Читать книгу Альфа. В плену Зверя - Ульяна Соболева - Страница 6

Боль – это всё, что осталось. Всё, что теперь есть. Всё, чем я стал.

Она вгрызается в кости, струится по венам раскалённым серебром. Ожоги на коже пульсируют, кровоточат, но уже не обжигают. Я привык. Я давно привык.

Я лежу на холодном бетоне, тяжело дышу, разглядываю трещины на потолке. Веки тяжёлые, тело ватное. Глухая, тупая ярость грызёт меня изнутри, но сил нет даже для того, чтобы сжать кулаки.

Какого хуя я ещё жив?

Я должен был сдохнуть.

Сгнить в этой клетке, превратившись в труп, который наконец перестанут использовать, как подопытную крысу. Но я жив.

И каждый день, пока я дышу, они приходят.

Эти твари в белых халатах. Эти ебаные охотники.

Их слова уже не цепляют. Они вонзаются в мозг ржавыми гвоздями, но не задевают. Какой смысл, если я знаю, что услышу одно и то же?

"Ты уникален, Аргеев. Единственный. Последний в своём роде."

"Ты – генная мутация, совершенная эволюция."

"Ты – наше будущее."

Будущее?

Я рву глотку в яростном смехе, но он быстро срывается на кашель. Вкус крови на губах – горячий, металлический. Да пошли они нахер со своим будущим.

Я – их ресурс. Их "материал". Их эксперимент.

Племенной самец, мать их.

Мне бросают в клетку женщин. Раз за разом. Одну за другой.

Твари. Жалкие, напуганные. Они пытаются умолять, плачут, молят о пощаде. Кто-то надеется меня приручить. Думают, что могут меня обхитрить. Развести.

Все они сдохли.

Я рвал их глотки, топил в их же крови, ломал кости, потому что не буду плясать под их дудку. То, что они мне кололи, чтоб у меня стоял и похоть шкалила вызывало во мне зверя.

Я не дам им ни одного ублюдка.

Не дам свою кровь.

И каждый раз, когда я вскрываю ещё одну глотку, ещё один эксперимент идёт по пизде, я вижу, как они злятся. Как они шепчутся. Как обсуждают новую кандидатуру.

И однажды они её приводят.

Эту, блядь, девчонку.

Хрупкую, маленькую, с большими васильковыми глазами, в которых нет паники.

Я не посмотрел на неё сразу. Просто выдохнул сквозь зубы: ещё одна. Очередная. Дайте мне уже кого-то, кто сможет хотя бы убежать.

Но потом… этот запах.

Блядь.

Он врезается в мозг, накрывает туманом, затягивает, как омут.

Она пахнет не так, как те, кого приводили раньше. Не так, как страх. Не так, как смерть.

Она пахнет иначе.

Я не знаю, что это значит, и знать не хочу. Просто кидаюсь на неё с единственной мыслью: закончить это.

Быстро.

Горло. Один рывок – и всё.

Но…

Я не убиваю её.

Какого хуя?!

Её тело дрожит подо мной. Маленькое, тёплое, мягкое. Я слышу, как бешено стучит её сердце, но в этих голубых глазах нет обречённости. Она смотрит на меня так, как не смотрел никто. И мне хочется выцарапать этот взгляд с её лица. Я должен её разорвать. Я должен закончить это сейчас. Но я не могу. Блядь.

Охотники смотрят на нас снаружи клетки. Я знаю, что они думают. Они улыбаются. Я трахаю ее при них, рву ее девственную плеву, тараню ее своим выросшим многократно членом. И…ее бьет в оргазме. У меня шок…я трахаю и просто дурею от ее узкости, отзывчивости, от того, как она жмет меня своими мышцами, когда кончает. Меня срывает следом за ней. Это первая целка из всех, что мне приводили….

И я понимаю – Я сам только что подписал себе смертный приговор.

Они теперь будут приводить её снова. И снова.

Пока она не забеременеет.

Я сжимаю кулаки. Внутри меня что-то звериное воет от ярости. Я ненавижу её.

Ненавижу за то, что она выжила. За то, что я не смог её убить.

За то, что теперь она – моя самая страшная тюрьма.Моя слабость.

***

Меня зовут Рустам Аргеев.

И если ты слышал это имя раньше – значит, либо молишься на него, либо шепчешь его перед смертью. Я вожак. Альфа. Хозяин ночи.

Именно так обо мне говорили. Пока я не оказался здесь. В клетке, на грязном холодном бетоне, с голодной яростью, разъедающей нутро.

Я не всегда был пленником.

Я правил.

Тёмногорск знал мой запах, знал мой голос, знал тот страх что я сеял, от которого трясло всех – от уличных шавок до политиков в дорогих костюмах.

Клан Кровавой Луны держал в руках весь город.

Оружие. Контрабанда. Подпольные клубы, где ставки делались не только на деньги, но и на жизни. Мы были тенями, которые заполняли улицы, монстрами, о которых говорили шёпотом. Альфа не рождается. Он выгрызает себе место.

Я выгрызал. Глотками крови, переломанными костями, трупами предателей.

Я ломал чужие шеи, запуская пальцы в горло. Я рвал зубами тех, кто думал, что может встать выше меня.

Пока они не решили, что я стал слишком опасен.

Меня подставили.

Твари. Те, с кем я прошёл бойни, с кем выжигал города и выдирал сердца врагов голыми руками. Ложь течёт по венам медленнее, чем кровь, но когда она достигает сердца, ты уже мёртв. Встретился с теми, кто называл себя "новыми партнёрами".

Бред. Враньё.

Страх делает людей хитрыми. Трусы всегда предают первыми. Я верил им, тем, кто стоял рядом со мной плечом к плечу. Верил, что мои собратья никогда не вонзят мне нож в спину. Какой же я был, блядь, наивный. Меня заманили в ловушку, подставили как последнего идиота. Охотники ждали меня. Они знали, кто я. Знали, как остановить даже такого, как я. Когда ты на вершине – тебе кажется, что никто не может тебя сбросить.

Проблема в том, что удар всегда приходит из-за спины.

Меня ждали. Меня уже продали. Пули вошли в меня быстро, со свистом.

Первые три. Четвёртая – в плечо.

Теперь я здесь. Сколько прошло времени? Дни? Месяцы? Годы? Я уже не помню. Я не помню, какой запах у улицы после дождя. Я не помню вкус виски, который я пил, сидя в своём клубе, наблюдая, как деньги текут рекой. Я помню только одно – боль. Она стала частью меня.

Эти суки в белых халатах приходят ко мне каждый день. Изучают, колют, режут, смотрят, как заживают мои раны. Но это не главное. Им нужна моя кровь, мои гены. Им нужны дети Чернокровного Альфы.

Я не спал. Здесь невозможно было спать. Каждую ночь я лежал на холодном бетоне, глядя в потолок, слушая ровный капающий звук воды из какой-то проржавевшей трубы. Моё тело ломило, мышцы болели от постоянного напряжения, но я уже давно не замечал этой боли. Я привык к ней так же, как привык к их грёбаным уколам, к электрическим разрядам, к сетке, сжигавшей кожу. Всё это было частью моей новой реальности.

Но сейчас было другое. Теперь в клетке была она. Конечно, ее привели снова. Им нужно чтобы случки происходили все чаще и чаще.

Её запах витал в воздухе, въелся мне в кожу, разносился по венам вместе с бешеным стуком сердца. Чистый, тёплый, живой, слишком настоящий для этого гниющего места. Она лежала на другом конце клетки, свернувшись клубком, дышала тихо, словно пыталась стать невидимой.

Но она не была невидимой.

Я её чувствовал.

Каждое её движение, каждый выдох. Даже сквозь глухую, затопляющую голову ярость, я всё равно её чувствовал.

Почему?

Потому что я сдох? Потому что меня сломали?

Нет.

Я был жив. Я всё ещё был Альфой.

Тогда почему, чёрт возьми, когда я держал её под собой, когда слышал её крик, когда чувствовал, как она выгибается, извиваясь между страхом и отчаянием, я не смог дожать?

Я мог бы.

Должен был.

Но я её хотел.

И это было самым омерзительным из всего, что я испытал за эти грёбаные месяцы в клетке. Я ее хотел даже без укола. Этот запах заставлял мою кровь кипеть и пузыриться.

Я слышал, как она шевелится, медленно, осторожно, как будто я был зверем, который мог сорваться на неё в любую секунду. Ей было страшно. Я чувствовал её страх, слышал, как быстро бьётся её сердце, как она пытается дышать тише, чтобы я не заметил её слабость.

– Думаешь, если затаишься, я забуду, что ты здесь? – мой голос прозвучал низко, хрипло, словно его вырвали из самых глубин груди.

Она вздрогнула, но не ответила.

Я медленно поднялся на локти, затем сел, упираясь спиной в металлические прутья клетки. Её взгляд метнулся ко мне, настороженный, напряжённый.

– Какого хрена ты здесь забыла, а? – процедил я. – Кто ты такая? Почему ты всё ещё жива?

Она молчала, но губы дрогнули, пальцы сжались в кулак на ткани её платья.

– Отвечай, блядь! – рявкнул я, и она дёрнулась, как от удара.

Я не знал, злился я на неё или на себя. Я не хотел слышать её голос, но мне нужно было знать, кто она.

– Я… – её голос сорвался, она сглотнула и попыталась снова. – Я не знаю.

– Чушь, – оскалился я, медленно вставая на ноги. – Их шлюхи не выживают. Их бабы дохнут через минуту после того, как оказываются здесь. А ты – нет. Почему?

Я смотрел на неё и чувствовал, как ярость ползёт по телу, как рвёт мышцы, закипает в крови. Ненавижу. Ненавижу её за то, что она здесь. За то, что её запах теперь въелся мне в лёгкие, в кожу, в ебучие кости. За то, что я чувствую её даже с расстояния.

Дыхание сбивается, пальцы дрожат, кулаки сжимаются.

Она – мой провал.

Я выжил после пуль, пыток, серебряных цепей. Выжил после всех женщин, которых бросали сюда, и которых я рвал без сожалений. Но теперь я проиграл.

Потому что она выжила.

Я сделал шаг вперёд, и она тут же вжалась в стену клетки, но не отвела глаз. Слишком живая, слишком яркая. Слишком не сломленная.

– Что ты такое? – прошипел я, чувствуя, как срывается голос.

Она молчала.

Я чувствовал, как зверь внутри меня скребётся, взвывает, рвётся к ней. Чертовы инстинкты, этот проклятый запах. Она должна была умереть, чёрт возьми.

– Завтра они приведут тебя снова, – я шагнул ближе, нависая над ней, загоняя в угол. – Знаешь это, да?

Она тяжело сглотнула, но не отвела взгляда.

– Каждый день. Пока не получат, что хотят, – продолжил я, чувствуя, как голос становится низким, хриплым. – Пока ты не понесешь от меня.

Она вздрогнула, и во мне что-то дёрнулось. Как вспышка ненависти, перемешанной с голодом. Её дыхание сбилось, и я видел, как её тело напряглось, как кожа покрылась мурашками, словно от мороза.

Я не знал, чего хочу больше – разорвать её или трахнуть так, чтобы на ее теле остался только мой запах.

Она не должна была выжить.

Но теперь она здесь.

И я не знал, смогу ли я остановиться.