Читать книгу Тень Реальности - Терри Лис - Страница 4

Виктор постоял у панорамного окна, занимавшего три четверти боковой стены гостиной, докуривая очередную сигарету. Неспящий город лоскутным одеялом укрывала цветастая, едкая мгла. Götterdämmerung, сумерки богов… Додревних идолов, распятых между витками эстакады, повисших в петлях бесконечных, ловчей сетью спеленавших районы тросов, шнуров и кабелей стабилизации среды. Безликая толпа забытых пугал при венцах, кольчугах и звериных шкурах. Можно сказать: в этот мир боги приходили умирать. Что-то вроде. Бились в конвульсиях среди хрустальных шпилей небоскрёбов. «Бешеные волки в оголённых проводах, Загляни в глаза свои, и ты увидишь страх6», – смотреть в глаза отчётливому до рези отражению на матовом стекле не хотелось совершенно. Виктор обдал выстуженный стеклопакет струёй едкого дыма и, покривившись, отвернулся от индустриального горизонта, высотной застройкой напоминавшего многоуровневую линейную диаграмму. Зигзаги осциллографа. Узор тахикардии. Дробный пульс неспящего мира. «День подходит к концу, Ему бледность к лицу. Не кончается только одно…7». Вечернее небо тлело в паутине подсвеченных развязок, будто плоть покойника под рваной кисеёй. И предчувствия внушало самые скверные. Так, что хотелось опустить шторы, занавесить пёстрое умертвие. Что он и сделал. Небрежно, с мстительным наслаждением потенциального вандала. Просторная комната разом погрузилась в призрачный полумрак, лишь ярче оттеняемый светом узкого торшера. Сидевший на широком, низком диване с очередным томиком неопознаваемой «литературы» сосед чутко глянул поверх корешка. Тактично прикрыл книгу. По обыкновению, невозмутимый и внимательный, как профессиональный санитар при особо буйном пациенте.

– Витя, чаю хочешь? – предложил он негромко, перехватив нехороший, проскальзывающий взгляд.

– М-м, – Виктор лишь небрежно тряхнул головой, нарочно растрепав волосы на затылке, потушил окурок в пепельнице на полу, ослабил ремень. Покосился через плечо на безответные складки тяжёлого блэкаута, послушно укрывшего неоновое мракобесие по ту сторону стекла. И снова вытащил пачку.

– Вить… – вкрадчивость интонации нервировала хуже прямого замечания. Мужик поморщился, но решил, что пока с несчастных лёгких, пожалуй, хватит. Никотиновая горечь уже вязла на зубах. И облегчения, закономерно, не приносила.

– Может, всё же чаю сделать? – улыбкой соседа можно было с успехом вскрывать замки. Как тонким металлическим прутом. Стальная спица в мимическом эквиваленте. – Тебя колбасит… – заметил парень аккуратно, продолжая наблюдать.

– Угу, – опустившись на диван, Виктор злобно зыркнул в работавший без звука телевизор на стене: по искрящему экрану скакали полуобнажённые девицы в каких-то, прости Господи, светящихся лосинах. И мужик, бесплодно пощёлкав кнопками, оставил кислотно-синюю, яркую заставку проигрывателя. Расстегнул ещё несколько пуговиц неприятно трущей загривок рубашки.

– Слушай… я тут подумал… – начал он с сомнением.

– М? – выверенно-вежливое движение: поворот головы, приподнятые брови. Маска профессионального сочувствия, ледяного, как поверхность зимнего пруда, намертво прилипла к соседской физиономии.

Виктор лишь досадливо махнул рукой. Выражение безотчётно раздражало.

И снова мужик поднялся, походив по комнате от стенки к стенке, кусая обветренные губы в мрачном недоумении. Такие вечера раздражали. Дело совсем не в выражении.

Гостиная всё ещё казалась по-киношному необитаемой, точно комната в отеле: белый диван, низкий журнальный столик, несколько стеклянных полок под технику, небольшой подиум, для чего-то выделявший пустую зону у огромного окна, и две антрацитово-мрачные африканские маски в качестве основного декора. Чёрно-белые узоры симуляции. В забытых на тумбе длинных стаканах томатный сок с водкой неопрятно присох кровавыми разводами, несколько разнообразя тотальный монохром. Завершал интерьерный этюд телевизор с дорогущей универсальной стереосистемой. Виктор жить не мог без музыки. Очевидно, опасаясь тишины. Комната пропиталась пустотой, агрессивной, претенциозной, растворяющей. И дело совсем не в минимализме, одинаково импонировавшем обоим хозяевам, или количестве аксессуаров. Ожесточённая пустота здесь становилась эмблемой и символом, угнетающе красноречивым, чтобы его игнорировать. Виктор в своей неизменно мятой белой рубашке и тёмных джинсах смотрелся в подчёркнуто аскетическом интерьере очень органично. Дитя среды. Мысль едва успела сформироваться, как «дитя» картинно навалилось на низкую спинку, заглядывая отвлёкшемуся соседу через плечо:

– Чё читаешь?

– Так… классическая проза Восьмидесятой Параллели, – парень неопределённо пожал плечами, мельком взглянув на обложку, будто сомневался, то ли прихватил с полки. – Наследие…

– Слушай, Серёга… тошно мне, – перебил, привычно гримасничая, Виктор. – Аж бесит…

– Тошно, – повторил тот, слегка посторонившись. Запах сигарет причудливо мешался с соседским, въедливым и вязким, парфюмом. Заставка красила полутёмный зал холодными сапфировыми бликами.

– Ага, – поддакнул мужик, скосив ехидные глаза. – Чё шарахаешься-то? Смущаю?

– В своём репертуаре, – Сергей снисходительно улыбнулся.

– И какой же у меня репертуар? – прищур стал опаснее, выражение лица неуловимо заострилось.

– Драматический, – усмехнулся парень, исподволь отстраняясь. Виктор прищёлкнул языком, внезапно развеселившись:

– Вот как? Это я, выходит, кто, датский принц? Или немощный король?

– А кем хотел быть? – неизменная вежливость, на уровне полутонов ехидно колющая потайной иронией, а то и самым настоящим сарказмом, раздражала. Почти. Виктор широко осклабился, на звериный лад, как обнаживший зубы хищник. Собственно, вполне закономерно.

– «Казанова, Казанова, зови меня так8», – охотно оттарабанил он, выразительно ломая брови. Сергей усмехнулся, покивав. Ничего иного он и не ожидал. – Это что, скепсис?

– Вить, чего ты хочешь? – вздох вышел даже более снисходительным, чем задумывался.

Парень с удивлением отметил, что, и впрямь, сочувствует. Бестолковые терзания отдавали полынной горечью неосознаваемого, засевшего стальной занозой в позвонках кризиса. Глухо огрызающегося раздражением из пыльных недр подсознания. Всклокоченный, буйный и непредсказуемый, Витя вряд ли сам был в состоянии ответить. Оттого и шарахался по квартире в сердитом недоумении. Сергей устало потёр переносицу: irreparabilium felix oblivio rerum9. В конечном счёте, сочувствие его было не менее бестолковым, чем безадресная злость чуждого проискам интроспекции мужика. Виктор легко перемахнул подлокотник и шлёпнулся на диван, мало заботясь о зоне приземления, отчего почти налетел на соседа, в задумчивости не успевшего вовремя отреагировать. И бодро обернулся, прищурившись на одну сторону:

– Ценные вопросы задаёшь, мозгоправ. Правильные…

– Я не на работе, – в прежней, галантной манере откликнулся парень, всё растирая переносицу. Ведь, в конце концов, это была правда…

– А так и не скажешь, – хохотнул мужик, с каким-то новым, азартным выражением разглядывая физиономию соседа. – Слушай, Серый… А тебе самому-то не надоедает?

– Что? – почти удивлённо вздёрнул брови тот.

– Ну, ты такой весь собранный, правильный, опрятный. Рафинированный клерк, блин, «ни одной зазубрины на лице прямом10», – Сергей поморщился, но лишь пожал плечами.

– Воспитание? – предположил он навскидку.

– А я, выходит, невоспитанный? – чего именно добивается падкий до странных выходок баламут, парень пока не понял. И всё же предпочел сразу прояснить ситуацию:

– Вить, я устал, да и тебе на работу скоро… Чего ты завёлся-то?

Виктор прищурился. Глянул искоса, откинувшись на спинку почти картинно. Он умел быть стильным. И убедительным. Поставлено ломал брови, широко улыбался, ерошил остриженные в деланный хаос волосы. Достоверно. Провокационно. Сергей бы не взялся судить, сколько во всём этом правды, и где проходит грань. Возможно, маска давно проросла сквозь мягкие ткани, слилась до полного отождествления. А может, никакой маски и не было. Выражение широкоскулой физиономии снова неуловимо переменилось.

– А я завёлся? – уточнил он с ехидной усмешкой. Сергей прикрыл глаза: ну, началось. Вектор определился. – Чего зажмурился, блондинчик, фантазируешь?

– Вить, отстань, – вздохнул парень негромко. – Не смешно ни капли.

– Мне казалось, тебе нравится, – деланно подивился патлатый, всё откровеннее ухмыляясь.

– Казалось, – кивнул Серёжа, морщась. – Дурацкие приколы…

Виктор фыркнул. Пожал плечами. И неожиданно придвинулся вплотную, опасно щуря тёмные, шальные глаза. Сергей не успел отреагировать, разве слегка посторонился. Выражение скуластой физиономии настораживало: губы кривил предвкушающий оскал, во взгляде тлело очередное непотребство. Парень подумал, что куда разумнее было уйти сразу. И продолжал сидеть, разглядывая смуглое, подвижное лицо, оказавшееся неожиданно слишком близко.

– А может, это не приколы? – предположил Виктор со странной вкрадчивостью. Взгляд карих глаз сделался испытующим, тяжёлым и каким-то бархатным. – От тебя вкусно пахнет… человеческий детёныш…

– Шерхан отрицательный был, но не настолько же… – неловко засмеялся Серёга, подумывая отвернуться.

– А я отрицательный? – прошипел, ещё придвигаясь, доморощенный претендент главным злодеем на новогодний утренник.

– Корень из минус единицы… – отстранённо брякнул Сергей, машинально тоже понизив голос. Парфюмерный шлейф почти растворился в запахе сигарет, пропитавшем кожу и волосы.

– Чего, блин? – непонимающе нахмурился Виктор, почёсывая во взлохмаченной шевелюре и даже слегка присмирев от неожиданности.

– Ничего. Забудь, – углубляться в математические дебри после напряжённого рабочего дня не хотелось. Уходить, как ни странно, тоже. Серёга рассеянно отследил глазами ломкий рисунок складок на закатанном рукаве рубашки, открытое жилистое предплечье, которым мужик опирался о колено, обманчиво расслабленную кисть руки, два узеньких кольца. Нет, об «отрицательности», при всей заявленной придури, тут речи явно не шло. На ум приходили совсем другие эпитеты.

Виктор сердито потряс головой:

– Хватит мне мозги пудрить… нлошник хр*нов, – буркнул он, привычным, отточенным движением разминая шею.

– При чём тут НЛО? – удивился Сергей, комично сморщив узкие, тёмные брови, вопросительно глянул на недовольного товарища… товарища? Да, можно сказать и так.

Они вместе арендовали квартиру проекта муниципального кабинета жилищного обеспечения «Крепость» по совместному проживанию представителей различных видов. Платили пополам. И, вроде как, не ссорились за территорию. Если не считать отдельных выходок эпатажного соседа. У Виктора было странное, почти жестокое чувство юмора. И дикие повадки. Предсказуемые и как будто даже объяснимые издержками профессии. Пусть скуластый, неизменно лукаво ухмылявшийся Шерхан куда больше напоминал буйно помешанного рецидивиста, чем защитника правопорядка, именно его выбрали для «Новых Лиц». Скорее всего, сочтя фактурным, убедительным и, как ни странно, эффективным.

Несколько лет назад имидж Статута11 внезапно изменился. Подтянутые, стильные парни – «борцы», «высококвалифицированные сотрудники», навязчиво героизируемые СМИ, – заменили кровожадно-тупых боевиков, иначе, как «падальщиками», редко именовавшихся. Ролики и соответствующие плакаты с пафосными эмблемами и броскими лозунгами «Новых Лиц» пестрели чуть не на каждом билборде или голографической рекламной панели. Шерхан поставлено скалил отбелённые зубы, выпячивал челюсть и, вообще, убедительно напоминал зримое воплощение неотвратимости возмездия, силы Статута. И всё же в Викторе упрямо тлел туманный отголосок прошлых борцов: злой, отполированный до стального блеска анархизм и колючая ожесточённость, звериный инстинкт потенциального убийцы. Парень устало вздохнул, рассеянно отметив очередные смутные симптомы расторможенного расстройства12.

И сморгнул, удивлённый непредсказуемым направлением размышлений.

– А! Nevermind! Тоже ахинея. Твою мать! – сердито вытянувшись спиной, огрызнулся борец куда-то в потолок. – Серый, чего ты какой непрошибаемый?

– Эк тебя плющит, – с естествоиспытательским интересом подивился парень, невольно усмехнувшись. – Привык, я полагаю. Ты ж с завидным постоянством исполняешь…

Закончить фразу он не успел. Виктор перекатил голову по спинке дивана, зловеще ухмыляясь:

– А ты всё ждёшь, чем это закончится?

Взгляд нехорошо сощуренных глаз жёг крапивой. Сергей поморщился, ощутив мгновенный укол ни то совести, ни то досады. Штатный сотрудник Статута подхватился на ноги и теперь, нависая над ним, как никогда напоминал плакатную копию. Опасная физиономия, подвижная и совершенно отмороженная одновременно, сквозила оттенками выражений, вызывавших непредсказуемые ассоциации и смутные опасения. Серёга поморщился: закономерно, что фотогеничного, брутального оболтуса выбрали для pr-роликов реструктуризованной правоохранительной организации. Пубертатный сегмент референтной группы, наверняка, сомлел под впечатлением.

– М, мозгоправ? Признайся уже, – Виктор наклонился, вновь оказавшись слишком близко, да ещё и рукой крепко обхватил за шею, не давая отвернуться. – Ждёшь?

Сергей, устало вздохнув, попытался осторожно высвободиться, но крепкая, шершавая ладонь едва шевельнулась, чётче обозначив захват. Пальцы прижали аккуратно подстриженный затылок.

– Озверел? – прямо встречая раскалённый взгляд, уточнил Серёга вкрадчиво. – Вроде, не весна…

– Шизики всегда такие, блонди, – зло рассмеялся мужик. – Не ссы, не покалечу.

– Вить, успокойся, – тихо попросил Сергей, понимая, что вот-вот уткнётся носом в сломанную переносицу. – Ты ж не шизик. Давай, как-то в рамках…

И тут Виктор его таки удивил. Неожиданно ослабив хватку, опустив руки и странно ссутулившись, мужик рассмеялся:

– Какой же я кретин, – почти удивился он. По лицу бродила злая, ломкая ухмылка. Сергей машинально поджал губы. И легонько стиснул жилистое запястье, которое, оказывается, всё ещё придерживал пальцами. Заметив жест, борец фыркнул. – Добрый доктор Айболит… Слыш, доктор, может, ты меня полечишь?

Пронёсшееся в голове малодушное «не ровен час» парень благополучно проглотил и даже сподобился дежурно улыбнуться:

– Хочешь поговорить об этом? – надеясь привычно схорониться за самоиронией.

– Хочу, – неожиданно выдал борец. – Серёга… мне так паршиво… Погоди, – велел он резко. И, подтянув вечно сползающие джинсы, ушлёпал в коридор.

Сергей вскинул ладонь ко лбу, напряжённо растирая переносицу. Сегодня статутский сотрудничек, кажется, даже не особенно прикидывался, развлекаясь. И, если на то пошло, в соседском поведении часто мерещился нездоровый надрыв, чрезмерность и болезненность. Будто не для чего-то, а наперекор всему. Furor Teutonicus13. Ожесточённая бравада, прикрывающая застарелую тоску. Ещё один тревожный симптом скверно зарубцевавшегося недуга. «Тошно»… Не медицинский термин, но диагнозов не хотелось.

Сергей тряхнул головой, отгоняя непрошенные размышления. Викторов коморбидный нарциссизм мог быть чертовски утомительным. А тащить работу в дом – идиотская затея. Парень обвёл удручённым взглядом пустой зал. На кухне слышалась какая-то возня у холодильника. Двигались ящики. Потом Виктор вернулся, держа в руке запотевшую бутылку водки.

– Ты рехнулся? Дежурство же, – Серёга, застигнутый врасплох, лишь изумлённо вздёрнул нахмуренные брови. Слишком ошеломлённый для более вменяемой реакции.

– Вспомнил, – заржал глухо борец, – да, малышка, мне придётся тебя покинуть. Так что советую долго не ломаться…

– Вить… ты что несёшь?

– Свет и истину, – с готовностью ощерил зубы тот, бодро отвинчивая брендированную, рифлёную крышку. – Давай напьёмся и отожжём… – и запрокинул голову, залив в горло с полстакана под ошарашенным соседским взглядом. Демонстративно. Как обычно.

– Ты… ледяную-то не очень… – слабо возмутился Серёжа, едва справившись с первым впечатлением. – Застудишься…

– С водки? – засмеялся сипло мужик, ни то утираясь, ни то занюхивая запястьем. – Сильно сомневаюсь… Ну, что, Айболит, может, того, релаксотерапия? Или как это у вас называется?

– Тебе бы не помешало, – покивал Сергей.

– Ну, так вперёд, детка! Поможем друг другу? – парень медленно выдохнул, смиряя досаду:

– Поможем?

– Ну, – фыркнул борец. – Или ты и дальше планируешь по мне тихо в углу страдать?

– Ты прикалываешься, что ли? – возмущение больше смахивало на оторопь и потому не убеждало.

– Прикалываюсь, – пожал плечами мужик, ехидно ухмыляясь. – Или снимаю тебя. Кто знает?

– Вить, ты меня со своими девахами не перепутал? – уточнил Сергей вкрадчиво.

– А в чём разница? – без обиняков прошипел тот, нагибаясь. – Красивая блондиночка такая…

– Ты не обалдел ли? – подивился парень, слегка посторонившись. – Вить, ну, за языком-то последи.

– А чего, обидишься – не дашь? – вновь приблизив смуглое лицо к самому серёгиному носу, сощурился тот.

– Виктор, блин…

– Перестань. Я просто честный, – повалившись на диван рядом, фыркнул борец почти благодушно, потрепав ошарашенного соседа по колену. – Ну же, Серёжа… Сам сказал, мне не помешает…

– Вить… Слушай, не дури…

– А я выпил – я в танке!

– Не с половины стакана же. Кончай прикалываться…

– Ну, если ты поможешь, – беспутное и наглое, лукавое выражение смотрелось на скуластой физиономии вполне органично. – Понимаешь, о чём я?

– Не понимаю, – отрезал Сергей, привыкший к ядовитым соседским двусмысленностям. Виктор, кажется, и в аудитории не нуждался, чтобы затеять очередное представление. Мужик ухмылялся, талантливо разыгрывая хмельную развязность, хотя взгляд шальных глаз оставался сосредоточенным и испытующим.

– Да ладно, Серый… ты ж смышлёный у нас, не прикидывайся, – борец иронично встряхнул шевелюрой, снизу вверх, искоса поглядывая на оцепеневшего парня. Протянул бутылку. – Ну, или глотни для храбрости, – и легонько подпихнул самым донышком в бедро. – «И нас согреют молоко и мёд14»… устроим экшн…

– Тебе на дежурство, придурок, – отобрав бутылку, напомнил Сергей мрачно. – Хватит с ума сходить…

– Заботливый какой, – восхитился мужик, неожиданно навалившись на плечо. И пробормотал куда-то в шею, обжигая дыханием и сквозным, чересчур чувствительным прикосновением горячих губ. – Серёг, а тебе кто-нибудь говорил: ты с лица – чисто лазоревая мечта художника ренессанса… – смуглая ладонь легла на ребра, комкая мягкий трикотаж домашней футболки.

– Чего? – опешил парень, никак не ожидавший от статутского ухаря подобных аллюзий. Да и настолько бесцеремонного вторжения, если на то пошло.

– Ничего, – хрипло засмеялся мужик, продолжая шарить ладонью по серёгиному животу. Всё более характерно и недвусмысленно. – Сам догадайся.

– Ты, блин… хватит, – забеспокоился всерьёз Серёжа, перехватив запястье. – Что за фокусы?

– Да всё уже! – борец досадливо дёрнул головой, выразительно ткнувшись носом в шею. – Давай, девочку из себя не строй, – сипло прошипел он в самое ухо, напирая.

– Да девочка… блин! Виктор!

– Сергей! – передразнил в тон лохматый. Белая рубашка распахнулась, маленький серебряный крестик на цепочке и массивная подвеска с какой-то языческой вязью на чёрном толстом шнуре, свесившись, касались невольно напрягавшегося плеча Серёги. И это отчего-то особенно отчётливо врезалось в память. Борец поднял голову, глянул чрезвычайно ясным, осмысленным взглядом прямо в глаза ошалевшему соседу. – Чего… с мальчиками не приходилось? – и усмехнулся неожиданно мягко, коснувшись губами подбородка. – Серёж, я ласки хочу, а не чаю… Перестань ломаться…

– Витя, ты серьёзно, что ли…? – неловко погладив по жёстким волосам, попытался выровняться на диване парень, но скинуть обманчиво расслабленного соседа оказалось не так-то просто. Обязанный поддерживать рабочую форму, а потому закономерно ежедневно часами пропадавший в качалке, Виктор напоминал средний танк, как напором, так и удельным весом. Всё это было слишком абсурдным и диким. Даже для обычных выходок Шерхана. – Слегка не по адресу…

– Да ладно… думаешь, я не вижу?

– Вить… ты бредишь…

– Хочешь большой любви? – продолжая откровенно лапать, фыркнул мужик.

– Да нет же! – огрызнулся Серёга.

– Расслабься… Я всё умею… – никотиново-горькое дыхание отдавало спиртом.

– Чёрт! Ты рехнулся?

– Это любовь такая… небесная… Давай, покажу?..

– Виктор… Бл*дь… Это уж слишком!

– Ну и ладно… так тоже сойдет…

Сергей вцепился в крепкое плечо, чувствуя, как мнётся под пальцами жёсткая ткань и сопротивляются мышцы. Внезапная решимость борца, развязного, но обыкновенно безобидного, умудрявшегося при всей дикости соблюдать условные границы дозволенного, ошеломляла.

– Виктор, ты чё, блин, серьёзно? – во второй раз прозвучало ещё менее убедительно. Возможно, из-за неожиданно севшего голоса.

– Нет, бл*дь, – рассмеялся хрипло мужик, выразительно и подчёркнуто двусмысленно поддёрнув ремень. – Я просто так… проветриваюсь! Серый, ты тормоз?

– Витя…

– Ща, погоди, – велел борец деловито. – Расслабься, ступорозник…

Сергей только и делал, что «расслаблялся»: игнорировал батареи пустых бутылок в коридоре, регулярно опрокидывавшихся, когда злой и трезвый Виктор возвращался спозаранок с работы. Пропускал мимо ушей пестрящие искренней, восхитительно-народной матершиной рассказы-исповеди об очередных похождениях, «идиотизме» и прочих локальных катаклизмах непростого соседского пути. Высиживал дикие гулянки дружков-сослуживцев, скорее напоминавших собутыльников или корешей по банде… «за компанию». Или такие вот выкрутасы, обыкновенно, чуть более невинные. Неизменно переводимые в шутку. Сейчас же Виктор, похоже, наладился довести дело до конца. Сергей встряхнулся и сразу сел, сердито отпихнув разошедшегося, едва не урчащего соседа.

– Хватит. Ты совсем оборзел. Угомонись.

– Серёга, – лохматый потянулся следом, а потом резко сполз обратно по диванной спинке, стиснув голову руками. – Да ты чего, Серый?.. Fuck! Мне так хр*ново! Знал бы ты…

– Вить, – вздохнул парень, в некотором замешательстве растирая оказавшуюся подозрительно чувствительной шею. – Сходи к врачу… или хотя бы щитовидку проверь… У тебя работа тяжёлая… стресс… ещё и жрёшь всякую дрянь…

– Дурак, – ругнулся Виктор, не разворачиваясь. Рубашка, распахнувшаяся на груди, почти не прикрывала смуглое тело. Странно напряжённое, оцепеневшее. Может, от холода, может, уже невротически. Сергей старался не смотреть. Теперь это смущало. Хотя прежде никакого стеснения он не испытывал в силу привычки. Шерхан не отличался стеснительностью, периодически пренебрегая необходимостью носить дома что-то, кроме здорово напоминавших свободное бельё шорт. – Ты… на башку трахнутый? Чего ты стоишь надо мной? – опустив руки, сердито выскалился борец. – Так вообще дела не делаются, понимаешь? Чё ты тут изображаешь? Определись уже. Я… блин… да я… слушай… ведь не буду я тебя насиловать, а?

– Не будешь? – иронично уточнил Серёга. – А чем ты занимался?

– Прости?! Не понял!.. – молниеносно разошёлся Виктор, поднимаясь. – Я тебя бил, что ли? Руки заламывал, к батарее пристёгивал?

– У нас нет батарей, – усмехнулся Сергей, для наглядности кивнув в сторону окна.

– Хорошо, б*я, к трубе фановой… Я тебе передёрнуть предлагаю… Чего ты тупишь-то?

– Я, как бы тебе сказать, немного гетер…

– Я, б*я, тоже не пидор. Знаешь, наверное.

– И как, в таком случае, сия лазоревая мысль пришла в твою светлую, гетеросексуальную голову? – ядовито поинтересовался парень, отступая.

– На себя посмотри! – огрызнулся, опасно щурясь, Шерхан. – Завязывай мне мозги полоскать, праведник, блин… У тебя встал, стоило, блин, за коленку пощупать. Или я, типа, слепой?..

– Вить, – машинально посторонившись, поджал губы смутившийся Сергей. – Ты… Обалдел в край уже! Нефиг, вообще, чужие коленки лапать. Хватит… Достал, мать твою! – что тут можно возразить, парень так и не нашёлся и, разозлившись, лишь сердито махнул рукой, собираясь, наконец, ретироваться. Хотя обострённые перед дежурством рефлексы борца шансов на успех не оставляли. Виктор ловко перехватил соседа за локоть и, не чинясь, повалил обратно на диван:

– В ванну поскакал? А разница какая? Серый, расслабься уже…

– Виктор, отстань, – попросил Сергей со вздохом. – Какой же ты приставучий…

– А ты звездобол, – не спустил мужик, ухмыляясь. – Я ж тебя не замуж, бл*дь, зову, чего ты всполошился? Сказал же, поможем друг другу просто…

– Твою мать… и что за цирк, блин? Алёне своей позвони, если так прижало…

– Слышь, Серый, завязывай, – посоветовал мужик насмешливо. – Чё, как целка?.. Или боишься, что понравится?

– А, то есть, понравиться мне не должно? – съязвил Серёжа, морщась. Шерхан рассмеялся:

– Сарказм на уровне… Погнали, если истерика иссякла?

Они жили вдвоём уже года три. Так что Сергей успел притерпеться к истероидным выходкам товарища по «квартирному долгу», а Виктор смирился с патологическим хладнокровием «грёбанного интеллигента». В принципе, они почти подружились: сказались домашние тусовки хлебосольных борцов и перепалки из-за холодильника. Чудо-машинка умудрилась отмочить фокус, одинаково взбесивший обоих хозяев. Несмотря на впечатляющие габариты и отменные характеристики техники, продукты в холодильнике хранились странно: либо смерзались до состояния неупотребления (у Серёжи), либо попросту портились (в камере Виктора). Температурный режим ни в какую не желал регулироваться. Шерхан даже на сглаз проверил. И – о ужас – ничего не обнаружил. Обыкновенно ручная и шёлковая, на этот раз железка оказалась неумолима. И попортила им много крови, прежде чем привести к простому решению: хранить продукты сообразно с неумолимым темпераментом неуправляемых отделений, без оглядки на принадлежность одному из счастливых обладателей. Холодильник мира и коридор войны.

Виктор приходил домой поздним утром. Сергей утром уходил. Встречались соседи лишь по вечерам и редко совпадавшим выходным. Когда, проспавшись, лохматый полудурок шарахался по квартире, занятый глубоким умственным самоедством, а «мозгоправ» отдыхал, искренне, но малоубедительно соболезнуя. Иногда ему казалось, что работа доконает вечно взлохмаченного, агрессивно реактивного борца. Иногда Сергей считал, что с таким Статутом миру давно пора развалиться. Во всяком случае, кадровая политика правоохранительной организации настораживала. Последнее время Виктор пропадал на работе больше обычного, угрюмо огрызаясь на «оборзевшую нежить». И сходил с ума всё отчётливее.

Сергей терпеливо выслушивал досадливую брань. По привычке симулировал понимание. И шёл заваривать чай. Если Виктор и говорил что-то, кроме сердитой ругани по случаю, это касалось внутренних разборок борцов, грызни с Судьями, упырями, бандами оборотней или очередными свихнувшимися чароплётами, возомнившими себя наместниками сменного сатаны. Серёга предпочитал не заострять внимания на кровавых подробностях и живописных деталях. Вида Викторовой физиономии обыкновенно хватало.

Как сотрудник Статута, мужик научился вовремя сдерживать поползновения «дурного характера» во всём, кроме шуток. И, бывало, странные приколы завершались болезненно. Как теперь. От скуки Шерхану случалось делать разное. Но сегодня он и сам, кажется, не понял, где кончилась игра и началась порнография. Просто переклинило. Ни то от злости, ни то от безысходности. Мало ли причин дурацкому приколу превратиться в дурацкое извращение? Блондинистый сосед держался с холодной отстранённостью надменного интеллектуала, из одной лишь милости терпящего быдловатого соседа по жилплощади. А когда оба они неожиданно завелись – особенно этот осмотрительный мозгоправ, – Виктор и вовсе сделал некоторые выводы. Неопределённые, но существенные. Он, было, подумал, что может потом пожалеть… но мысль быстро улетучилась. От Серого приятно пахло какими-то лосьонами и чем-то чистым – ароматизированным мылом или стиральным порошком. Оттеняя прогорклое, сигаретным дымом и дорогой водярой пахнущее дыхание борца. «Вот так и начинается весь этот подсудный бред, – подумал отстранённо Виктор с мрачной усмешкой, – тоска, безысходность и полное отсутствие самосознания. Есть только прущая изнутри «мерзость запустения15»…».

Сейчас борец больше напоминал не грозу подзаборной нечисти, Шерхана как-то там с номером, а наглого и самодовольного кошака, разорившего соседский балкон. Смуглое тело, заострившийся профиль. Окончательно измявшаяся белая рубашка. Виктор закурил, расслабленно отвалившись на спинку дивана. Сергей, прикусив губу, против воли хмурился, наблюдая. Этот олух умел быть убедительным. И чертовски терпимым, несмотря на буйный нрав и воспалённую фантазию… Серёга уже предчувствовал цепкие коготки грядущего раскаяния. И продолжал сидеть, бесстыдно разглядывая соседа. Видимо, почувствовав взгляд, борец вздрогнул, отмирая, стряхнул лиловый пепел и, затянувшись напоследок, потушил окурок в стоявшей на полу пепельнице.

– Слушай… это… лишнее было…

– Выпить хочешь? – перебил Виктор, одним махом оказавшись на ногах. И потащился на кухню, шаркая босыми ступнями. Сергей вздохнул: мужикам на две головы крови всегда мало. Потому и думают они ими поочередно. Ну, нафига он повёлся? – Энергос? – тихо подобравшийся сотрудник Статута мог напугать кого угодно. Серёга, размякнув на диване, помотал головой, приподнимаясь. Виктор, не глядя, прошёл мимо. И сел в другой угол. Громко зашипела открывающаяся банка. Мужик, перегнувшись через колени, чтобы не облиться, собрал губами пузырьки с запотевшей крышки.

– Прикури мне, – попросил Серёжа, пристально наблюдавший за перемещениями подчёркнуто невозмутимого борца. Отставив початую жестянку, тот равнодушно достал откуда-то с полу, из-под стола, плоский портсигар. Выбрал самокрутку поприличнее. И, так же спокойно раскурив, протянул на двух пальцах. – Э-э-э… Я… зря, наверное, – дым оказался едким до неприличия. Подобную дрянь курить полагалось отмороженной шпане, а не «Новым лицам». Сергей закашлялся. – Чёрт… Слушай, правда, напрасно мы…

– Давай только без чувства вины, – хрипло оборвал Виктор.

В этот самый момент где-то вокруг зазвонил его телефон. Звук доносился, неожиданно, из-под дивана. Чертыхаясь, Шерхан полез доставать несчастную трубку, на чём свет стоит ругая современные «мебеля». Сергея сморило. Парень полулежал, откинувшись в угол между спинкой и подлокотником. В голове кроме ядовитого дыма (какой-нибудь очередной оборотнической «травы») ничего не осталось. Лучше бы он мне её «до» предложил, вдруг отрешённо подумал Серёжа. Уже из коридора послышался приглушённый, хриплый голос борца.

«Вам внимают… да… м-м… даже так?.. вызывай, разберусь… … да хоть Папа Римский… ладно, сочтёмся… отбой».

– Виктор… – позвал сипло Серёга, сдавленно откашливаясь. – Вить… винограду принеси…

– Винограду, шоколаду! – сварливо пробубнил тот из коридора. – Точно девица… Ни в жизни не поверил бы, что яйца есть…

Снова грохот отодвигаемых ящиков, звон каких-то бутылок. И шелест быстро пущенной воды. Потом как-то внезапно влажные ещё виноградины коснулись рта. Серёга бессмысленно прихватил губами неожиданно остро пахнущую ягоду. Виктор, фыркнув, оторвал сразу несколько и осторожно впихнул между приоткрытых губ. «Вставило» блондина резко и оглушительно, видать, с непривычки. Парень ласково улыбнулся, поцеловав мокрые Витькины пальцы. Вот с чего начинать надо было – вообще бы не возбухал, подумал с ухмылкой Шерхан. И небрежно потрепал по аккуратно подстриженным блондинистым волосам, кинув плохо промытую гроздь на диван рядом. Non inters in judicium cum servo tuo, Domine16.

– Эх, Серёжа, Серёжа, – качая головой и тихо усмехаясь, Виктор забрал портсигар и ушёл в ванну, проклиная поочерёдно безработицу и Статут.

***

Спустя минут пятнадцать, умытый и почти причёсанный – волосы всё равно торчали в разные стороны – Шерхан 75/13 мрачно зыркнул на тёмный овал большого зеркала в прихожей. Подтянул белые манжеты свежей, остро пахнущей пока лишь кондиционером для белья рубашки, проверил маркированные эмблемами Статута запонки. Поправил галстук. И, напоследок поддёрнув воротник форменного пиджака, влез в ботинки. Модифицированное зрение – дорогущие импланты обоих глаз, несмотря на стоимость, умудрялись доставлять массу хлопот – адаптировалось, ликвидировав необходимость жечь электричество. Борец отработанно ухмыльнулся отражению. Древесная пряность туалетной воды бодрила подразумеваемыми приключениями. Снова зазвонил телефон. Перещёлкнув клавишу гарнитуры, Виктор заспешил на выход, подхватив ключи с крючка и привычно проверяя ствол подмышкой. «Да, ёпта, чё нетерпеливый какой?.. да щас буду уже… ага… это другой уровень?.. транспорт мой?.. чёрт… ладно, всё будет». Обычно Шерхан не отключался. Просто переставал говорить. И напарник послушно освободил эфир, принуждённо уважая дурацкие повадки.

В доме ещё не спали. Но свет был полуторный. Вызвав лифт, Виктор по привычке скорее глянул в шахты через стальную, стоечно-балочную конструкцию. Светло и чисто – загляденье. Кабины медленно ползли с самого низа, притормаживая у каждого этажа. И амнистии не предполагали. Цинично понося всё то святое, что подвизался охранять Статут, стильный работничек прошёл через выложенный кафельной плиткой, выбеленный бестеневыми лампами холл и поскакал вниз по лестнице. Досадуя на дежурство хр*н знает под каким трансцендентальным забором. И занятый лифт, на девяностом-то этаже…

В гараже, насквозь просверленном стабилизирующими полями и сдержанной фанаберией преуспевания, две симпатичные экспатриантки шестидесятой параллели обсуждали какой-то модный магазин, стоя с пакетами у чистенького седанчика. Строгий дресс-код не оставлял сомнений в их офисном настоящем так же, как лисьи зенки – в тёмном и, вероятно, не лишённом агрессии прошлом. Виктор, вышколено поздоровавшись, прошёл мимо к чёрному «субику» с тонировкой – дань ностальгии по родному Провалу17, как тут именовали выгороженный из единого пространства параллелей земной мир. Леди нового времени проводили всклокоченного соседа спокойными, чуть только заинтересованными взглядами. Имевший привычку скакать через турникеты и вышибать мешающие двери молодчик особенного энтузиазма у нарочито спокойных, подчёркнуто современных и категорически не желающих излишне демонстрировать этническую принадлежность цыпочек (или, скорее, лисочек) не вызывал. Конечно, билборды с героизированными парнями в фирменных костюмах и пафосных физиономиях пестрели на каждом углу. И даже беспризорная собака знала, что быть «в Статуте» – это круто, тем не менее, некоторый налёт ещё оставался. И pr-программа с ним не справлялась. Но третья параллель была терпимым и гостеприимным местом. Терпимым и гостеприимным. Что навязчиво пропагандировалось Советом и гремело из каждого утюга. Хочется попытать счастья с каким-нибудь бешенным недоумком – вперёд, штаб-квартира Вампирской Короны прямо на Красной улице. Заходи в любой клуб и спроси одного из клыкастых полудурков её Величества. Виктор, устроившись на кожаном сидении, ухмыльнулся в зеркало заднего вида, поправил чётки, не слишком оригинально повешенные тут же, и вылетел на полном ходу, не жалея ни подвески, ни шин, когда автомобиль подкинуло на призванном урегулировать скоростной режим бордюре.

На одном из светофоров при выезде в Общий квартал мужик включил музыку. Хриплые, оборотнические басы взревели с торжеством только что отобедавшей волчьей стаи, в унисон прославляя какие-то сомнительные интересы. Чёрт, не та подборка, подумал Виктор, но возиться не стал. Только убавил звука. Напарник – патлатый и расхристанный назло всем дресс-кодам – уже сидел на остановке «Атлантов» первого уровня, покуривая и явно не спеша расставаться со сладкими грёзами. Когда «субик» тормознул у самого его носа, Всеслав Волохов, русоволосый, по обыкновению, слегка заросший да обманчиво флегматичный колдун-качок, медленно приоткрыл один глаз, задумчиво выпустив в огнистое небо струю тяжёлого сизого дыма:

– И тёмные улицы манят меня18… – изрёк он, несколько рисуясь. – Ты не слишком торопился, а, кошак?

– Долго ждёшь? – сквозь открытую дверцу в салон пробирались густые запахи городской ночи: выхлопной газ, смутные шлейфы одеколонов и дождливая, промозглая свежесть, горящие мусорки и какая-то чисто-человеческая, индустриальная вонь.

– Ожидание – это безумие… а что такое безумие, если не частичка надежды19? – продолжал в избранной тональности борец, успешно, пусть и гротесково, отыгрывая философскую отрешённость.

– Это не ты сказал, – Виктор усмехнулся, приметливо и зорко оглядываясь: трансуровневка гудела, поток машин, пронизанный искристыми хвостами метафизических регулировщиков, направлявших и размыкающих зыбкую в своей сложносочиненной стереометрии систему полос, не думал редеть. Славик, отшвырнув окурок (попал метко, не глядя, прямо в урну), сел на пассажирское, проворно вцепившись в магнитолу. – Давай-ка чего потише… башню ломит…

– Шерхан, ты пил, что ли? – возмущённо унюхал напарник, резво обернувшись.

– Чёрт… и правда, – перегоняя едва раскуренную сигарету из угла в угол рта, пробубнил тот, оглядываясь для манёвра.

– Бестолочь татарская, – привычно фыркнул Волохов, порывшись в бардачке, но, видимо, искомого не обнаружив. – Чего-то системка у тебя устарела… может, обновишь начинку?

– Ну нах*ен, – отозвался Виктор, встраиваясь в поток. – Возня одна. Там чего-то этническое было… поставь?

– Ага, щас, – кивнул скептически напарник, отыскивая в памяти записанную давным-давно и отчего-то до сих пор не удалённую директорию «Dolphin».

– Ё-ёма, – Виктор аж языком прищёлкнул, скосив глаза на дисплей. – Опять суициды, княже?

– Да погоди ты, татарин, – оборвал упрямый Славик. – Давай песню погоняем, а там ставь, чего хочешь, хоть этих своих упырей…

В салоне забились каучуковыми мячиками наизусть знакомые аккорды. «Это страшнее прыжка с крыши20». Виктор тоскливо покосился в расцвеченное рекламными плакатами второго уровня небо. Витые шлеи эстакады напоминали флуоресцентное кружево, прихотливо брошенное на горы битого стекла и арматуры – диковинное, витиеватое и полистилистическое зодчество третьей. Средоточия изученных миров. Столицы трансмировой Конфедерации Совета. Вертикально-ориентированной столицы, чуждой таким понятиям, как Евклидово пространство, милосердие и, кажется, здравый смысл. Шириханов сердито прочистил горло: чёртова свихнувшаяся напрочь параллель, воплощение абстинентного бреда пережравшего спорыньи фантазёра. Очаровательно в каком-то смысле. Завораживает рекламными посулами синтетического счастья. Как и подобает дорогой проститутке.

– Не кряхти. Лучше за дорогой следи. ДПС не дремлет, – сварливо бросил Волохов, привычно усмехаясь в аккуратно подстриженные усы.

– ДПС… – передразнил Шерхан. – Это в тринадцатой они ДПС, а у нас… КДС-Статут – модифицированный. Наше же ведомство.

– Не злоупотреблял бы ты… – покачал головой совсем не убеждённый Слава, прихлопывая ладонями в такт по торпеде. – Нарвёшься.

– Ладно, не лечи, сиятельство. Куда нам? В Статут или на место?

– На место. Чего ты в военный квартал-то не вернёшься? – отобрав недокуренную сигарету, Слава скрутил стекло и принялся рассматривать пёстрые фасады. – Всё бы сразу узнавал…

– Соседка хорошая, – покачал головой Виктор, резко поворачивая через два ряда. Сигнал левого поворота замигал мгновением раньше. Рассерженное перетявкивание недовольных участников движения – секунду спустя. Шерхан лишь неприязненно вздёрнул верхнюю губу.

– Ты же вроде с парнем квартиру снимал? – нахмурился Волохов, с явным неудовольствием наблюдая адский манёвр. – Серёга который…

– Ну… вроде того, – кивнул с хищным оскалом Шерхан. – Забей, не люблю я казённые клоповники.

– Сказал! – Всеслав аж передёрнулся. – На Камышёвке? Хорош клоповник! Три комнаты, лоджия и пять квадратных метров на крыше. Постыдился бы, кошак!

– М, – не убеждённый, сморщил нос борец. – Слав, я с детства по армейским общагам. Нах*р мне пять метров на крыше? – напарник пожал плечами, кусая привычно обветренные губы. Взгляд светло-голубых глаз сделался участливым и омерзительно понимающим. Виктор, заметив характерное выражение, покривился, будто скисшего молока хапнул. – Забей, княже. Чего там случилось-то?

– Ничего. Вспышка бешенства, – понятливо взбодрился Волохов, почесав в бороде. – Объект старый. Помнишь, может, колдун такой был… на разработке по «соответствию». Твой подопечный, между прочим… подготовка кадров… Эдвардс… – даже сквозь раздражённый гул трансуровневки прозвучало до странности отчётливо. Шерхан машинально сморщил лоб:

– Скотт?

– Он самый. Так вот, – Славик, выдув окурок, разложил на коленях рабочий нетбук. – Случай тяжёлый… Первыми Судьи приехали…

– Какого чёрта? – не понял Виктор, выруливая на межуровневую трассу.

– Рогатого, – Слава быстро набирал какие-то коды. – Наша группа к бару подъехала, когда его уже вязали…

– Чего? За что?

– Твой «соответствующий» объект поцапался с тремя судейскими детками. Одного прихлопнул. Двух других сильно напугал. Взяли тёпленького. Прямо на месте.

– Чё-то не верится, – покачал головой Шерхан, вцепившись злым взглядом в дорожное полотно под фарами. Чернильный, влажный сумрак по бокам эстакады, ехидно многоцветьем муниципального освещения разукрашенный, больше напоминал футуристические декорации киношки про постапокалипсис. Привычно. «Здесь страшно быть убитым, но страшнее убивать21». – Скотт, вроде, не из дебилов.

– Похоже, из них, родимых, – Всеслав открыл сводку. – Наложены полярные заклинания, в том числе из запрещённых Советом. Скотт Эдвардс, гражданин Конфедерации Совета, проживающий в Третьей Параллели, состоящий на учёте Совета как временный сотрудник Агентства Взаимопомощи. Включённый в группу Подготовки Кадров Статута. Бла-бла-бла-бла-бла-бла-бла… Так… Вечером сего числа, находясь под действием алкоголя и, предположительно, условно-легальных психодислептиков, затеял драку с тремя гражданами Четвёрки…

– Твою мать, – прошипел сквозь зубы Виктор, свирепо тиская руль. – Затрахали со своей Четвёркой. Судейские детки, чтоб им пусто было!

– Ты потише, – велел смиренно Всеслав, напряжённо пялясь в экран. – Они ведь и на проверку могут забрать…

– Пох*р, – привычно огрызнулся Шерхан. – Срал я на них с высокой колокольни. Чего за граждане?

– Золотая молодёжь, ты прав. Сынки судейские, ага: жертва и два дружка.

– Издох, конечно, тот, что покруче?

– Да. Цепкий твой Скотт. Звёздочку первым делом снял.

– Идиот, – машина со свистом вырулила на Красную. Бар Виктор угадал без посторонней помощи: по серому автомобилю у входа и личному опыту. Сюда же вне работы часто заглядывал сам Шерхан. И здесь видел не раз амбициозного молодого колдуна с запоминающимся профилем силы и тяжёлым взглядом очень мрачных глаз. Как-то так вышло, что борец с подопечным, вообще, часто пересекались: ходили в одну качалку, один бар. И по набору лохматый курировал Эдвардса, как быстро выяснилось, прямо-таки мечтавшего пополнить доблестные ряды Статута. Мальчишка пал жертвой пиар-компании и смотрел на борцов, как на древних витязей, защитников миропорядка. Виктор сердито оскалил зубы: клятый романтизм, клятые судейские «отбрыски», чёртов клятый закон подлости…

Бар «Asylum22» на одном из самых котируемых участков Красной открыли недавно. Сразу после того, как закрылся принадлежавший Короне «Dark Fight23» – заведение спорное, но с репутацией. Клуб почитали настоящим сокровищем любители чего «погорячее». Закрытый теперь нижний, подземный ярус занимали залы с рингами и «клетками» – бессистемным винегретом обычных злых развлечений «терпимой и гостеприимной», вроде боёв без правил, шаманских поединков и прочей хтонической жути. Наверху пили, плясали и трахались, благо, атмосфера располагала: рваное освещение, звук, что мозг сквозь уши вытекал, клетки со стриптизёршами на любой вкус. И очень много разной, условно легальной, дури. Анклав ада с бесенятами по эту сторону Ахерона. Крышевал сам Генерал – упырий главнокомандующий, известный любитель подобного времяпрепровождения. Поговаривали даже, Королева не брезговала заглянуть на огонёк, хотя это, скорее всего, байка уровня городских легенд. После случившейся в стенах заведения – не слишком богоугодного – заварушки с огнестрелом клуб быстро закрыли. И Корона без видимого сожаления продала доходное местечко в муниципальную собственность Свободного Квартала.

Теперь вот «Asylum». Место как будто заговорили на беду. Что из-за жёсткой конкуренции вполне похоже на правду. Взять хоть соседний бокорский притон «Мамба». Виктор прикинул спектр покрытия группы риска. И хмыкнул. Да, крайнего найти будет трудно. Впрочем, это всё вода. А конкретное дело стоит поперёк дороги. Тёмно-зеленая казённая тачка борцов тоже пристроилась на другой стороне, аккурат под фонарём. Вайлен Макэван и Томрад Сван смиренно покуривали, облокотившись на капот.

– Дежурили? – кивнул Виктор, переходя улицу. Слава вздохнул:

– На вызове сидели.

– Здорово, Шерхан, – Томрад скривился, ткнув окурок в гранитную тумбу, отделявшую тротуар висячими цепями. Протянул широкую ладонь. У борца сильно болела дочь. И дома он почти не появлялся. Зарос щетиной. Глаза ввалились.

– Здравствуй, коль не шутишь, – Виктор оглянулся на мерцающие огни заведения. – Давно?

– Только что, – Валя тоже затушил окурок. Судя по засорённой ещё белыми хабариками решётке канализации, оба нервничали. – Нам велели наблюдать. Говорят, дело под личным контролем.

– Придурка увезли? – вместо ответа Сван указал кивком на дверь. Оттуда как раз вытаскивали скрученного колдуна. Длинноногий и жилистый, «придурок» почти не отбивался, только, оглушённый, мотал патлатой головой. И, кажется, ненавязчиво истекал кровью. – Круто, – оценил Виктор. – Чего приехали поздно?

– Не поздно, – вздохнул Вайлен, неприязненно дёрнув широким, обветренным ртом. – Судя по всему, вызов прошёл, когда эти… – выразительный взгляд на тонированное авто, – уже тут были.

– А чё они тут так долго возятся? – Виктор отрешённо расстегнул форменный пиджак – сразу стало как-то комфортнее. Привычно сунул руки в карманы брюк, машинально горбясь, будто сгруппировавшийся перед ударом боксёр. Закономерная реакция организма на Церковный Суд.

– Чистили, наверно, – пожал плечами Томрад.

– Нет, ну, это уже свинство! – разозлился лохматый и решительно потопал в сторону долговязых Судей, остановившихся в проходе, точно парочка чёрных пустынных духов.

В руках правый нёс характерный кейс. Левый тихо беседовал по телефону. Без переговорника, просто держал трубку у уха. Оба в совершенно одинаковых, тёмных костюмах: ни то пиджак, ни то сюртук с глухим воротником под горло, вычерненные серебряные бляшки эмблем, идеально заутюженные брюки, тёмные летние плащи. Судьи. Матерь Божья, кто ж вас звал-то? В смысле, в этот мир.

– Вечер добрый, – Шерхан встал аккурат между двумя почти идентичными представителями неизменный ужас наводящей организации, загораживая проход. Мрачные Отцы переглянулись. Ответил тот, что с кейсом (иных различий между ними, почитай, и не было):

– Благослови тебя Господь, сын мой.

– Что здесь забыл Синедрион? – игнорируя зачинающийся фарс, поинтересовался борец невозмутимо. – Это дело в юрисдикции Статута.

– Не совсем так, – покачал головой Судья, в неоновых разводах освещения напоминавший сушёное умертвие в парадном облачении специально для торжественных похорон. – Дело передано нам…

– По какому поводу? – перебил Виктор. В глаза бил пляшущий свет рекламы, но угрюмые портреты Судей он видел хорошо: сухие, хмурые и постные физиономии, самое то для жуткой профессии. Правый, с кейсом, поморщился. Как будто столь тривиальное и человеческое явление, как мигрень (или несварение), рискнуло бы потревожить полусвятых мужей при исполнении.

– По поводу, который Вы уточните у своего начальства, молодой человек…

– А как же «сын ваш»? – съехидничал злобно Виктор.

– Мой сын мёртв, – отчеканил Святой Отец. И у борца неприятно засосало под ложечкой. Чутьё мужика редко подводило. А сейчас он почуял удавку, вкрадчиво обернувшуюся вокруг шеи. Безутешный папаша на месте преступления – скверное предзнаменование. – И Ваше дело теперь объяснить нам, отчего этот колдун не был поставлен на учёт, как потенциально опасный, хотя ведомству известны прецеденты с его участием, – непререкаемая бесстрастность удавалась «папочке» с особенным блеском. Виктор оценил. Так же, как и ледяную, вселенскую пустоту абсолютно неподвижных глаз. Номинально, Судья должен был бы вызывать в этот момент элементарное человеческое сострадание. Если бы не предчувствие уготованных подозреваемому пыток. Методы Церковного Суда не составляли особенного секрета, а порой и, в превентивных целях, намеренно афишировались. – Более того, он состоял в Группе Подготовки Кадров. И кажется, если не ошибаюсь, разрабатывался и был порекомендован лично вами, господин Шириханов, как «полностью соответствующий».

– Посмотрим, – Виктор мрачно скрипнул зубами.

– Посмотрите, – кивнул невозмутимо-равнодушный Судья, вновь втягивая на постную физиономию без малого стальное выражение. – Только учтите, что дело взято на контроль Синедриона. Все свидетельские показания и любые вещественные доказательства должны быть незамедлительно представлены нам. И… лучше не суйте в это дело свой непомерно длинный нос… сын мой.

– Бл*дь, – только и буркнул Виктор, когда чёрные силуэты проследовали мимо, многозначительно задев его широкими плечами.

Как и следовало ожидать, бар предсказуемо и стремительно опустел. Понятное дело, высокопоставленные Судьи имели свойство распугивать всё живое на расстоянии полумили от себя и не слишком заботились о свидетельских показаниях. Добывать их (или подделывать) было занятием экзекуторов рангом пониже. Бармен грустно протирал бокалы, поглядывая по сторонам. Редкие смельчаки, что не разбежались сразу по прибытии вяленных Отцов, были либо слишком невменяемы, либо очевидно и бесповоротно тупы… либо и то, и другое разом. Наиболее перспективные – в плане признаков присутствия интеллекта – тихо переговаривались по углам. Заметив Виктора, стоявший у стойки мужик в чёрной мотоциклетке и чёрных же, косой заплетённых волосах, проворно отвернулся, забрал полупустой бокал и будто в воздухе истаял. Оценив манёвр, бармен поднял голову.

– Привет, Шерхан.

– Здорово, Кёц, – плечистый Кёцевир, в принципе, больше напоминал маститого крупье, чем буфетчика. Этот парень терпеть не мог неприятностей и всеми силами старался их обойти. Сегодняшний инцидент его сильно огорчил. – Подфартило?

– И не говори! – фыркнул, отставив бокал вместе с полотенцем, старый Тень, чёрный от разводов естественной пигментации. Облокотился на стойку. – Судей нелёгкая принесла. Совсем клиентуру разогнали…

– А чего нас не вызвал?

– Я ж и вызвал. Первым делом, как ты и сказал, – Кёц сделал в воздухе неопределённый жест ловкими пальцами. – Так эти уже на пороге были! Веришь – знать не знал. Хозяину, блин, не понравится…

– Что именно произошло? – Виктор с благодарным кивком принял предложенный овощной сок, оглядывая полупустую, тихую залу: кирпичные стены, нарочитые пятна штукатурки, приятный и неброский дизайн с налётом призрачной сексуальности – всё, как всегда.

– Да парень этот… Скотт, кажется. Из завсегдатаев. Ты с ним знаком же? – больше утвердительно пробурчал Кёц, хмуря густые брови. – Поцапался с какими-то ослами при параде. Они его ещё на входе зацепили – он там сидел, – указал на один из столиков в средней, «дневной» части бармен. – Ужинал. Они зашли… и, кажется, его дёрнули… Он огрызнулся. Пошумел, но вроде успокоился. Я парням на контроле мигнул последить. Но всё замялось, – Кёцевир удручённо развёл руками. – Потом подошёл выпивки взять… а они его при мне уже тут прям доставать начали. Я вижу – форменный наезд… Позолоченная молодёжь развлекается… Говорю, вроде, не проветриться ли вам, мальчики? Вежливо! А сам на Вольфрама кошусь, – Вольфрам – здоровенный детина неопределённой этнической принадлежности – сидел неподалёку, напряжённо вцепившись в кофейную чашку. Оцепенелый взгляд охранника ползал по складкам гардины. – А этот, который колдун, он уже считай, в драку лезет. Пьяный немного.

– Понятно. И?

– И, – бармен кашлянул. – Вышли они. Вот и всё «и». Вон туда… на лестницу… – кивнул через левое плечо на коридор к служебному входу. – А потом эти двое. Вошли – я аж посинел. Тебя набрать сорвался. Так их силовики эти, амбалы бронированные, прихлопнули. Оттащили Вольфрама. Побазарили коротко, да на лестницу – шасть. Я и позвонил. И Статут вызвал. А там уж и Скотта в подсобку отволокли.

– Долго на лестнице были? – уточнил, мрачно озираясь, Шириханов. В предвкушении очередной коварной затрещины от расщедрившейся на пендели судьбы. И не прогадал. Кёц, что-то прикинув в уме, неопределённо покривился:

– Да минут пятнадцать. Ваших так и не пустили?

– Ага, типа того, – Шерхан вздохнул. – Странно… Слушай, можно я «покурю»?

– Это… на лестнице, типа? – Кёцевир колупнул бровь аккуратно подточенным ногтем. – Иди. Только чтоб не протекло. С меня «обет» брали. Там печати Судейские.

– Не задену, – Виктор злобно усмехнулся. – Я талантливый.

– Уж верю, – бармен подчёркнуто отвернулся, выудил откуда-то очередной стакан, полез за салфеткой. – Давай живее…

Виктор, так уж вышло, ненавидел Судей. По не совсем ему самому понятным, но, очевидно, веским основаниям. Но ещё больше он ненавидел плохую работу. А здесь поработали качественно. Запах на совесть сделанного дела висел в грязной подворотне, как неприкосновенная ценность, как отблеск дорогих духов в замызганной парадке. Фирменная «зачистка» уничтожала любые следы. Остались лишь опрокинутые мусорные баки и привкус злодеяния. На небольшой, старой кладки кирпичной лестнице никого не было. Виктор покурил для виду, оглядывая просторы багряно-бурого, подсвеченного тускло-рыжим закутка. И спустился вниз. В этих тоннелях между задами старых домов центральных кварталов могло происходить что угодно. На задворках Красной улицы – средоточия жизни и смерти, камня преткновения и главной артерии этого безумного, трансмирового муравейника – всегда гнездились нечистики без прописки и удостоверения Совета. Нелицензированные, неучтённые, преступники и жертвы злодеяний в одном лице, в зависимости от обстоятельств, очередной гримасы провидения. Сейчас на весь квартал легло облако запустения. Облако под названием Синедрион. И всякая мразь притаилась. Даже астральные паразиты забились в какие-то щели. Гадство! Виктор мысленно простонал. Надо же, зарин, блин. Всё живое – наповал. Бесцельно побродив по подворотне (с выезда на Красную отходила карета неотложки и машина Судейского сопровождения), Шерхан вернулся: искать было нечего. По ощущениям, даже сугубо физические следы имевшей место потасовки аккуратно подтёрли. Мужик от безысходности осмотрел туалеты – тут же, по коридору, – забрёл в каморку охраны. Но ничего не нашёл. Хотя Скотта тут точно били. Борец загривком чуял.

В баре уже сидели Вайлен со Славиком. Томрад стоял на входе, скрестив у груди мощные руки и нарочито свирепо поглядывая вокруг. Все трое напоминали потенциальных нарушителей куда больше, чем проштрафившийся давеча молодчик.

– Чего? – Всеслав привстал, ожидая сенсации. Сенсации у Виктора не было. Ни в одной из интересующих напарника сфер.

– Ничего. По нулям. Как корова языком…

– Не корова, а Судьи, – Валя быстро вбил что-то в свой нетбук и развернул монитор Виктору. – Код четырнадцать дробь шесть. Пятый отдел. В доступе отказано. Полная секретность.

– Хр*нь, – зло выплюнул Виктор. – Мне это не нравится. Свидетелей опросили? – Славка покивал, скептично и презрительно одновременно, так что сразу и без пояснений становилось понятно, насколько ценны полученные показания. Шириханов сердито взъерошил и без того вздыбленную шевелюру. – Воняет подставой, блин.

– Я тоже так считаю, – кивнул Вайлен. – Но лучше не загоняться. Нам за это не платят…

– Хм? А как же благородная обязанность каждого честного сотрудника Статута? Как же «насрать любимому «Синедриону» в борщ»? – Кёц, стоявший чуть в стороне, придушенно фыркнул. Борцы звук проигнорировали.

– Татарин, не нарывайся, – Слава тихо вздохнул. – Тебя и так не шибко любят. Возьмут на разработку, а отдел распустят – мы ж «экспериментальные» да репрезентативные, под пристальным вниманием общественности…

– Requiescat24… – буркнул борец. И тотчас сам себя оборвал. – Не распустят, – Шерхан нехорошо оскалился. В передатчике зашуршали помехи. – О, вызов. Пошли… Спасибо, Кёц, – бармен грустно кивнул.

– Каждый должен брать на свои плечи труд, соразмерный его силам, так как если тяжесть его окажется чрезмерной – он может упасть в грязь25, – процитировал Всеслав с замогильным видом. Виктор привычно выскалился:

– Работа – последнее прибежище тех, кто больше ничего не умеет… – риторически возразил он и сам поморщился: к Уайльду борец питал не слишком тёплые чувства. – Да и Данте твой сулил сохраняющим нейтралитет самые жаркие сковородки. Так что, ad maiorem Dei gloriam26, даёшь свободу самовыражения.

– Самоистребления, – Вайлен, рождённый в другом мире и с цитатами Провала знакомый лишь частично, рассмеялся, оборачиваясь на выходе. – Коэффициент энтропии данного индивидуума превышает допустимый параметр, – указал он кивком на шедшего следом начальничка. – Требуется изменить настройки… – электронный голос удавался борцу неплохо. Но Шириханова не впечатлил.

– Где у тебя «Reset»? – Виктор достал портсигар, закурил в горсть, исподлобья оглядывая квартал. – Или мне по «корпусу» постучать?

– Угроза жизнедеятельности диспетчера! – Макэван открыл дверцу водительского сидения казённого авто и оглянулся на Томрада. – Поехали?

– Щас, официально прилетит, – удержал Шерхан, вслушиваясь в эфир. Заява припозднилась на добрых пять минут. Правильно – потасовка в квартале трущоб. Мохнатые парни Объединения бушуют. И куда смотрит их активно прославляемый всем, кому ни лень в хвост и гриву главнюк-миротворец, объединитель всех стай и, вообще, героический герой Фиа`Флокс? Хоть бы уж Новое Правительство всех там пережрало…

***

– Мир полон безумцев. Если не хочешь на них смотреть – запрись у себя дома и разбей зеркало, – Шерхан пребывал в приподнятом настроении. Хорошая драка всегда помогала ему расслабиться. Слава, потягиваясь на пассажирском сидении, сладко щурился в предрассветный сумрак: иногда ему казалось, не работай кореш в Статуте, на одного опасного рецидивиста в сводках стало бы больше. Уж слишком характерно зажигались у татарина зенки да вспыхивала шальным огнём слабая, человеческая аура.

– Кто это сказал?

– Французская поговорка, – Виктор вёл машину предельно аккуратно, несмотря на почти пустую трассу. Алкоголь выветрился, и химическая дрянь из аптечки обновила Виктора подобно концентрату живой воды, искусственно синтезированным аналогом которой и являлась. В салоне всё ещё оттеночно воняло препаратом, пусть и сквозь въедливый войлок никотина.

– Анекдоты о сумасшедших, рассказанные ими самими, внушают беспокойство…

– Слишком разумны27! – Шерхан засмеялся. – Ладно, главное, что остолопов скрутили… Меньше стало зла в нашем мире, а? – Волохов только отмахнулся:

– Ой, блин, Константин, борец с нечистью…

– Головкой стукнулся, княже, имена путаешь? Виктор я, – Шириханов лихо завернул к центральному подъезду Статута.

Кто из них нынче сильнее «стукнулся», Слава бы не поручился. Вызов по Объединению, традиционно, предвещал камерный мордобой и пространные формулировки в рапортах. Ну, и локацию из числа не самых респектабельных – для своих разборок двухфазные чаще всего выбирали пограничные промзоны, заводские кварталы да этнические трущобы «слепых» уровней – мест дислокации отребья, Совету не интересного и от этой беспризорности весьма криминогенного. На сей раз отличился Васселдум-сквер, окрестности печально известной автономии Иггертандт-Троукраст. Огрызок муниципального озеленения: пяток алей в чугунной обрешётке да несколько убранных в гранит прудов.

Когда тонированный субик на скорости вывернул с проспекта Героев Конфедерации в примыкавший к скверу проулок, мусорные баки уже полыхали, а патлатые и, как на подбор, двужильные молодцы – косая сажень в плечах, ни тени разума во взоре – с замотанными лицами бодро мутузили друг друга, свирепо огрызаясь да, изредка, вандаля насаждения. «Чистая стая» и «рви» перемежалось вполне тривиальной бранью, посылами по матушке и обещаниями эту матушку разыскать в самом приближённом будущем. Цели тоже обозначались вполне определённо. Судя по всему, к боевым действиям приступили не так давно – из муниципальной собственности пострадали пока лишь пара разломанных скамеек, фонтан и несколько кустов. Ну, и вытоптанный, сизо-пепельный по осенней поре газон. Кто с кем схлестнулся определить сходу не получалось. Оборотни в частичной трансформации, ещё и до бровей натянувшие шарфы с банданами, в сумерках выглядели идентично: здоровенными, патлатыми, смердящими за километр агрессией машинами убийств. С когтями. Впрочем, открытые «объединенцы» – члены странного праворадикального и, одновременно, к вящей радости политтехнологов КС проанархического движения двухфазных за «чистоту породы» – носили соответствующие нашивки на одежде. В сумерках, понятно, не слишком приметные. Шириханов, меркло улыбаясь, проверил ствол, покосился на бледное пятно в неоновом мерцании уровней едва тлеющей луны и резво выскочил наружу. Хотя Всеслав, полюбовавшись на творившееся среди осенней красоты полуоблезлых клёнов безобразие, и предпочёл бы запросить дополнительную огневую поддержку в виде группы быстрого реагирования… желательно, на бэтээре. Ну, или хотя бы подождать Валика с Томрадом. Можно без БТР.

Шерхан ждать не любил. Шерхан любил драться и орать. И в данный момент, рявкнув коронное: «Статут! Когти втянули, отморозь!» – шмальнул в воздух, больше привлекая внимание опасных охламонов, чем пытаясь напугать. Что ж, своего он, бесспорно, добился. Всеслав, оббежав поломанный двухфазными в запале свары бересклет, отчётливо разобрал в рычаще-орущей какофонии потасовки тривиальное и предсказуемое «мясо!». И выкинул фиксирующий блок вслед за брошенным Ширихановым заклятьем. Спецподготовка, конечно, несколько компенсировала видовую принадлежность, но до настоящего колдовства не дотягивала. «Мясо»… Для мятежной нечисти – упырей да вурдалаков со товарищи – смертный сапиенс, пусть и при астральных знаках Статута, оставался всего-навсего пикантной закуской, топпингом к основному блюду. Разумеется, когда речь не шла о Шерхане. Этот, слишком отбитый и слишком везучий, дабы участвовать в чьих бы то ни было кулинарных извращениях, умел вразумить заблуждающихся. Вот и теперь, оттарабанив заученную мантру про права и обязанности, не без удовольствия с полпинка вломился в чужую драку: лягнул первого попавшегося молодчика в грудь с разворота, раздробил локтем, не чинясь, переносицу другого, снова выстрелил, теперь уже по ногам. Лохматые громилы в дутых ветровках и тёртых кожанках, вооружённые, чем Бог послал (а послал щедро, вплоть до бутылок с зажигательной смесью), на первый взгляд, лупили таких же патлатых ухарей, разве, без «стекла», зато при битах. Правда, молодчики, не будь дураки – ну, настолько уж дураками не могли быть даже законченные «активисты», – под спудом заклинаний несколько поугомонились. Пара самых сообразительных даже попробовала удрать по смежным аллеям, вновь ломая злополучные насаждения. Всеслав швырнул сеть, почти не глядя. А Шириханов успел сломать ещё несколько носов прежде, чем ситуация прояснилась окончательно даже для наиболее ретивых. Ну, и сам огрёб недурно. Так что собирали по окрестным кустам да грузили идиотов Томрад со спецами…

На вызовах по Объединению церемоний от борцов никто не требовал. Двухфазные праворадикалы зарекомендовали себя определённым образом (строго определённым), и, даже несмотря на условно легальное положение организации в Совете, прекрасно знали, чего ожидать в подобных случаях.

«…Щас нам ещё дрозда за «Синедрион» вставят… и можно спать с чистой совестью!» – Виктор искренне радовался, что не придётся спускаться к изоляторам. И теперь его настроение вряд ли испортило бы даже лишение оклада на два месяца.

Огромное здание, недавно отремонтированное на деньги нового спонсора, высилось вавилонской башней над площадью Доверия. Бесконечные глянцевые стеклопакеты создавали иллюзию геометрической чешуи. А сложный рисунок фасада убивал всякую надежду на спасение рассудка в дебрях фанаберии. Прежде Статут напоминал второсортное охранное бюро с соответствующим контингентом забулдыжного типа в качестве штатных сотрудников. Верзилы с беспросветно-тёмным прошлым и аналогичным будущим, контуженные на всю голову боевики и откровенные бандиты – основная публика, державшая прежде подотчётную Синедриону контору и серьёзно скомпрометированная стараниями мятежной упырьей Короны.

С недавнего времени всё изменилось. И Статут, и его сотрудники… и отношения с Судьями. Виктор фыркнул: в прежний оплот правопорядка он бы вряд ли сунулся, хотя под описание, в целом, чего уж там, подходил. Бороться с преступной, потерявшей всякий стыд нежитью на благо беззащитного во враждебной среде транс-мировой реальности человечества – одно, а разбираться с конкурентами Синедриона за влияние в Совете – совсем другое. Ни к Вампирской Короне, ни к Колдовскому Содружеству Семи, когда особо не зарывались, ни к Новому Правительству оборотней никаких негативных чувств он не испытывал. Зато Синедрион и Белое Духовенство сильно бесили. И вот теперь, с переменой «крыши» (болтали, основной пакет акций перекупили), Статут изменился. Подвижки начались с малого. Старое здание центрального корпуса Управления – крысиная нора под крылышком «Синедриона» – неожиданно взорвали. Верзилы чудесным образом рассосались в пространстве. Центр перестроили. Кадры проверяли и беспощадно чистили. Потом откуда ни возьмись появилась pr-группа.

Стильные, хорошо одетые и подчёркнуто преуспевающие молодые люди у дорогих авто смотрели с больших баннеров, цифровых плашек и рекламных мониторов, равномерно обдавая высокомерием и пафосом. СМИ заговорили об «уважении» и «престиже» – прежде оба понятия со Статутом сопоставлялись так же близко, как сельский сортир с филармонией. Из дешёвых полудурков, «падальщиков» на сленге, лепили былинных витязей-защитников закона и порядка, «борцов», представителей Статута. Даже популярные журналы перестали стебаться над злополучными «цепными псами» правосудия. Прежде особенно доставалось от «A&A», издания, неприкрыто симпатизировавшего Короне. Да, клыкастые сволочи умели гадить целенаправленно и метко. Теперь на глянцевых страницах красовались физиономии «новых лиц» со товарищи. В том числе, Шерхан с его шайкой, чья карьера пошла вверх именно благодаря произошедшим изменениям.

Местную холодную войну «Синедрион» почти проиграл. Во всяком случае, он проиграл Статут. Принцип реорганизации здорово напоминал отработанные схемы Королевы, когда упыри были врагами №1. И Виктор даже не пытался гадать, о чём это может говорить.

На стоянке оказалось тесно. Припарковавшись, лохматый огляделся для начала, рассчитывая, каковы шансы пройти незамеченным. Патрульные машины и личные авто чередовались. Боевики, сотрудники Центра и специального аналитического курсировали по стоянке. Рабочие группы собирались для докладов. Виктор выбрался из машины. Переглянулся со Славиком. Озвучивать вопрос не пришлось.

– Не, сегодня не отчётный, – посчитав по пальцам, ухмыльнулся Всеслав. – Чего их понамело-то?.. – Шириханов, поддёрнув пиджак, лишь пожал плечами. – Ладно… пошли. Сдадим дежурство – и отсыпаться…

– Как думаешь, может, дальше развивать… про Скотта?

– Нет, – Слава медленно, но убеждённо повёл головой. – Бессмысленно. Какие подводы?

– Запросто, – пожал плечами Шерхан. – Подпишем через Подготовку Кадров. Это же дочерняя организация, не состоящая непосредственно в Статуте. Отдельный Комитет.

– Чего ты так вцепился в этого колдуна? – Волохов хмурился. В лифте с ними наверх поднимались Аллочка и Тэнди, общительные сотрудницы Сервис-Хранилища. Разговор пришлось прервать.

– Как дела, мальчики? – короткие, узкие юбки и приталенные пиджаки с нагрудными значками одинаково хорошо смотрелись как на рыженькой Алле, так и на гуманоидно-синей (полу-Тень) Тэндарэл, чьи тёмные, жёсткие волосы, заплетенные в аккуратные тонкие косички, добавляли портрету ксеноморфности в лучших традициях тринадцатой параллели. Виктор улыбнулся на свой лад:

– Уже хорошо. Отлично смотритесь. Может, намекнуть начальству, чтоб полы зеркальные сделали?

– Фи, какой грубый! – хихикнула Алла. Тэнди привычно заслонилась папками.

– Да уж. Если донжуан поклялся уйти в монастырь… значит монастырь женский28, – осклабился Всеслав.

– Кто это сказал? – Тэнди обворожительно стрельнула роскошно-однотонными глазками.

– Один умник из тринадцатого кольца, – фыркнул, поглядев в потолок, Шириханов. – Славик у нас патриот.

– Я тоже люблю параллель, в которой выросла, – пожала плечами Аллочка, оглаживая бархатным взглядом встрёпанного Шерхана. Борец это отлично видел, но разыгрывал мрачного ворчуна. – А ты, Вик?

– Патриотизм: убеждение, что твоя страна самая лучшая, потому что именно ты в ней родился29… Это тоже тринадцатое творчество.

– Там только люди живут? – перевела тему Тэнди. Лифт уже подъезжал к нужному Виктору этажу.

– Почему? Ещё звери, птицы и разные идиоты…

– Считающие себя магистрами тайных орденов, – покивал Слава. – Ой, и много от них хлопот!

– Да, – кивнула Тэндарэл. – Мы в курсе…

– Заходите на чай, мальчики, – когда двери разъехались, Виктор, задумчиво ухмыляясь, осторожно пощупал подтянутую ляжку рыженькой. Удовлетворенно кивнул, выходя и оборачиваясь уже в коридоре:

– Конечно. Готовьте булочки… – Алла засмеялась, выразительно помахав папкой. Тэнди сверкнула бликами в пронзительно-чёрных глазах.

Стерильность выбеленных, испятнанных разводами фактурной штукатурки коридоров, пестуя непогрешимость, тем не менее, нервировала. Светлые однотипные двери мало прибавляли к общему декору помещений. Но, вопреки первому впечатлению (ехидного и беспощадного лабиринта), структурная организация пространства подчинялась строгой схеме, по идее, интуитивно понятной и предсказуемой. Отметившись на посту, Виктор посидел на банкетке перед кабинетом, собираясь с мыслями. Славик курил в рекреации. Происшествия случались постоянно – терпимая и гостеприимная параллель исправно поставляла материал для сводок. Но такой мерзости, как сегодня… скорее всего, речь пойдет о Судьях. Жуткий Синедрион, сбившийся моральный компас всея миров, как ни прискорбно, оставался сильнейшей организацией, представляя собой дивную помесь «добрых пастырей» и ведущего ночного кошмара обывателей. Sancta sanctorum30 с оттенком ужаса на кончиках клещей.

Худо-бедно собравшись с мыслями, Шерхан мужественно прошёл в приёмную и, по кивку, постучал в массивные двери. Начальник подразделения – Войцслав Шпорк или, как его называли за глаза, невзирая на звание, Полкан – сидел за столом среди центральных мониторов и что-то аккуратно чертил по сенсорной панели.

– Неспокойная ночка, – пробормотал он на своём мягком УОП31е, усмехаясь и вопросительно поглядывая на Виктора. Тот покорно кивнул. – Слышал, дело от вас ушло…

– Синедрион берёт его на личный контроль? – тотчас, с порога, вспылил Шириханов, позабыв об избранной на кушетке стратегии «непротивления злу насилием». – Что это значит? Мы, вообще, не имеем права рыть?

– Рыть у тебя права никто не отнимет, – покачал головой Войцслав. – На здоровье, как говорится, – усмешка стала ироничнее. Шпорк зорко поглядел на подчинённого и продолжил безапеляционным тоном прекрасно осведомлённого о характере отдельных кадров командира. Без тени былого дружелюбия. – В свободное от работы время. Вот бумага – ознакомься. И учти – Статут и Синедрион не враги. И не ячейки уголовного синдиката. Лучше на пути у них не стой – раздавят. Пусть Вампирская Корона с ними грызётся.

– Корона и грызётся, – кивнул Виктор, нарочно успокаиваясь. – А нам что, в сторонке стоять секундантами?

– Если бы… – вздохнул устало Войцслав, почесав задумчиво в седых волосах. Запонка с эмблемой Статута поймала на ребро отблеск одной из бестеневых ламп. Выглядело до омерзения многозначительно. – Постарайся, Шерхан, постарайся. Подумай… Это всё странно. И не с руки Статуту. Если спишешь, как бытовуху – хорошо. Если же речь идёт о провокации, лучше подождать указаний сверху… – «сверху». Борец фыркнул. Номинально, «сверху» был лишь кодекс «Статут». Номинально. И ведь про «лучший мир» не пошутишь, потому как Третья Параллель как раз таковым и считалась, во всяком случае, по официальной версии Конфедерации Совета.

– Я этого парня знаю. Разрабатывал, – проворчал, неожиданно отчётливо ощущая горлом шершавую удавку форменного галстука, борец. – Точно провокация. Он – талантливый колдун, звёздный. Им то упыри интересовались, то Белое Духовенство. Говорят, он с самой Королевой дружился…

– Додружился, – кивнул печально Войцслав. – Будь умнее.

– Статуту такой не помешал бы, – пропустив мимо ушей внезапное, и несколько необоснованное, напутствие, прикинул мужик невзначай.

– Не нам решать, – покачал головой полковник. – Да и не после такого… Поговори с «кадрами», скорее всего, будут настаивать на отчуждении, – Шириханов неприязненно перекривил физиономию, но смолчал. – Виктор… никому не нужны проблемы с Церковным Судом.

– В моём мире говорили: нет человека – нет проблемы, – пожал плечами с отсутствующим выражением угрюмого лица борец. И прибавил с едкой мрачностью почти под нос. – С организациями, думаю, тоже работает… – Полкан укоризненно покачал головой:

– Сделаем вид, что я тебя не расслышал.

– Я говорил на родном языке, – понятливо покивал мужик. – А Вы не понимаете по-русски.

– Будь осторожнее, Шерхан. К твоему отделу и тебе лично сейчас пристальное внимание… лишние… казусы ни к чему. Ты меня понял?

Виктор послушно кивнул. И вышел, сжимая в увлажнившейся ладони злополучный листок. Bewahre die Geheimnisse32. Завершить «беседу» спокойно стоило ему нешуточных усилий. Но говорил мужик, в целом, сдержанно, лелея потаённую злость и дикое, противоестественное раздражение, да, может, веком подёргивая. Шириханов выдохнул. Больше, чем Синедрион, борец ненавидел всего несколько вещей, и среди них несправедливость занимала не последнее место. А парня уволокли в церковные застенки, как говорится, «по беспределу». И, скорее всего, уже пытали. Мучительно и изощрённо. Хм. Любопытно знать, как в этом толерантнейшем из множества изученных миров мог выжить и быть легитимизирован столь… одиозный ритуал.

Виктор зло встрепал поникшие вихры: всё. Нахр*н. Думать лучше с ручкой в приятной атмосфере родного санузла. Только административку сдать. И… «мне ничего не остаётся, я буду жить33».