Читать книгу Беседы с кураторами - Терри Смит - Страница 9

Что я сам, будучи историком искусства, извлек из своего участия в этих беседах? Позвольте мне начать с краткого описания того, как я обычно что-либо изучаю. Начав исследовать предмет, я сосредотачиваюсь на хорошо заметной группе случаев, ищу примеры связей между ними, наблюдаю их изменения во времени: одинаковые и разные, тем временем выискивая менее заметные аспекты и отклонения. Я внимательно прислушиваюсь к тому, как эта практика разъясняет саму себя, к многочисленным соревнующимся голосам, стремящимся создать картину ее дискурса, ее слоев открытости и отгораживания, самоанализа и самозащиты. Затем я возвращаюсь к мирам, с которыми эта практика связана, постоянно сравнивая и противопоставляя их полученному самопредставлению. Именно в этот момент рождаются самые интересные вопросы, ответы на которые начинают появляться сами. Затем я провожу их проверку с помощью того, что говорили об этих вопросах другие, и, что важнее всего, того, что сам знаю о мире и его требованиях к данной практике. Эти методы определения истины называются индукцией и дедукцией. Использовать один для проверки другого значит применить к ним деконструктивный диалектический подход.

Применяя этот подход, я вскоре увидел, что кураторы активировали целую констелляцию идей об искусстве, которые работают иначе, чем для критиков, теоретиков или историков искусства. Здесь возникает вопрос: что объединяет и различает все эти подходы к одному и тому же объекту – искусству? Очевидно, что каждая из этих интерпретативных специальностей демонстрирует собственный стиль мысли. Существует поверхностный и вводящий в заблуждение уровень их разделения. Например, многие кураторы утверждают, что ими, как и художниками, движут прагматизм, интуиция и инстинкт, а не разновидности прикладного разума, которыми, на их взгляд, руководствуются историки и теоретики. Подобное безвкусное обобщение не отвечает моему опыту общения с кураторами того типа, который представлен в этой книге. Поэтому, работая над прошлой книгой «Осмысляя современное кураторство», я подумал, что было бы интересно пойти вразрез с этими стереотипами и поставить вопрос о том, что же представляет собой современная кураторская мысль. Проводя интервью для этой книги, я расширил и углубил те ответы, которые сумел дать в 2012 году. Позвольте же мне пересмотреть их и поделиться ими с вами в доработанной форме[12].

Ответ на вопрос «что такое современная кураторская мысль» в моем представлении требовал должного обозначения общих черт кураторов и других акторов мира искусства, но прежде всего это означало попытку выделения отличий в том, как кураторы мыслят и что они, собственно, делают, представляя искусство публике. Художественные критики стремятся выразить в своих текстах непосредственную реакцию на выставленные работы, рассматривая их по очереди или сравнивая с другими произведениями. С помощью проекционного воображения они пытаются показать, каким образом работал в данном произведении искусства данный художник, чтобы перевести форму и бесформенность в содержательную или, возможно, не столь содержательную фигуру. Критики также сопоставляют конкретную выставку с другими выставками на эту же тему или просто похожими и зачастую предоставляют соответствующий контекстуальный комментарий. Немаловажно и то, что они сопровождают свои описания оценками, обозначая тем самым, сколько внимания заслуживает тот или иной художник, произведение и выставка. В общем, критики пишут монологи в настоящем времени и произносят слова, пробуждающие в читателе ощущения, которые он сможет получить, когда придет посмотреть на эти же произведения на этой же выставке.

Когда музейную экспозицию или выставку посещает историк искусства, он делает это в основном для того, чтобы подтвердить некий факт истории искусства, иными словами, объяснить историческое формирование и развитие какой-либо художественной школы или эволюцию творчества отдельного художника в надежде пролить свет на то общество, в котором этот художник работает или работал. Обычно они пытаются дополнить историю, которая больше того, что способен показать любой музей или даже все музеи мира, вместе взятые. Это история присутствия искусства в истории человечества, его значимости в жизни человека во всем ее разнообразии. (Сегодня эта история должна стать дисциплиной мирового масштаба, но это уже другой вопрос.) Таким образом, наиболее волнующий момент для историка искусства наступает тогда, когда тщательное исследование произведений искусства и связанных с ними документов приводит к открытию неожиданного смысла или резонансных отношений, объясняющих определенное произведение, окружающее его искусство и более общую историю мирового порядка. Иными словами, историки искусства пишут повествования о веке, рассказ о событиях после свершения событий, рассказ, возрождающий момент события произведения, выставки, искусства как такового, а также очерчивающий их резонанс во времени и пространстве.

Однако еще до того, как все это может произойти, куратор уже изучил эти произведения на предмет их выставочного потенциала и отобрал их, обычно в связи с другими работами, открыв тем самым как присущие им смыслы, так и смыслы, рождающиеся в их взаимоотношении. Эти смыслы предшествуют художественной критике, но они имманентны ей. И они могут предшествовать истории искусства, но лишь потенциально. Это смыслы, которыми искусство обладает само по себе, смыслы, как их произвел художник или, если работа проходит сквозь время, те смыслы, которыми она обрастает, пребывая в мире, в том числе присутствуя на выставках. Аналогично аффективным интуициям у критиков и гипотезам у историков искусства, эти внутренние смыслы являются куратора сырьем, воплощенным в фактический и символический материал, из которого он создает выставку.

Какого рода мышление необходимо для распознавания этого выставочного потенциала и предвосхищения подобного смысла? Если мы можем сказать, что историк, критик и теоретик стремятся к концептуализации (обычно умозрительному образу), которая воплотит явно разрозненные элементы его анализа в определяемую «форму», дискурсивную фигуру, возникающую при подробном изложении (через мысль, текст, отстаивание в диалоге, соизмерение с работами), то соответствующая им кураторская мысль может быть процессом, который собирает все эти элементы (произведения искусства, объекты, документы, тексты, их истории, их причастность к значению, а также факты о физической обстановке и информацию о местоположении в конкретном городе и выставочном комплексе) в предварительно визуализированную выставку или, еще точнее, проекционное видение зрительского путешествия по такой выставке. Если речь идет о курируемом мероприятии, то куратор пытается вообразить, насколько это возможно, непосредственные или совокупные впечатления участников. Тогда как многие кураторы до сих пор рассматривают всего один (идеальный?) зрительский маршрут, другие предпочитают продумывать несколько возможных путей для зрителя или параллельные и совместные пути для группы зрителей. Выставка в таком расширенном понимании работает прежде всего на то, чтобы сформировать опыт зрителей, предлагая путешествие к пониманию, разворачивающееся в виде заданных, но при этом открытых моделей аффективных интуиций, которые активируются зрительным восприятием, в виде прохождения через определенные пространства, что требует времени – и, по сути, создает собственную особую темпоральность. Эти упорядоченные, структурированные реакции накапливаются до тех пор, пока куратор полностью не осознает (и впервые не поймет) свою изначальную интуитивную мысль, кураторскую гипотезу, которую выставка должна проверить.

Таким образом, куратор выставки – это ее предварительный и первый настоящий зритель. Ведь зритель так же будет накапливать те же первичные впечатления до тех пор, пока не поймет кураторскую позицию и не придет к незнакомым прежде чувствам и смыслам. В этот момент произведения искусства вступают на поприще публичных объектов. Одновременно с этим выставка начинает работать в качестве кураторского акта, нового взгляда на искусство, которое в нее включено, оригинальной интервенции в дискурс художественной критики и истории искусства, а также в качестве определенного рода образца внутри дискурса кураторства. Со временем, вызвав резонанс в обществе, эта выставка может остаться в памяти тех, кто ее посетил, как некий поворотный момент в их жизни, а если она окажется достаточно исключительной, то будет становиться все более значимой в истории человеческого мировосприятия.

Кураторы, таким образом, первыми представляют искусство публике в подлинном смысле. Они достают его из мастерских, снимают с чертежной доски или перекачивают с лэптопа до того, как критик его увидит (обычно на выставке), историк искусства о нем напишет, а философ его теоретизирует. Если критик обычно пишет монолог для индивидуального прочтения, а историк искусства создает повествование для любого будущего читателя, заинтересованного в том, как прошлое формирует возможное будущее, то куратор организует публичный диалог между фактическими материальными объектами в конкретном реальном пространстве, встречу неравных, беседу тихих голосов, которую приходят услышать зрители и которая позволяет им стать аудиторией этой выставки.