Читать книгу Танец с герцогом - Тесса Дэр - Страница 2

Лондон

Июнь 1817 года

Ежевичная глазурь!

Амелия д’Орси закусила губу, чтобы сдержать возглас ликования. Даже на таком званом вечере, как этот, сорвавшийся с губ благовоспитанной леди возглас радости непременно привлек бы всеобщее внимание, а Амелии вовсе не хотелось объясняться перед окружавшими ее молодыми леди. Тем более что поводом для радости послужил вовсе не выигрыш за карточным столом и не предложение руки и сердца, а всего лишь очередное блюдо в обеденном меню.

Амелия даже представила, как все будет.

– О, леди Амелия, – всплеснула бы руками одна из девушек, – только вы можете думать о еде в такой момент.

Нет, Амелия вовсе не собиралась стоять посреди танцевального зала и мечтать о семейном обеде в загородном поместье. Просто она давно уже раздумывала о новом соусе для тушеного фазана вместо надоевшего яблочного. Амелии хотелось чего-то сладкого, но вместе с тем терпкого, неожиданного, но знакомого, затейливого, но не слишком дорогого. Наконец ответ нашелся сам собой. Ежевичная глазурь. Процеженная. Ммм… С добавлением сахара и специй.

Решив записать рецепт в своем дневнике позже, Амелия отбросила прочь мысли о новом блюде и изобразила на лице вежливую полуулыбку. Теперь лето в Брайербэнке получится идеальным.

Мимо в облаке алого шелка проплыла миссис Бэнском.

– Половина одиннадцатого, – пропела хозяйка бала. – Почти полночь.

Почти полночь. Хватит уже думать о меню.

Закутанная в метры тюля дебютантка с лицом херувима схватила Амелию за запястье.

– Он появится в любую секунду. Как вы можете оставаться столь спокойной? Если он выберет меня, я наверняка упаду в обморок.

Амелия вздохнула. Ну, началось. Подобное происходило на каждом балу, едва лишь часы отбивали половину двенадцатого.

– Вам не придется вести беседу, не волнуйтесь, – заметила молодая леди в платье из зеленого атласа. – Во время танца он не произносит ни слова.

– А он вообще говорит по-английски? Я слышала, будто он рос в Абиссинии или…

– Нет, нет, в Канаде. И конечно же, он говорит по-английски. Мой брат играет с ним в карты. – Вторая девушка понизила голос. – И все же есть в нем что-то первобытное, вы не находите? Это видно по тому, как он двигается.

– А мне кажется, вы придаете слишком большое значение сплетням, – заметила Амелия.

– Вальсирует он божественно, – вставила третья собеседница. – Когда я с ним танцевала, мои ноги словно парили над полом. Вблизи он еще красивее.

Амелия снисходительно улыбнулась:

– В самом деле?

В начале сезона неприлично богатый и ведущий затворнический образ жизни герцог Морленд решил-таки почтить общество своим присутствием. А спустя несколько недель уже весь Лондон плясал под его дудку. Герцог приезжал на балы, едва только стрелки часов отсчитывали полночь, и выбирал из всех присутствующих леди одну-единственную. Едва лишь танец заканчивался, он провожал свою партнершу к столу и… исчезал.

Не прошло и двух недель, как газеты окрестили его Полночным герцогом, а представительницы высшего света взялись соперничать друг с другом за право пригласить его светлость к себе на бал. Леди на выданье не отдавали никому последний танец перед ужином из страха упустить возможность потанцевать с герцогом. Чтобы добиться пущего эффекта, хозяйки ставили часы на видное место и приказывали оркестру начинать играть ровно в двенадцать часов ночи. По неписаному правилу бал открывал романтичный медленный вальс.

Ежевечернее представление держало общество в сладостном предвкушении. Чем меньше времени оставалось до полуночи, тем больше наполнялся ароматами духов воздух, а атмосфера в танцевальном зале становилась все напряженнее. Многочисленные мнения сводились к одному: однажды какой-нибудь краснеющей робкой дебютантке удастся заарканить непокорного холостяка, положив начало легенде.

Имя герцога порождало многочисленные истории и сплетни. Впрочем, так бывало всегда, когда в деле фигурировал человек с таким огромным состоянием и положением в обществе.

– Я слыхала, он родился и вырос в диких лесах Канады, – произнесла одна из девушек.

– А я слышала, что он мало чем отличался от дикаря, когда дядя взял его к себе в дом, – сказала вторая. – Вел он себя столь грубо и необузданно, что старого герцога хватил удар.

– Мой брат рассказывал, будто в Итоне имел место один случай, – пробормотала леди в зеленом. – То ли ссора, то ли драка, я не знаю точно. Но один молодой человек чудом избежал смерти, и Морленда исключили из университета. Наверняка произошло нечто ужасное, раз осмелились наказать герцогского наследника.

– Вы не поверите тому, что услышала я, – произнесла Амелия, округлив глаза от ужаса. Остальные леди заинтересованно вскинули головы и подались вперед. – До меня дошел слух, – с заговорщицким видом прошептала Амелия, – будто в полнолуние герцог превращается в кровожадного дикобраза.

Когда смех стих, Амелия добавила:

– Нет, я, право, не верю, что герцог заслуживает столь пристального внимания к своей персоне.

– Вы бы так не говорили, если б потанцевали с ним хоть раз.

Амелия покачала головой. Она наблюдала одну и ту же сцену бесчисленное количество раз за последние несколько недель и откровенно веселилась в душе, не испытывая при этом ни малейшего желания оказаться в центре всеобщего внимания. Нет, это не было притворным равнодушием, потому что Амелия действительно не видела ничего романтичного и интригующего в обычном самолюбовании молодого повесы. Да и кому, как не холостому, богатому и красивому герцогу, покорять дамские сердца? Амелии он казался несносным и весьма испорченным.

Девушки, выбираемые им для единственного танца, были похожи одна на другую как две капли воды: симпатичные, но глупые и совершенно неинтересные дебютантки. На такую, как Амелия, он даже не посмотрит.

Впрочем, Амелия немного лукавила – легкую горечь она все же испытывала.

Время шло, и приближался момент, когда общество негласно запишет ее в старые девы. Амелия всякий раз с раздражением вспоминала о собственной непопулярности у представителей противоположного пола, когда с наступлением полуночи взгляд скандально известного герцога безразлично скользил мимо нее, чтобы остановиться на какой-нибудь не перестающей прихорашиваться дебютантке.

Впрочем, у герцога не было причин останавливать свое внимание на Амелии. Ее приданое могло называться приличным с очень большой натяжкой, а что касалось внешности… Хорошенькой Амелию нельзя было назвать даже в год ее дебюта. Ее глаза казались слишком блеклыми, и она с легкостью заливалась краской. К своим двадцати шести годам Амелия уже смирилась с тем, что ей никогда не стать стройной.

Внезапно девушки бросились врассыпную, точно стайка перепуганных пташек, а за спиной Амелии раздался тихий шепот:

– Сегодня ты восхитительна.

Вздохнув, Амелия резко повернулась.

– Джек. Что тебе нужно на этот раз?

Молодой человек прижал ладонь к лацкану сюртука и обиженно надул губы.

– Ну почему ты меня каждый раз в чем-то подозреваешь? Неужели я не могу сделать своей дражайшей сестре комплимент просто так?

– Нет, если речь идет о тебе. Кроме того, выражение «дражайшая сестра» – вовсе не комплимент. Я твоя единственная сестра, и если тебе нужны деньги, придумай что-нибудь получше. – Амелия намеренно поддразнивала брата в надежде, что вопреки ее ожиданиям он возразит: «Нет, Амелия. На этот раз я не стану просить денег. Я бросил пить и играть. Не встречаюсь больше со своими друзьями, которые тебе так не нравятся. Я вернусь в университет, а потом приму сан священника, как и обещал нашей матери перед смертью. Кроме того, ты действительно выглядишь чудесно».

Бросив взгляд на гостей, молодой человек понизил голос:

– Всего-то несколько шиллингов.

Плечи Амелии безвольно опустились. Часы еще не пробили полночь, а глаза ее брата уже горели болезненно-горячечным блеском, подогретым алкоголем и не предвещавшим ничего хорошего.

Взяв брата за локоть, Амелия отделилась от стайки молодых леди и направилась в сторону террасы. Теперь они стояли в круге желтого света, проникавшего сквозь высокие стеклянные двери. Прохладный воздух веял сыростью.

– У меня нет денег, – солгала Амелия.

– Всего несколько шиллингов, чтобы заплатить за экипаж, Амелия. – Джек схватился за сумочку, свисавшую с руки сестры. – Мы собираемся в театр.

Как же, как же. Скорее в очередной игорный притон. Амелия прижала расшитую бисером сумочку к груди.

– А как попаду домой я?

– Морленд тебя подвезет, – подмигнул Джек. – После того как потанцует с тобой. Я поставил на тебя два фунта.

Прекрасно. Еще два фунта, которых она лишится из-за безрассудности брата.

– И ты, конечно же, уверен в выигрыше.

– Не говори так. – Джек погладил сестру по руке, и в его глазах неожиданно промелькнула искренность. – Ему ужасно повезет, если ты ответишь согласием, Амелия. Ни одна из присутствующих в этом зале леди не сможет с тобой сравниться.

Слезы обожгли глаза Амелии. После гибели их брата Хью под Ватерлоо Джек сильно изменился. И отнюдь не в лучшую сторону. Однако все же изредка ее дорогой нежный брат, которого Амелия так любила, ненадолго становился прежним. В такие моменты Амелии отчаянно хотелось заключить его в объятия, прижать к себе и не отпускать на протяжении недель и даже месяцев, пока он не избавится от своего хрупкого панциря, в котором прятался последнее время.

– Да ладно тебе. Будь паинькой, одолжи мне пару крон. Я отправлю к Лорану слугу, и он пришлет за тобой свое шикарное новое ландо. Так что поедешь домой с таким же шиком, что и его рыжая наследница.

– Ее зовут Уинифрид. Она теперь графиня Бьювел, так что относись к ней с уважением. Благодаря ее приданому Майкл смог купить офицерский чин, а Уильям продолжил обучение в школе. Благодаря ей и Лорану у нас есть дом.

– А я никчемный неблагодарный брат, который приносит семье лишь бесчестье и разочарование. Знаю, знаю. – Джек заставил себя улыбнуться. – Тебе жаль нескольких монет, чтобы от меня отделаться?

– Ну как ты не понимаешь? Я не хочу от тебя отделываться. Я люблю тебя, дурачок. – Амелия пригладила непослушную прядь волос, имевшую обыкновение выбиваться из прически на виске. – Ты не позволишь мне помочь тебе, Джек?

– Конечно, позволю. Начни с шиллинга или двух.

Амелия развязала тесемки сумочки негнущимися пальцами.

– Я отдам тебе все, что у меня есть, с одним условием.

– И что это за условие?

– Ты должен пообещать, что этим летом поедешь с нами в Брайербэнк.

Семейство д’Орси всегда проводило лето в Брайербэнке – небольшом каменном коттедже, что располагался на склоне холма, спускавшегося от руин замка Бьювел к реке Уай. Амелия на протяжении многих месяцев планировала эту поездку. Она продумала все, начиная с камчатных скатертей и заканчивая желе из смородины. Брайербэнк был решением всех проблем. Она знала это.

Смерть Хью ошеломила всех членов семьи, а Джека – более всего. Из всех братьев эти двое были самыми большими друзьями. Несмотря на небольшую разницу в возрасте, Хью проявлял большую мудрость, а его серьезность всегда уравновешивала необузданность Джека. Амелия опасалась, что, лишенный поддержки брата, Джек в конце концов окажется в беде.

Ему необходимы любовь и время, чтобы оправиться от пережитого горя. Время вдали от большого города и рядом с семьей. Вернее, с тем, что от нее осталось. Здесь, в Лондоне, Джека постоянно окружали соблазны. А необходимость соответствовать своим богатым расточительным друзьям давила на него тяжким бременем и подрывала материальное положение семьи. В Брайербэнке он вновь станет самим собой – веселым беззаботным Джеком, каким его помнила Амелия. Юный Уильям сможет приехать в родовое гнездо на каникулы. Майкл не вернется к тому времени из плавания, зато Лоран и Уинифрид присоединятся к остальным на неделю или две.

Амелия будет идеальной хозяйкой. Такой, как мама. Она украсит комнаты вазами с львиным зевом, организует театрализованные представления и игры на свежем воздухе, будет угощать присутствующих тушеным фазаном в ежевичной глазури.

Она сможет сделать всех счастливыми простым усилием воли. Или подкупом, если потребуется.

– Здесь крона и три шиллинга, – произнесла Амелия, доставая из сумочки деньги. – Дома еще шесть фунтов. – Сбереженных, сэкономленных, собранных по крохам. – Они твои, если пообещаешь провести август в Брайербэнке.

Джек зацокал языком.

– Он тебе ничего не сказал?

– Кто? Что сказал?

– Лоран. Мы не поедем этим летом в Брайербэнк. Все решилось лишь на этой неделе. Мы его сдадим.

– Сдадите? – Амелия почувствовала себя так, словно кровь вдруг перестала струиться по ее венам. В глазах у нее разом потемнело, и она схватила брата за руку. – Сдадите Брайербэнк? Чужим людям?

– Ну, не таким уж чужим. Мы бросили клич и теперь ждем предложений от нескольких уважаемых семей. Наш коттедж – настоящий лакомый кусок.

– Да, – вымолвила Амелия. – Да, я знаю. Это место настолько чудесно, что семейство д’Орси проводило там каждое лето на протяжении нескольких столетий. Столетий, Джек. Так с какой стати нам менять сложившиеся традиции?

– А разве мы еще не переросли игру в шары и нудные чаепития? Там скучно, как в могиле. Это же почти у границы с Ирландией.

– Скучно? Что ты хочешь этим сказать? Ты ездил туда каждое лето, ходил на реку и… – Внезапно Амелия все поняла, и по ее спине пробежал холодок. – О нет. Сколько ты проиграл? Сколько задолжал?

Джек не стал ничего отрицать.

– Четыре сотни фунтов.

– Четыре сотни! Кому?

– Морленду.

– Полночному гер… – Амелия осеклась. Слишком уж нелепым казалось ей это прозвище. Нет, она не станет признавать скандальную известность герцога. – Но ведь он еще даже не появился. Как ты умудрился проиграть ему четыре сотни, когда его здесь нет?

– Это случилось не сегодня, а несколько дней назад. Вот почему мне нужно уйти. Он прибудет с минуты на минуту, а я не могу показываться ему на глаза до тех пор, пока не выплачу долг.

Лишившись дара речи, Амелия в оцепенении смотрела на брата.

– И не смотри на меня так, я этого не вынесу. Я держал себя в руках, пока Фэради не поставил на кон свой жетон. Вот тогда-то Морленд и заинтересовался игрой, невероятно подняв ставки. Он спит и видит, как бы собрать все десять.

– Десять чего? Жетонов?

– Ну да. Жетоны – это все. – Джек картинно развел руками. – Вот только не убеждай меня, будто тебе ничего об этом не известно. Речь о самом популярном в Лондоне клубе для джентльменов.

Когда Амелия ничего не ответила, Джек попытался напомнить:

– Харклиф. Осирис. Один племенной жеребец и десять медных жетонов. Ты слышала об этом клубе. Я знаю, что слышала.

– Извини, но я понятия не имею, о чем ты сейчас говоришь. Кажется, ты пытаешься сказать, что поставил на кон родовое гнездо своих предков против какого-то медного жетона. И проиграл.

– Я и так уже проиграл несколько сотен и не мог выйти из игры. А мои карты, Амелия… лучше мне еще никогда не выпадало, клянусь.

– И все же ты проиграл.

Джек обреченно пожал плечами:

– Что сделано, то сделано. Если бы я мог добыть денег каким-то другим способом, я бы непременно это сделал. Мне очень жаль тебя разочаровывать, но ведь в Брайербэнк можно поехать следующим летом…

– Да, но… – Следующего лета придется ждать еще целый год, и одному Богу известно, в какую еще неприятность попадет тем временем Джек. – Должен быть какой-то другой выход. Попроси денег у Лорана.

– Ты знаешь, что он не даст.

Джек был прав. Их старший брат женился по расчету, фактически принеся себя в жертву. В тот момент их семья очень сильно нуждалась, и тут под руку подвернулась Уинифрид с весьма щедрым приданым и отцом-магнатом. Проблема состояла лишь в том, что мешки с этим самым приданым были туго завязаны, и ослабить веревку мог только тесть Лорана. Старик ни за что не позволил бы зятю выплатить долг брата в четыреста фунтов стерлингов.

– Мне нужно уехать до прибытия Морленда, – произнес Джек. – Ты же понимаешь.

Джек снял сумочку с безвольной руки сестры, и та даже не попыталась возразить, когда он вытряхнул на ладонь монеты. Да, Амелия понимала. Даже если от их жалкого состояния совсем ничего не останется, д’Орси все равно не поступятся своей гордостью.

– Но ты хотя бы усвоил урок? – тихо спросила у брата Амелия.

Джек перепрыгнул через низкую ограду террасы и позвенел зажатыми в кулаке монетами.

– Ты же знаешь меня, Амелия. Я никогда не был прилежным учеником. Всегда все списывал у Хью.

Глядя вслед удалявшемуся брату, Амелия обняла себя за плечи.

Ну почему судьба столь жестока? Брайербэнк сдается внаем! Все то счастье, которое хранили каменные полы, сложенные из грубых плит камины и пучки свисавшей со стропил лаванды, достанется совершенно чужим людям. Все ее усилия, приложенные к тому, чтобы составить меню и придумать развлечения, потрачены впустую. Без этого дома семья д’Орси лишится стержня, а Джеку негде будет излечиться от горя. Но что еще более ужасно – у нее не станет собственного жилья.

Со статусом старой девы Амелия тоже не готова была смириться. И все же смирилась бы, если бы у нее имелась возможность проводить каждое лето в старом коттедже. Стены его заряжали ее энергией, помогая пережить следующий год. В то время как ее подруги собирали себе приданое, Амелия с удовольствием вышивала чехлы на стулья в Брайербэнке. Пока они развлекали гостей, Амелия тешила себя мыслями о бегониях на окнах. А когда ею – умной, здравомыслящей и воспитанной – пренебрегали ради более молодых, симпатичных и удачливых леди, она воодушевлялась при мысли о ежевичной глазури.

Стоя в одиночестве на террасе, Амелия дрожала. Судьба повернулась к ней спиной, монотонно разбивая одну ее надежду за другой.

Часы в доме пробили полночь.

– Его светлость герцог Морленд!

Объявление мажордома прозвучало одновременно с последним ударом часов.

С верхней ступени лестницы Спенсер наблюдал, как толпа гостей распалась надвое, точно половинки спелого персика, оставив в середине кучку юных леди, ожидавших приглашения на танец. Замерев на месте, они дрожали под взглядом загадочного герцога.

Спенсер никогда не любил больших скоплений людей. И особенно он терпеть не мог скоплений выскочек, разряженных в пух и прах. С каждой ночью разворачивающееся перед глазами Спенсера действо становилось все нелепее. С каждым днем сливки общества взирали на него с возрастающим благоговением.

«Мы не знаем, чего от вас ожидать», – читалось в устремленных на него взглядах.

Очень удобно, а иногда и выгодно оставаться загадкой для всех. Спенсеру потребовалось несколько лет, чтобы овладеть этим навыком в совершенстве.

«Мы вам не доверяем». Об этом свидетельствовали пробежавший по толпе шепоток, напряженные позы джентльменов и руки леди, инстинктивно прикрывавшие украшения на шеях. Ну и пусть. Иногда полезно сделать так, чтобы люди тебя боялись.

Но более всего Спенсера веселила безмолвная мольба, сквозившая во взглядах абсолютно всех присутствующих.

«Ну же, выбери одну из наших дочерей».

О Господи. Неужели он действительно должен это делать?

Неторопливо спускаясь по лестнице, Спенсер морально готовил себя к весьма неприятной половине часа. Будь его воля, он поселился бы в деревне и никогда больше не посещал балов. Но во время своих визитов в город он не мог отклонить всех приглашений. Чтобы его подопечная Клаудия удачно вышла замуж, нужно основательно подготовиться к ее дебюту.

Поэтому он все же появлялся на светских мероприятиях, но играл при этом исключительно по собственным правилам. Единственный танец. Не более. И по возможности никаких бесед. Раз уж общество готово бросить к его ногам своих дражайших девственниц… что ж, он будет выбирать.

Обычно он выбирал самую юную и скучную леди, предпочитавшую нравиться всем сразу, нежели искать лишь его внимания. Но однажды на балу у Прайса-Фостера Спенсер совершил ошибку, пригласив на танец мисс Франсин Уотерфорд – юную красотку с живым лицом и пухлыми розовыми губами. Однако эти восхитительные губы потеряли привлекательность, едва лишь их обладательница заговорила. Она без умолку болтала на протяжении всего танца. Но что еще хуже – она ожидала ответов на свои реплики. В отличие от остальных леди мисс Уотерфорд не удовлетворилась короткими кивками и невразумительным покашливанием. Она вынудила-таки Спенсера произнести около дюжины слов.

Это было наказанием за его слишком взыскательный вкус. Теперь хватит с него красоток. Сегодня он выберет кроткую, молчаливую простушку. Пусть она не будет отличаться привлекательностью. Лишь бы молчала.

Когда Спенсер приблизился к кучке юных леди, его взгляд остановился на худенькой, точно тростинка, девушке, переминавшейся с ноги на ногу чуть поодаль от остальных. Платье цвета дыни придавало ее лицу нездоровый желтушный оттенок. Спенсер направился к ней, однако она поспешно спряталась за спиной подруги. И решительно отказывалась поднять глаза. То, что нужно.

Спенсер уже протянул руку, чтобы пригласить девушку на танец, когда его внимание привлек какой-то шум. Зазвенели стекла. Хлопнула дверь, и звонко зацокали по мраморному полу чьи-то каблучки.

Спенсер машинально развернулся. Молодая женщина в голубом платье пронеслась по залу со скоростью бильярдного шара и остановилась прямо перед ним. Рука Спенсера была все еще вытянута вперед, и незнакомка в голубом решительно взялась за нее.

Присев в реверансе, она произнесла:

– Благодарю вас, ваша светлость. Почту за честь.

Повисла неловкая пауза, после которой снова зазвучала музыка.

Донельзя разочарованные юные леди, недовольно ворча, разошлись по залу в поисках других партнеров. Впервые за весь сезон Спенсер танцевал с леди, которую выбрал не сам. Это она его выбрала.

Как удивительно.

И как неприятно.

Но ничего не поделаешь. Дерзкая леди уже встала напротив него для контрданса. Встречались ли они раньше?

Пока остальные танцующие выстраивались в две линии по обе стороны от них, Спенсер принялся изучать свою партнершу. К сожалению, восхищаться было нечем. Если в ней и присутствовало какое-то благородство, все затмевал ее отнюдь не изящный бег по залу. Выбившиеся из прически локоны спадали на лицо, а дыхание с усилием вырывалось из груди. Подобное состояние вовсе ее не украшало, зато обращало внимание на вздымавшуюся при каждом вздохе полную грудь. Нахалка вообще была довольно пухлой, и голубой шелк платья лишь подчеркивал это.

– Прошу прощения, – произнес Спенсер, обходя в танце вокруг своей партнерши. – Нас представляли?

– Однажды. Несколько лет назад. Я и не ждала, что вы вспомните. Я леди Амелия д’Орси.

Они разошлись в стороны, и у Спенсера появилось время, чтобы обдумать услышанное. Леди Амелия д’Орси. Ее покойный отец был седьмым графом Бьювелом. Теперь этот титул перешел к ее старшему брату Лорану. А их младший брат – шалопай и повеса Джек – задолжал ему четыре сотни фунтов.

Очевидно, раздумья отразились на лице Спенсера, ибо, когда они сошлись снова, леди Амелия произнесла:

– Впрочем, довольно сейчас об этом. Поговорить можно и во время вальса.

Спенсер с трудом подавил стон. Ему предстоял очень долгий и мучительный танец. Ну почему он не поторопился пригласить желтушную девчонку? А теперь, когда маневр леди Амелии оказался весьма удачным, одному Богу известно, что попытаются предпринять другие леди или их матери. Может, ему стоит ангажировать леди на танец заранее? Но для этого необходимо наносить визиты. А это не в его правилах. Или стоит попросить своего секретаря составить приглашения и рассылать их перед очередным балом? Господи, как же это все утомительно.

Контрданс закончился, а за ним последовал вальс. Спенсеру не оставалось ничего иного, кроме как закружить по залу эту несносную леди, только что заметно усложнившую ему жизнь.

К счастью, леди Амелия отставила в сторону излишние любезности.

– Ваша светлость, позвольте перейти прямо к делу. Мой брат задолжал вам огромную сумму денег.

– Четыре сотни фунтов.

– Вы не считаете эту сумму огромной?

– Это долг, который я намерен получить. Точная сумма не имеет значения.

– Но не для меня. Не представляю, чтобы вы не слышали о том, что имя д’Орси ассоциируется с выражением «благородная бедность». Для нас сумма в четыре сотни фунтов поистине огромна. Мы попросту не можем позволить себе подобных расходов.

– И что вы предлагаете? Вашу благосклонность взамен денег? – Ответом на отразившийся на лице Амелии шок послужило холодное замечание: – Только мне это неинтересно.

Но Спенсер кривил душой. Он ведь был мужчиной. А Амелия – пышущей здоровьем женщиной в облегающем платье, и некоторые части ее тела не могли не заинтересовать его. Например, он никак не мог оторвать взгляда от ее декольте, обрамленного кружевом цвета слоновой кости. С высоты своего роста Спенсер мог отчетливо рассмотреть темное родимое пятнышко на внутренней стороне левой груди Амелии, и его взгляд то и дело возвращался к этому незначительному несовершенству.

– Что за отвратительное предположение! – воскликнула Амелия. – И часто вы требуете подобного от несчастных родственниц ваших должников?

Спенсер уклончиво пожал плечами. Он так никогда не поступал, но пусть Амелия думает, как ей заблагорассудится. Спенсер не имел привычки заискивать и оправдываться перед кем бы то ни было.

– Можно подумать, моя благосклонность стоит четырех сотен.

– Мне показалось, вы назвали это огромной суммой денег, – напомнил Спенсер и с трудом удержался, чтобы не добавить: «Намного превышающей ту, коей оплачивается вышеозначенная благосклонность».

– Есть вещи, для которых невозможно определить цену.

Спенсер хотел уже привести аргумент, доказывающий обратное, но потом решил воздержаться от этого. Очевидно, его партнерша не способна рассуждать логически. И ее следующее замечание лишь убедило Спенсера в этом.

– Я прошу вас простить Джеку долг.

– Нет.

– Но вы не можете отказать!

– Только что сделал это.

– Четыре сотни фунтов для вас ничто. Вы совершенно не стремились заполучить эти деньги. Вам требовался жетон мистера Фэради, и вы его получили. Так что давайте забудем о долге моего брата.

– Нет.

Амелия нетерпеливо фыркнула, и Спенсеру показалось, будто все ее тело источает гнев. Из каждой поры сочилось разочарование вместе… с неповторимым женским ароматом. От Амелии действительно очень приятно пахло. Никаких модных духов – Спенсер догадался, что она скорее всего не может себе позволить ничего подобного, – лишь легкий аромат мыла и чистой кожи с незатейливой примесью лаванды.

Взгляд голубых глаз женщины, казалось, прожег его насквозь.

– Почему?

Спенсер с трудом подавил вздох раздражения. Он мог бы объяснить, что, простив долг, он сослужит ее брату и всей ее семье дурную службу. Ведь тем самым он обречет их на чувство бесконечной благодарности, которое давит гораздо сильнее бремени материального долга и от которого невозможно освободиться. Кроме того, это не удержит Джека от повторения ошибки. Через несколько недель парень залезет в еще больший долг, и на этот раз речь пойдет уже не о сотнях, а о тысячах фунтов. Спенсер не сомневался, что четыреста фунтов – действительно большая сумма для семейства д’Орси. Но к счастью, не критичная. И если она поможет брату леди Амелии приобрести немного здравого смысла, то это капиталовложение окажется ненапрасным.

Все это Спенсер мог бы объяснить. Но ведь он герцог Морленд. Этот титул вынудил его от многого отказаться и вместе с тем дал многочисленные преимущества. И одно из них – возможность не объясняться.

– Просто не стану делать этого, и все, – ответил Спенсер.

Амелия закусила губу.

– Понятно. И нет никакой возможности вас уговорить?

– Нет.

Леди Амелия передернулась. Спенсер ощутил прокатившуюся по ее телу дрожь под своей ладонью. Испугавшись, как бы она не разразилась слезами – идеальный финал в сложившейся неловкой ситуации, – Спенсер прижал леди Амелию к себе и закружил в вальсе еще энергичнее.

Но несмотря на все его усилия, она тряслась все сильнее. Из ее горла вырывались тихие звуки – нечто среднее между икотой и писком. Вопреки установленным им же самим правилам Спенсер немного отстранился и заглянул леди Амелии в лицо.

Его партнерша смеялась.

Сердце Спенсера забилось чуточку быстрее, и он усилием воли заставил себя успокоиться.

– А ведь правда то, что говорят про вас леди. Вальсируете вы божественно. – Взгляд леди Амелии пробежал по лицу Спенсера. Скользнул по его бровям, подбородку и наконец заинтересованно остановился на губах. – А при ближайшем рассмотрении вы еще и бесспорно красивы.

– Намерены поколебать мою решимость с помощью лести? Ничего не получится.

– Нет, нет. – Леди Амелия улыбнулась, и на ее правой щеке возникла ямочка. В то время как левая осталась гладкой. – Теперь я вижу, что вы совершенно непоколебимы. Настоящий оплот решимости. И любая моя попытка смягчить вас обречена на провал.

– Тогда почему вы смеетесь?

И зачем он спросил? Спенсер ощутил растущее в груди раздражение. Ну почему он не промолчал, не дал беседе угаснуть? И с какой стати его так интересует вопрос: появляется ли ямочка и на левой щеке леди Амелии? Улыбается ли она более открыто и искренне в иной ситуации, когда ей не приходится чувствовать себя униженно из-за нависшего над ее семьей долга? И не является ли ямочка на правой щеке таким же незначительным, присущим только ей несовершенством, как и родимое пятно на груди?

– Потому что, – ответила Амелия, – беспокойство и уныние утомляют. Вы ясно дали мне понять, что не простите долга. Я могу отравить себе остаток вечера мыслями об этом. А могу просто наслаждаться танцами.

– Наслаждаться?

– Полагаю, мое заявление вас ошеломило. Я знаю, что есть люди, – Амелия бросила на герцога многозначительный взгляд, – которые настолько возвысились над остальными, что любая компания им неугодна. Еще не войдя в зал, они уверены, что званый вечер им не понравится. Неужели невозможно поверить, что есть и совершенно противоположные им люди? Такие, как я? Предпочитающие обрести счастье, даже если им грозит полное разочарование и разорение?

– Попахивает лицемерием.

– Лицемерием? – Амелия снова рассмеялась. – Прошу прощения, но разве вы не герцог Морленд? Автор полночной мелодрамы, разыгрывающейся почти каждый вечер на протяжении нескольких недель? Ведь в ее основе лежит твердое убеждение в том, что мы, подходящие леди, отчаянно ищем вашего внимания. Что танец с Полночным герцогом – заветная мечта каждой девушки. И вы еще называете меня лицемеркой за то, что я не желаю преждевременно поддаться унынию?

Амелия вздернула подбородок и оглядела зал.

– Я не питаю никаких иллюзий в отношении себя. Я – молодая женщина из благородной, но очень бедной семьи, без пользы потратившая два сезона. Я не красива и уже не юна. Я редко становлюсь центром внимания, ваша светлость. Вальс закончится, и я не знаю, когда мне посчастливится – да и посчастливится ли вообще – снова закружиться в танце. Поэтому я намерена насладиться им сполна. – Она улыбнулась широко и решительно, словно защищалась. – И вы не сможете мне помешать.

В этот момент Спенсер подумал о том, что это будет самый долгий вальс. Повернув голову, он покорно закружил свою партнершу по залу, стараясь не обращать внимания на устремленные на них взгляды. Господи, как же сегодня людно.

Спенсер рискнул опустить глаза и увидел, что леди Амелия все еще смотрит на него.

– Мне удастся уговорить вас не смотреть на меня?

– О нет. – Улыбка Амелии стала еще шире.

Похоже, действительно не удастся.

– Видите ли, – прошептала она, – не часто старой деве вроде меня выпадает случай оказаться в непосредственной близости от столь яркого образчика мужественности и красоты. Эти прожигающие насквозь глаза цвета ореха и эти темные вьющиеся волосы… Стоит немалого труда удержаться, чтобы не дотронуться до них… – Будь на месте Амелии другая женщина, Спенсер расценил бы чувственную хрипотцу в ее голосе как попытку соблазнить его, но в данном случае он не обманулся.

– Не устраивайте сцену, – шикнул он на Амелию.

– О нет, сцену устроили вы, – с напускной скромностью пробормотала она. – Я просто позаимствовала идею.

Господи, неужели этот вальс никогда не закончится?

– Хотите сменить тему? – поинтересовалась Амелия. – Мы могли бы поговорить о театре.

– Я не хожу в театр.

– Тогда о книгах. Вы любите читать?

– В другой раз, – огрызнулся Спенсер и тут же поймал себя на мысли, что сказал лишнее. Странно, но, несмотря на свою бесспорную непривлекательность и множество недостатков, леди Амелия обладала завидным интеллектом и чувством юмора. Спенсеру даже пришла в голову мысль о том, что в другом месте и при других обстоятельствах он с удовольствием побеседовал бы с ней о литературе. Но здесь, в переполненном зале, во время танца, заставлявшего концентрироваться на шагах и поворотах, это было невозможно.

Спенсер чувствовал, что начинает терять контроль над ситуацией, и это заставляло его раздраженно хмурить брови.

– О, какой устрашающий взгляд, – заметила леди Амелия. – Ваше лицо приобрело весьма примечательный бордовый оттенок. Этого вполне достаточно, чтобы убедить меня в правдивости ходящих о вас рассказов. Нет, серьезно, при взгляде на вас у меня волосы на шее встают дыбом.

– Прекратите.

– Я не лгу, – запротестовала леди Амелия. – Посмотрите сами. – С этими словами она склонила голову набок, явив взору герцога изящную шею. На гладкой, точно шелк, источающей сладковатый женский аромат, соблазнительно нежной коже цвета сливок не было ни одной веснушки.

Сердце Спенсера забилось в груди, точно птаха в клетке. Он не знал, чего желает сильнее: свернуть эту восхитительную шею или чувственно пройтись по ней языком. Легкий укус мог бы послужить компромиссом. Этакая смесь удовольствия с наказанием.

Эта дерзкая дамочка воистину заслуживала наказания. Поняв, что не сможет добиться прощения долга, она избрала иной способ борьбы. Мятежную радость. Да, она не выжмет из Спенсера ни пенни, зато повеселится вволю за его счет.

Вот она – причина того, что ее брат залез в долги. Джек отказывался выйти из-за стола, даже понимая, что уже не сможет отыграться. Он продолжал играть, ставя на кон деньги, которых не имел, чтобы последнее слово все равно осталось за ним. Подобное поведение было вполне ожидаемо от потомков семейства д’Орси – гордого, но постоянно нуждавшегося.

Леди Амелия тоже хотела превзойти Спенсера хоть в чем-то. Хотела увидеть его подавленным, униженным. И несмотря на то что не обладала необходимыми навыками для этого, была как никогда близка к успеху.

Внезапно Спенсер остановился. Ему вдруг показалось, будто зал начал вращаться вокруг него с бешеной скоростью. Дьявол, этого не должно случиться. Только не здесь, не сейчас.

И все же он узнал симптомы. Сердце колотилось в ушах, по телу прокатилась горячая волна. Воздух вдруг стал густым, точно патока, а во рту появился отвратительный привкус.

Черт, черт, черт! Ему необходимо покинуть зал. Немедленно.

– Почему мы остановились? – спросила Амелия. – Вальс еще не закончился. – Ее волос звучал глухо и тихо, словно проникал издалека сквозь слой плотной ткани.

– Для меня закончился. – Спенсер окинул взглядом зал. Вон там, слева. Открытые двери. Он попытался отойти в сторону, но Амелия крепко держала его за плечи.

– Ради всего святого, – вымолвил Спенсер, – позвольте мне…

– Позволить – что? – Амелия подозрительно прищурилась и прошептала: – Позволить вам уйти? Оставить меня посреди зала в одиночестве и подвергнуть унижению? Более бессовестного, неблагородного и непростительного… – У Амелии закончился запас нелестных эпитетов, и она осуждающе посмотрела на герцога. – Я этого не потерплю.

– Что ж, хорошо. И не надо.

С этими словами герцог обхватил Амелию д’Орси за талию и приподнял ее на два, четыре… шесть дюймов от пола. Он поднимал ее до тех пор, пока их глаза не оказались на одном уровне.

Спенсер помедлил немного, чтобы в полной мере насладиться выражением смешанного с негодованием шока в голубых глазах Амелии, а потом понес ее к дверям.