Читать книгу Сын города - Том Поллок - Страница 8

Барьер Темзы взрезает воду, сверкая, как костяшки гигантской латной перчатки. Суббота, и потому промышленные зоны Северного Гринвича безжизненны – небольшие огражденные пустыри. Гаттергласс может появиться где угодно в Лондоне, но есть места, где мусорный дух становится сильнее, где он срастается с каждым кирпичиком, с каждой порой в бетоне.

Я сижу на корточках на автостоянке, позади машины с двумя отсутствующими колпаками и картонной табличкой «Продается» в окне. Мимо шмыгают крысы, но я не обращаю на них внимания. Рано или поздно они передадут сообщение Гласу, но я хочу, чтобы оно дошло быстрее.

Погружаю руку в землю. Почва рассыпается между пальцами, маленькие черные муравьи кишат на моей ладони. Так-то лучше.

Я вытягиваю из кармана маленькую бутылочку, зубами сдергиваю крышку и позволяю парам достичь усиков насекомых. Они замирают на мгновение, потом исступленно трепещут и мчатся по тыльной стороне моей руки, вниз – по ноге, и, наконец, – в землю. Ничто не сравнится с коллективным разумом роя по скорости передачи данных.

Теперь я жду и думаю о девушке из вчерашней ночи – о ее широких плоских скулах и растрепанных волосах.

«Мы могли бы ему показать», – сказала она: мы, хотя я познакомился с нею всего за пять минут до этого и мог унюхать ужас в ее поту сквозь всю толпу на Оксфорд-стрит субботним днем. Что за человек может так думать? Мы.

Я один, и это секрет, поэтому я позволяю себе улыбнуться.

Над головой кружат и орут чайки. Пока я смотрю, одна выпадает из ленивого круга и молниеносно пикирует к земле, быстро хлопая крыльями, чтобы смягчить посадку. Чайка косит на меня желтым глазом. Я вижу комок, растягивающий ее горло, вижу, как она дергает головой назад и вперед и тужится.

Со скользким хлюпом клубок червей и мокриц вываливается из ее клюва на землю, расползаясь по бетону. Мой маленький муравей отбегает от кучки – его работа сделана. За ним тянется липкий след птичьей слюны.

Я наблюдаю, как трудятся жуки: тащат пустые трубочки из фольги, пакеты от чипсов и куски фанеры в центр пустыря. Свирепо скрежещущими жвалами жуки-слоники рвут полиэтиленовые пакеты на полоски. Сначала формируются пальцы, потом икры и бедра, и передо мной неуверенно встает беспорядочная мусорная скульптура.

Мигают глаза – яичные скорлупки. Они и только они всегда одни и те же. На этот раз Глас – женщина: ржавый велосипедный руль служит ей бедрами, длинные полоски порванного пластика – волосами. Головной конец червя грустно извивается на конце одной из рук. Я нахожу в грязи у ног палочку от фруктового льда и протягиваю ей. Червяк обвивается вокруг палочки и сгибает ее, превращая в суставы пальцев.

– Спасибо, – говорит Глас. Яично-скорлупковый пристальный взгляд фиксирует ожоги и черные кровоподтеки на моей груди. Еще вчера она бы неодобрительно восклицала или сочувственно ворковала, но с тех пор многое изменилось.

– Ничего, с чем не справилась бы твоя способность исцеляться, – с удовлетворением замечает она. – Призрак мертв, как я понимаю?

– Заземлил его за «Ватерлоо», – уточняю я. – Отделался легким испугом. Думаю, избыток энергии оказался для нее чрезмерным и сломал за несколько часов. Она была в замешательстве, уже истекала кровью. В конце концов, я просто проявил милосердие.

– Уже что-то. Хоть и мелочь. – Глас вздыхает, как будто теперь должна быть благодарна за мелочи. Поколебавшись, добавляет: – Мои голуби видели очертания волка, бродящего по стройплощадке. И Балковый Паук сообщили, что около полуночи позавчера вечером почувствовал всплеск силы через сеть. В то самое время, когда, как ты говоришь, призрак вошел в зону Выси. – Ее голос сквозит сочувствием. – Мне жаль, Филиус, действительно жаль, но Высь собирает свои силы. Не осталось никаких сомнений: это он.

Чувствую, как будто пытаюсь проглотить кусок кирпича. До сих пор я не осознавал, как сильно надеялся, что Глас ошибается.

– Не понимаю, – бормочу я. – Почему теперь?

Она поворачивает голову. Ветерок раздувает пряди мусорно-мешковых волос, заслоняя лицо.

– Филиус, – осторожно говорит она. – Ты должен знать кое-что еще. Ходят слухи – и если Высь готовится к войне, то, возможно, лишь потому, что прислушался к ним. – Она облизывает губы языком из старой губки.

Волнение охватывает меня.

– Какие слухи? – спрашиваю я.

– Что скоро дорожные знаки перестроятся, – она говорит очень тихо, – а бездомные кошки, задрав хвосты трубой, замаршируют по тротуарам.

Бесконечное мгновение я просто стою столбом, чувствуя себя и, без сомнения, выглядя эпическим дураком.

– Она… она… возвращается? – не уверен, что сказал это вслух.

Глас воззряется на меня:

– Мне жаль, – говорит она, и я взрываюсь. Все напряжение в моей груди умножается с раскрытием этой тайны.

– Почему ты мне не сказала?! – кричу я на нее.

Глас с несчастным видом пожимает плечами.

– Не было ничего конкретного. Я не хотела обнадеживать тебя и не хотела… – она запинается. – Не хотела, чтобы ты напугался.

– Чего напугался? – спрашиваю я. – Она – моя мать!

– Но и Богиня тоже, – возражает Глас, – и вовсе не Богиня доброты.

– Как это понять?

– Надвигается война, Филиус. Король Кранов и Уличная Леди не поделят город. Фронтоны, водостоки и люки наполнятся кровью. Высь уничтожал ее королевство годами, разрывая и порабощая его, что бы он ни строил у Святого Павла, и ты не остановил его. Ты – ее сын, и ты не остановил его. Тот собор был ее драгоценной короной, а ты отдал его без боя. – Ее тон ужасающе нежен. Она старается, чтобы слова не прозвучали так, будто это моя вина.

– Я не мог помешать этому, – протестую я, теперь недоумевая и пугаясь. – Мне никогда не доставало сил…

Она утихомиривает меня, обвивая руками. Я чувствую тепло гниющего мусора.

– Понимаю, – шепчет она. – Подождать было правильно. Безопаснее. Но если Высь выступит против нас, мы лишимся и этой роскоши.

Мысли кружатся в голове. Голос Глас становится низким, настойчивым:

– Ты должен действовать, Филиус. Ты прав, я должна была сказать тебе раньше. Высь стал сильным – слишком сильным – без твоей матери. Нам нужна армия: Тротуарные Монахи, Зеркальная знать – старая гвардия. Мы должны пошевеливаться, или к тому времени, как прибудет Госпожа Улиц, Небоскребный Трон будет занят, и не тобой.

Но я едва слушаю. Все, о чем я могу думать, – это: она возвращается, она возвращается, она возвращается…

– Ты должна была сказать мне! – огрызаюсь я на Гаттергласс. Она пытается меня удержать, но я вырываюсь и убегаю.

Ожидая ее оклика, я оглядываюсь назад, но она просто смотрит на меня пустым взглядом: Гаттергласс – дух городских отбросов, нянька, которая заботилась обо мне вместо…

Она возвращается.

Я наблюдаю, как мусорное тело крошится, словно пепел, и опадает.