Читать книгу Дом в Порубежье - Уильям Ходжсон, Уильям Хоуп Ходжсон - Страница 15

Прошла еще одна неделя; почти все свое время я проводил возле жерла Ямы. И по прошествии нескольких дней пришел к заключению, что открывшаяся в изломе расщелины арка и есть тот ход, через который пробрались сюда Свинорылы из своего нечистого логова, укрытого в недрах нашего мира. В справедливости своей догадки мне еще предстояло убедиться.

Легко понять, что мне ужасно хотелось узнать, в какую преисподнюю ведет этот ход; но страх мешал прийти в голову мысли о том, чтобы отправиться на разведку в глубины земные. Слишком свеж был еще в памяти ужас, сопровождавший появление Свинорылов, чтобы по собственному желанию отправиться, можно сказать, на встречу с ними.

Но время шло, и страх постепенно начинал забываться; наконец, несколько дней спустя, я подумал, что могу спуститься вниз и заглянуть в этот ход; я не настолько уже противился этой мысли, как можно было бы подумать. Тем не менее, я совершенно не собирался всерьез предпринимать подобное дурацкое приключение. Нетрудно понять, что по своей воле войти в эту угрюмую дыру мог лишь человек, решившийся на верную смерть. Однако человеческое любопытство настырно, и в конце концов желание ознакомиться с мрачным подземельем одолело меня.

Медленно скользили в прошлое дни, страх мой перед Свинорылами исчезал, превращаясь в невероятно мрачное воспоминание – и только.

А потому настал день, когда, отбросив фантазии и измышления, я прихватил из дома веревку и, привязав один конец ее к прочному дереву на краю обрыва неподалеку от расселины, спустил другой конец – к зияющей пасти хода.

Осторожно, с опаской, сознавая все безумие собственного поступка, я принялся спускаться вниз, держась за веревку руками, пока наконец не добрался до отверстия в скальной стене. И, не выпуская веревки, остановился, чтобы заглянуть внутрь. Предо мной открылась тьма, из которой до ушей моих не доносилось ни звука. И все же через какой-то миг я вдруг что-то услышал и немедленно затаил дыхание… Впрочем, вокруг царило могильное безмолвие, и я облегченно вздохнул. И тут же вновь услышал тот звук: неподалеку от меня кто-то усердно – глубоко и резко – дышал. На миг я замер, словно окаменев, не имея сил шевельнуться. Звуки снова утихли, сменившись прежнею тишиною.

Пока я с тревогой приглядывался, нога моя сдвинула с места как-то камешек, гулко загремевший по каменному полу. Звук повторился неоднократно, каждое эхо становилось все тише и удалялось все дальше; наконец, когда вновь восстановилось безмолвие, я услышал неподалеку прежнее негромкое пыхтение. Звуки его отвечали каждому моему вздоху. Дыхание словно приближалось, издали – не столь громко – доносились похожие звуки. Не могу даже сказать, почему я немедленно не схватился за веревку и не оставил опасное место. Меня словно бы парализовало. Тело покрыл холодный пот, я попытался увлажнить губы языком. Горло вдруг пересохло, и я хрипло закашлялся. Горловой звук этот вернулся ко мне дюжиной жутких насмешливых отголосков. Беспомощно взирал я во тьму, но из нее ничего так и не показалось. На меня вдруг накатил непонятный приступ внезапного удушья, и я вновь сухо закашлялся. И снова этот звук вернулся ко мне изнутри, подхваченный причудливыми отзвуками эхо.

И тут меня вдруг озарило: я задержал дыхание. Тот, другой, тоже перестал пыхтеть. Я задышал снова – вернулось и дыхание. Но теперь страх исчез. Я понял, что звуки производил не кто-то из притаившихся Свинорылов, до слуха моего доносилось всего лишь эхо моего собственного дыхания.

Однако перенесенный испуг был настолько силен, что я с облегчением вскарабкался вверх и подтянул за собою веревку. Я был слишком потрясен и взволнован; нечего было даже думать о спуске в темное подземелье, и я вернулся домой. На следующее утро я почувствовал себя увереннее, однако о продолжении исследований не могло быть и речи.

Все это время вода в Яме медленно поднималась и теперь уже подходила к отверстию снизу. При такой скорости дыру могло затопить уже через неделю, и я понял, что если не приступить к исследованиям безотлагательно, возможно, мне уже вообще не удастся этого сделать, ибо вода, поднимаясь, неминуемо покроет подземный ход.

Возможно, к действиям меня побудило именно это, и – как бы то ни было – через два дня я оказался на краю расщелины в полной экипировке.

На сей раз я намеревался справиться с нервами и выполнить задуманное. Кроме веревки я прихватил с собой связку свечей, намереваясь освещать ими как факелом свой путь, а также двуствольный дробовик. С пояса свисал заряженный картечью тяжелый кавалерийский пистолет.

Как и прежде, я обвязал веревку вокруг дерева, затем прочной бечевой прихватил ружье к спине и начал спускаться в яму. Завидев это, внимательно наблюдавший за моими действия Рыжик вскочил на ноги и подбежал ко мне, то ли с лаем, то ли подвывая – как мне показалось в знак предупреждения. Но я был настроен решительно и велел ему лечь. Мне бы хотелось взять пса с собою, но в подобных обстоятельствах сделать это не представлялось возможным. Когда лицо мое оказалось у края утеса, он лизнул меня в губы и, вцепившись зубами в рукав, решительно потянул вверх. Пес явно не хотел отпускать меня. Но, решившись, я уже не хотел оставлять своего намерения и, прикрикнув на Рыжика, тут же отпустившего меня, продолжил спуск. Старина Рыжик остался на краю утеса то лая, то скуля, словно потерявшийся щенок.

Я осторожно перебирался от выступа к выступу. Любой неудачный шаг сулил купание. Добравшись до входа, я отпустил веревку и отвязал ружье со спины. Коротко глянув на небо – его, как я заметил, быстро заволакивало тучами, – я сделал два шага вперед и, укрывшись от ветра, зажег одну из свечей. Приподняв ее над головой, не выпуская ружья из другой руки, я медленно тронулся вперед, поглядывая во все стороны.

Сперва до меня еще доносился грустный вой Рыжика над головой. Но я углублялся во тьму, и звук становился все тише; наконец я вовсе перестал его слышать. Коридор уходил вниз, забирая налево; направление это оставалось неизменным, и я понял, что возвращаюсь к дому.

Я продвигался вперед с опаской, останавливаясь через каждые несколько шагов, чтобы прислушаться. Так зашел я, наверно, на сотню ярдов, когда заслышал за своей спиной слабый звук. Я замер, чтобы прислушаться, сердце гулко билось в груди. Шум становился отчетливее, он быстро приближался. Теперь я уже четко слышал мягкую поступь приближающихся ног. Испуг немедленно заставил меня неподвижно застыть; не зная, куда идти, вперед или назад, и не другого, лучшего решения, я привалился к стене и, держа свечу над головой, с ружьем в руке, стал ожидать судьбы, кляня дурацкое любопытство, завлекшее меня в такой переплет.

Долго ждать не пришлось, через несколько секунд во тьме блеснули два глаза, отражая свет горящей свечи. Правой рукой я приподнял ружье, быстро навел его. И тут с оглушительным лаем, пробудившим громоподобное эхо, на грудь мне прыгнул Рыжик. Как ему только удалось спуститься по такому обрыву. Нервно оглаживая пса, я замети, что шерсть его сочится влагой, должно быть, последовав за мной, он свалился в воду, откуда было уже не так трудно вскарабкаться к подножию хода.

С минуту выждав, чтобы успокоиться, я отправился дальше. Рыжик следовал за мной. Я был рад, что старый друг присоединился ко мне; ощущая за своей спиной его шаги, я уже не так сильно боялся. К тому же я знал: чуткие уши собаки намного раньше меня самого обнаружат любую тварь в той тьме, что меня окружала.

Некоторое время мы медленно продвигались вперед, подземный ход по-прежнему уводил нас к дому. Вскоре я решил, что мы оказались под ним, если уже не зашли дальше. Осторожно ступая, я прошел еще около пятидесяти ярдов и остановился, подняв свет повыше… как оказалось, к счастью: ибо едва ли не в трех шагах от меня тропа исчезала и на месте ее зияла бездна, повергнувшая меня во внезапный ужас.

Осторожно я приблизился к краю ее и заглянул дальше, но ничего не сумел увидеть. Я подобрался к краю прохода, чтобы посмотреть, не сворачивает ли тропа. Здесь, возле стены, я обнаружил, что вперед ведет узкий карниз шириной около трех футов. Я опасливо ступил на него и чуть ли не сразу пожалел об этом: буквально через несколько шагов тропа исчезала, превращаясь в едва заметный уступ. По одну его сторону каменной стеной к незримому своду пещеры вздымалась скала, по другую зияла пропасть. Я не мог не подумать о том, насколько беспомощным окажусь теперь, не имея места, чтобы повернуться, если на меня нападут сзади… даже отдачи оружия могло хватить, чтобы сбросить меня в темные глубины.

К моему огромному облегчению, почти сразу же карниз вдруг расширился до прежнего своего размера. Продвигаясь вперед, я заметил, что тропа начала забирать вправо, и через несколько минут выяснилось, что я не подвигаюсь вперед, а попросту обхожу огромный колодец.

Через пять минут я вернулся к началу обхода, полностью обогнув огромное жерло не менее ярдов ста в поперечнике.

Некоторое время я стоял, погрузившись в раздумья.

– Что значит все это? – буквально криком пульсировала моя голова.

Вдруг в голову мне пришла идея, и я попытался нащупать кусок камня. Наконец под руку попался какой-то желвак величиной с небольшую буханку. Воткнув свечу в какое-то углубление на полу, я отошел от края и, сделав несколько шагов, метнул камень в пропасть – подальше от стенок. Потом я склонился вперед и стал слушать; однако, несмотря на полное мое безмолвие, ни один звук так и не донесся до меня из бездны.

Теперь я знал, что глубина ее не поддавалась сознанию, ибо выбранный мною камень был достаточно велик, чтобы наделать достаточно шума, надолго пробудить шепчущее внизу эхо. В месте этом многократно умножался даже звук моих шагов. Глубокий колодец вселял в мою душу неподдельный трепет, и я охотно повернул бы в тот миг обратно по собственным стопам, оставив в покое все здешние тайны, но сделать так означало признать свое поражение.

Потом я подумал, что могу попытаться все-таки оглядеть эту пропасть, если расставлю все свои свечи вдоль края ее, тогда можно будет, по крайней мере, составить некоторое впечатление о ее размерах.

Пересчитав свечи, я обнаружил, что располагаю пятнадцатью, – я уже говорил, что первоначально намеревался сделать из них факел. Эти свечи я и разместил вокруг жерла с интервалом примерно в двадцать ярдов между ними.

Завершив новый обход, я тут же обнаружил, что яркости свечей совершенно не хватает для моих целей. Они лишь чуть разогнали тьму. Удалось мне только одно: свечи еще более подкрепили мое мнение о размерах жерла… и хотя ничего рассмотреть не удалось, свет их – радуя глаз – нарушил плотный мрак пятнадцатью крошечными звездочками, горящими в подземной ночи.

И тут вдруг Рыжик отчаянно взвыл, отзвуки его голоса понеслись вниз и умерли в бездне. Быстрым движением я поднял повыше свечу, что оставалась в руке моей, и глянул на пса, и в тот же самый миг до слуха моего донесся звук, подобный дьявольскому смешку, донесшийся из доселе безмолвных глубин Ямы. Я вздрогнул, а потом решил, что, наверно, это эхо таким образом изменило голос собаки.

Пес находился теперь в коридоре, в нескольких шагах от меня, и что-то вынюхивал на полу, потом я услышал, как он лакает; опустив свечу, я приблизился к нему. Под сапогами хлюпнула вода; свет отразился от поблескивающей змейки, торопливо пробиравшейся в Яму мимо моих ног. Пригнувшись пониже, я не смог сдержать возгласа удивления. Сверху от входа по направлению к Яме бежал ручеек, становившийся сильнее с каждым мгновением.

Глубоко заворчав, Рыжик приблизился ко мне, ухватил за пальто и повлек к выходу. Нервным взмахом руки я оттолкнул пса и быстро прижался к левой стене. Если что-то приближается к нам, лучше иметь стену за спиной.

Я беспокойно поглядел вверх – в проход – и даже при свете свечи успел заметить, как наверху что-то блеснуло. В тот же самый миг сверху донесся оглушительный рев, становившийся все громче и уже наполнявший всю пещеру своим грохотом. Нутро Ямы отозвалось гулким и глубоким эхо, подобным рыданию гиганта. Тут я отпрыгнул в сторону – на узкий карниз, что огибал пропасть, – и мимо меня пронеслась пенистая стена, ухнувшая прямо в ждущие недра пропасти. Облако водяной пыли охватило меня, затушило свечу, промочило насквозь. Я не выпускал ружья. Три ближайшие свечи погасли, остальные только мерцали. После первого натиска поток сделался ровным, достигая, быть может, в глубину целого фута, хотя я смог убедиться в этом, лишь взяв с карниза одну из расставленных мною свечей и заново отправившись на рекогносцировку. К счастью, последовав моему примеру, Рыжик выпрыгнул на карниз и теперь, приуныв, жался ко мне.

Короткий осмотр показал, что вода затопила весь проход. Несшийся навстречу с громадной скоростью поток становился глубже прямо на моих глазах. Я мог только гадать о том, что произошло наверху… ясно было одно – вода каким-то образом сумела найти себе путь из котловины. Значит, течение будет только убыстряться, и наконец окажется, что выйти никак нельзя. Мысль эта вселяла страх. Конечно же, следовало выбираться – и побыстрее. Взяв ружье за ствол, я промерил им глубину. Едва не достававший до моего колена поток рушился в Яму с оглушающим шумом. Кликнув Рыжика и опершись на ружье как на посох, я шагнул в поток, и вода немедленно взметнулась до бедер – столь велик был ее напор. На какой-то миг я едва не потерял опору, но мысль о пропасти, что разверзлась за моей спиною, вдохновляла меня к отчаянным усилиям. Медленно, шаг за шагом, я стал продвигаться вперед. Каково приходилось Рыжику, мне не удавалось даже подумать. Сил моих хватало лишь на то, чтобы удерживаться на ногах, а потому я ощутил огромное счастье, когда пес очутился возле меня. Он мужественно брел вперед. Ноги у Рыжика длинные, тонкие… он высокий пес, и – должно быть – вода меньше мешала его движениям, чем моим. Во всяком случае, ему было легче, чем мне; зайдя вперед Рыжик невольно – а может, и преднамеренно – раздвигал воду, ослабляя ее напор на меня. Так мы и шли, с трудом делая шаг за шагом, задыхаясь, и одолели в итоге почти сотню ярдов. И тут – из-за какой-то беспечности, или же просто потому, что под ноги подвернулось скользкое место, – я потерял равновесие и упал вперед лицом. Вода с пугающей скоростью повлекла меня вниз к бездонной дыре. Я отчаянно сопротивлялся, но ноги мои не могли отыскать опоры. Я задыхался и уже начинал тонуть. И тут кто-то ухватил меня за пальто, остановив на месте. Это был Рыжик. Должно быть, заметив неладное, он бросился следом и сумел удержать, пока я не поднялся на ноги.

Кажется, я успел разглядеть несколько огоньков, впрочем, не могу быть в этом уверен. Если я не ошибся, меня смыло к самому краю этой жуткой пропасти, и только там Рыжик сумел задержать мое падение. Огоньками, конечно же, мне показались свечи. Но я уже говорил, что не знаю, так ли было на самом деле, ибо глаза мои были полны воды, а падение потрясло меня.

Лишенный света, потерявший ружье, в смятении я был вынужден вновь одолевать глубокий поток, чтобы выбраться из этой преисподней, полагаясь на своего старого друга Рыжика.

Я встал, обратившись лицом к течению – лишь так еще можно было удержать равновесие… даже старина Рыжик не мог выстоять против этого ужасного напора без неосознанной помощи с моей стороны.

Быть может, прошла минута, и, наконец решившись, я возобновил мучительный подъем против течения. Так начался мой суровый поединок со смертью, в котором на победу можно было только уповать. Я шагал, неторопливо, яростно, безнадежно, а верный Рыжик вел меня… тянул… вверх, вперед, и наконец перед нашими глазами забрезжил благословенный свет. До входа в коридор оставалось лишь несколько ярдов, и я добрался до него, ступая в бурлящей воде, уже поднявшейся до паха.

Тут я понял причину катастрофы. Снаружи хлестал ливень, вода стекала в котловину ручьями, и уровень озера поднялся вровень с проходом… что там – сделался выше! Дождь и вызвал этот потоп – иначе вода поднималась бы еще несколько дней.

К счастью, веревка, по которой я спустился, свисала среди потоков воды прямо в отверстие; ухватившись за ее конец, я старательно обвязал им Рыжика вокруг груди, а потом, собрав весь остаток своих сил, ухитрился выползти на край утеса. На край Ямы я выбрался уже в последней стадии изнеможения. Тем не менее, мне пришлось предпринять еще одно усилие, чтобы вытащить Рыжика в безопасное место.

Медленно и устало я налегал на веревку; Рыжик – собака увесистая, а я потерял уже все силы. Но, отпустив линь, я бросил бы пса на верную смерть, и мысль эта помогла мне собраться. Конец всего приключения почти изгладился из моей памяти. Помню только, как тянул веревку, как невыносимо тянулись мгновения. Еще помню, как из-за края утеса вынырнула морда Рыжика… наверное, до этого прошла целая вечность, а потом вдруг настала тьма.