Читать книгу Выхода нет - Тэйлор Адамс - Страница 5

Сумерки
20:17

Оглавление

Дарби вошла внутрь.

Эшли вскинул на нее взгляд.

– Удачно?

Она не ответила.

Он сидел за деревянным столом, перебрасываясь картами с Эдом. И теперь Дарби была здесь не единственной женщиной. Другая женщина – жена Эда, конечно же! – сидела рядом с ним.

Суетливая и маленькая брюнетка лет сорока, в помятой желтой парке, со своей стрижкой под горшок похожая на кеглю, увлеченно играющую в шарики на планшете.

Так вот кто был в туалете.

Дверь еще не успела закрыться за Дарби, а у нее уже имелось сразу трое подозреваемых. Болтливый Эшли, грустноглазый Эд и его безвкусно одетая жена. Итак, кому из них подходит серый вэн? Или, вернее, – кто из них подходит к серому вэну?

«Боже мой, там снаружи ребенок в машине.

Запертый в клетке».

Эта мысль ударила ее так же, как в первый раз. Дарби чувствовала металлический привкус во рту. Ее ноги подкашивались. Ей нужно было присесть, но она боялась.

«Один из них троих сделал это».

– Убедитесь, что дверь закрылась, – сказал Эд.

Игра продолжалась, как будто бы ничего не случилось.

Эшли проверил свои карты и искоса глянул на Эда.

– Четверка червей?

– Ходи рыбой. Двойка пик?

– Не-а.

Что-то здесь было не так, поняла Дарби. Математика не сходилась. Снаружи три машины, не считая ее собственной. Трое подозреваемых внутри. Эд и его жена наверняка путешествуют вместе. Правильно? Итак, здесь на стоянке должен быть четвертый человек. Но где же он?

Она переводила взгляд от Эшли к Эду, от Эда к его жене, сканировала комнату вдоль и поперек, а ее сердце охватывал липкий страх.

«Где же он еще может…»

И тут она ощутила, как к шее сзади прикоснулась теплая волна чужого дыхания. Кто-то дышит ей в шею. Стоит сзади и дышит.

– Валет треф?

– Ходи рыбой.

Дарби стояла тихонько, лишь чувствуя, как волосы шевелятся от ужаса. По спине бегали мурашки. Она нашла того, кого искала, надо было лишь обернуться, но она не могла. Тело словно не слушалось.

«Он сзади, чуть правее меня».

Он дышал в нижнюю часть ее шеи. Воздушный поток приподнимал ей волосы, щекотал обнаженную кожу. Мягко обдувал ушные раковины. Дарби уже знала, что четвертый путешественник в любом случае мужчина – женщина просто не могла бы дышать так, как он. Он стоял менее чем в двадцати дюймах сзади нее. Достаточно близко, чтобы потрогать за спину. Или схватить за горло и сломать пальцами гортань.

Она хотела, она желала повернуться и оказаться лицом к лицу с этим четвертым, кем бы он ни был, но чувствовала, что секунды стали странно тягучими. Будто попытки нанести удар кулаком в кошмарном сне.

«Обернись, – приказывала она себе. – Обернись сейчас же».

А перед ней вовсю продолжалась карточная игра.

– Дама червей?

– Ого! Как ты зашел.

– Девятка бубен?

– Не-а.

Стоящий сзади затаил дыхание на несколько секунд – достаточное время, чтобы дать ей надежду, что всё это является лишь игрой ее воображения, – а затем жадно всосал большую порцию воздуха. Ртом. Застывшая в оцепенении Дарби зарекалась делать это когда-либо снова – входить в помещение, не проверив углы по сторонам.

«О Боже, Дарби. Просто повернись».

Взгляни на него.

Наконец она решилась.

Она поворачивалась неторопливо, расслабленно, с занесенной ладонью, как будто просто собиралась выполнить просьбу Эда – проверить, плотно ли закрылась дверь. Поворачивалась-поворачивалась, пока не оказалась лицом к лицу с человеком.

Он был какой-то вытянутый. Длинный, но сутулый, тонкий, как рельс, лет девятнадцати или чуть больше. В профиль он напоминал хорька, зачем-то украшенного юношескими прыщами. Неправильный прикус и убегающий подбородок, покрытый нежным персиковым пухом. И усики.

Подвернутая шапочка «Дэдпул» на голове, лыжная куртка небесно-голубого детского оттенка. Его узкие плечи были припорошены начинающим таять снегом – похоже, он тоже только что был снаружи. Он пристально смотрел на нее, и Дарби встретилась с ним взглядом – маленькие коричневые глазки-бусинки, будто у грызуна, и такие же бессмысленные – и осторожно улыбнулась.

Неловкий момент.

Дыхание Мистера Грызуна представляло собой сложную смесь из молочного шоколада и землистой горечи жевательного табака. Его правая рука внезапно поднялась – Дарби вздрогнула, – но он просто потянулся и прикрыл дверь поплотнее. Та прижалась, щелкнув засовом.

– Благодарю, – сказал Эд и повернулся обратно к Эшли. – Туз червей?

– Нет.

Дарби отвела взгляд и отошла от двери, оставив Грызуна топтаться там в одиночестве. Сердце колотилось о ребра. Звук собственных шагов громом отдавался в ушах. Она сжала обе ладони в кулаки, чтобы скрыть, как ее трясет, и села за стол вместе с остальными. Она заняла стул между Эшли и старшей парой, и деревянные ножки противно взвизгнули по кафельной плитке.

Эшли поморщился от резкого звука:

– О, девятка червей.

– Дерьмо.

Жена Эда стукнула его по локтю:

– Следи за языком!

Дарби знала, что Грызун наблюдает за ней сейчас своими маленькими глазками и внимательно изучает. И она понимала, что сидит напряженно – слишком напряженно! – неуклюже пристроившись на краешке стула и притворно копаясь в своем айфоне. Упираясь коленями в столешницу. И переигрывая, как прима провинциального театра. Прима с полным багажником смутного прошлого, вроде той коллекции эпитафий, и с разряженной телефонной батареей, но отчего-то застрявшая здесь, вдали от цивилизации, подобно простому смертному. В роли безобидной второкурсницы.

Что-то Грызун задержался у двери. Увлекся представлением.

Теперь Дарби начинала волноваться – вдруг он знает? Может быть, он смотрел в окно и заметил, как она заглядывала внутрь его машины. А может, он видел ее следы. Или поведение Дарби выдало ее с головой через секунду после того, как она, с натянутыми нервами и выпрыгивающим сердцем, пошатываясь, вошла в здание. Вообще-то она хорошо умела лгать. Но не сегодня. Не сейчас.

Она пыталась найти обычное объяснение тому, чему стала свидетелем. Похоже, у одного из этих четверых есть маленький ребенок возраста «не-все-еще-понимает», просто задремавший на заднем сиденье вэна. Это правдоподобно, верно? Он спал там все время. Ведь для того и нужны стоянки для отдыха. Для отдыха.

Но это не объясняло круглый кодовый замок, виденный ею. Или проволочные прутья, за которые хваталась рука. Или, пришло ей в голову – полотенца, продуманно развешенные на задних окнах – скрывающие то, что происходит внутри. Не так ли?

И одно из них соскользнуло.

«Ты неадекватна. Ты слишком бурно на всё реагируешь».

Может быть. Может быть, и нет. Ее мысли путались. Бодрящее действие «Ред Булла» заканчивалось. Ей необходима хотя бы чашка долбаного кофе.

И если уж говорить о бурной реакции, то она пыталась позвонить 9-1-1, еще когда была снаружи.

Вот только связи не было. Дарби провела достаточное количество времени возле Кошмарных Детей, в Магической Точке, указанной Эшли, чтобы в этом убедиться.

Безрезультатно.

Тогда она попробовала отправить эсэмэску на номер 9–1–1 – она вспомнила, что читала когда-то, будто текстовые файлы занимают совсем малую часть пропускной способности и являются наилучшим способом вызвать помощь из «мертвой зоны» действия сети.

Но и это не сработало.

«Похищение ребенка серый вэн номерной знак VBH9045 государственная дорога 7 стоянка отдыха Ванапа сообщите полиции».

Это текстовое сообщение с пометкой «НЕ ОТПРАВЛЕНО» было все еще открыто. Она закрыла его, на случай, если Грызун заглянет ей через плечо.

Дарби пыталась открыть заднюю дверь фургона (что могло бы стать роковой ошибкой, если бы в машине имелась сигнализация), но та была заперта.

Конечно, заперта. С чего бы это ей НЕ быть запертой?

Дарби задержалась там, возле вэна, всматриваясь в темноту через сложенные домиком ладони, постукивая по стеклу костяшками пальцев и мысленно уговаривая маленькую руку снова пошевелиться. Безуспешно. Внутренности вэна были черны, как смола, а задние двери завалены одеялами и хламом. Она видела руку всего несколько секунд. Но этого оказалось достаточно. Она не могла такого придумать.

«Правда?»

Правда.

– Туз пик.

– Проклятье!

– Не выражайся, Эдди.

– Ради Бога, Сэнди, мы завалены снегом в Колорадо внутри домика, выстроенного из дерьма на наши же налоги, и это накануне Сочельника. Я положу двадцатку в мою «ругательную банку», когда вернусь домой, хорошо?[5]

Благородная Леди с черным горшком из волос на голове – Сэнди, как оказалось, – взглянула через стол на Дарби и молвила:

– Простите меня за него.

Во рту у нее не хватало переднего зуба. На коленях стояла дамская сумка с выложенным из фальшивых брильянтов Псалмом 100:5: «Господь добр и любовь Его бесконечна».

Дарби вежливо улыбнулась в ответ.

Ее тонкая чувствительная натура владела достаточным словарным запасом ругательств. Кроме того, благодаря Эду Эшли считал теперь Бинга Кросби одним из «Битлз», а это дорогого стоило. И делало Эда «подходящим парнем» для ее личной записной книжки.

Но… Дарби чувствовала, что это ощущение «слепого пятна» за спиной, когда она вошла в здание, не проверив углы, никуда не делось. Даже усилилось. Ее внутрений голос говорил, что Грызун был водителем серого вэна. Но это только предположение. Она знала, что похитителем мог оказаться любой другой. Кто-то из четверых странников, попавших в ловушку в этом придорожном убежище, мог быть – нет, был! – преступником.

Эшли? Он сорвал банк только что. Остроумный и дружелюбный, обаятельный сангвиник. С такими она обычно ходила на свидания один раз, но никогда дважды – нечто было в нем такое, что не внушало доверия. Она ему палец в рот не положила бы. Что за манерность? Что за выбор слов? Она чувствовала фальшь, его социальные навыки и приемы им тщательно управлялись, как это делают продавцы в магазине, улыбающиеся клиентам в лицо, но говорящие о них потом гадости в задней комнате.

А как насчет Эда и Сэнди? Они настоящие милашки, но что-то отталкивающее в них тоже есть. Они не смотрятся как семейная пара. Не выглядят особенно любящими друг друга. И они не похожи на любящих хоть кого-то в принципе.

А Грызун? Он вообще ходячая Оранжевая Тревога.

Любого из них приходилось считать виновным, пока не доказано обратное. Дарби нужно сопоставить каждого человека с каждой машиной, и тогда она будет уверена. Но только нельзя спрашивать об этом открыто – настоящий похититель поймет, что она знает о нем. Ей надо выманить информацию мягко и изящно. Она спросит Эшли, Эда и Сэнди, давно ли они прибыли, и сделает выводы, исходя из количества снега на машинах. Но это, конечно, тоже может привлечь излишнее внимание.

А что, если она слишком долго будет ждать подходящего момента?

Похититель не станет засиживаться здесь. Когда пурга утихнет или прибудут снегоочистители Дорожной Службы, он (или она, или они) незамедлительно кинется прочь отсюда, унося ноги подальше от Колорадо, прямиком в ад.

Оставив Дарби на память только свой словесный портрет и номер машины.

Телефон чирикнул в сумочке, предупреждая: «Пять процентов заряда батареи».

Эшли взглянул на Дарби поверх веера из карт, зажатых в руках.

– Сигнал?

– Что?

– Ну, удалось поймать сигнал? Там, у статуй?

Дарби помотала головой, понимая, что вот и он, благовидный предлог начать разговор. Она увидела, что телефон не продержится всю ночь, и теперь самое время спросить, этак по-приятельски: «Ни у кого, случайно, не найдется зарядки для айфона?»

И спросила.

Эшли сочувственно развел руками:

– К сожалению.

– У меня нет, – сказала Сэнди, пихнула Эда локтем, и ее тон превратился из слащавого в ядовитый. – А что насчет тебя, Эдди? Твоя зарядка при тебе или ты сдал ее в ломбард тоже?

– В двадцать первом веке не сдают в ломбард вещи, – заявил Эд. – Это называется «вернуть товар продавцу». И не моя вина, что «Эппл» такое переоцененное дерь…

– Не выражаться!

– …М-мусор. Я хотел сказать, такой переоцененный мусор, Сэнди. – Он шлепнул картами по столу и посмотрел на Эшли, старательно улыбаясь. – Я однажды сломал айфон в кармане, когда садился. Семь сотен долларов псу под хвост из-за простого действия – опускания кормы на стул. Эта хрупкая маленькая дрянь треснула, как печенье, под моей ж…

– Не выражаться!

– …Моей же собственной ляжкой. Ляжкой, Сэнди. Вижу, вижу, что ты подумала, но уверяю, теперь я целиком и полностью способен построить фразу, не прибегая ко всяким таким…

– Четверка треф, – перебил его Эшли.

– Да твою ж мать!

Сэнди вздохнула и раздавила очередной шарик на планшете:

– Осторожнее, молодой человек. Эдди-бой переворачивает столы, когда проигрывает.

– Это были шахматы, – сказал Эд. – И это было давно.

Эшли усмехнулся, снова вытаскивая четверку треф.

– Знаешь, Эдди, ты никогда не найдешь другую работу, если не научишься держать свой язык под контролем. – Сэнди клюнула экран ногтем, и раздался звук проигрыша: «вумп-вумп».

Эд деланно улыбался. Он явно хотел сказать что-то, но передумал.

В комнате похолодало.

Дарби скрестила руки на груди и пыталась волшебными словами заставить перенестись сюда белый шнур с надписью «Эппл», свисавший сейчас из розетки в ее комнате за много миль. Она предполагала, что батареи хватит еще часа на полтора. Грызун не ответил на ее вопрос, и неизвестно, умел ли он разговаривать вообще. Он неподвижно стоял напротив двери, закрывая собой выход и засунув руки в карманы. Скошенный подбородок смотрел вниз, красно-черная шапочка прикрывала верхнюю половину лица.

«Он наблюдает за мной. Так же, как я наблюдаю за ним».

Она должна быть естественной. Ее лучшая подруга однажды сказала, что она страдает от синдрома ЛСС – Лицо Спокойной Суки. И да, это было правдой, Дарби нечасто улыбалась. Не оттого, что была сукой или постоянно несчастной. Она стеснялась своей улыбки. Когда мускулы лица напрягались, над бровью становился виден, словно белый серп, длинный изогнутый шрам. Он появился, когда ей было десять.

Дарби ненавидела его.

ХРРРРР-ПЩЩЩЩЩ.

Раздался резкий звук рвущейся ткани, и Дарби подскочила на стуле.

Это радио позади нее с шипением и свистом вернулось к жизни за решеткой. Все посмотрели туда.

– Это…

– Ага. – Эд встал. – Экстренные фрики. Они вернулись.

Дарби знала, что «фрики» на армейском жаргоне означает «радиочастоты». Снова звук, булькающий неприятный шум, искаженный помехами. Похожий на телефонный звонок из-под воды.

Она не осознавала, что Грызун подкрадывается поближе, пока он не встал прямо за ее левым плечом, по-прежнему дыша через рот и соединясь с общей группой, оцепенело внимавшей древнему «Сони», изливающему на уши благодарных слушателей электронный шум со стойки.

Сквозь шипение помех она разобрала… да, это был… похожий на слабый шепот…

– Голос, – сказала Дарби. – Кто-то говорит.

– Я не слышу ничего.

– Подождите. – Эд потянулся через решетку и покрутил колесико громкости, подняв из внутренностей приемника небольшое облачко наэлектризованной пыли.

Похоже, это говорил автомат, неестественно, с нечеловеческими паузами:

«…В рез-льтате снежн-го шт-рма в р-йоне перев-ла Впал-я Хребт-на сложились трудные погодн-е условия и наблюдается экстр-мальное вып-дение – садков. Седьм-я госуд-рственная дор-га закрыта для всего тр-нспорта между выездами сорок девять и шестьдесят восемь до ос-бого оповещения».

Эшли моргнул.

– Это же тот участок, где мы?..

Эд приподнял палец, громыхнув им о решетку.

– Т-ссс!

«Ав-рийные и дорожн-е бригады ож-даются со зн-чительной зад-ржкой на срок от ш-сти до восьми час-в из-за мн-гочисленных столкн-вений и с-льного сн-го-пада.

Всем автом-билистам р-комендуется не вы-зжать на д-роги и ост-ваться в закрытом п-мещении до ул-чшения п-годных условий».

Долгая пауза, шум помех. Тихий щелчок.

Все ждали.

«Национальная п-годная служба пред-преждает, что в рез-льтате снежн-го шт-рма в р-йоне п-ревала Впал-я Хр-бтина сложились трудные погодн-е условия и наблюдается экстремальн-е вып-дение осадков…»

Сообщение начало повторяться, и все собравшиеся в комнате разом выдохнули. Эд уменьшил громкость и нахмурился.

В комнате воцарилось молчание.

Сэнди заговорила первой:

– От шести до восьми… часов?!

Ноги Дарби почти отказывались ее держать. Она привстала, подавшись вперед, когда слушала, и теперь шлепнулась назад на стул, как тряпичная кукла.

Остальная часть присутствующих в комнате усваивала эту информацию. Дарби попала в окружение одновременно журчащих голосов, сливающихся в поток бессмыслицы:

– Это правда?

– Шесть или восемь чуде-е-есных часов.

– Вся ночь практически.

– Лучше устроиться поудобнее.

Сэнди надула губы и закрыла свой кожаный чехол для планшета.

– Подытоживаю. Я уже на последнем уровне Супершариков. Эд, тебе интересна моя жизнь?

«На всю ночь». Дарби окаменела на дешевом стуле, вцепившись пальцами в колени.

Странное чувство тревоги окатило ее – тот сорт вялого ужаса, который, наверно, испытала ее мать, когда обнаружила первую опухоль у себя под мышкой.

Не паника, не борьба, не желание убежать, а просто маленький момент, после которого прежняя жизнь сворачивается, будто скисшее молоко.

«Это на всю ночь, пока снегоуборочные машины не будут здесь».

Грызун прочистил горло, сочно булькая, и все взглянули на него. Он все еще стоял позади стула Дарби, и по-прежнему дышал ей в шею.

Когда он заговорил, обращаясь ко всей комнате, слова были медленными и скомканными:

– Я… Ларс.

Молчание.

– Мое… – Он вдохнул через рот. – Мое имя… Ларс.

Никто не отвечал.

Дарби напряглась, сообразив, что это, похоже, первый раз, когда Эшли, Эд и Сэнди вообще слышат его речь. Неловкость была явно осязаемой, как топор, повисший в воздухе.

– О… – Эшли, порывшись в своих запасах, выбрал и натянул легкую полуулыбку. – Благодарю, Ларс.

– Вы знаете… – Ларс сглотнул, держа обе руки в карманах куртки. – Я подумал… э-э… мы будем здесь все это время… довольно долго. Лучше, наверное, представиться. Итак, о, всем привет, меня зовут Ларс.

«И я украл ребенка и запер его в своем фургоне».

Разум Дарби мчался куда-то на всех парах, мысли порхали, вылетая из-под контроля, нервы искрились, как скрученные провода под напряжением.

«И мы с ним застряли здесь вместе с вами.

На этой маленькой стоянке.

На всю ночь».

– Рад знакомству, – произнес Эд. – А скажи-ка мне, Ларс. Что ты думаешь о продукции «Эппл»?


Через двадцать минут Стратегической Светской Беседы Дарби знала всё о припаркованных машинах и об их водителях.

Закопанное Нечто принадлежало Эшли. Он появился тут первым, прибыл чуть позже трех часов пополудни и обнаружил базу пустующей, с бубнящим радио и остывшим несвежим кофе. Он не спешил пересечь перевал и решил, фигурально выражаясь, «сохраниться» здесь. Он был студентом колледжа, как и Дарби, – Технический институт Солт-Лейк Сити или что-то вроде того. Теперь, когда лед между ними треснул, Эшли превратился в абсолютного балабола с белозубой улыбкой Чеширского Кота. Дарби уже знала о его планах поехать в Вегас со своим дядей на какое-то шоу фокусников-иллюзионистов. Знала, что он ненавидит грибы, но любит кинзу. О Господи, он даже ляпнул: «И Эшли – до сих пор наилучшее из возможных мужских имен. Подумай об этом».

«Ну-ну», – сказал на это Эд.

Старшая пара вела себя более осторожно, но тем не менее Дарби выяснила, что красный Ф-150 в действительности принадлежит Сэнди, а не Эду, как она подумала изначально. Она также удивилась, узнав, что они не были супругами, хотя ругались так, будто были. Они являлись двоюродными братом и сестрой на самом деле, и Сэнди везла их обоих в Денвер, на семейную рождественскую встречу. Одиннадцать часов за рулем, по их словам. Эд был весь в каких-то проблемах, с тех пор, как у него не стало то ли машины, то ли (это несомненно) постоянной работы. Отбывал тюремный срок? Может быть. Он выглядел сидящим на мели человеком, пятидесятилетний мужчина-ребенок с серьгой и байкерской бородкой, и Сэнди, наверно, любила бы это ребячество, если бы не ненавидела то, что ей постоянно приходится за него извиняться.

Итак, Дарби исключила трех человек и две машины.

Оставался Ларс.

Он не участвовал в беседе с тех пор, как назвал свое имя, и Дарби не могла применить к нему свой хитрый план – аккуратно выяснить, когда он сюда приехал, но, судя по слою снега, это могло быть минут за тридцать до Эда и Сэнди. Она видела, как Ларс наполнил пластиковую чашку из кофейника с надписью «КАКАВА» и возвратился на свой пост у двери, по-детски хлюпая напитком. Она не видела ни разу, чтобы он присел.

И, отпивая маленькими глотками свой собственный выбор – непонятное зелье, налитое из кофейника с надписью «КОФИЙ», Дарби составляла план дальнейших действий. Но в нем было тоже много неизвестностей. Она не станет втягивать во всё это Эда, Эшли или Сэнди – пока не станет, – потому что в таком случае потеряет контроль над ситуацией. Привлечение других людей будет ее последним средством, на крайний случай. «Ты не сможешь вставить чеку обратно в гранату», – думала Дарби. Прямо здесь и прямо сейчас на ее стороне элемент неожиданности, и хуже всего будет, если она растратит его впустую.

Ее воображение услужливо подсказывало, что может произойти при этом наихудшем сценарии. Она представляла, как говорит Эшли (более молодому и физически крепкому), о своем подозрении, что они дышат сейчас одним воздухом с похитителем детей, и Эшли бледнеет от бешенства. Ларс замечает это, выхватывает пистолет из голубой куртки и убивает их обоих. Эд и Сэнди станут свидетелями и тоже умрут. Четыре изрешеченных пулями тела в блестящих лужах крови. Всё оттого, что Дарби открыла свой рот.

А с другой стороны – что, если нет никакого ребенка в машине Ларса?

«Что, если я… выдумала это?»

Что, если она видела пластиковую руку куклы? Собачью лапу? Пустую детскую перчатку? Это не объясняло решетку или кодовый замок, но… это могло тоже быть плодом ее буйной болезненной фантазии, обманом зрения, игрой света и тени, и в любом случае длилось только несколько секунд. Ее голова немного закружилась.

Дарби была точно уверена полчаса назад, но внезапно уверенность исчезла. Она представляла дюжину более правдоподобных сценариев, чем этот. Какова вероятность наткнуться на киднеппинг в процессе его совершения? Во время ночного сидения в ловушке на заснеженной стоянке? Это звучит слишком фантастически, чтобы случиться именно с ней.

Дарби пыталась мысленно восстановить картину случившегося. Шаг за шагом.

Заднее окно было подмерзшим. Внутри темнота. А что Дарби могла сказать о себе? Она обломок разбитого корабля – озабоченная, невыспавшаяся. Ее кровь бурлила от «Ред Булла», она видела сверкающие звездобразные вспышки, стоило лишь прикрыть пересохшие веки. Что, если это всё только яркая игра воображения и Ларс – просто невиновный путешественник, такой же, как остальные?

Набрасываться на него лишь затем, чтобы разрядить батарею собственных нервов, это…

«Если я несправедлива по отношению к…»

Дарби одним глотком прикончила свой кофе и почему-то вспомнила о шутках над старшей сестрой. В двадцать три года Дэвон сделала свою первую татуировку на правом плече. Несколько китайских иероглифов жирным шрифтом, изящно вытянутых. Они переводились так:

«Сделано в Китае».

Какой из этого урок? Проверяй всё дважды.

Ей необходимо вернуться назад к вэну. Она должна увидеть этого ребенка. По-настоящему у-ви-деть.

И она не будет, потеряв голову, бросаться в бой. У нее полно времени, фактически она имеет шесть или восемь часов на всё. Достаточный срок, чтобы подумать. Ей надо знать точно, прежде чем что-либо делать.

«Правильно?»

Правильно.

Дарби растерла мурашки на руках и внимательно осмотрела комнату. За столом завершилась игра в «Рыбу», и теперь Эшли пытался уговорить Эда поиграть в какую-то новую карточную игру под названием «Война». Сэнди вытащила из сумки желтую книжку в дешевой бумажной обложке и отгородилась ею, будто оборонительной стеной. А Ларс, звезда сегодняшнего ужастика, всё стоял на посту напротив двери, прихлебывая из одноразовой чашки какао. Дарби вела счет – это было уже его третьей порцией. Он скоро захочет в туалет.

«Когда-то захочет», – уточнила про себя она. И тогда она выскользнет наружу. В прошлый раз у фургона она была беззащитной и испуганной.

Теперь она будет готова.

Эшли тасовал колоду, уломав Эда на новую игру.

– Что вы читаете? – спросил он, кивая на обложку Сэнди.

Та рассеянно пробормотала:

– «Загадочное убийство».

– Я люблю загадочные убийства. – Он запнулся. – Ну на самом деле, если честно, я не особо много читаю. Я имею в виду, мне просто нравится сама идея убивать загадочно.

Сэнди перелистнула страницу, изобразив вежливую улыбку. «Тогда зачем спрашивать?» – было на ней написано.

Прошло только два часа пребывания Дарби на стоянке отдыха Ванапа, а Эшли уже ее бесил. Он слишком много болтал. А еще он напоминал заводную игрушку, забрасывая крючки к Сэнди.

– Как далеко… э-э, в смысле, сколько глав вы уже прочитали?

– Немного.

– Жертва уже того? Убита?

– Ага.

– Я люблю кравишшу. Это было достаточно кроваво?


Эд неловко пошевелился, и его стул заскрипел. Он наблюдал за Сэнди, которая переворачивала следующую страницу и еще не успевала ответить на предыдущий вопрос Эшли, как в нее уже летел другой.

– У вас уже есть догадки, кто убийца?

– Нет пока, – сказала она сухо. – Поставим на этом точку.

– Это всегда славный парень, – не унимался Эшли. – Опять же, я не читаю, но я пересмотрел кучу фильмов, а это даже лучше. Тот, кто казался положительным персонажем сперва, всегда превращается в засранца в конце.

Сэнди игнорировала его.

«Пожалуйста, замолчи, – думала Дарби. – Просто остановись».

– Этот грузовик, – продолжал он, глянув на окно. – Это ваш, верно?

– Угу-мм.

– Напомнил мне хохму. Что означает: «Форд»?

– Я не знаю.

– Найден на дороге, мертвым[6].

Сэнди фыркнула и продолжила чтение.

В конце концов Эшли понял намек.

– Простите. Не буду вас отвлекать.

Ларс наблюдал за этой интермедией от двери. Он облизывал губы, и Дарби поражалась, насколько маленькие у него зубы. Просто два ряда мелких орешков, будто зубки ребенка, наполовину сформированные, наполовину все еще скрытые в розовых деснах. Он допил свое последнее какао и бросил пустую пластмассовую чашку в мусорный ящик в трех шагах от себя.

Промахнувшись.

Никто ничего не сказал на это.

Даже Эшли.

Дарби смотрела, как белая чашка крутится на кафельном полу, и обдумывала – при условии, что ее подозрения подтвердятся, – хватит ли у нее сил и здоровья на то, чтобы взломать фургон Ларса и незаметно перенести ребенка в свою машину.

Спрятать его или ее на заднем сиденье, возможно, прикрыть кучей разорванной бумаги, которую Дарби использовала для своей коллекции отпечатков. Или лучше даже в багажнике, если там будет достаточно воздуха и тепла. Когда прибудут снегоочистители ранним завтрашним утром, каждый из застрявших на стоянке пойдет своей отдельной дорогой, и Ларс может уехать, не поняв даже, что его жертва убежала…

Нет. Думать так – это принимать желаемое за действительное. За то время, пока они будут сидеть здесь, Ларс периодически станет запускать двигатель, чтобы держать ребенка в тепле. Он немедленно обнаружит, что пленник исчез.

Дарби вновь прибегла к интенсивному дыханию. Она считала до пяти перед тем, как выпустить воздух наружу. Так, как мать когда-то научила ее.

«Сейчас преимущество у меня.

Я не могу позволить себе потерять его».

Она хотела бы, чтобы в этой ситуации оказался кто-то другой. Кто-то умнее, смелее, устойчивее, более умелый. Кто-то из Тренировочного Корпуса Офицеров Запаса при ее колледже, одна из тех суровых девиц в городском камуфляже «цифра», таскавших тяжелые рюкзаки вверх и вниз по лестницам кампуса. Кто-то, знающий джиу-джитсу.

Да кто угодно, черт побери.

Но тут была просто она.

Просто Дарби Торн, странная девушка, которая скрывалась от вечеринок в общежитии внутри своей комнаты со стенами, обвешанными черными карандашными оттисками чужих фраз, украденных с чужих могил, будто какой-то благочестивый вампир неизвестной породы.

Метель снаружи усиливалась. Дарби вытащила свой айфон и быстро набрала новый текст. Только черновик сообщения. Просто сохранить на случай немыслимого, но все равно от него наворачивались слезы на глаза.


«Мама, если ты нашла это сообщение на моем телефоне, то со мной что-то случилось. Я застряла на всю ночь на стоянке отдыха и пишу это. Один из людей здесь может быть опасен. Я надеюсь, что у меня просто паранойя. Но если я не… просто знай, что я жалею обо всем. О всех вещах, которые я говорила тебе. Я жалею о том телефонном разговоре на День Благодарения. Ты не заслужила этого всего. Мама, я люблю тебя очень сильно. И прости меня за всё.

Люблю, твоя дочь».


Через пятнадцать минут Ларс отправился в туалет.

Он прошел мимо стула Дарби, и она заметила нечто странное. Он снял свои черные лыжные перчатки, обнажив бледную кожу на руках. Тыльная сторона левой руки была усыпана пятнышками и маленькими рельефными бугорками. Похожими на москитные укусы. Или это были зарубцевавшиеся шрамы, хотя она не представляла, какой ужасный инструмент мог сотворить подобное с человеческой рукой – что-то вроде терки для сыра?

Ларс прошаркал мимо и скрылся в мужской уборной. Дверь со свистом закрылась, но Дарби показалось, что прошла целая вечность до финального щелчка.

«Сейчас».

Дарби вскочила со стула на дрожащих ногах. Эд и Эшли глянули на нее. Это был ее шанс, ее тридцатисекундное окно, выскользнуть на улицу и подтвердить или опровергнуть увиденное. С телефоном в руке она двигалась к выходу, задержав дыхание на вдохе, с легкими, полными кислорода, – но по пути она удивила сама себя. Она сделала нечто чрезвычайно нелогичное.

Дарби приблизилась ко второму кофейнику с надписью «КАКАВА» и быстро наполнила пластмассовый стакан объемом восемь унций. Хотя никогда не любила горячий шоколад.

«Но дети любят. Верно?»

Она услышала шум смываемого писсуара. Ларс возвращался.

Торопясь теперь, она глотнула горячего напитка, быстро вернулась к выходу и открыла дверь, впуская в помещение запах снега и холода. Но вездесущий неугомонный Эшли наблюдал за ней.

– Эй, Дарбс, что ты делаешь?

«Дарбс». Она не отзывалась на такое имя лет с пяти.

– Снова попробую поймать сигнал. У моей мамы рак поджелудочной железы, и она сейчас в больнице в Прово.

Не дав Эшли времени ответить, она шагнула наружу, в воющий шторм, через плотную стену морозного воздуха, пробирающего до костей, вспоминая импровизированную маленькую поговорку, которую услышала однажды давно от своей матери.

«Легче всего солгать, когда говоришь правду».

5

Эд кладет в баночку деньги каждый раз, когда ругается. Способ то ли накопить, то ли бросить ругаться.

6

Из первых букв последней фразы «Found on road, dead» складывается слово «Форд». Ну то есть сломался и не едет.

Выхода нет

Подняться наверх