Читать книгу Спас На Зле - Тёма Шумов - Страница 9

Надо было ехать на такси, – подумал Сергей, увидев в зеркале догоняющую его машину с синими проблесковыми маячками.

Нога автоматически переместилась с газа на тормоз.

Прислонив ладонь ко рту, он шумно выдохнул и сразу ощутил сильную вонь перегара.

«Дирол» должен был находится в одном из карманов. Он отлично помнил, как покупал его вместе с сигаретами и пивом вчера вечером, когда вышел из бара «Лунный свет». Или это было уже сегодня? Домой он точно ввалился уже за полночь.

Войдя вчера в тренажерный зал, он нос к носу столкнулся с двумя одноклассниками – Никитой и Евгением. Кроме того, что они учились в одном классе в старшей школе, они к тому же играли в одной хоккейной команде.

– Серж!

– Никитос! Джон!

Они обнялись.

– Давно не виделись!

– Да уж.

– А ты гляжу форму не теряешь. И стрижку не поменял, – Никита провел ладонью по его короткому готическому ирокезу.

– Стрижка, как и шрам на затылке, служит мне напоминанием о тех временах и тех людях, благодаря которым я стал тем, кто я есть.

– То есть – напоминанием о нас?

– Ну конечно. О ком же еще? – ответил он и про себя перечислил еще несколько имен – первой в его жизни девчонки, с которой он обжимался за углом школы, следователя, выбившего ему передний зуб и судьи, на чьем лице было написано полное нежелание разбираться в деле, а лишь скорее закрыть его и вернуться к прерванному чаепитию с выполненным «планом по посадкам».

Тренировка получалась скомканной: они больше трепались, вспоминая школьные годы, чем занимались. Спустя полчаса, бросив на половине жим штанги, они решили отметить встречу и посидеть в их любимом баре.

В «Лунном свете» их не забыли. Хозяин, пузатый армянин со смешным для русского уха именем Усик, лично приветствовал их и посадил в отдельной укрытой от посторонних глаз вип-зоне.

– Усик! – Никита фамильярно стукнул армянина по спине. – Ну что скучал по нам!

– Если скажу, что «да», вы ж, не поверите, – Усик сжался и уменьшился в размерах.

– Да не бойся мужик, – Сергей убрал с плеча хозяина могучую руку приятеля. – Времена изменились, и мы изменились тоже.

– Это хорошо, – Усик медленно отошел от стола. – Все что происходит, происходит к лучшему.

– Мы теперь серьезные взрослые люди, так ведь парни, – Сергей посмотрел на одноклассников.

– Однозначно, – подал голос Евгений.

– Ты нам ничего не должен. Мы тебе тоже. Пришли нам одну из своих девок с меню. Мы отметим встречу, оплатим все как положено и спокойно разойдемся. Договорились?

– Да, да, конечно. Рад вас видеть ребята, – Усик скрылся за портьерой.

– Боится, – хохотнул Никита. – Уж сколько лет прошло, а жирдяй все еще помнит и боится нас.

– Да, – согласился Евгений. – Здорово мы тогда шороху тут навели.

К столу подошла официантка – миниатюрная блондинка, с волосами убранными в хвост. Раздав каждому из них меню, она отошла и встала в углу, ожидая, когда они сделают выбор.

– Знаете, – произнес Сергей. – Мне не приятно это вспоминать. Я не считаю, что нам стоит хвалиться тем, что мы творили.

– Ты что? – удивился Никита. – Не хвалиться тем, что мы разогнали голубой малинник?

– Это было неправильно.

– Серж! Я не понял, это вот сейчас что такое? Окно овертона сработало? Может ты теперь и на марши ЛГБТ ходишь?

– Нет. Не хожу.

– Тогда в чем дело? Эти пидоры устроили здесь свой вонючий притон. Или ты забыл? Забыл, что они здесь творили? Все их гомосячьи танцы, обжималки и сосания? Мы же просто очистили город от этой мрази. Кто-то должен был это сделать, не побоявшись замарать руки.

– Серж, мы же не беспредельщики. Просто все должно быть в рамках приличий. Усик, я уверен так и встречается со своими дружками. Да и все остальные, кто тогда попал под нашу горячую руку, тоже живы. Просто зачем они вот так вот в открытую тут устраивали всю эту сраную вакханалию.

– Я выбрал, – обратился Сергей к девушке и когда та подошла, держа наготове блокнотик и ручку, продолжил. – Кебаб из баранины с овощами. А вы что парни?

– Мы русские и пьем только русское. А потому тащи литр Русского стандарта, – заржал Никита. – Только неси целую бутылку. Принесешь распечатанную, я ее собственноручно в глотку вашего хозяина вылью и попадет этот правоверный любитель мальчиков прямехонько в ад. А к водке, пельмени и квас.

– Не много ли литра на троих? – спросил Сергей. – Мне с утра за руль.

– Нормально. Мне тоже. – успокоил его Евгений. – Никто не заставляет нас нажираться. Каждый может остановиться, когда посчитает нужным.

Только вот когда бутылка опустела никто их них даже не подумал остановиться, и они заказали еще одну.

С этого момента вчерашний вечер раскололся на десятки фрагментов различной длительности. Собирая их утром, он ощущал себя режиссёром, монтирующим клип панк-группы. Он помнил, как они выходили курить на улицу и рядом с ним почему-то всякий раз оказывалась та самая миниатюрная официантка. Она прижималась к нему, будто ночь была прохладной, а он держал ее за плечи.

Затем он спорил о чем-то с Усиком. Предмет спора он вспомнить уже не мог, но помнил свою обиду на армянина, на то, что тот чего-то никак не хотел понимать. Хозяин бара сидел с угрюмым видом и это раздражало и бесило Сергея.

Следующими в памяти задержались воспоминания о темном коридоре, по которому он крался, шатаясь и держась за стену, а также о том, как блевал, склонившись над обосанным унитазом. После чего полоскал рот, разглядывая себя в зеркало и думая о том, что вероятнее всего уже умер: настолько бледным казалось ему его лицо и темными мешки – под глазами.

Когда Сергей вернулся за стол, голова немного прояснилась и разговор с Никитой он запомнил почти дословно.

– Скажи, Никитос, если бы тебе предложили прожить жизнь заново, неужели бы ты ничего не изменил?

– Ты о чем сейчас?

– Да так. Как в целом, в метафизическом смысле, так в тоже время и в грубом приземленном. Не думал, что буду рефлексировать, вспоминая свои школьные годы. Но мне кажется, мы много сделали неправильно. И мне… ну да, мне стыдно и неприятно…

– У-у-у-у, – протянул Никита. – Как у тебя все запущенно, братело. Что-то мне подсказывает, что ты из-за Усиковских педиков расстроился. Но мы ж никого не убили и даже не покалечили. Хотя я считаю, что имели полное право. Мне противна и мерзка сама мысль, что эти недочеловеки могли бы тут собираться и устраивать свои оргии.

– Да, не…

– У меня если ты не знал уже сын родился. Сейчас ему год с небольшим. И мне бы очень не хотелось, чтобы один из этих пидоров заманил бы его сюда и совратил.

– Я понимаю тебя, Никитос. Я не об этом.

– Тогда, о чем?

– Они тоже люди. Мы могли бы просто поговорить. Поделиться нашими страхами друг относительно друга и решить все это по-другому.

– Да как хоть с ними по-другому разговаривать! Ты им только дай слабину, они тут же тебе на шею сядут. Оглянуться не успеешь, как вместо парада победы на красной площади будут свой гомосячий парад проводить и по всюду во власти своих посадят, чтобы те только их интересы защищали.

– Мы все люди в первую очередь, а значит сможем договориться. Вот как я теперь думаю. Мне неприятно вспоминать что мы творили.

– Круто, то есть ты хочешь начать перед ними каяться и просить прощения? Извини меня, но это уже синдром совка.

– Что за синдром?

– Это я сам придумал. Синдром советского человека. Не раз замечал, как меняются некоторые из наших граждан попадая в Европу. Начинают пресмыкаться перед европейцами и шипеть на своих: вы бескультурное быдло, вы разделили Германию и подавляете свободу. Их мозг сожрало чувство вины. Сожрало и насрало. Теперь вместо мозга там сплошное дерьмо. Чувство вины – это паразитический червь, которого вырастили в их головах перестройка и последующие годы либеральной анархии. И до сих пор весь этот цивилизованный – в кавычках – мир, чуть что, первое, что предлагает нам – покаяться. Покайтесь перед поляками, перед грузинами, перед прибалтами. Скоро не останется никого перед кем нас не заставляли бы просить прощения. Если так пойдет дальше, то нам придется извиняться уже за геноцид индейцев, опиумные войны в Азии и за ядерную бомбардировку Японии. И при этом никто даже не думает заставлять грузин извиняться перед остальными за Сталина и Берию? Или евреям за революцию и вообще за коммунизм?

– Нет. Нет у меня никакого синдрома. Мне бы хотелось извиниться перед конкретными людьми, за конкретные свои поступки. Просто, потому что мне было бы спокойней знай я, что они не держат на меня зла.

– А если держат? Может же быть и так?

– Может. Это будет скверно, буду тогда добиваться их прощения.

– А если кто-нибудь заявит, что простит тебя, только если поимеет твою девственную анальную дырочку?

– Ну, в разумных пределах. К тому же я уже говорил – мы в первую очередь люди и лишь в последующем все остальные.

– А я тебе говорю, забей на это. Это ты так думаешь. Но думают ли так они. К тому же, что, если кто-то из них не сможет простить тебя по той причине, что он уже того? Откинулся? Как Виталик, например. Помнишь Виталика?