Читать книгу Когда пируют львы - Уилбур Смит - Страница 11

Следующие два года Шон и Гаррик из детей постепенно превращались в мужчин. Эти годы были похожи на плавание в сильном течении, которое несет тебя по реке жизни.

Некоторые участки реки отличались спокойствием – например, все, связанное с матерью. Всегда понимающая, Ада была неизменна в своей любви к мужу и семье.

Другой такой участок – Уэйт. В его немного волосах прибавилось седины, но тело, смех и состояние души оставались внушительными.

Кое-где река текла быстрее. На ее берегах имелись разнообразные ориентиры. Какие-то совсем небольшие, вроде груды камней на берегу; другие размером с утес.

В конце концов река преодолела последний водопад и вынесла мальчиков в море взрослой мужской жизни.

Гаррик постоянно зависел от Шона. С каждым проходящим месяцем он нуждался в брате все больше, потому что Шон стал его щитом. Если рядом не было брата, Гаррик прибегал к последнему средству – заползал в себя, в теплый темный туман сознания.

* * *

Ребята отправились воровать персики: близнецы, Карл, Деннис и еще двое. Сад мистера Пая окружала плотная ограда; персики росли на противоположном краю и были размером с мужской кулак. Сладкие, как мед, они становились еще слаще, если их стянуть.

– К саду подойдем через заросли акации. Не снимайте слишком много с одного дерева! – приказал Шон. – Старик Пай сразу заметит.

Шон отыскал в ограде дыру.

– Гарри, оставайся здесь и карауль. Если кто-нибудь покажется, свистни.

Гаррик попытался не выдать своего облегчения – у него не хватало смелости для таких вылазок. А Шон продолжал:

– Мы будем передавать персики тебе, но ты не ешь их, пока мы не закончим.

– А почему он не идет с нами? – спросил Карл.

– Потому что он не может бежать, вот почему. Если его поймают, сразу поймут, кто с ним был, и тогда нам всем достанется.

Карл успокоился. Шон на четвереньках пролез в дыру, и остальные один за другим последовали за ним. Гаррик остался один.

Он стоял близко к изгороди, ее защита успокаивала. Шли минуты, Гаррик нервно поглядывал в ее сторону. Что-то ребята слишком долго.

Неожиданно послышались голоса – кто-то направлялся в его сторону под деревьями. Гаррика охватила паника, он прижался к изгороди, стараясь стать незаметным. Он даже не вспомнил о том, что должен предупредить остальных.

Голоса приближались, и вскоре сквозь деревья Гаррик увидел Ронни Пая; с ним были два приятеля. Каждый был вооружен рогаткой, и все вертели головами в поисках птиц.

Какое-то время казалось, что Гаррика не заметят, но когда все уже было прошли мимо, Ронни повернул голову. Парни смотрели друг на друга с расстояния в десять шагов, и удивление на лице Ронни постепенно сменилось хитрым и коварным выражением. Он быстро огляделся, желая убедиться, что Шона нет поблизости.

– Да это хромоногий, – заявил он, и его друзья вернулись и остановились. – Что ты здесь делаешь, Деревянная Нога? Тебе крысы отгрызли язык, Деревянная Нога?

– Нет, ему термиты обглодали ногу.

Смех, рассчитанный на то, чтобы обидеть.

– Поговори с нами, Деревянная Нога.

У Ронни Пая уши торчали, как вееры. Для своего возраста он был мал ростом и поэтому злым. К тому же он был рыжим.

– Давай, поговори с нами, Деревянная Нога.

Гаррик облизнул губы, на глаза уже навернулись слезы.

– Эй, Ронни, пусть он походит перед нами. Вот так.

И приятели старательно изобразили хромающего Гаррика.

Смеясь все громче и увереннее, они окружили парнишку. Гаррик поворачивал голову в надежде на спасение.

– Твоего брата здесь нет, – насмехался Ронни. – Незачем искать его, Деревянная Нога.

Он схватил Гаррика за рубашку и оттащил от ограды.

– Покажи нам, как ты ходишь.

Гаррик напрасно старался вырваться из рук Ронни.

– Отпусти меня, я все расскажу Шону! Расскажу, если не отпустишь.

– Хорошо, я тебя отпущу, – согласился Ронни и обеими руками толкнул Гаррика в грудь. – Пошел прочь, убирайся!

Гаррик отшатнулся.

Один из приятелей Ронни был к этому готов.

– Ко мне ни ногой!

Ребята образовали вокруг Гаррика кольцо и толкали его друг к другу.

– Иди отсюда! Давай туда!

Слезы текли по щекам Гаррика.

– Пожалуйста, пожалуйста, прекратите!

– Пожалуйста, пожалуйста, – передразнивали его.

И тут Гаррик с огромным облегчением ощутил, как все перед ним начало сереть, лица мучителей расплывались, он едва замечал прикосновения их рук. Гаррик упал, ударился лицом о землю, но боли не почувствовал. Двое наклонились, чтобы поднять его; теперь на щеках Гаррика слезы смешались с грязью.

И тут позади них из дыры в ограде выполз Шон. Рубашка у него на животе оттопыривалась. Секунду он сидел на корточках, вникая в происходящее, затем распрямился и помчался вперед. Ронни услышал это и выпустил Гаррика.

– Ты воровал папины персики! – закричал он. – Я ему скажу!

Шон ударил его в нос, и Ронни рухнул на землю. Шон обернулся к двоим другим, но те уже убегали. Он сделал несколько шагов за ними, потом вернулся к Ронни, но опоздал. Пай уже мелькал между деревьями, зажимая рубашкой окровавленное лицо.

– Как ты, Гарри?

Шон нагнулся, пытаясь своим несвежим носовым платком стереть грязь с лица Гаррика.

Шон помог ему подняться. Гаррик стоял, слегка покачиваясь, с открытыми глазами и странной пустой улыбкой на лице.

Уэйт Кортни уставился на Шона через обеденный стол, так и не донеся до рта вилку с яйцом и жареной бараниной.

– Повернись лицом к окну, – с подозрением в голове попросил он. Шон послушался. – Какого дьявола ты сделал со своим лицом?

– Что? – Шон провел рукой по лицу.

– Когда ты в последний раз мылся?

– Не говори ерунду, дорогой. – Ада под столом коснулась его ноги. – Это не грязь, это усы.

– Усы?

Уэйт всмотрелся внимательнее и заулыбался; он открыл рот, собираясь заговорить. Ада мгновенно поняла, что сейчас он отпустит одну из своих «утонченных» шуточек, и это глубоко ранит формирующуюся мужскую суть Шона. Она сразу вмешалась.

– Думаю, нам следует купить ему бритву.

Уэйт забыл подготовленную шутку, хмыкнул и положил яйцо в рот.

– Я не хочу их сбривать, – сказал Шон и покраснел до корней волос.

– Они быстрей отрастают, если сначала их сбреешь, – пояснила Ада.

Гаррик, сидя напротив Ады, печально коснулся своей верхней губы.

Уэйт забрал братьев из школы на декабрьские каникулы. В суматохе приготовлений, погрузки багажа в коляску и последних прощаний с фрейлейн и приятелями, многих из которых они увидят только через шесть недель, близнецы не заметили, что Уэйт ведет себя странно.

Только позже, видя, что они возвращаются домой вдвое быстрее обычного, Шон спросил:

– Из-за чего спешка, па?

– Увидишь, – откликнулся Уэйт, и оба – и Гаррик, и Шон – с интересом взглянули на него. Вопрос Шона был совершенно обычным, но загадочные слова Уэйта немедленно заинтриговали братьев. Уэйт улыбнулся и на последовавший град вопросов отвечал неопределенно. Он наслаждался. К моменту появления в Тёнис-краале близнецы сгорали от любопытства.

Уэйт остановил коляску перед домом, и один из конюхов подбежал и взял вожжи. На веранде ждала Ада, и Шон выпрыгнул из коляски и помчался к ней. Он быстро поцеловал ее и умоляюще спросил:

– Что случилось? Па не говорит…

– …но мы знаем – что-то произошло. – Гаррик взбирался по ступеням.

– Расскажи, – попросил Шон. Он схватил Аду за руку и потянул.

– Не знаю, о чем вы, – рассмеялась Ада. – Лучше узнайте у отца.

Уэйт поднялся вслед за сыновьями, обнял Аду одной рукой и прижал к себе.

– Не знаю, откуда они это взяли, – сказал он, – но почему бы им не пойти в спальню и не посмотреть? Могут же они в этом году получить свои рождественские подарки чуть раньше.

Шон оказался у дверей спальни намного раньше Гаррика.

– Подожди меня, – в отчаянии крикнул Гаррик. – Пожалуйста, подожди.

Шон затромозил у порога.

– Иисус Христос! – прошептал он самое крепкое известное ему выражение. Гаррик остановился за его спиной, и вдвоем они взирали на пару кожаных чехлов, лежавших на столе в центре комнаты – длинных плоских чехлов из прочной лоснящейся кожи с уголками, обитыми медью.

– Ружья! – выдохнул Шон. Он медленно подкрался к чехлам, словно ожидая, что они в любой момент могут исчезнуть. – Гляди! – Он показал на золотые буквы, вытисненные на коже. – На них наши имена. – Шон расстегнул замки и раскрыл ближайший чехол. В гнезде из зеленой байки, смазанная оружейным маслом, сверкала поэма из стали и дерева.

– Иисус Христос! – повторил Шон. Потом через плечо посмотрел на брата. – Ты не будешь открывать свой?

Гаррик прохромал к столу, стараясь скрыть разочарование: ему так хотелось получить собрание сочинений Диккенса.

На реке встречаются водовороты.

Последнюю неделю рождественских каникул Гаррик пролежал в постели со своей обычной простудой. Уэйт Кортни отправился в Питермарицбург на собрание Ассоциации скотоводов, и на ферме в этот день почти не было работы. После того как Шон напоил больных животных в санитарном загоне и осмотрел южный участок, он вернулся на ферму, с час поговорил с конюхами и пошел домой. Гаррик спал, а Ада в молочной сбивала масло. Шон попросил у Джозефа перекусить и ел, стоя на кухне. За едой он думал, чем заполнить день. Тщательно взвесил возможные альтернативы: взять ружье и попытаться отыскать дукера на откосе или двинуть на пруды за Белыми Водопадами и половить там угрей. Он закончил есть, все еще не приняв окончательного решения, поэтому прошел через двор и заглянул в прохладную молочную.

Ада у сепаратора улыбнулась ему.

– Здравствуй, Шон. Наверно, хочешь позатракать?

– Джозеф уже покормил меня, спасибо, ма.

– Джозеф уже накормил меня, – машинально поправила Ада. Шон повторил за ней и принюхался. Ему нравился сырный запах свежего масла и мягкий дух коровьего навоза, покрывавшего пол.

– Чем займешься сегодня?

– Я как раз пришел тебя спросить, что нужно: мясо или угри. Не знаю, куда мне пойти – охотиться или рыбачить.

– Угри не помешали бы, я бы приготовила их завтра на обед, когда приедет отец.

– Принесу полное ведро.

Шон оседлал пони, подвесил к седлу жестянку с червями и с удочкой на плече поехал в сторону Ледибурга. Пересек мост через Бабуиновый ручей и повернул, чтобы вдоль ручья добраться до водопадов.

Огибая рощу акаций ниже фермы Ван Эссенсов, он понял, что зря выбрал этот маршрут. Из-под деревьев, подобрав юбки до колен, выскочила Энн. Шон пришпорил пони и смотрел прямо перед собой.

– Шон, эй, Шон! – Она была чуть впереди него и двигалась наперерез.

Избежать встречи было невозможно, и он остановил пони.

– Здравствуй, Шон. – Энн раскраснелась и тяжело дышала.

– Здравствуй, – проворчал он.

– Куда ты?

– Да так…

– Рыбачить? Можно, я пойду с тобой? – Она умоляюще улыбнулась. Зубы у нее были мелкие и очень белые.

– Нет, ты слишком много болтаешь – распугаешь мне всю рыбу. – Шон тронул пони с места.

– Пожалуйста, я буду молчать. Честно. – Энн бежала рядом с ним.

– Нет. – Он дернул узду и поскакал прочь. Проехав сотню ярдов, оглянулся. Девочка по-прежнему бежала за ним, ее черные волосы развевались на ветру. Шон остановил пони, и Энн догнала его.

– Я знала, что ты остановишься, – сказала она, едва переведя дыхание.

– Иди домой! Я не хочу, чтобы ты тащилась за мной.

– Честно, я буду тихой как никогда.

Он знал, что она все равно увяжется за ним до верха откоса, и сдался.

– Хорошо, но если произнесешь хоть слово, одно-единственное, я отправлю тебя домой!

– Обещаю. Помоги мне, пожалуйста.

Шон посадил ее на спину пони, и Энн обхватила его за талию. Они поднялись на откос. Дорога проходила совсем рядом с Белыми Водопадами; путники чувствовали, как их обдает мелкими брызгами.

Энн держала слово, пока не удостоверилась, что они отъехали достаточно далеко и Шон теперь не сможет выполнить обещание. И сразу снова заговорила. Когда ей нужен был ответ – впрочем, это бывало нечасто, – она стискивала его талию, и Шон хмыкал.

Добравшись до места, он стреножил пони и оставил под деревьями у воды, седло и упряжь спрятал в норе муравьеда и через тростники направился к пруду. Энн бежала впереди, и когда Шон подошел, она бросала в воду камешки.

– Эй, перестань! Ты распугаешь рыбу! – крикнул он.

– Ой, прости. Я забыла. – Она села и зарылась пальцами ног в песок.

Шон насадил наживку и забросил удочку в зеленую воду, течение потащило поплавок по дуге к противоположному берегу. Оба серьезно следили за этим.

– Здесь как будто совсем нет рыбы, – заметила Энн.

– Нужно иметь терпение. Нельзя ожидать, что поймаешь сразу.

Энн чертила пальцами ног линии на песке. Медленно прошли пять минут.

– Шон.

– Ш-ш-ш!

Еще пять минут.

– Рыбалка – ужасно глупое занятие.

– Тебя сюда никто не звал.

– Здесь жарко.

Шон ничего не ответил. Высокий тростник ограждал ребят от ветра, а белый песок концентрировал солнечный жар. Энн встала и принялась беспокойно расхаживать вдоль воды. Подобрала несколько длинных копьеобразных листьев и сплела.

– Мне скучно, – объявила она.

– Ну так иди домой.

– И жарко.

Шон вытащил удочку, осмотрел наживку и забросил снова. Энн за спиной показала ему язык.

– Давай искупаемся, – предложила она.

Шон не обратил на ее слова внимания. Он воткнул удилище в песок, надвинул шляпу на глаза, чтобы защититься от солнечного света и, опираясь на локоть, вытянул ноги. Он слышал, как позади скрипит песок под ногами Энн, потом снова наступила тишина. Он забеспокоился – что она там делает? Но, если оглянуться, это будет проявлением слабости.

«Девчонки!» – с горечью подумал он.

Послышался топот.

Шон быстро сел и начал поворачиваться. Мимо него пронеслось ее белое тело и с плеском, словно в речке играла форель, погрузилось в воду. Шон вскочил.

– Эй, ты что?!

– Купаюсь, – рассмеялась Энн, стоя по пояс в зеленой воде. Мокрые волосы падали ей на плечи и груди. Шон посмотрел на эти груди, белые, как яблочная мякоть, и на темно-розовые, почти красные, соски. Энн легла на спину и ногами добела взбила воду.

– Разбегайтесь, рыбки! – захихикала она.

– Эй, не нужно, – нерешительно произнес Шон.

Вид ее грудей вызывал какое-то необычное ощущение внизу живота, но Энн сидела по подбородок в воде. Однако он и в воде видел ее груди. И хотел, чтобы она снова встала.

– Здесь замечательно! Что ты там сидишь?

Она легла на живот и погрузилась с головой; над водой показались овалы ее ягодиц, и в животе у Шона снова возникло напряжение.

– Идешь? – спросила она, обеими руками стряхивая воду с лица.

Шон пребывал в нерешительности – за несколько секунд в его отношении к ней произошел настоящий переворот. Ему не терпелось оказаться в воде рядом со всеми этими замечательными выпуклостями, но он смущался.

– Боишься! Что, духу не хватает? – насмехалась она.

Вызов подстегнул его.

– Я не боюсь.

– Ну, тогда иди.

Он еще несколько мгновений колебался, потом сбросил шляпу и расстегнул рубашку. Встал спиной к Энн, снимая брюки, потом повернулся к ней и нырнул в воду, радуясь возможности укрыться в ее толще. Вынырнул, но Энн притопила его за голову. Он зашарил в воде, нащупал ноги Энн, дернул и опрокинул ее на спину. Потом потянул на мелкое место, где вода не могла укрыть ее. Энн била руками и ногами и радостно визжала. Шон споткнулся о камень и упал, выпустив ее; прежде чем он смог подняться, она прыгнула на него и села ему на спину.

Он мог бы сбросить девчонку, но ему нравилось прикосновение ее нагого тела к своей спине, теплого в холодной воде и влажного. Она взяла горсть песка и стала втирать его Шону в волосы. Парень делал вид, что сопротивляется. Энн обхватила его руками за шею и всем телом прижалась к его спине. Напряжение переместилось в грудь, Шон попытался схватить Энн. Он перевернулся и потянулся к ней, но она выскользнула у него из рук и снова нырнула. Шон бросился следом, но хохочущая Энн держалась поодаль.

Наконец по шею в воде они остановились лицом друг к другу. Шон начал сердиться. Ему хотелось обнять ее. Она заметила перемену в его настроении, выбралась на берег, подошла к его одежде, взяла рубашку и вытерла ею лицо, обнаженная, не стыдясь своей наготы – у нее было слишком много братьев, чтобы стесняться. Шон видел, как изменилась форма ее грудей, когда Энн подняла руки, он оглядел ее тело и заметил, что еще недавно худые ноги пополнели; ее бедра сходились у самого низа живота, а там, в его основании, темнел треугольник – знак ее женственности. Энн расстелила рубашку на песке, села на нее и взглянула на Шона.

– Ну где ты?

Он неловко вышел из воды, прикрываясь руками. Энн подвинулась.

– Можешь сесть, если хочешь.

Он торопливо сел и поднял колени к подбородку.

Краем глаза он продолжал наблюдать за ней. Вокруг сосков Энн от холодной воды появились маленькие пупырышки. Она заметила, что он смотрит на нее, и, наслаждаясь этим, расправила плечи. Шон пришел в замешательство – хозяйкой положения теперь определенно стала Энн.

Раньше на нее можно было покрикивать, а теперь она отдавала приказы, и он слушался.

– У тебя на груди волосы, – сказала Энн, поворачиваясь и глядя на него.

Хоть волосы были редкие и шелковистые, Шон обрадовался, что они есть. Он вытянул ноги.

– И здесь у тебя гораздо больше, чем у Фрикки.

Шон попытался снова поднять колени к подбородку, но Энн положила ладонь ему на ногу и остановила.

– Можно мне потрогать?

Шон хотел ответить, но у него перехватило горло; он не мог произнести ни звука. А Энн не стала ждать разрешения.

– Смотри! Какой большой он становится, как у Карибу!

Карибу – это жеребец Ван Эссена.

– Я всегда знаю, когда па отводит Карибу, чтобы тот покрыл кобылу. Тогда он посылает меня в гости к тете Летти. А я прячусь на плантации. Оттуда очень хорошо виден выгон.

Руки Энн, мягкие, ни на мгновение не останавливались, и Шон ни о чем другом уже не мог думать.

– А ты знаешь, что люди делают так же, как лошади? – спросила она.

Шон кивнул – он посещал уроки биологии мсье Даффеля и к тому же состоял в «туалетном клубе». Некоторое время они молчали, потом Энн прошептала:

– Шон, ты покроешь меня?

– Я не знаю как, – хрипло ответил Шон.

– Поначалу и лошади не знают, как это сделать. Люди тоже, – сказала Энн. – Но мы можем узнать.

Они возвращались ранним вечером. Энн сидела позади Шона, обнимая его за талию и прижимаясь лицом к его плечам. Он высадил ее на краю плантации.

– Увидимся в понедельник в школе, – сказала она и повернулась, собираясь уходить.

– Да. Тебе еще больно?

– Нет. – После недолгого раздумья Энн добавила: – Сейчас очень приятно.

Она повернулась и побежала под деревьями домой.

Шон медленно поехал домой. Внутри у него была пустота – чувство было печальным, и это удивило его.

– А где рыба? – спросила Ада.

– Не клевала.

– Нет ни одной?

Шон покачал головой и пошел на кухню.

– Шон!

– Да, ма?

– Что-то случилось?

– Нет, все в порядке.

И он исчез в коридоре.

Гаррик сидел в постели, кожа вокруг его ноздрей покраснела и распухла. Он опустил книгу, которую читал, и улыбнулся вошедшему Шону. Шон подошел к своей кровати и сел на нее.

– Где ты был?

Голос Гаррика звучал хрипло из-за простуды.

– Выше по реке, у водопадов.

– Рыбачил?

Шон не ответил, он наклонился вперед, упираясь локтями в колени.

– Я встретил Энн, и мы пошли вместе.

При этом имени Гаррик сразу заинтересовался и посмотрел Шону в лицо. На этом лице все еще держалось выражение легкого удивления.

– Гарри…

Он колебался. Но ему нужно было поговорить об этом.

– Гарри, я покрыл Энн.

Гаррик с легким свистом втянул воздух. Он очень побледнел, только кожа вокруг носа оставалась красной.

– Я хочу сказать… – Шон говорил медленно, словно старался объяснить самому себе. – Я правда это сделал. Точно, как мы с тобой говорили. Это было…

Он сделал беспомощный жест руками, не в силах подыскать слова. Потом лег.

– Она тебе разрешила?

Гаррик говорил шепотом.

– Она меня попросила об этом, – ответил Шон. – Было скользко, тепло и скользко.

Много времени спустя, после того как они погасили лампу и оба лежали в постели, Шон услышал движения Гаррика в темноте. Он слушал, пока не уверился.

– Гарри! – громко воскликнул он.

– Я не делал, не делал.

– Ты знаешь, что говорил па. У тебя выпадут зубы, и ты сойдешь с ума.

– Я не делал, не делал.

В хриплом от простуды голосе Гаррика звучали слезы.

– Я слышал, – сказал Шон.

– Я просто чесал ногу. Честно, честно, просто чесал.

Мистер Кларк не смог сломать Шона. Напротив, он затеял жестокое состязание, в котором медленно проигрывал, и теперь боялся мальчика. Он больше не заставлял Шона вставать, потому что тот уже стал одного с ним роста. Состязание длилось два года; они обнаружили слабости друг друга и знали, как их использовать.

Мистер Кларк не терпел, когда кто-то чихал: возможно, подсознательно он воспринимал это как насмешку над своим курносым носом. У Шона был обширный репертуар: от легкого, еле слышного сопения, с каким гурман принюхивается к орхидее, до громогласного трубного звука из глубины горла.

– Простите, сэр, не сдержался. У меня простуда.

Но однажды, уравнивая счет, мистер Кларк понял, что уязвимое место Шона – Гаррик. Причини хотя бы легкую боль Гаррику – и вызовешь почти нестерпимые страдания Шона.

Неделя у мистера Кларка выдалась очень тяжелая. Его беспокоила печень, ослабленная постоянными приступами малярии. Три дня у него страшно болела голова. Были трения с городским советом по поводу предстоящего возобновления контракта; накануне Шон чихал непрерывно, и мистер Кларк решил, что с него довольно.

Он вошел в класс и занял свое место на возвышении; медленно обвел взглядом учеников, остановившись на Шоне.

«Пусть только начнет, – со злостью думал мистер Кларк. – Пусть только начнет сегодня, и я его убью».

Еще два года назад он рассадил учеников по-своему, разлучив Шона с Гарриком. Гаррик сидел впереди, где мистер Кларк мог легко до него дотянуться, Шон – у дальней стены класса.

– Чтение, – сказал мистер Кларк. – Первая группа. Страница пять. Вторая группа…

И тут Гаррик чихнул, шумно и влажно. Мистер Кларк громко захлопнул книгу.

– Черт побери! – негромко сказал он. И повторил, уже громче: – Черт побери!

Он дрожал от гнева, кожа вокруг вывернутых ноздрей побелела.

Он подошел к парте Гаррика.

– Будь ты проклят, хромой калека! – закричал он и открытой ладонью ударил Гаррика по лицу. Гаррик закрылся руками и с испугом смотрел на учителя.

– Грязный поросенок! – закричал мистер Кларк. – Теперь и ты начал это!

Он схватил Гаррика за волосы и дернул вниз, так что Гаррик лбом ударился о парту.

– Я тебя проучу! Клянусь Господом, я тебя проучу! Я тебе покажу!

Еще удар.

– Я тебя проучу!

Удар.

За это время Шон успел подбежать к ним. Он схватил мистера Кларка за руку и отвел ее.

– Оставьте его в покое! Он ничего не сделал!

Мистер Кларк увидел перед собой лицо Шона – ученика, который два года его мучил. Здравый смысл покинул его. Он сжал кулак и ударил.

Шон упал, от боли на глаза его навернулись слезы. Секунду он смотрел на учителя, потом зарычал.

Этот звук отрезвил Кларка, и он попятился, сделав два шага назад, но Шон настиг его. Нанося удары обеими руками и продолжая рычать, он прижал учителя к доске. Кларк попробовал высвободиться, но Шон схватил его за воротник и потащил назад; воротник порвался, и Шон ударил снова. Кларк съехал по стене на пол, а Шон, тяжело дыша, навис над ним.

– Уходи! – сказал мистер Кларк. Зубы его покраснели от крови, немного крови вылилось изо рта. Воротник под нелепым углом торчал за ухом.

В классе не было слышно ни звука, кроме тяжелого дыхания Шона.

– Уходи, – повторил Кларк, и гнев Шона рассеялся, теперь мальчика трясло. Он пошел к двери.

– Ты тоже, – показал Кларк на Гаррика. – Убирайтесь и больше не приходите!

– Пошли, Гарри, – сказал Шон.

Гаррик встал, хромая подошел к Шону, и вдвоем они вышли на школьный двор.

– Что нам теперь делать?

На лбу Гарри краснела большая шишка.

– Наверно, лучше пойти домой.

– А как же наши вещи? – спросил Гаррик.

– Нам все равно их не унести, пошлем за ними потом. Пошли.

Они прошли через город и двинулись по дороге на ферму. И молча добрались почти до моста через Бабуиновый ручей.

– Как ты думаешь, что сделает па? – спросил Гаррик.

Он здал вопрос, который занимал обоих с тех самых пор, как они вышли из школы.

– Ну, что бы он ни сделал, оно того стоило, – улыбнулся Шон. – Видел, как я его поколотил?

– Не надо было этого делать, Шон. Па убьет нас. Меня тоже, а ведь я ни в чем не виноват.

– Ты чихнул, – напомнил Шон.

Они поднялись на мост и остановились у парапета, глядя на воду.

– Как твоя нога? – спросил Шон.

– Болит. Думаю, надо отдохнуть.

– Хорошо, пусть так, – согласился Шон.

Наступило долгое молчание. Потом:

– Зря ты это сделал, Шон.

– Снявши голову, по волосам не плачут. Старину Ноздрю побили так, как никогда в жизни, и теперь нужно только придумать, что сказать па.

– Он меня ударил, – сказал Гаррик. – Он мог меня убить.

– Да, – согласился Шон. – Меня он тоже ударил.

Они поразмыслили над этим.

– Может, просто уйти? – предположил Гаррик.

– Ничего не говоря па?

Мысль показалась привлекательной.

– Да, мы могли бы уйти в море или еще куда-нибудь.

Лицо Гаррика прояснилось.

– У тебя морская болезнь, тебя тошнит даже в поезде.

Они снова задумались.

Потом Шон взглянул на Гаррика, Гаррик на Шона и, не сговариваясь, оба встали и снова пошли к Тёнис-краалю.

Перед домом они увидели Аду. На ней был широкополая соломенная шляпа, защищавшая лицо от солнца, а в руке она держала корзину с цветами. Занятая садом, она не заметила братьев, пока они не миновали половину лужайки, а когда увидела, застыла. Она готовилась обуздать свои чувства – опыт научил ее ожидать от приемных сыновей худшего и быть благодарной, если это не так.

Подходя к ней, они постепенно замедляли шаг и наконец остановились, точно заводные игрушки, у которых кончился завод.

– Здравствуйте, – сказала Ада.

– Здравствуйте, – хором ответили они.

Гаррик порылся в кармане, достал платок и высморкался. Шон внимательно разглядывал крутую «голландскую» крышу дома Тёнис-крааля, словно никогда раньше ее не видел.

– Ну?

Она говорила спокойно.

– Мистер Кларк отправил нас домой, – объявил Гаррик.

– Почему?

Спокойствие начинало покидать Аду.

– Ну…

В поисках поддержки Гаррик взглянул на Шона. Тот продолжал разглядывать крышу дома.

– Ну… Понимаешь, Шон вроде настучал ему по голове, а он упал.

Ада негромко застонала.

– О, нет!

Она глубоко вздохнула.

– Ну, хорошо. Начни сначала и расскажи мне все.

Они принялись рассказывать по очереди, торопливым потоком слов, перебивая друг друга и споря из-за подробностей.

Когда они закончили, Ада сказала:

– Вам лучше пойти к себе в комнату. Отец сейчас на домашнем участке и скоро придет обедать. Постараюсь немного подготовить его.

В комнате установилась веселая атмосфера каземата.

– Как по-твоему, сильно он нас накажет? – спросил Гаррик.

– Думаю, будет пороть, пока не устанет, потом отдохнет и снова начнет, – ответил Шон.

Они слышали, как лошадь Уэйта остановилась во дворе. Он что-то сказал конюху, и мальчики услышали его смех. Хлопнула дверь кухни, и наступили полминуты тишины. Затем Уэйт взревел. Гаррик нервно вздрогнул.

Еще десять минут они слушали, как Уэйт и Ада разговаривают на кухне – рев и успокаивающий голос перемежались. Потом в коридоре послышались шаги, и в комнату вошла Ада.

– Отец хочет вас видеть. Он в кабинете.

Уэйт стоял перед камином. В его бороду набилась пыль, а мрачно нахмуренный лоб прорезали морщины, словно борозды вспаханное поле.

– Входите! – проревел он, когда Шон постучал в дверь, и они вошли и остановились перед ним. Уэйт хлопнул хлыстом по ноге, и с его брюк для верховой езды полетела пыль.

– Иди сюда, – сказал он Гаррику, взял его за волосы и принялся поворачивать голову, осматривая синяк на лбу.

– Гм, – сказал он и выпустил волосы. Они остались стоять дыбом. Уэйт бросил хлыст на стол.

– Теперь ты, – велел он Шону. – Вытяни руки. Нет, не так. Ладонями вниз.

Кожа на руках была в ссадинах и покраснела, одна костяшка разбита и вздулась.

– Гм, – снова сказал Уэйт. Повернулся к каминной полке, взял с нее трубку и набил табаком из каменного кувшина.

– Вы пара обалдуев, прах вас побери, – сказал он наконец, – но я рискну, начав с пяти шиллингов в неделю на каждого. Идите поешьте… сегодня еще много работы.

Они несколько мгновений недоверчиво смотрели на него, потом повернулись к двери.

– Шон.

Шон остановился. Он знал, что происходящее слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– Куда ты его ударил?

– Везде, па, везде, куда смог дотянуться.

– Это неправильно, – сказал Уэст. – Нужно бить сбоку, по голове, вот сюда, – он концом трубки показал на свою челюсть, – и плотнее сжимать кулаки, не то сломаешь пальцы, до того как повзрослеешь.

– Да, па.

Дверь за ним неслышно закрылась, и Уэйт позволил себе улыбнуться.

– Достаточно с них ученья, – сказал он вслух и чиркнул спичкой, чтобы раскурить трубку; когда табак затлел ровно, он затянулся и выпустил клуб дыма. – Боже, хотел бы я на это посмотреть! В следующий раз не станет связываться с моими парнями.