Читать книгу Нулевое досье - Уильям Гибсон - Страница 5

Через многочисленные слои занавесок пробивался серый свет. Холлис некоторое время лежала и смотрела на повторяющиеся энтомологические картуши, которые к потолку становились все меньше и сплющеннее. Полки с экспонатами кунсткамеры. Разновеликие головы из мрамора, бронзы, слоновой кости. Черное круглое дно запертой в клетку библиотеки.

Глянула на часы. Начало десятого.

Встала – в футболке «Тумб» размера XXL, надела небархатный халат и пошла в ванную, глубокую и высокую пещеру бежеватой плитки. Столетние краны циклопического викторианского душа, как всегда, поворачивались с трудом. Толстенные никелированные трубы для сушки полотенец огораживали его с трех сторон, к ним крепились стеклянные панели в дюйм толщиной (современные). Историческая лейка душа прямо над головой имела в диаметре дюймов тридцать. Холлис сбросила халат и футболку, надела одноразовую шапочку, встала под душ и намылилась кабинетовским мылом ручной работы, от которого слегка пахло огурцом.

Снимок этого душа она хранила в телефоне. Он напоминал ей машину времени Герберта Уэллса. Возможно, душ уже работал в те годы, когда Уэллс печатал в журнале главы того, что впоследствии стало его первым романом[4].

Вытираясь и намазываясь кремом, она слушала Би-би-си из-за узорчатой бронзовой решетки. Ничего особенно катастрофического со вчерашнего дня. Повседневный будничный подтекст вхождения в штопор смикширован до фона.

Осталось снять шапочку и тряхнуть волосами – они еще отчасти сохранили сделанную в «Селфридже» укладку. Холлис любила перекусывать в ресторанном дворике «Селфриджа»; сбега́ть оттуда через заднюю дверь, пока не захватил коллективный транс шопинга. Хотя дальше транса дело обычно не заходило. Куда большую опасность таили мелкие магазинчики, особенно в Лондоне. Взять хоть японские джинсы, которые она натягивала сейчас. Купленные неделю назад за углом от студии Инчмейла. Дзенская пустота, чаши с осколками застывшего индиго. Продавщица, немолодая миловидная японка, в костюме из «В ожидании Годо».

Надо держать себя в руках. Деньги.

Чистя зубы над мраморной раковиной, Холлис заметила между косметикой фигурку синего муравья: четыре лапки в боки, ухарская ухмылка. Ты меня подвел, мысленно упрекнула она. Со времен знакомства с Бигендом у нее сохранилось совсем немного вещей: кой-какая ювелирка и вот этот муравей. Холлис пыталась отделаться от него по меньшей мере один раз, да как-то не вышло. Она думала, что оставила муравья в ванкуверском пентхаусе Бигенда, но, приехав в Нью-Йорк, обнаружила его у себя в сумке. Ей пришла странная фантазия считать его оберегом. Мультипликационный торговый знак фирмы, он должен был тайно напоминать о нежелании связываться с этой конторой впредь.

Она надеялась, что муравей защитит ее от Бигенда.

У тебя не так-то много другой собственности, напоминала она себе, полоща зубы. Спасибо краху доткомов и неудачной попытке вложиться в продажу виниловых пластинок еще до встречи с Бигендом. Сейчас дела были не так плохи, но, по словам бухгалтера, на последнем биржевом обвале она обеднела почти вдвое. И в этот раз даже не по собственной вине. Никаких акций в стартапах, никаких донкихотских музыкальных магазинчиков в Бруклине.

Все ее нынешнее имущество находилось в этой комнате. Не считая обесцененных акций и коробок с авторскими экземплярами в «Трайбека-гранд-отель». Холлис выплюнула жидкость для полоскания в раковину.

У Инчмейла не было того страха перед Бигендом, что у нее. Но Инчмейл, при всем своем феноменальном уме, был наделен некой полезной душевной толстокожестью. Он считал Бигенда занятным. Впрочем, для Инчмейла «жутковатое» и «занятное» понятия вполне совместимые. В его глазах Бигенд не такая уж исключительная аномалия. Неприлично богатый и до опасного азартный любитель поиграть со скрытой архитектурой мира.

Абсолютно невозможно внушить такой природной сущности, как Бигенд, что ты не хочешь иметь с ним дела. Это только больше его раззадорит. Ей уже случилось поработать на Бигенда: короткий и чрезмерно насыщенный период жизни. Холлис оставила его позади и занялась книгой, которая естественно выросла из того, что она делала (или думала, что делает) для Бигенда.

Однако же, напомнила она себе, застегивая лифчик и натягивая футболку, деньги, которые сократились почти вдвое, получены от «Синего муравья». Как ни крути. Она надела поверх футболки черный мохеровый свитерок, разгладила его на боках и подтянула рукава. Села на край кровати, завязала шнурки. Вернулась в ванную нанести макияж.

Сумочка, айфон, ключ с шелковой кистью.

Коридорами мимо одинакового архитектурного каприза в разных пейзажах. Нажать кнопку, дождаться лифта. Холлис прижалась лицом к стальной сетке, чтобы видеть, как снизу ползет кабина с невероятным электромеханическим Тесла-агрегатом на крыше – аутентичным, не дизайнерской репликой. Всякий раз Холлис не без тайного удовольствия отмечала на нем жирную бахрому пыли – такой родной в стерильной обстановке «Кабинета». И даже несколько окурков – англичане в этом смысле полные свиньи.

Вниз на лифте, на этаж над вестибюлем, где уже убрали все следы ночного гудежа. Служащие клуба, на удивление здравые среди безумия его интерьеров, деловито сновали между столиками. Холлис села у стены под инкрустированной деревянной конструкцией, которая прежде, вероятно, служила стойкой для ружей. Теперь на ней красовались бивни нарвала.

Молодая итальянка, не дожидаясь заказа, принесла ей кофе в серебряном кофейнике, кувшинчик горячего молока и «Таймс».

Холлис только налила себе вторую чашку («Таймс» она даже не развернула), когда на лестнице в другой стороне ресторана показался Губерт Бигенд в широком, песочного цвета тренчкоте.

Он безусловно принадлежал к типу мужчин, который ассоциировался у Холлис с бархатными халатами. И даже выглядел как в халате, когда шел к ней через весь зал, расстегивая на ходу пояс и разводя крымские лацканы[5], за которыми она увидела – первый и наверняка последний раз в жизни! – костюм цвета «Международный синий Кляйна»[6]. Почему-то при каждой новой встрече ей казалось, будто Бигенд заметно раздался вширь, ничуть при этом не располнев. Просто стал еще больше. Возможно, это было как-то связано со сближением.

Люди за столиками вжимали голову в плечи, не столько из страха, что Бигенд заденет их развевающимися полами, сколько от ощущения, что он их не видит.

– Холлис, вы великолепны.

Она встала, и он поцеловал воздух рядом с ее щекой. Вблизи Бигенд всегда казался чересчур полнокровным. Поросячьи розовым. Теплее обычного человека. И пахло от него каким-то древнеевропейским лосьоном.

– Сомневаюсь, – ответила она. – Посмотрите на себя. На свой костюм.

– Мистер Фиш[7], – объявил Бигенд.

Он выбрался из тренчкота, бренча люверсами и D-образными пряжками. Его галстук был почти точно в тон светло-золотистой рубашке.

– Он замечательный, – сказала Холлис.

– Он не умер, – улыбнулся Бигенд, усаживаясь в кресло напротив.

– Не умер? – Холлис тоже села.

– Очевидно, нет. Просто очень хорошо прячется. Я нашел его закройщика. На Сэвил-роу.

– Это же синий Кляйна, да?

– Конечно.

– Выглядит радиоактивно. В костюме.

– Выбивает собеседника из колеи.

– Надеюсь, вы надели его не ради меня.

– Само собой. – Бигенд снова улыбнулся. – Я ношу его, потому что он мне нравится.

– Кофе?

– Черный.

Холлис подозвала итальянскую официантку.

– Как вам черный металл?

– Рычаг тремоло, – ответил Бигенд тоном легкого беспокойства, – сдвоенная педаль басовой бочки. Редж считает, в них что-то есть. – Он чуть склонил голову набок. – А вы?

– Я не слежу. – Холлис налила себе в кофе молока.

Подошла итальянка. Холлис заказала мюсли, Бигенд – полный английский завтрак.

– Мне понравилась ваша книга, – сказал он. – И пресса вроде была хорошая. Особенно статья в «Вог».

– «Бывшая рок-звезда опубликовала книгу фотографий»?

– Нет, не так. Действительно хорошие отзывы. – Он отряхнул тренчкот, который повесил на ручку кресла. – Работаете сейчас над чем-нибудь?

Она отпила кофе.

– Вам есть смысл продолжить, – сказал он.

– Сомневаюсь.

– Общество редко позволяет знаменитости в одной области прославиться в другой. Исключая скандалы, разумеется.

– Я не хочу быть знаменитостью.

– Вы уже знаменитость.

– Была. И довольна мелкая.

– Уровень безусловной славы, – произнес Бигенд тоном врача, объявляющего самоочевидный диагноз.

Некоторое время они сидели молча. Холлис делала вид, будто просматривает первые страницы «Таймс». Наконец появилась итальянка и такой же симпатичный темноволосый юноша, принесли завтрак на деревянных подносах с бронзовыми ручками.

Бигенд проводил взглядом округлый зад итальянки и сказал:

– Обожаю полный английский завтрак. Требуха. Кровяной пудинг. Бобы. Бекон. Вы бывали здесь до новомодной кухни? Наверняка бывали.

– Да. В ранней молодости.

– Уже тогда полный английский завтрак был гениальным. – Бигенд резал колбаску, что-то похожее на хаггис, сваренный в кишке мелкого животного вроде коалы. Он подцепил кусок на вилку и, прежде чем отправить в рот, объявил: – Вы кое-чем могли бы нам помочь.

– Нам.

Он прожевал, кивнул, проглотил.

– Как вы наверняка знаете, мы не просто рекламное агентство. Мы занимаемся трансляцией образа бренда, прогнозом тенденций, управлением поставщиками, прощупыванием молодежной аудитории, стратегическим планированием в целом.

– Почему тот ролик так и не вышел? Для которого вы заплатили нам столько денег за «Такой быть сложно»?

Бигенд обмакнул хлебец в жидкий желток глазуньи, откусил половину, прожевал, проглотил, вытер губы салфеткой.

– А вам это важно?

– Сумма была огромная.

– Это Китай, – сказал Бигенд. – Машина, для которой готовили рекламу, так и не вышла на рынок.

– Почему?

– Изъяны конструкции. Фундаментальные. Правительство решило, что с этой машиной нельзя выходить на международный рынок. Особенно в свете нескольких скандалов с вредными добавками в пищевых продуктах.

– Машина была настолько плоха?

– Бесповоротно. – Бигенд принялся нагребать на хлебец бобы. – Песня ваша не понадобилась. Чиновники, занимавшиеся проектом, насколько я знаю, по-прежнему живы-здоровы. Вполне себе оптимальный исход для всех заинтересованных лиц.

Он принялся за бекон. Холлис ела мюсли с фруктами, поглядывая на Бигенда. Тот ел быстро, методично заправляя горючим тот метаболизм, который позволял ему работать на повышенных оборотах. Холлис никогда не видела его усталым или сонным после долгого перелета. Он как будто жил в собственном часовом поясе.

Бигенд доел раньше нее и дочиста вытер тарелку последним треугольничком поджаренного хлеба.

– Трансляция образа бренда, – сказал он.

– Да? – Холлис подняла бровь.

– История. Покупают не столько продукт, сколько связанную с ним историю.

– Это что-то старое, – сказала Холлис. – Потому что я это уже слышала.

Она отпила глоток остывшего кофе.

– В некоторой степени идея стала самоисполняющимся пророчеством. Дизайнеров учат придумывать персонажей с историей – тех, для кого разрабатывается продукт, или их окружения. Стандартная процедура. Есть сходные процедуры в брендинге вообще, в создании новых продуктов, новых компаний, всего такого.

– И что, работает?

– Да. Но поскольку работает, стало фактом. Как только придумывается новый способ что-то делать, передний край сдвигается. Куда-то.

– Куда?

– Вот тут-то в этой истории появляетесь вы, – сказал Бигенд.

– Ничего подобного.

Он улыбнулся. У него, как всегда, было слишком много слишком белых зубов.

– У вас на зубах бекон, – соврала Холлис.

Прикрыв рот белой льняной салфеткой, Бигенд попытался отыскать несуществующий кусочек бекона. Потом опустил салфетку и оскалился.

Холлис сделала вид, будто вглядывается в его зубы.

– Мне показалось, там был бекон, – с сомнением произнесла она. – И меня не интересует ваше предложение.

– Вы – человек богемы, – сказал он, складывая салфетку.

– В каком смысле?

– Вы никогда не работали в штате. Вы фрилансер. И всегда были фрилансером. Не завели недвижимость.

– И не только от нежелания.

– Да, – сказал он. – Но когда вы пытаетесь заработать, ваше сердце к этому не лежит. Я сам – человек богемы.

– Губерт, вы, наверное, самый богатый из всех моих знакомых.

Говоря, Холлис сообразила, что это не совсем правда. Она встречала людей богаче Бигенда, но все они были куда скучнее. Он был, наверное, самым неординарным богачом, какого ей довелось знать.

– Это побочное следствие, – ответил он. – В частности, побочное следствие того, что мне глубоко безразличны деньги.

Как ни странно, Холлис ему верила – по крайней мере, в этом. Капиталы Бигенда были как-то связаны с готовностью рисковать. С той самой готовностью рисковать, которая делала его таким опасным знакомцем.

– Моя мать принадлежала к богеме, – продолжал он.

– Федра, – неожиданно для себя вспомнила Холлис.

– Я постарался сделать ее старость как можно более обеспеченной. У людей богемы так бывает не всегда.

– Вы хороший сын.

– Редж – образец успешного человека богемы, не так ли?

– Да, наверное.

– Он постоянно что-то делает. Постоянно. Всегда что-то новое. – Бигенд глянул на нее поверх тяжелого серебряного кофейника. – А вы?

Тут он ее поймал. Заглянул прямо внутрь.

– А я – нет, – ответила она, поскольку ничего другого не оставалось.

– Вам надо что-нибудь делать. Причем не важно что. В этом-то главный секрет. Поскольку вы – человек творческий, любое дело выльется во что-нибудь по-настоящему ваше. Ведь так было прошлый раз, верно? Вы написали книгу.

– Но вы мне солгали, – сказала она. – Говорили, что у вас есть журнал и мне в него заказана статья.

– У меня был журнал, потенциально. Были сотрудники.

– Один!

– Два. Считая вас.

– Я не могу так работать. Не могу!

– На этот раз будет иначе. Гораздо менее… рискованно.

– АНБ прослушивало ваш телефон. Читало вашу электронную почту.

– Теперь мы знаем, что оно прослушивало всех. – Он ослабил светло-золотистый галстук. – Тогда не знали.

– Вы знали. Либо догадались, либо как-то выяснили.

– Некто, возможно, разрабатывает потенциально новый подход к трансляции образа бренда.

– Вы выражаетесь очень осторожно, – заметила Холлис.

– Некое абсолютно провокационное использование негативного пространства, – проговорил он как будто бы даже с огорчением.

– Кто?

– Не знаю. Не смог выяснить. Такое чувство, будто кто-то прочел и понял мой сценарий. А возможно, и расширил его.

– Так поручите дело Памеле, – сказала Холлис. – Она в таком разбирается. Или кому-нибудь еще. У вас наверняка целая армия людей, которые в таком разбираются.

– Но в том-то и дело. Те, кто разбирается, не нащупают переднего края. Не нащупают нового. Хуже того, они невольно затопчут новое, просто в силу некой узости, присущей профессионализму. – Бигенд промокнул губы сложенной салфеткой, хотя в этом не было нужды. – Мне нужна неизвестная величина. То есть вы.

Он откинулся в кресле и посмотрел на нее, в точности как смотрел недавно на аккуратную попку официантки, хотя Холлис знала, что сейчас его мысли далеки от секса.

– Господи! – невольно выдохнула она, и ей сразу захотелось стать очень маленькой. Такой маленькой, чтобы спрятаться в бахроме пыли на крыше стимпанковского лифта, между бежевыми сигаретными фильтрами.

– Название «Габриэль Хаундс» вам что-нибудь говорит?

– Нет, – ответила она.

Он довольно улыбнулся.