Читать книгу Избранные стихотворения - Тимур Кибиров - Страница 29

С одной стороны —

Мы горды и важны.

С другой стороны —

Никому не нужны.

Вот так, мой друг.

Вот так, мой дружок, —

Никому

Ни на кой

Не нужны!

Бывало – ах! —

Внушали мы страх!

И даже – эх! —

Вводили во грех!

А нынче, друг,

А нынче, дружок,

Наливают нам

На посошок.

Не вижу я

Трагедии здесь —

Ляля-тополя,

Бессильная спесь,

Твоя, мой друг,

Моя, мой дружок,

Смехотворная,

Жалкая спесь!

И драйву нет,

И саспенсу йок —

Увы, мой свет,

Увы, мой дружок.

Один глоток,

Один лишь глоток

Остается нам

На посошок.

Почему же, собственно, нельзя?

Очень даже можно!

Плюнуть в эти ясные глаза,

отпустить под горку тормоза

сладко и несложно!

Кануть, как окурок в темноту,

полететь, визжа, к едрене фене,

лучше уж в бреду, чем на посту,

лучше уж в блевоте, чем в поту,

лучше уж ничком, чем на коленях!

И от водки лучше, чем от скуки!

Эх бы загу-загу-загу-лять,

да загулять!

Так-то так, но вот в чем, парень, штука —

где же будем мы носки стирать?

Хорошо без дома, на просторе,

но без ванны как-то не с руки.

Воля волей, только под забором

зябко в нашем климате, и вскоре

ты поймешь – уж лучше от тоски,

чем от грязи! А лишай стригучий?

А чесотка? А педикулез?

Нет, Земфира, вместо страсти жгучей

заведи дезодорант пахучий

и тампакс. А то шибает в нос.

Что «симулякр»? От симулякра слышу!

Крапива жжется. А вода течет,

как прежде, – сверху вниз. Дашевский Гриша

на Профсоюзной, кажется, живет.

О чем я то бишь? Да о том же самом,

о самом том же, ни о чем ином!

По пятьдесят, а лучше по сто граммов.

Потом закурим. А потом споем:

«Не уходи, побудь со мной, мой ангел!

Не умирай, замри, повремени,

романсом Фета, приблатненным танго —

о, чем угодно! – только помани,

какой угодно глупостью…» Приходит

довольно-таки скучная пора.

Вновь языку блудливому в угоду

раб покидает Отчий вертоград,

ну, в смысле – разум ленится и трусит,

юлит, грубит, не хочет отвечать.

Вода меж тем течет по старым руслам,

крапива жжется, и часы стучат.

И только голос слабый и беспечный,

почти не слышный, жалкий и смешной,

лишь полупьяный голос человечий

еще звучит и говорит со мной!..

Век шествует путем своим дурацким.

Не взрыв, не всхлип – хихиканье в конце.

А мусикийский гром и смех аркадский

не внятны нам, забывшим об Отце.

Но, впрочем, хватит умничать. О сроках

ни сном, ни духом не дано нам знать.

Рецензия у Левушки в «Итогах» —

вот все, на что мы вправе уповать.

Дашевский Гриша, приходи в субботу,

так просто – позлословить, подурить,

подухариться Бахусу в угоду.

Хотя в такую мерзкую погоду

тебе, наверно, трудно выходить.

О высоком и прекрасном

сердце плакало в ночи,

о насущном и пустяшном,

о всамделишном и зряшном…

Сердце-сердце, помолчи!

Сердце-сердце, что такое?

Эк тебя разобрало!

Муза-шмуза, все пустое.

Глянь-ка в форточку – какое

там столетье подошло!

Не такое время нынче,

чтобы нянчиться с тобой!..

Что же ты, сердечко, хнычешь

и, как тать в ночи, химичишь

над бумажной мишурой?

Что ты ноешь, что ты воешь,

что ты каркаешь в ночи,

что канючишь, ретивое,

с бестолковой головою

пакт мечтая заключить!

Что ж ты клянчишь, попрошайка!

Мы не местные с тобой,

и, признайся без утайки,

устарели наши байки

в тихой келье гробовой

о высоком и прекрасном,

Шиллер-шмиллер, ветхий Дант…

Твои хлопоты напрасны,

твои происки опасны,

мракобес и обскурант!

В общем, хрен те, а не грант!