Читать книгу Звезды из пепла - Тория Дрим - Страница 3
Глава 2. Я имел право знать
ОглавлениеТрестен Райд
Спустя 3 недели
С тех пор как бои для меня закончились, я устроился подрабатывать официантом, чтобы мы не сводили концы с концами. Каждый день теперь проходит одинаково: днем и вечером я работаю в кафе, барах и клубах, а в свободные минуты скитаюсь по городу. Колледж все также остается закрытой темой. Пока большинство моих знакомых делится постами об учебе в социальных сетях, я едва успеваю открыть хотя бы один учебник. Впрочем, как и в предыдущие годы. Пока Кайл болел, я не позволял себе отвлекаться на учебу, не думал об образовании, то было непозволительной роскошью. Я отчаянно пытался наскрести денег на лекарства для Кайла. И на экзамены, специальности, колледж было плевать.
Но мечта вылечить брата так и не сбылась. А разочарование в жизни, как наводнение, затопило мысли о поступлении. Затем прошло много мрачных дней. И вот, похоже, наконец просвет?..
Это утро даже ощущается по-другому. Слышны скрип двери, звуки шагов. Тишина больше не разъедает каждый сантиметр дома.
Аромат в квартире божественный – пахнет яичницей с беконом. И я грустно ухмыляюсь. Эта еда особенная – ее обожал Кайл. Мама готовит любимое блюдо брата впервые с тех пор, как его не стало.
На кухне никого. На столе одна тарелка с аппетитной яичницей и чашка кофе с двумя кубиками сахара рядом. Все как я люблю. Сажусь на стул и гляжу в окно, где яркими красками сияет рассвет. Небо окрашивается в багряный цвет.
Теплые руки мамы невесомо касаются моих плеч. Она осторожно целует в щеку. Прижимает к себе как родного сына. И я злюсь, потому что не родной. Все девятнадцать лет это было неправдой. Эти объятия не к месту.
– Знаю, о чем ты думаешь, – тихо произносит мама, – но для меня ничего не изменилось, Трестен. Я люблю тебя и все эти годы любила.
«И поэтому скрывала правду?»
– Мне жаль. Ты имел право знать.
Я молчу. Боль не дает произнести ни слова. Веревка скользит вокруг шеи, но голос мамы будто не позволяет узлу затянуться.
– Поговори со мной, пожалуйста, – в ее словах слышится мольба, – послушай, что я хотела сказать все это время.
Мама садится напротив, и синие круги под глазами, опухшее лицо, тысячи морщинок выдают ее переживания. Она словно постарела лет на пять и больше не выглядит здоровой, наполненной жизнью женщиной.
– Я рассказала, что усыновила тебя, потому что так было правильно. Потеря Кайла на многое открыла мне глаза. Никто не вечен. Когда-то уйду и я, а у тебя никого не останется. Поэтому если ты захочешь найти свою семью сейчас, я не буду против.
Комната сужается до ничтожных размеров, и мы остаемся наедине с разрушающей тишиной. Никто из нас в следующие секунды не прерывает это молчание. Я собираюсь с мыслями. Отголоски слабости, томящейся внутри, рвутся наружу. Чертовы слезы подкатывают к глазам.
– Не представляю, как тебе тяжело, мальчик мой. Эти дни кажутся вечностью. Кошмаром, из которого мы никогда не выберемся.
Едва сдерживая эмоции, я киваю. Хватаюсь за голову и закрываюсь руками, чтобы мать не видела проявления слабости.
– Я пыталась делать вид, что все хорошо, но только вчера приняла произошедшее, – она отпила воды из стакана и продолжила, – ничто уже не будет как раньше, это очевидно. Но мы не можем все оставшиеся годы лить слезы и горевать. Как бы ни было тяжело, надо двигаться дальше, Трестен. Кайл не был бы рад увидеть, в кого мы превратились.
«И на что стала похожа наша квартира».
Обои местами отклеились. Пол покрылся толстым слоем пыли, как, впрочем, и все полки, кроме одной, где стояли фотографии нашей семьи. Комнаты опустели. Из них вместе с Кайлом ушла жизнь. В коридоре перегорели лампочки, в ванной засорилась раковина. Мы перестали следить за тем, что нас окружает. Мы зациклились на утрате.
– Ничто не будет как раньше, – повторяю я за мамой.
– Но мы должны вернуться.
– Разве в этом есть смысл?
Мама печально улыбается.
– Жизнь отбирает у нас дорогих людей, Трес. И кажется, что и мы умираем вместе с ними. Но время идет, и в какой-то момент нужно отпустить. Пережить боль и отпустить. – Я дрожу от ее слов. – Смысл есть во всем. И каждому из нас необходимо вновь его обрести.
Сдавленный всхлип вырывается из груди, но я подавляю его кашлем.
– Я не понимаю, что чувствую. Слишком много эмоций, и я не справляюсь с ними.
– Вижу, сын.
«Сын».
Выдыхаю. Одним движением вытираю поганые слезы с лица.
– Если хочешь найти свою родную семью и узнать, я поддержу тебя.
– Я не хочу делать тебе б…
– Трес, – мама перебивает меня, – я приму любое решение.
Впервые за этот тяжелый период я подхожу к маме и крепко обнимаю ее. Она, как и всегда, по-особенному пахнет – распускающимися бутонами пионов. От нее исходит тепло, даже несмотря на лед, сковавший сердце.
– Спасибо, – шепчу ей на ухо, – мне было важно услышать эти слова.
– Тебе всегда есть куда вернуться. Я здесь. И я буду ждать тебя.
Я слышу, как мама рыдает. Вижу, как она плачет. Слезы падают с ее бледных щек, чтобы остаться на моей футболке напоминанием. Не давая забыть о дне, который запечатлел нас, разбитых и потерянных. Мама утыкается носом мне в грудь и содрогается от душевной боли. Она знает: я думаю о поисках родной матери.
Всю ночь я размышляю, каким станет дом, если мама останется одна. Будет ли он напоминать ей о счастливых днях? Или станет хранилищем страданий и потерь?
Череда несчастий преследует нас со смерти отца. Теперь уже, как оказалось, не моего родного отца. Это его уход спровоцировал болезнь Кайла. Брат невероятно тяжело перенес новость об аварии, в которую попал Виларес. Как ни боролись за его жизнь врачи, в конечном счете они были вынуждены произнести известную и беспощадную фразу, а мы – как-то ее принять.
* * *
– Покружи еще! Пожалуйста, пап! – кричит Кайл.
В саду уютно. Жужжат пчелы с оранжево-черными брюшками, машут изящными крыльями бабочки, в траве ползают яркие гусеницы. От насекомых не оторвать глаз! Я не перестаю хлопать ресницами от изумления. На улице невероятная жара, поэтому я устроился в тени у раскидистого дерева. Здесь хорошо – легкий ветерок обдает со всех сторон.
Из домика, который родители сняли на лето, веет ароматом жареной индейки. Мама готовит ее в тысячный раз. Иногда кажется, что это единственное блюдо, которое она умеет делать. Мы с братом и папой в ожидании обеда резвимся во дворе.
– Эй, – папа плюхается рядом, – а почему именинник не бегает с нами?
– Разглядываю насекомых.
Он оглядывается. Затем ловко хватает муравья и подносит к моему лицу.
– Смотри, какой трудоголик!
Неохотно гляжу на муравьишку. Не очень хочется разговаривать с папой после того, что я услышал утром. Я все вспоминаю их с мамой беседу и пытаюсь понять, что она значит.
Папа не любит меня?
* * *
– Я не понимаю тебя, Виларес. Ты так хотел ребенка, ты клялся, что для тебя не будет никакой разницы. Но потом!..
Мама повышает голос на папу. Они закрылись в ванной, но их все равно слышно. Неужели скрывают что-то от нас с братом? Я встаю за дверью и подслушиваю, как хулиган. Впрочем, меня всегда так звали в детском саду, а сейчас и в школе.
– Эмбер, – шипит папа, – я не отказываюсь от своих слов. Но нужно время.
– Время? – Мама смеется, но смех у нее какой-то злой. – Прошло двенадцать лет. Кого ты пытаешься обмануть? Я вижу, как ты относишься к Кайлу и как к Тресу.
– Я стараюсь, Эмбер. Очень жаль, что ты не замечаешь.
– С рождением Кайла ты изменился, вот что я замечаю.
Слышатся всхлипы мамы. Мне становится страшно.
– Я не знаю, как тебе объяснить, но связь…
Что-то жжет в груди.
– Эмбер, у нас какая-то особенная связь с Кайлом, с Трестеном ее нет.
– В отличие от тебя я люблю их одинаково, Виларес. И мне все равно, кто из них кто. Они оба – мои сыновья.
– Наши сыновья, Эмбер. – Голос папы приобретает твердость. – Но это сложно. Все так сложно!
– Будь добр, хотя бы сегодня, в его день рождения, сделай вид, что любишь их одинаково.
Замок щелкает, и я бегом направляюсь в спальню, чтобы меня не поймали. Значит, папа любит Кайла больше, чем меня? Ну конечно. Я ведь не такой маленький. Мне уже двенадцать. Малышей всегда любят сильнее.
* * *
Мы все еще сидим на траве и смотрим на муравья. Кайл ползает неподалеку от нас и щипает зелень пальчиками.
– Ты чего задумался? – вдруг спрашивает папа. – Над тем, почему он трудоголик?
– Да что в нем такого? – отвечаю я с раздражением. Бабочки, пчелы, жуки – все интересные, но что взять с простого муравья?
– Погляди, что у него на спине.
Старательно всматриваюсь и вдруг замечаю соломинку на спине у муравьишки. Зачем она ему?
– Муравьи строят домики, как и мы. И посмотри, какой он сильный. Совсем маленький, а носит на себе такой груз. У муравьев большие семьи, и он помогает в строительстве.
Я вслушиваюсь в слова папы про маленького муравья, понимаю его восхищение и окончательно убеждаюсь. Он точно не относится к нам с братом одинаково.
– А если бы муравей был большой, ты бы тоже так восхищался им? – Злюсь. Сбрасываю насекомое с ладони отца и встаю.
Папа непонимающе пожимает плечами. Он не отвечает, но мне и не нужны его слова. Я все и так уже знаю.
* * *
Отношения с отцом были сложными все мое детство. От мамы я чувствовал больше тепла. Вечно пытался найти причину, почему папа так небрежно ко мне относится. Искал ее в себе, своих поступках, но нашел, только узнав секрет, который родители хранили столько лет.
Я не родной. Я чужой для них ребенок. В этом и заключается вся проблема.
Мама призналась спустя неделю после смерти брата. И меня тогда волновал вопрос – почему не после папиной аварии? Но теперь я могу только догадываться. Ведь это уже ни на что не повлияет. Главное – правда открыта голове и сердцу.