, затянулась сигаретой и потянулась рукой за тумбочку. Там оказалась початая бутылка вина. Осинка сделала несколько жадных глотков прямо из горлышка бутылки. Умница. Пила бы понемножку маленькими глотками, я бы уже черное платье заказывала…


Кто-то тряс меня за плечи. Кирилл. Он здесь. Не сбежал сразу, это здорово.

– Рита, очнись, я обо всем договорился. Мы отвезем ее в больницу.

– Хорошо.

Я вынула из резного винтажного комода чистое полотенце и через него осторожно вынула из щели бутылку. Все мое существо протестовало против приближения к опасному предмету, пришлось в очередной раз доказать собственному организму, что главное – мозги. Доставим яд в больницу, а там пусть медики разбираются, наверняка у них есть какие-нибудь лаборатории.

Кирилл без всякого смущения и сомнения поднял грязное тело Осинки на руки и уверенно вышел на лестницу.

– Рита, пошли, не стоит медлить.

Я вдруг представила себе, как было бы здорово, если бы Кирилл подхватил бы на руки меня… Подруга помирает, а я думаю о том, как бы прыгнуть на руки к мужику. Молодец.


Через час с небольшим мой мир вернулся в относительное равновесие. Осинка лежала в специальной палате, опутанная капельницами и проводами. Опасности для ее жизни больше не было. Мы с Кириллом стояли рядом возле небольшого парапета у приемного покоя. Стояли и молчали.

Я думала о том, как поблагодарить Кирилла. Косилась на случайного знакомого и не могла подобрать слов. «Ах, не знаю, чтобы я делала без тебя!» или «Ты мне так помог, так помог!» явно не подходили. Я бы спасла Осинку и без него. Наверное. Но все же его помощь оказалась очень кстати…

Мы все молчали и молчали. Потом я ограничилась коротким:

– Спасибо, Кирилл.

Возникла пауза, словно мы оба ждали друг от друга каких-то еще слов. Наконец, решив заговорить, мы начали одновременно и снова замолчали. Потом, пользуясь моим теперь уже твердым решением молчать хоть до третьего пришествия, Кирилл заметил:

– Я боялся, ты произнесешь длинную речь: «…не знаю, чтобы я делала без тебя. Ты мне очень помог…» Столько смысла в одном простом «спасибо». Я рад, что оказался здесь. И рад, что довелось помочь.

Я молчала, собираясь с мыслями, чтобы выдавить что-нибудь финальное, вроде «До свидания».

К воротам больницы подкатила кавалькада машин. Из второй вперед всех охранников выскочила Ариадна и бросилась бежать по широкой аллее к крыльцу. Вахтер маленькой сторожки на въезде попытался было выскочить вслед за ней, но тут из джипов посыпались дюжие молодчики, и он сразу утратил к происходящему активный интерес.

Кирилл изумленно вгляделся в приближающуюся женщину:

– Господи, мне не мерещится? Это же…

– Да, только не болтай журналистам. Пожалуйста.

Ариадна вцепилась в меня с неожиданной силой, и я едва удержалась на ногах.

– Где? – выдохнула она, и я, бросив Кириллу короткое «Пока», повела ее наверх, к палате реанимации.

Только через несколько часов, когда машина охраны Ариадны притормозила в Крысино, чтобы меня высадить, я сообразила, что понятия не имею, как теперь найти Кирилла.

Ведьма в лесу. Ведьма 1.0

Подняться наверх