Читать книгу Золотые оковы власти - Ульяна Скибина - Страница 5

***

Наверное, она и сама не знала, куда идет – просто передвигала ноги без всякой цели, заученно кивая лакеям и стражникам у каждого зала, склоняющимся перед ней в учтивых поклонах; в груди у принцессы гулко билось сердца, с треском ударяясь о ребра, и на какое-то мгновение Элиан даже испугалась, что оно может проломить их. Ей почудилось что рассудок ее помутился, слишком резким представилось вдруг все вокруг, слишком ярким и переливающимся, однако несоизмеримо далеким, будто бы находилось не в шаге, а в тысяче километров от нее – но лишь на секунду.

Девушка не совсем понимала, как могла она столь сильно забыться, как могла позволить увлечь себя спорными и несбывшимся мечтаниями и как будто бы действительно позабыть о разлуке со всем, что окружало ее с самого раннего детства?.. «Однако, с другой стороны, – пронеслась в голове принцессы шальная мысль, – я рассуждаю так, словно бы и в самом деле никогда более сюда не вернусь – но что могло бы быть глупее? Неужели я буду заключенной в собственном царстве, закованной в золотые оковы, принцессой, которой не позволят вернуться на родину? Да нет же, это бред, бред!»

С каждым словом, произнесенным в ответ собственному «я», дочь короля все более убеждалась в своей правоте, все более чувствовала, что ей становится лучше, что взор ее проясняется, а сердце уже не бьется столь сильно и оглушающе, как прежде.

Остановившись, Элиан глубоко, прерывисто вздохнула и огляделась вокруг себя, неожиданно обнаружив, что находится почти перед самой библиотекой короля Стефана – своего любимого места, возможно, самого тихого и уединенного во всем дворце. Не раздумывая, она направилась к резным позолоченным дверям – не столько для того, чтобы проститься, не столько для того, чтобы в последний раз посмотреть на книги и провести пальцами по тяжелым кожаным переплетам, но хотя бы для того, чтобы успокоиться и собраться с мыслями.

Это было большое помещение, светлое и просторное, с уходящими вверх стеллажами и стрельчатыми витражными окнами, просачиваясь сквозь которые, лучи солнца изображали на мозаичном полу невообразимые рисунки красных, матово-синих и зеленых цветов – принцесса помнила, что в детстве любила смотреть на них и придумывать разные истории, отраженные в ее сознании тысячью различных оттенков.

Элиан прошла в библиотеку, инстинктивно стараясь ступать как можно тише – место это было для нее настолько родным, настолько теплым, домашним и каким-то святым, что уже не представлялось удивительным, как ноги могли привести ее сюда. Это было обозначение дома, ибо только здесь, в этой большой комнате с высокими стенами принцесса чувствовала себя не дочерью короля, а просто девушкой, обычной, совершенно непримечательной девушкой, увлекшейся чтением нового романа, волнующего ее юное сердце, и ощущение это было особенно дорого – в нем не было фальши или лести, чего-то такого сухого и ненатурального, чего бы хотелось поскорее исторгнуть, напротив, оно приносило столько умиротворения, столько какой-то совершенно искренней радости и странного трепета, что его хотелось помнить и хранить в своем сердце.

На едином порыве принцесса подошла к стеллажам, и провела пальцами по корешкам – чутко, трепетно, с неизъяснимой, только ей понятной нежностью, и глубоко вздохнула, чувствуя в ответ ободряющее тепло под толстыми кожанами переплетами; не отнимая руки, она отрешенно подумала, что будет скучать по всем им.

– Элиан!..

Девушка резко обернулась, встретившись взглядом со своим младшим братом, наследным принцем Моргана, Адрианом – субтильным и несколько угловатым, но несомненно изящным юношей с тонкими, ассиметричными чертами лица и наивным взглядом светлых глаз. Он слегка улыбнулся, неловко и как-то по-особенному трогательно, как могут улыбаться только мальчики, смущающиеся и не желающие показать свое смущение, и сделал робкий шаг навстречу сестре.

– Ваше Высочество, – принцесса криво улыбнулась брату, чувствуя в себе прилив чего-то обжигающе-теплого, но странного и неловкого, почти стыдного, – я думала, Вам сейчас должно быть на занятиях, разве не так?..

– Верно, – кивнул юноша, как-то очень внимательно, почти осторожно всматриваясь в лицо собеседницы; у Элиан отчего-то создалось смутное ощущение, что ее брат опасается или даже боится чего-то, но чего именно, она не смогла бы точно сказать, – но сегодня меня отпустили раньше положенного срока, – ровно продолжил принц, подбирая слова, как человек, тщательно пытающийся скрыть проявление волнения за маской нерушимого спокойствия – все дело в том, что у Адриана эта маска была сделана из бумаги, а не из стали.

– А Софи?..

Неловкая пауза повисла между ними после этих неосторожных слов; принц непроизвольно опустил глаза, виновато потупившись, и произнес так непринужденно, как только мог:

– Я не видел ее сегодня, Элиан, и потому не знаю.

Однако поведение его твердило обратное: и быстрый, как бы утешающий взгляд, скользнувший по лицу сестры, и выражение лица, ставшее вдруг каким-то отрешенным и даже холодным, и весь его посерьезневший вид, какой мог бы быть у взрослого мужчины в теле ребенка.

Принцесса медленно кивнула и отвернулась, стараясь не показать, что уязвлена; однако Адриан и сам все прекрасно понимал, и сейчас позволил себе лишь сочувственное молчание.

Оба они знали, что Софи обижена, но до этой минуты Элиан и представить не могла, насколько сильно – конечно, отношения ее с сестрой были натянутыми еще с раннего детства, когда каждая пыталась перещеголять другую в чем-то, будь то более красивое платье или искуснее заплетенная прическа, изящнее манеры или более явная благосклонность венценосных родителей; и, если бы у каждой из принцесс спросили, отчего пошло это негласное соперничество, этот обжигающий холод в отношении друг с другом и зависть чужим успехам, порой перераставшие в открытую вражду, обе они вряд ли сумели бы дать сколько-нибудь внятный ответ. Наверное, это просто было, было так же неотделимо от них, как собственный статус или особое, полное достоинство умение себя держать, или королевская кровь, текущая в их жилах – и в те редкие минуты, когда Элиан все же оглядывалась назад и пыталась найти истоки этих странных взаимоотношений, она не находила ничего, кроме того особого детского восприятия, когда самая пустячная мелочь может переживаться как ужасная трагедия, и максимализма, со временем ставшего привычкой. Да, судя по всему, в этом и крылся в ответ: они с сестрой уже слишком привыкли постоянно поддевать друг друга и насмехаться, чтобы допустить мысль о том, что, возможно, стоило бы посмотреть друг на друга под иным углом – и, если эта мысль и приходила кому-нибудь из них в голову, они старались мгновенно отогнать ее и заняться чем-то другим, но только не думать о своих взаимоотношениях.

Но на сей раз все было по-иному – еще более жестче и холоднее, чем прежде, потому что Софи всегда мечтала занять место, которое теперь принадлежало ее младшей сестре; мечтала о принце, прекрасном юноше из государства более влиятельного и сильного, нежели ее родной Морган; мечтала о богатстве и почестях, о статных мужчинах, целующих руку с почтительной полуулыбкой на устах, и о прекрасных дамах, перешептывающихся за спиной и завидующих ей, но в лицо своей королеве осмеливающихся лишь в очередной раз восславить ее сиятельную красоту.

Нет, Элиан никогда не говорила с ней об этом – но отчего-то знала, знала так же совершенно и безоговорочно, как и то, какая будет погода сегодня утром, знала то, что сестра хотела уехать из Моргана – по правде сказать, она вообще никогда не любила его и не была привязана так, как младшая дочь короля или брат. Известные литературные произведения и поэзия родной державы вызывали у нее лишь скуку, театр, которым так славилось государство – насмешку, а красота природы – слова о том, что в том же Арлине, Росладе или Далии есть места намного прекраснее и роскошнее, хотя ни в одном из них принцесса Софи так и не побывала.

Разумеется, Элиан знала, что к сестре непременно еще посватается какой-нибудь заморский принц, однако Софи всегда рассчитывала выйти замуж раньше нее – и расчет этот был вполне закономерен и верен, учитывая то, что старшая дочь короля Стефана воспитывалась как королева, с перспективой на удачный брак и богатство, который он может сулить, ей уделялось больше внимания, чем ее младшей сестре, хотя воспитание и образование им давали как будто одинаковое – возможно, дело было все в необыкновенной красоте Софи, которую та унаследовала от матери, и которой со временем предполагали воспользоваться при выборе жениха, быть может, в чем-то еще: раньше Элиан как-то задумывалась над этим, но к окончательному выводу так и не пришла, да и мысли о сестре тогда были ей не очень приятны, так что она почла за лучшее просто выкинуть все это из головы и положиться на мудрость отца и матери – в конце концов, принцесса пребывала в полной уверенности, что король и королева просто не могут желать своим дочерям ничего плохого.

Однако, как бы то ни было, принц Дамиан очень понравился Софи – настолько, что она переживала за свой портрет, написанный с натуры арлинским художником, куда больше, чем за все остальные когда-либо. Глядя на картину, изображающую принца, она говорила, что есть в его облике что-то насмешливо-хитроумное и до безумия завораживающее, и что это ей очень нравится; Элиан была уверена, что сестра победит в этом конкурсе невест за обладание сердцем принца, но… этого не случилось, и никто до сих пор не мог бы сказать, почему.

– Пойдем, – наконец, произнес Адриан, едва ощутимо коснувшись плеча сестры и этим спокойным движением приводя ее в чувство; принцесса кивнула и благодарно улыбнулась ему.

Королевские сады, куда негласно они направились, окружали дворец со всех сторон, разбиваясь на маленькие зеленые уголки, соединенные извилистыми каменными дорожками; то тут, то там расцветали розы, белоснежные и алые – любимые цветы королевы; стояли мраморные скамейки; где-то вдалеке слышался плеск фонтанов и звуки, издаваемые благородными павлинами, которые обитали в западной стороне сада, невдалеке от знаменитого зверинца властителя Моргана.

Принцесса медленно шла по знакомым с детства тропинкам, и в памяти ее яркими красками воскресали воспоминания из детства: раньше они с братом были частыми гостями в садах, проводя здесь много времени вместе – играли, представляя себя принцессой, заточенной в башне, и славным рыцарем, победившим дракона во имя ее освобождения, или пиратами, разыскивающими морские сокровища, или верными воинами короля, принесшими присягу. И хоть высокой башней им служило ближайшее дерево, драконом – молодой павлин, откровенно не понимающий, отчего за ним гоняется ребенок, мечами – ветви, небрежно отломанные с ближайшего куста, а морем – замковый пруд, все же, это было счастливое детство, самое счастливое из всех, что только может быть, и Элиан была в этом искренне убеждена.

К сожалению только, продлилось оно совсем недолго, ведь не пристало, в конце концов, принцу и принцессе гоняться за животными: Адриана очень скоро начали обучать фехтованию, арифметике, географии и прочим наукам, обязательным для детей, в чьих жилах течет королевская кровь, а Элиан взяли под свою опеку гувернеры и гувернантки, и с этого момента брат с сестрой как-то отдалились друг от друга, встречаясь лишь на званых обедах, балах и вечерах, устроенных их сиятельных отцом, а так же иногда в коридорах замка – но тогда у них не было и нескольких минут, чтобы успеть обстоятельно побеседовать друг с другом. Когда же принц и принцесса выросли, и им предоставили больше свободного времени, оказалось, что у них слишком мало общего, чтобы, как прежде, проводить вместе целые дни, а узнать друг о друге больше им в голову как-то не пришло – и, быть может, больше всего младшая дочь короля Стефана жалела сейчас именно об этом.

Адриан терпеливо ждал, не прерывая молчания и только лишь внимательно, как-то почти робко изучая лицо сестры, будто бы пытался понять, кто она и что она, и будто бы тоже желая наверстать те упущенные мгновения и сожалея о том же, что и она, но только боялся признаться.

Принцесса расположилась на одной из скамеек, рассеянно проведя рукой по холодному мрамору, брат ее присел рядом – оба они молчали, не смотря друг на друга, но зная, что думают об одном и том же; молчание это было теплым и каким-то уютным, очень мирным и домашним – и Элиан не могла бы сказать, сколько времени прошло с момента их прихода в сад, час или всего лишь мгновение, знала лишь то, что им обоим было очень хорошо молчать друг с другом.

Впервые с такой силой дочь короля ощущала родное тепло брата и, почувствовав его руку в своей, ободряюще сжала пальцы; нежная улыбка тронула ее губы.

– Ваше Высочество, принцесса Элиан. Ваше Высочество, принц Адриан.

Престарелый камергер, доверенный слуга королевы, стоял на почтительном расстоянии от скамьи, и солнце змеилось в его седых волосах, освещая узкое чинное лицо; светло-серые, блеклые глаза старика блестели холодно и как-то по-особенному недоуменно.

– Принцесса, Ваша матушка желает видеть Вас, – с положенным по этикету поклоном, важно и сухо проговорил он.

– Сейчас? – лишь спросила девушка после секундного замешательства, и, получив утвердительный ответ, поднялась, расправляя складки платья; на брата она старалась не смотреть.

– Элиан, – тихо позвал принц, в упор взглянув на слугу и медленно кивнув, задерживая подбородок в нижней точке; принцесса взглянула на него и глаза ее расширились от изумления, ибо слишком сильно в этот миг Адриан напоминал их отца, но девушка не могла сейчас понять, чем именно – быть может, той особенною гордой королевской осанкой, или выжидающим заледеневшим взглядом, в котором на мгновение почудился блеск зимнего инея, или самой позой – как у молодого хищника на охоте перед главным прыжком.

Старик, казалось, был удивлен не менее Элиан, однако, будучи умелым царедворцем, быстро понял, что от него хотят, и, низко поклонившись, сошел с дороги, оставив принца и принцессу наедине.

– Элиан, – требовательно повторил сын властителя Моргана, не глядя на сестру. – Обещай, что будешь писать мне. Пообещай же!

– Обещаю, – эхом откликнулась та, взглянув на брата в еще большем удивлении; она подумала, что подобному тону невозможно не покориться, однако мысль эта возникла внезапно и столь же внезапно угасла, едва ли задев сознание.

– Хорошо, – прошептал принц, будто бы устыдившись этого внезапного порыва; он поднялся со скамьи и как-то странно посмотрел на сестру, в упор, как на старого камергера, но куда более тепло и словно бы ожидая чего-то.

У дочери короля перехватило дыхание; нежданно даже для самой себя, без каких-либо слов или промедлений, она сделала шаг вперед и обняла своего брата – неловко, за шею, а затем уткнулась лицом ему в грудь, чувствуя, как дрожат руки и как по щеке катится слеза, оставляя длинный мокрый след.

Принцесса пыталась что-то сказать, но, как и всегда бывает в подобные моменты, никакие слова не шли на ум, и она лишь жалко кривила губы, а Адриан положил руку на голову сестры, едва ощутимо касался волос, словно стараясь поддержать ее, уезжающую на рассвете из родного дома, но будто бы тоже не находя для этого слов. В одну минуту он из мальчика превратился в мужчину – того, который знает, кто он и что он хочет, или, быть может, это только Элиан казалось, что в одну минуту; этого она не знала, но никогда еще так сильно не жалела о том, что на протяжении всех этих лет у нее отчего-то не нашлось времени хорошо узнать собственного единокровного брата.

Что-то горько и остро кольнуло сердце, и во рту она почувствовала отдающий чем-то металлическим привкус крови; голова кружилась, а в висках тяжело стучало, точно девушка успела пробежать несколько километров быстрым бегом. Дочь короля с какою-то мольбой посмотрела на стоящего перед ней юношу, а он, с величайшей осторожностью расцепив руки, печально и мудро улыбнулся краем губ, и, смущенно бросив: «Тогда до первого письма», скрылся в зарослях дикой ежевики.