Читать книгу Лейла. По ту сторону Босфора - Тереза Ревэй - Страница 13

Стамбул, апрель 1919 года

– Да за кого она себя принимает? – вопрошала Роза супруга. – У меня было назначено собеседование с преподавателем Марии, но мне дали понять, что с ней можно встретиться сейчас или никогда. Впервые мне ставят ультиматум. Я считаю, что это весьма грубо, разве не так?

В этот день Луи вернулся в конак раньше обычного. С приездом жены он больше не находил здесь того спокойствия, которое ему раньше так нравилось. Роза искала любой повод, чтобы выплеснуть негатив. Она оказалась более требовательной, чем та женщина, которую он помнил. «Разве только я уже не столь терпелив, как раньше», – думал он, присаживаясь на край кровати.

– У тебя пыльная форма! – запротестовала супруга. – Мне удалось заставить их принести стул. Не без труда, конечно. Слуги не понимают и слова цивилизованного языка и косо на меня смотрят. В особенности черный. У меня от него мурашки по коже.

Луи вздохнул.

– Роза, эти служанки – турчанки. Они стараются понять тебя. Наше присутствие повлекло за собой серьезные перемены в доме. И для Али Ага это тоже довольно сложно.

– Только подумать, он – евнух! Это дикость. И мне вовсе не нравится, что Мария будет жить с ним рядом. К счастью, малышка еще ничего не понимает в таких вещах.

– Послушай, это не заразная болезнь, – рассердился Луи. – Евнухи сераля – особые персоны с особым статусом. Ни сами евнухи, ни так называемые рабыни не соответствуют тому, как их описывают западные писатели в своих дрянных романчиках.

Роза поправила прическу. В зеркале отражалось недовольное лицо мужа. Его поведение не слишком удивляло. Восток кружил мужчинам голову. Здесь все было иначе. Женщины, свобода нравов, экзотика, климат, чувство безнаказанности, ведь они находились далеко от своих близких… Как не поддаться всякого рода слабостям? Ведь не зря европейцы воссоздавали за границей модель западного общества, защищенного от влияния извне. Англичане ничего не изменили в поведении индийцев, и они не селились рядом с местными. Увы, французы имели репутацию более толерантных людей.

Молодая женщина поправила гранатовые серьги, слегка пощипала себя за щеки, чтобы придать им немного краски. Она пыталась справиться с разочарованием, которое вселял в нее муж последнее время.

– Похоже, ты стал экспертом по османским традициям, – съязвила она. – У тебя всегда на все готов ответ. Что касается меня, то кажется вовсе неуместным, что бывшая рабыня диктует мне правила. Но ты прав, я должна быть снисходительна. Что можно говорить о манерах этой бедной женщины? Только Богу известно, через какие несчастья ей пришлось пройти.

– Я думал, нельзя судить людей, ничего о них не узнав.

– Луи, я не сужу, я констатирую факт. А рабство противоречит моим принципам. Нельзя за миг перестать быть рабом. Это накладывает отпечаток.

– У османов слово «раб» не является синонимом бесчестья, – продолжал он. – Талантливые христианские дети из завоеванных Портой стран, которые становились янычарами, могли рассчитывать на должность визиря, а черкешенки или грузинки из гарема часто использовали плен как возможность получить достойное воспитание. Случалось даже, что родители сами отдавали детей, чтобы воспользоваться шансом. Если девочки хотели, они получали вольную после нескольких лет службы, получали приданое и выходили замуж. Здесь с рабынями никогда не обращались как с низкими существами. По социальной иерархии с ними обращаются с бо́льшим почтением, чем со свободными служанками.

– Полная бессмыслица! Сомневаюсь, что женщина ценит то, что не может высказать свое мнение касательно будущего замужества.

– Ты думаешь, французский крестьянин спрашивает мнения у дочери, перед тем как выбрать ей мужа?

Раздраженная, Роза повернулась спиной к супругу, чтобы тот застегнул ей платье. Луи принялся выполнять задачу. Его пальцы задержались на затылке женщины, там, где каштановые волосы непослушно выбивались из-под строгого пучка. Супруга поспешила отстраниться. Ей было тяжело привыкнуть к физической близости после стольких лет разлуки. Луи изменился. Черты лица стали резче, взгляд потускнел. На теле были следы от ран, о которых он не любил рассказывать. Иногда у нее возникало впечатление, что она обнимает чужого человека. Чужого, слишком смелого, как ей казалось.

– Что касается ее невестки, то я даже не знаю, что думать, – продолжила она, словно ничего не случилось. – Эта Лейла-ханым никогда не улыбается.

«Как же я ее понимаю!» – подумал Луи, всматриваясь в холодное лицо жены. К счастью, дочь была очарована Востоком. Луи был рад, когда обнаружил веселую девочку, которая краснела по любому поводу и в которой осталось достаточно детской искренности, чтобы горячо обнимать отца.

– Полагаю, что я готова, – сказала Роза.

На ней было серое шерстяное платье с воротником-шалью. По краю юбки средней длины шла бархатная кайма. Наряд был элегантным, но строгим. Роза отличалась вкусом и, имея талант модистки, сама шила платья по выкройкам, купленным в женских магазинах. «Жаль, что она похожа на учительницу», – с сожалением подумал Луи.

Она остановилась, закусив губу.

– Ты уверен, что не можешь пойти с нами?

– Не волнуйся, дорогая, – успокоил супруг. – Там будет Лейла-ханым, и вы хорошо проведете время. Это умная и внимательная женщина.

– Откуда ты знаешь? Я думала, что мусульманские женщины говорят только со своим мужем и ни с кем из чужих мужчин, тем более с христианином. – Она смерила его подозрительным взглядом.

– У нас с ней особые отношения с тех пор, как мой шофер сбил ее сына. И потом, ты увидишь, что некоторые турчанки намного образованнее, чем основная масса европейских женщин. Ее свекровь почитает старые традиции, но дамы из общества открыты Западу. Мне приходилось встречаться с такими женщинами на официальных приемах. Когда они путешествуют за границу, то одеваются так же, как и ты. Они образованные и обожают Францию. Им тоже нравится Пьер Лоти! Вот уже общая тема для разговора, ты так не считаешь?

– То, что мне нравится творчество писателя, вовсе не значит, что я разделяю его мнение. Лоти не является одним из тех, кого можно рекомендовать. Ему приписывают слишком вольное поведение.

В голове Луи возник образ обнаженной Нины, капельки пота на ее коже, животе. У него закружилась голова. Три недели назад приехала Роза, и он посчитал делом чести больше не появляться у русской. Их ссора очень его ранила. И он больше не курил опиум на улочке позади мечети Сулеймана.

Во время семейного ужина после долгой разлуки, убаюканный любезной беседой с супругой и дочерью, он испытал чувство полного покоя. Ему внушала спокойствие мысль о том, что он снова будет играть знакомую роль отца семейства, которую от него все ждали. Он пообещал себе, что о лихорадке последних нескольких месяцев, о некоторых отступлениях от общепринятых норм он разве что будет вспоминать в старости. «Но спокойствие также может быть саваном», – предательски прозвучало в голове.

– Ты восхитительна, – серьезным тоном произнес он, словно пытаясь убедить себя в этом.

Роза подозрительно посмотрела на мужа. Эта женщина никогда не умела принимать комплименты. Для этого ей не хватало естественности, что было недостатком и в постели.

В этот самый момент в другом крыле дома Лейла в отчаянии ходила по комнатам. Поведение свекрови не предвещало ничего хорошего. Гюльбахар-ханым пустила в ход все средства. Из гостиной исчезли малейшие намеки на современность. Даже сигареты не имели права здесь находиться. Бо́льшая часть женщин сераля не курили, но Гюльбахар никогда не контролировала это. Лейла подозревала, что свекровь злорадствовала, когда устанавливала новый декор, словно минировала территорию.

Француженка привезли с собой три чемодана и с порога выдвинула множество требований. С первых дней из-за недоразумений она довела до слез служанку, кухарка была в крайнем отчаянии. Даже Али Ага не мог скрыть свой гнев. Луи Гардель попросил Лейлу разрешить супруге нанести визит вежливости хозяйке дома, надеясь восстановить гармонию между двумя группами, которые делили кухню и прислугу.

«Если бы Селим был здесь, он бы разрядил обстановку!» – с сожалением думала Лейла. Но судя по энтузиазму его писем, парижская жизнь пришлась секретарю падишаха по душе. Он даже намекал, что останется там до весны. Лейла спрашивала себя, требовала ли того служба или это собственный выбор супруга. Селим не унаследовал от матери склонность драматизировать события, зато порой мог быть не менее эгоистичным, чем Гюльбахар.

Взволнованная малышка Перихан сидела по-турецки рядом с бабушкой. Ахмет, тщательно причесанный, с важным видом спокойно ждал гостей. Он мечтал встретить белокурую девочку, которую заметил, когда та гуляла с матерью в саду. Лейла с нежностью наблюдала за сыном. Тот был крайне впечатлительным. А вот Перихан никого не боялась. Настоящая девчонка-сорванец.

– Ханым Эфенди, будьте снисходительны, прошу вас! – умоляла Лейла свекровь.

Гюльбахар холодно улыбнулась:

– Послушай, я не имею ничего против этой несчастной гяур, которая считает, что может отдавать приказы в моем доме, хотя она и ей подобные – лишь пыль под нашими ногами.

Лучшие подруги Гюльбахар одобрительно закивали. Лейла опустила глаза, чтобы скрыть раздражение.

– Мы не можем настраивать этих людей против себя. Ситуация в стране не улучшается. Снабжение все хуже и хуже, атмосфера в городе очень напряженная. Капитан Гардель, по крайней мере, любезен с нами и не желает нам зла.

– И что с того? – возмутилась Гюльбахар. – Женщины нашей семьи предоставлены самим себе. Кто сможет нас в чем-то упрекнуть?

– Союзники всех подозревают в шпионаже, – раздраженно произнесла Лейла. – Они не считают, что женщины – наивные существа. Они полагают, что женщины ответственны за свои поступки.

Гюльбахар недобро посмотрела на невестку.

– Мы не нуждаемся в мнении Запада, чтобы понять, чего стоим. Со смертью Сулеймана Законодателя матери султанов были наделены важными политическими функциями. Нам не в чем завидовать Екатерине Медичи или Елизавете I, королеве Англии. Впрочем, мы, мусульманские женщины, не нуждаемся ни в законах, ни в указах, подтверждающих наш статус. Свою роль мы получили от Аллаха, хвала Его имени!

Лейла подумала, что свекровь обладала всеми качествами, чтобы стать валиде-султан[32], которая имела бы в своем распоряжении ключи власти в серале.

– Вы говорите о своей роли, Ханым Эфенди? Большинство турецких женщин не исполняют ни одной! Они – пленницы замужества, от которого не могут абстрагироваться, поскольку не способны сами себя защитить. Им вдолбили в голову добродетели кротости и смирения. И только качественное образование поможет женщинам переступить семейный круг.

Подруги свекрови ошеломленно глядели на невестку Гюльбахар.

– Мир изменился, – пылко продолжила Лейла. – Ответственные люди должны защищать своих детей, вручив им достойное оружие, чтобы обеспечить прогресс.

– Хорош же прогресс! – горько рассмеялась Гюльбахар.

– Посмотрите на уничтожение мусульманского населения во время войны на Балканах, мировой войны, на хаос русской революции… Да, отныне женщина должна быть независима, потому что судьба слишком часто бросает ей вызов и она вынуждена рассчитывать только на себя. Хватит витать в облаках!

Лейла сама удивилась своей наглости. Вот уже несколько месяцев она испытывала странное возбуждение, причину которого никак не могла понять и которое, казалось, держало ее за горло.

– Вижу, что ты продолжаешь читать книги Халиде Эдип и Фатмы Алийе[33], – заметила Гюльбахар, с презрением произнося имена феминисток. – Из-за того, что ты слишком много размышляешь, ты забываешь об истинной глубокой природе существа. Только семья укрепляет общество! Матери – его основа, и их место дома. Вы же, интеллектуалки, вы хотите бросить бедных женщин на улицы, на фабрики, где они будут подвержены всякого рода искушениям, станут игрушками различных пороков, как эти жалкие русские женщины. Ты действительно этого хочешь?

Лейла вызывающе на нее посмотрела. Свекровь упрекала в том, что она много читает, но именно благодаря образованию современная мысль упорно делала свое дело со времен первых реформ Танзимата[34]. Ее собственная семья, в которой были и журналисты, и преподаватели университетов, способствовала переменам. Она никогда не откажется от этого открытого в мир окна! У Лейлы было ощущение, что все стремительно меняется, а она беспомощна, закрыта в доме, словно наказанный ребенок. Когда ей хотелось что-либо обсудить, она встречалась с Орханом, но он часто пропадал в городе, и женщина не знала, где и почему.

Спор внезапно прекратился благодаря появлению Розы Гардель и ее дочери Марии. Женщины встали и склонились в грациозном теменна[35], слегка касаясь рукой пола, затем сердца, рта и лба.