Читать книгу Избранные стихотворения - Тимур Кибиров - Страница 33

Гений чистой красоты…

Вавилонская блудница…

Мне опять явилась ты —

перси, очи, ягодицы!

В обрамленье этих лет,

меж общагой и казармой,

глупый, смазанный портрет

засветился лучезарно.

На теперешний мой взгляд —

блядовита, полновата.

Из знакомых мне девчат

были лучшие девчата.

Комбинация, чулки,

и кримпленовое мини,

и Тарковского стихи —

нет вас больше и в помине.

Пиво на ВДНХ,

каберне, мицне, фетяска…

Кто здесь, книжник, без греха,

бросит пусть в тебя, бедняжка.

Был ребяческий разврат

добросовестен и вправду.

Изо всех моих утрат

помню первую утрату.

Пидманула-пидвела,

ДМБ мне отравила.

Ты в сырую ночь ушла —

знать, судьба меня хранила.

Это было так давно,

что уж кажется красиво,

что сказать тебе спасибо

мне уже немудрено.

Даешь деконструкцию! Дали.

А дальше-то что? – А ничто.

Над кучей ненужных деталей

сидим в мирозданье пустом.

Постылые эти бирюльки

то так мы разложим, то сяк,

и эхом неясным и гулким

кромешный ответствует мрак.

Не склеить уже эти штучки,

и дрючки уже не собрать.

И мы продолжаем докучно

развинчивать и расщеплять.

Кто делает вид, кто и вправду

никак не поймет, дурачок,

что шуточки эти не в радость

и эта премудрость не впрок.

И, видимо, мира основы

держались еще кое-как

на честном бессмысленном слове

и на простодушных соплях.

Зимний снег,

и летний зной,

и осенний листопад,

и весенняя капель —

сердцу памятны досель,

сердцу много говорят.

Говорят они о том,

что позаросло быльем,

что со Светою вдвоем

чувствовали мы,

и со Светкою другой,

и с Тамаркой роковой,

с Катериной,

и с Мариной,

как-то даже с Фатимой!

Говорит со мной Природа

о делах такого рода,

что, пожалуй, не к лицу

слушать мужу и отцу.

Ты ответь, натурфилософ,

почему любой ландшафт

вновь родит во мне желанье

слушать робкое дыханье,

выпивать на брудершафт?..

Борода седа уже.

Я уже на рубеже.

Божий мир и впрямь прекрасен.

Время думать о душе.

Я знаю, не вспомнишь ты, милая, зла…

А. Блок

Когда я уйду…

и когда я вернусь…

когда я исчезну вообще —

нашмыганным носом прижавшись к стеклу,

ты вспомнишь, дружок, обо мне!

Ты вспомнишь, как так же, сквозь то же стекло

ждала ты под утро меня.

Небритый и потный, в тяжелом пальто

спешил я и каялся я,

скользя по раскисшей московской зиме —

ее, как меня, развезло…

Ты вспомнишь и вздрогнешь, дружок, обо мне

и всхлипнешь над этим пальто,

и вспомнишь закат за окном, и в окне

увидишь все тот же закат,

который пылал в вечереющей мгле

в годину ГБ и ЦК.

Когда я уйду на покой от времен,

уйду от хулы и похвал,

ты вспомнишь, как в нарды играл я с тобой,

как я без конца мухлевал.

Ты вспомнишь, когда я уйду на покой

долой с невнимательных глаз,

одну только песню, что пел я с тобой,

а также любимый романс —

про старый тот клен,

и про темный тот дуб,

про то, отчего так светло,

про тот одинокий, кремнистый тот путь,

которым я, Лена, ушел!

Вернее, уйду… И не скоро еще!

Но точно уйду – и тогда

ты вспомнишь, задрыга, как нехорошо

себя ты сегодня вела!