Читать книгу Записки облакам - Тина Телегина - Страница 5

– Мы никогда не знаем, где нам суждено встретить свою судьбу, – ненадолго задумавшись, произнесла Агния. – Кто-то ищет ее в библиотеках, кто-то в музеях, кто-то в клубах, наивно полагая, что от места встречи будет зависеть качество отношений. Но она врывается в нашу жизнь нежданно. Точно также, как и уходит, не найдя понимания. При разрыве мы пытаемся первым делом определить переломный момент и, раздобыв улики, обвинить своего партнера во всех смертных грехах. Но мы забываем об одном. Доверие уходит в одночасье, но отношения умирают постепенно, и в этом всегда виноваты двое. Жизнь намного сложнее, чем нам кажется. Поэтому проводить анализ задним числом зачастую бывает бессмысленно. Когда любовь и доверие стоят у черты невозврата, их нужно реанимировать. Но наивные люди полагают, что для начала стоит тщательно и досконально изучить анамнез, при этом лишь теряя время попусту.

Я прожила достаточно долго для того, чтобы обрести смелость осознавать свои ошибки. Поэтому я так и быть, сэкономлю твое время. Можешь изучить мою историю болезни, не теряя время на разбазаривание жизни.

Надеюсь, на моем примере ты поймешь, насколько смешной является наша уверенность в собственном могуществе и незыблемости обстоятельств, а более того, уверенность в наличии времени.

Как я уже сказала, нежелание или неумение выслушать послужило причиной одной из самых больших потерь в моей жизни. Но начну я, пожалуй, именно с болезненного момента перелома. Хотя, казалось бы, как может изменить нашу жизнь совершенно безобидная встреча с близким другом.

Видимо моя ухмылка оказалась настолько очевидной, что заприметив скепсис, Агния тут же внесла небольшую ремарку.

– Полагаешь, глядя на меня старую, что у меня не могло быть друзей? Двух мужчин одновременно? Или, воспитанная на стереотипах, предпочитаешь верить в то, что раньше детей приносил аист? Во все времена люди бывают молоды, влюбляются, теряют голову, отдаются безумным порывам до последней клеточки своего существа. Если все еще сомневаешься, слушай, как было дело… Как один вечер изменил всю мою жизнь. Или я бы даже сказала, как один человек выдернул незакрепленный кирпич из уже и без того распадающегося строения истории моей судьбы.

С нескрываемым интересом я принялась слушать.

– Как-то, в разгар очередного, наполненного молчанием вечера, не желая оставаться дома наедине с супругом, поглощенным футболом, я решила прогуляться, и к своему немалому удивлению, совершенно случайно встретилась с другом.

С детства я занималась хореографией, и окончательный выбор сделала в пользу спортивных танцев. Так я и познакомилась с Виталием. Он был моим партнером долгие годы. Мы стали чем-то единым целым. Мы проводили много времени в компании друг друга, постоянно готовясь к очередным чемпионатам. А потом наше увлечение переросло в нечто большее. Это сложно понять тем, кто не сталкивался с такого рода отношениями между людьми. Партнер по танцам – часть тебя. Ты должен чувствовать его своим телом и доверять настолько, чтобы вы могли прекрасно двигаться в унисон даже с закрытыми глазами. В конце концов, без абсолютного доверия не выйдет ни поддержек, ни гармонии цельного номера вообще. А без этого победа попросту невозможна. Но танцы – не рутинная работа. Здесь важно улавливать малейшее изменение настроения, понимать человека без слов. В конце длительных отношений протяженностью в годы, наши воспоминания объединяли уже не только чемпионаты и профессиональные интересы. Слишком много времени мы проводили вместе, практически породнясь. Многочасовые тренировки, как правило, заканчивались длительными беседами за ужином у кого-нибудь дома. В общем, мы росли и развивались друг у друга на глазах, под непрестанным обоюдным присмотром. Это дало нам многое. А когда пришло время, Виталий стал моим первым мужчиной.

Тренер пророчил нам великое будущее. Но из-за травмы, полученной абсолютно нежданно, я была вынуждена приступить к поискам новых жизненных путей. С того момента мы прекратили наше с Виталием общение и не виделись более пятнадцати лет.

Поскольку в прежние времена мы были знакомы довольно близко, проблем в нахождении общих тем для разговора при встрече не возникло. Поначалу мы вспоминали наше общее прошлое. Тренировки, выступления, забавные и нелепые случаи, которые происходили с нами, потом он спросил меня – «как ты?».

Мы три раза заказывали кофе, так и не прикоснувшись к принесенным ранее порциям. Не было времени на такую ерунду. Я тараторила без умолку, и когда, наконец, остановилась, чтобы перевести дыхание, посмотрев на часы, определила, что монолог мой длился не менее сорока минут. Все это время Виталий меня не перебивал, лишь изредка, где это было уместно по контексту, кивал головой, и независимо от обстоятельств, привычно улыбался.

Он улыбался по обыкновению непревзойденно – хотелось с головой нырнуть в его улыбку, раствориться в ней и больше не думать ни о чем. Да, улыбаться он умел. Но еще более искусно он умел слушать. Когда источник моих мыслей иссяк, и я, казалось бы, выложила ему все, что только могла, внутри меня все еще витало ощущение того, что если бы пришлось – он слушал бы меня и дальше.

С досадой я мысленно отметила, что Илья уже длительное время не интересовался моей жизнью так же искренне. Да и вообще, услышав саму себя со стороны, я пришла к выводу, что наша с ним совместная жизнь в последнее время стала слишком печальной.

Все, что в этот вечер услышал от меня Виталий, касалось исключительно моих переживаний, впечатлений от увиденного или прожитого, моих интересов и мнений, моих рассуждений о различных аспектах жизни. Я отнюдь не стеснялась Виталия и не пыталась скрыть от него что-либо, касающееся Ильи. Но вышло как-то так, что мне просто нечего было рассказать о своих отношениях с мужчиной, занимавшим большую часть моей жизни.

В последнее время они стали такими незначительными, что не стоило терять времени на их обсуждение. Да и обсуждать было нечего. Вся наша семейная жизнь с Ильей с масштабов обширного мира незаметно для нас самих сузилась, вдруг, до обоюдных: «Доброе утро», «Спокойной ночи» и этих неизменных регулярных пяти минут попыток доказать самим себе, что у нас еще все не так уж и плохо.

Закончив свой рассказ, и избавившись от тяготившего меня груза недосказанности, я окончательно очнулась, и теперь уже адекватно оценивая происходящее, ощутила, как вновь понемногу обретаю вкус к жизни.

Только теперь я заметила, насколько привлекательным стал Виталий. Ему и в юные годы не приходилось жаловаться на отсутствие женского внимания и интереса к своей персоне. Но теперь он расцвел. В отличие от того Виталия, которого я знала много лет назад, теперь передо мной сидел человек с железным стержнем внутри. Это не было жестокостью или цинизмом, хотя здорового цинизма в нем всегда было предостаточно. Нет, просто он возмужал, и, переступив определенный рубеж, стал обладателем чего-то такого, что нельзя выразить словами. Но глядя на него, сразу было видно – этот человек знает, чего хочет, он понимает и принимает жизнь такой, какой она есть. Но более того – он успешно завоевывает эту жизнь, как женщину, берет ее, когда обаянием, когда натиском, но никогда – уговорами. В мельчайших его жестах, оттенках настроения, в каждом его взгляде читалась уверенность и убежденность в том, что он хозяин положения. Наверное, именно это в сочетании с природной красотой так неизменно пленяло всех женщин в поле его зрения, где бы он ни появлялся. Физически он пребывал в отличной форме. Занятия танцами все еще давали о себе знать. И хотя он давно уже перевернул эту страницу своей биографии, присутствие спортивной настырности и выносливости нельзя было не заметить.

– Чем-нибудь занимаешься? – сама не зная почему, поинтересовалась я.

– Да. В моем доме есть бассейн, а на цокольном этаже я оборудовал небольшой спортзал. Но это так, скорее, для отдыха. Хорошо расслабляет после тяжелых переговоров. Разгружает мысли. А ты? Все еще не можешь простить меня за тот случай?

– Это не было случаем. Это было судьбой. Возможно, тогда я выбрала не свой путь.

Виталий скептически, но с любопытством посмотрел на меня. Мы оба прекрасно понимали, что насчет «не своего пути» я солгала.

– А сейчас, ты довольна? Сумела себя реализовать?

Я промолчала. Мне не хотелось вдаваться в подробности умозаключений на этот счет. Я была убеждена, что карьера и профессиональные достижения – прерогатива мужчин. Я всегда подсознательно четко представляла себе границы профессиональных интересов и интересов семьи. Никогда не бралась судить, правильны ли мои представления о данных аспектах жизни, и поэтому никогда не пыталась навязать, кому бы то ни было, свое мнение. Но однажды я четко осознала, чего хочу, и это предопределило дальнейшие мои взгляды на жизнь.

Если представить жизнь в виде театра, можно образно сказать: есть сцена, на которой ты играешь, есть роль, и есть декорации. Основных варианта два. Первый сценарий – ты дочь, сестра, жена, мать. Главные роли принадлежат членам твоего семейства, а действие разворачивается вокруг развития и становления семьи в процессе воспитания детей, попыток научиться слушать и слышать, уважать друг друга, оказывать поддержку и тем самым помогать друг другу выходить на новый уровень становления личности. Во втором сценарии – ты слуга, работник, начальник, владелец и так далее по нарастающей, тут уж кто на что горазд. А семья – лишь декорация.

Казалось бы, в чем разница между ролями и декорациями, если действие происходит на сцене при наличии обоих аспектов игры. Но разница в том, что твоя роль – это твоя жизнь. Это то, на что ты тратишь свою энергию и одновременно источник того, что восполняет и утоляет жажду, восстанавливает. То, в чем ты ищешь и находишь свою отдушину. А декорации – лишь антураж. Конечно, какую роль не выбери, в любом случае много времени придется тратить и на поддержание декораций. Вряд ли какому-то актеру было бы по душе играть в грязном костюме, на запыленной сцене, с поблекшими картинами панорам. Но, тем не менее, декорации всегда остаются декорациями.

Не спорю, многие из нас на протяжении жизни, по собственному желанию, или же по необходимости неоднократно меняют роли. Это достойно похвал. И свидетельствует лишь о профессионализме актера. Ничего плохого в этом нет. Единственное, что смена ролей предполагает наличие антрактов. Ведь, правда, нелепо было бы, если бы на представлении в театре, кто-нибудь вдруг заметил, как Робин Гуд в мгновение ока по-братски обнимается со своими заклятыми врагами. Или Ромео, плача над Джульеттой, вдруг ни с того ни с сего поднимается с пола, утирает слезы и, искренне рассмеявшись, в приподнятом настроении удаляется, с тем, чтобы принять участие в какой-то вечеринке, проходящей по соседству. В любом случае, прежде чем менять роль, необходимо хотя бы смыть остатки старого грима.

Что касается меня, естественно, приходилось играть разные роли, но больше всего мне импонировала роль человека семейного. Когда играешь свою роль – наслаждаешься, цветешь, тобой восхищаются. Когда вынужденно играешь чужую – тут уж все зависит исключительно от актерского мастерства: насколько быстро и умело ты сумеешь вжиться в новый образ. Насколько естественно сыграешь его и сумеешь ли при этом не потерять самого себя. Ведь жизнь – лучший зритель. Она видит всех насквозь и не прощает фальши. Что бы мы ни делали, это нужно делать максимально хорошо.

А поскольку жизнь – не театр одного актера, приходится играть большим составом. И нет ничего страшнее того, как если партнеры одновременно начинают играть разные роли на одной сцене. Тогда вся энергия уходит не на оттачивание мастерства, дополнение друг друга, а на перетягивание одеяла и тщетные попытки сменить декорации. Причем в подобном случае именно вас и пытаются перевести из главной роли в разряд удобной декорации. В итоге всех действующих лиц ожидает провал и разочарование. И как ваша актерская карьера сложится дальше – вообще неизвестно. Жизнь – капризный зритель. И ему нужно уметь угождать.

Таковы мои мысли относительно собственной реализации, в том числе в рамках семейных отношений.

В целом, нельзя судить права я или нет. Не берусь также критиковать людей, пытающихся доказать обратное. Любые наши представления о жизни – всего лишь грань чего-то более необъятного и непостижимого. Просто, решая, на какой из граней остановиться, мы тем самым предопределяем свою реальность.

Когда я училась в школе, модными были тетради с картинками на обороте обложки. Глядя на такую картинку в упор, сложно было различить орнамент или образ, но стоило расположить тетрадь на расстоянии вытянутой руки и сузить глаза, как различалась объемная картина, созданная как бы из нескольких слоев изображений. Так же и наша жизнь – всего лишь калейдоскоп различных элементов, существующих одновременно. И глупо было бы судить об уместности той или иной составляющей узора, рассматриваемой в отрыве от иных.

– Я люблю свою работу, – скупо ответила я, давая понять, что не хочу обсуждать затронутую тему.

Я действительно научилась любить то, чем мне приходилось заниматься большую часть времени. Я давно хотела детей, но этот вопрос на повестке дня не стоял. И свой нереализованный материнский инстинкт мне пришлось воплотить в процессе преподавания. Окончив педагогический, я стала учителем младших классов, о чем, собственно говоря, ни разу не пожалела. Работа позволяла мне достаточно много времени уделять семье. Но в последнее время муж, казалось, не нуждался в моей заботе. Поэтому, глубоко вдохнув и сделав паузу, сменив декорации, я принялась идти по другому пути. Теперь все чаще я стала посещать семинары, курсы повышения квалификации, все больше времени отдавая своему профессиональному совершенствованию, пропадая на работе. К моему глубокому изумлению, на качество отношений с Ильей это не повлияло никоим образом. Ему было не до меня. Я стала его декорацией, он – моей. И, по сути, мы больше не нуждались друг в друге, как прежде.

Правда, нельзя сказать, что все мои усилия ни к чему хорошему не привели. Дети – вообще очень чувствительны к жизни. Они всегда ощущают, как ты к ним относишься. Они, будто бы на расстоянии сканируют твои мысли и только потом позволяют приблизиться к себе. Но если ваше знакомство состоялось, любовь и открытость ребенка стоят намного дороже зачастую лживой дружбы взрослых людей. Единственный минус а, может даже и плюс таких отношений – то, что ты не можешь рассказать ребенку о своих проблемах. Он их просто не поймет. Мир глазами детей представляется немного в иных красках. Но будто восполняя этот пробел, дети наполняют тебя такой энергией, что пропадает всякое желание ковыряться в недовольстве жизнью.

О том, чего я недополучала дома, я пыталась не думать вообще. Я не могла изменить ситуацию. Все мои попытки наталкивались на стену непонимания со стороны Ильи. Он слишком был занят своей карьерой. Я уважала его и не хотела ему возражать. Он должен был идти своим путем, и я не имела права принуждать его жить моими интересами. Тем более, несмотря на всю абсурдность ситуации, он все еще не был мне чужим человеком. Мы умели душевно проводить свободное время наедине друг с другом, отключаясь от всего постороннего. Но в последние несколько лет это происходило слишком редко. Настолько редко, что мне казалось – я гость в собственной жизни, а наши с Ильей отношения – всего лишь второй стул на котором я иногда тщетно пытаюсь удержаться, надеясь вот-вот окончательно на него пересесть. Но этого почему-то не происходило.

У нас не было очевидных проблем в постели. Но уже слишком долго я не ощущала себя по-настоящему желанной. Я как бы стала удобным и привычным атрибутом его жизни. Он уделял адресованное мне внимание в удобное ему время, строго дозировано и, порой, может быть даже слишком уж официально. Ему было комфортно рядом со мной и, видимо, по его мнению, от одного осознания этого я должна была таять.

Человек привыкает ко всему. И я не стала исключением. Выражать протест было бесполезно. Это заканчивалось, либо в лучшем случае получасовым молчанием, либо отсутствием общих тем для разговора на протяжении нескольких дней. В последнее время, даже если нам и удавалось вместе поужинать или позавтракать, мы делали это молча, вслушиваясь в процесс пережевывания пищи.

Молчать вдвоем… Это абсолютно не страшно. Это даже хорошо и полезно. Но только не в том случае, если вам попросту больше нечего сказать друг другу. Такое молчание превращается в немоту отношений. Такое молчание обнажает и выпячивает явные дефекты взаимопонимания. Оно отравляет.

Вопреки непониманию, наш интим не был таким уж плохим. Но со временем и он перешел в разряд обыденности. Да, нас все еще тянуло друг к другу. Но мне кажется, это обуславливалось скорее возрастными потребностями, нежели чем-либо более возвышенным. Технически все выполнялось на высшем уровне, но как-то монотонно и скучно. Как тренировка. По расписанию. Пять минут. Когда-то я нечаянно заметила это по стрелкам часов. А потом, случайность переросла в закономерность. И с тех пор, казалось, больше не было смысла надеяться… Ни у кого больше не возникало ни желания, ни какого-либо стремления друг друга удивлять. Однажды мне даже стало страшно, что когда-нибудь эта минутная стрелка начнет вести обратный отсчет. Но я запретила себе думать, что будет потом…

– Кроме педагогической карьеры, я теперь еще практикую психологию, – будто бы отрывая саму себя от вновь прокравшихся в голову гнетущих мыслей, добавила я и, наконец, посмотрела на Виталия в упор.

Он выглядел все также невозмутимо, но я ощущала то тепло, которое от него исходило. Я поймала себя на мысли о том, что сейчас мне бы очень хотелось сесть рядом с ним и укрыться от этого вечера в его объятиях, ну или, по крайней мере, хотя бы просто взять его за руку. Это чувство было странным, но с каждой секундой оно поглощало меня все больше.

Мы не раз были с ним близки. Когда-то я прекрасно знала каждый миллиметр его тела. Мы изучали друг друга, и это приносило нам невероятное удовольствие. Сейчас глядя ему в глаза, я различала в них все тот же огонек, что и много лет назад. Но теперь он стал каким-то более осознанным, более уверенным, более многообещающим. Я почему-то подумала о том, что у нас с ним ни разу не было неудачного секса. Тогда мы словно были созданы друг для друга. Возможно, именно поэтому, сейчас он не казался мне чужим.

Видимо, прочитав мои мысли, он первым накрыл мою руку своей ладонью.

На секунду меня словно пронзило током, грудная клетка сжалась, воздуха не хватало, и я ощутила, как сердце на мгновение замерло. Его новый удар был настолько мощным, что кровь неудержимым потоком разлилась по телу. Меня бросило в жар. Я попыталась неловко улыбнуться и отдернула руку.

– Не нужно, – неестественно произнесла я, сама не узнавая свой голос. – Меня и так сейчас просверлят взглядом все женщины, находящиеся в этом ресторане.

Это не было ложью. Виталий выглядел как-то слишком уж маняще.

Сдержано-развратный. Именно это определение почему-то первым пришло мне на ум.

Виталий улыбнулся, и снова взял мои пальцы в свой плен. На этот раз я не сумела противостоять его неизменно обезоруживающему обаянию и не стала возражать.

– Какое нам дело до них. Жизнь дарит нам мгновения, и именно они приносят радость. Ханжество – не для меня.

Я прекрасно знала, что его слова – не ложь. Бегло проведя взглядом по скрывавшемуся в полумраке залу ресторана, я в подтверждение своих мыслей выделила несколько пар женских глаз, непрестанно таращившихся в нашу сторону с каким-то диким возбуждением и примесью адресованной мне зависти.

От его руки исходил такой поток энергии, который просто невозможно было не прочувствовать. Я осознала, что мысли мои стали безнадежно путаться, а разум все больше предавался воспоминаниям.

– Расскажи, лучше о себе, – чтобы хоть чем-то заполнить неловкое молчание со своей стороны, попросила я. – Как у тебя обстоят дела на личном фронте?

– Все также развратничаю, – полушутя, но в то же время абсолютно серьезно ответил он. – Одним словом, той единственной еще нет, но я абсолютно не унываю по этому поводу.

Я напряженно улыбнулась.

– Разрешишь пригласить тебя? – указывая взглядом в сторону танцпола, поинтересовался он.

Но я отрицательно покачала головой.

– Шутишь, я не умею танцевать ничего кроме спортивных танцев. А это уже давно в прошлом.

Отвечая, я поймала себя на мысли о том, что все мое внимание сконцентрировано на его прикосновении. Посредством кожи передавался разряд, исходящий из кончиков его пальцев, и распространялся по всей поверхности моего тела. Мне даже показалось, что в воздухе, окружавшем нас, насколько это возможно, запахло грозой.