Читать книгу Эланус - Ursula Poznanski - Страница 9
8
ОглавлениеОдиннадцать часов вечера. Он совершенно серьезно смотрел вместе с этими обывателями какое-то песенное шоу, играя роль банального потребителя подаваемой информации, и два с половиной часа «наслаждался» менее разумными людьми, пытающимися быть лучше других в своем неумении петь.
Керстин ускользнула к себе во время второго блока рекламы, утверждая, что ей необходимо выполнять задания, но он услышал приглушенный голос из-за ее двери. Она разговаривала по скайпу. Интересно, кто это был?
Может, ее друг, если таковой имелся?
Йона открыл и закрыл свою дверь так тихо, как только смог. Эланус давно уже был полностью заряжен. Ну что, еще один полет? К кому? К Хендрику или, возможно, на этот раз к Сергею?
По правде говоря, Йона прекрасно знал, что для него существует только одна причина, чтобы сегодня запустить дрон еще раз. И этой причиной была Линда.
Шансы получить более-менее стоящие картинки были не очень велики. Возможно, она уже спала, или сидела так же, как он несколько минут назад перед телевизором, или лежала в кровати и читала книгу.
С другой стороны… вчера в это время она еще определенно не была в студенческом общежитии. А если она прочитала записку…
О’кей. Ну и ладно. Йона открыл окно и запустил Элануса. Он разочарованно вздохнул, когда увидел, что дрон направился в сторону университета.
И снова полет над ночным городом. Те же улицы, те же препятствия, которые Эланус обходил очень ловко. Но в этот раз он не остановился перед окном, в котором находилась комната Линды, а завис на высоте 4,5 метра возле дерева с густой листвой.
Он увидел Линду. Она стояла с сигаретой в одной руке и своим смартфоном – в другой, наклонившись на стену студенческого общежития.
Не очень хорошо, подумал Йона. Даже при условии, что Эланус будет работать тихо, то ночью, когда практически не слышно никаких шорохов, можно будет спокойно услышать шум его моторов. Тогда Линда может стать вторым человеком за сегодняшний день, кто обнаружит дрон. Совсем нехорошо.
Он переключил аппарат на ручное управление и изменил высоту на шесть метров. Так, чтобы легкий шум ветра в листьях мог перекрыть все звуки, производимые Эланусом.
Но все выглядело так, что Линда в любом случае не обращала внимания на то, что происходило вокруг. Рука, в которой она держала сигарету, дрожала. Большим пальцем другой руки она набирала что-то на дисплее своего телефона. Затем поднесла его к уху.
Йона непроизвольно улыбнулся. Раз она сейчас говорит по телефону, то он сможет услышать каждое ее слово. Сидя перед ноутбуком, он мог управлять направлением и чувствительностью микрофона, он даже мог удалить посторонние шумы. Он мог бы…
«– Привет. Да, это я. Почему ты не отвечал?»
Замечательно. Чистый звук. Йона уже две минуты как начал запись и мог спокойно откинуться на спинку стула. Наслаждаться этой сценой он мог сколько угодно. И слушать разговор по телефону тоже.
«– Я очень боюсь. – Она стала говорить тише, но все еще очень отчетливо.
– Нет, я не знаю, кто это был. Но кое-что он знает».
Ее собеседник что-то ответил, она прислушалась, периодически качая головой:
«– Нет. Нет, не все, иначе начался бы настоящий ад. Но кое-что он знает».
Внезапно она разревелась. Попыталась несколько раз заговорить снова, но у нее не получалось.
Батюшки мои! Неужели речь шла о записке Йоны? Об этом маленьком тексте, который по сути был безобиден?
Он не мог себе этого представить. Однако но кое-что он знает звучало так, как будто Линда действительно имела в виду его послание.
Она бросила докуренную почти до конца сигарету на землю и раздавила ее. И сделала это одним из тех ловких, танцующих движений, которыми Йона так любовался.
«– Ты думаешь, это шантаж? – В ее голосе до сих пор слышались всхлипывания. – Но это же сумасшествие! Здесь так много чертовски богатых людей».
Она замолчала, снова прислушиваясь к своему собеседнику и качая головой – на этот раз резкими, нервными движениями.
«– О, боже, нет! Не говори так. Пожалуйста. Мы справимся с этим».
Йона увеличил изображение лица Линды. Фонари освещали дорогу так хорошо, что он даже смог увидеть темные следы, которые слезы и потекшая тушь оставили на ее щеках.
«– Ну, может, я и ошибаюсь. Но даже если и нет, мы можем…»
Видимо, собеседник прервал ее, она сжала губы и с силой покачала головой:
«– Мы выдержим это, вместе выдержим. Скажи, где ты, и я приду к тебе… Нет! Давай обсудим все спокойно, может, речь идет совершенно о другом».
Она провела рукой по лицу, сползла по стене на землю и сидела на корточках съежившись, так, как будто хотела сделаться невидимкой.
Йона обозначил неприятное чувство, охватывающее его все больше и больше, как угрызения совести. Неужели его новость стала причиной такой реакции Линды? Если да, то он должен поговорить с ней начистоту и объяснить ей, что своей писаниной он просто ткнул пальцем в небо. Что это была шутка, розыгрыш. Что не было повода поднимать по такому случаю панику.
Но, может быть, речь шла вовсе не о его глупой записке, и тогда своим признанием он просто стал бы посмешищем на долгое время. Телефонный разговор был явно окончен. Линда все еще сидела на корточках у стены и потерянно смотрела на свой телефон.
Ну давай, сказал сам себе Йона. У тебя есть ее номер, ты можешь позвонить ей, сейчас, немедленно. Ты даже можешь наблюдать за ней во время разговора, снимать на камеру то, как ты с ней разговариваешь. Ты, может быть, сможешь уберечь ее от бессонницы сегодня ночью. И возможно, она объяснит тебе, что плохого было в этих твоих парах строк.
А может, и нет.
Его признание своей вины сделало бы очередной круг, и он снова стал бы подонком. Линда вчера уже унизила его, и у него действительно не было никакого желания переживать это во второй раз.
Нет, он просто подождет до завтра. Вероятно, тогда все уляжется. А если нет, то у него все еще была возможность внести ясность во все происходящее. Может быть, обстоятельства сложатся так, что Йона сможет сохранить свое лицо.
Он снова переключил дрон на автопилот и направил его домой. Подумал о том, что нужно еще раз просмотреть запись, но все-таки передумал.
Не хотелось снова и снова испытывать угрызения совести. Плюс ко всему завтра, спустя какое-то количество времени, он смог бы разобраться в том, что было сказано сегодня.
Эланус оставил кампус позади себя и летел над едва освещаемыми домами и почти безлюдными улицами.
Йона открыл ему окно, как если бы открыл дверь вернувшейся домой собаке.
На короткий, безумный момент он позавидовал Линде. Он хотел бы, чтобы в его жизни был кто-нибудь, кому он мог позвонить и открыть свое сердце.
Ну хорошо, у него есть родители. Но не стоило даже заикаться о том, чтобы они узнали, что их сын шпионит за людьми с помощью дрона. Они были очень любезны и милы, и это всегда было большой проблемой. Они имели полное право на такого же милого ребенка, но он как-то рано понял, что это не для него.
В задумчивости Йона погладил ровную поверхность Элануса. Может быть, настало время приобрести пару новых навыков. Не касающихся области познаний и техники.
Йона сразу же почувствовал, что что-то изменилось, когда на следующий день вошел в здание института. Его первая лекция начиналась сегодня в десять часов, но в коридорах царила непривычная для этого времени тишина. Не видно было ни студентов, обычно сидящих и работающих за столами в перерывах между занятиями, ни маленьких групп перед лекционными аудиториями, ожидающих начала следующей лекции. Вместо этого в воздухе висело сдержанное напряжение. Но не полное какого-то ожидания, а скорее угнетенное, подавленное.
Все переговаривались так тихо, как обычно разговаривают, когда в соседней комнате находится тяжело больной человек, которого ни в коем случае не следует будить.
На втором этаже Йона увидел плачущую девушку возле вымытого до блеска окна. Она тихо всхлипывала, прижавшись к своей подруге, которая, утешая, гладила ее по спине, хотя сама выглядела как-то потерянно.
Йона не знал ни ту, ни другую. Он помедлил несколько секунд, а затем подошел к ним. Он повернулся к той, что играла роль утешительницы:
– Могу я вам чем-то помочь?
Девушка покачала головой.
– Нет. Просто Марлиз только что обо всем узнала. Разве это не ужасно?
Йону охватило ощущение, словно тяжелый камень опускается в его желудок. Ужасно.
– Да что случилось-то? – В действительности он не был уверен, что хочет услышать ответ. Йона вспомнил Линду и ее дрожащие руки. Ее слезы. А что, если…
Стоп! Ты не в том направлении думаешь. Линда училась не в этом институте, так что маловероятно, чтобы девушки ее знали.
– Ты еще ничего не знаешь? – Студентка, которая до этого плакала, наконец вытерла слезы. – Профессор Лихтенбергер мертв. Он умер этой ночью.
Йоне даже не пришлось сыграть свое удивление. Это было действительно плохо, и ему было очень жаль. Одновременно – и это чувство показалось ему странно неподходящим в данный момент – он ощутил облегчение. Это несчастье не имеет ничего общего ни с ним, ни с его анонимными посланиями.
А что же случилось с профессором? Инфаркт? Вчера во время лекции он показался Йоне совершенно здоровым, хотя, конечно, такие вещи иногда случаются как гром среди ясного неба…
– А от чего он умер, вы не знаете? Несчастный случай?
Девушки так синхронно покачали головами, словно это было заученное движение.
– Нет, – произнесла на этот раз другая девушка. – Сегодня утром его нашла уборщица в лекционном зале 2б.
– Это случилось здесь, в здании? – Эта новость действительно удивила Йону. В лекционном зале, явно поздно вечером или ночью, иначе профессора нашли бы раньше.
Ответ девушки снова подтвердил его предположение:
– Я была здесь сегодня уже в половину восьмого, так как хотела сходить в библиотеку, и здесь везде уже была полиция. Затем они вынесли кого-то на носилках из бокового входа. Человек был накрыт с головой. Я сначала не знала, кто это был, пока мне… не рассказал… привратник. – Ее последние слова чуть не утонули в потоке новых слез.
У Йоны сразу же возникла сотня вопросов, но ни на один из них девушки не смогли бы ответить. Полицию всегда звали в случае смерти при невыясненных обстоятельствах. То, что она была сегодня здесь, еще не означало, что профессор стал жертвой какого-то преступления.
Но это было вполне возможно. Вполне возможно.
Он быстро попрощался и побежал к своей аудитории, в надежде, что встретит там кого-нибудь, кто сможет рассказать ему больше. Но единственное, что он нашел, была записка на дверях с информацией о том, что лекция сегодня отменяется. Без указания причины, но ее Йона мог теперь указать и сам. Скорее всего, в этот день отменят большинство занятий, потому что полиция станет опрашивать коллег Лихтенбергера, или потому, что эта смерть так сильно тронула их, что сконцентрироваться на занятии будет просто невозможно.
И хотя для себя он решил не связывать смерть профессора и вчерашнее состояние Линды, в его голове снова и снова всплывала одна картина: Линда, сползающая по стене студенческого общежития и с лицом, полным отчаяния, прижимающая к уху свой телефон.
Я очень боюсь, сказала она тогда. И еще: Ты думаешь, это шантаж?
Шантаж чем? Этот вопрос только вчера промелькнул в его голове, а уже сегодня ответ на него вырисовывался все более отчетливо.
Он вышел из здания института и медленно побрел по территории кампуса. Линды нигде не было видно.
Вокруг других институтов царило привычное оживление. Слышался смех, звучали разговоры. Некоторые студенты сидели, склонившись над своими ноутбуками. Видимо, новость еще не распространилась на весь университет. Или эти студенты просто не знали Лихтенбергера.
А вот Линда знала. В тот день, когда Йона с ней познакомился, имя профессора фигурировало в их разговоре. Она тогда предположила, что в последнее время он вел себя как-то странно.
Ну хорошо. Кое-что Йона мог бы выяснить довольно просто, тем более что времени у него сейчас было достаточно.
Он отправился домой на автобусе, но проехал на одну остановку дальше чем обычно. Там находился супермаркет, над которым два дня назад пролетал Эланус. Цель Йоны была недалеко от него. Он сразу нашел искомую улицу. Не прошло и пяти минут, как Йона стоял перед домом с красными шторами.
На въезде стоял припаркованный серебристый «гольф», которого он не видел среди снимков, присланных ранее Эланусом, но по ноутбуку это легко можно будет проверить. Рядом стояла еще одна машина, белый «фольксваген-пассат». Его Йона тоже не припоминал, но он и не смотрел в тот вечер на автомобили – он страстно желал увидеть Линду.
Шторы на первом этаже были задернуты, как и в прошлый раз. Жаль, с одной стороны, но, с другой стороны, это было счастливым стечением обстоятельств. Если ему нельзя было заглянуть внутрь, то и его изнутри никто не мог увидеть.
Он пошел вдоль забора, поискал табличку с именем проживающих возле входа в дом, но ничего не нашел.
Недалеко от входа висел почтовый ящик. На нем тоже не оказалось имени. Это было как-то необычно, но все же не послужило для Йоны поводом прекратить поиски. Он быстро оглянулся по сторонам, затем открыл крышку ящика и опустил указательный и средний пальцы так глубоко, как только смог.
Йона нащупал бумагу и попытался зажать ее между двумя пальцами. Затем он вытащил пальцы из ящика, а вместе с ними и свою добычу, которую быстро засунул в карман куртки. Потом он повернулся и прошел несколько шагов назад по той же дороге, по которой пришел сюда. Он постарался уйти на такое расстояние, с которого его не было бы видно из дома.
Грубое обхождение не пошло на пользу конверту: он был измят и в одном месте надорван. Но надпись с указанием адресата можно было прочитать без труда. Йона сглотнул. Иногда оказываться правым было действительно скверно.
Письмо было предназначено Беате Лихтенбергер. Вероятно, ей же принадлежал и серебристый «гольф». Еще более вероятным было то, что она в этот самый момент сидела в доме за закрытыми занавесками и скорбела о своем муже.
История сама собой прорисовывалась в голове Йоны, хотя он всеми силами старался не обращать на нее внимания.
Линда приходила к Лихтенбергеру. Мужская фигура, промелькнувшая в тот вечер среди занавесок, принадлежала вовсе не Арону, а преподавателю. Чья жена, в свою очередь, находилась не дома, поэтому и никакого «гольфа» перед дверью не было.
Лихтенбергер и Линда целовались и, что вполне возможно, вместе легли спать.
А вечером предыдущего дня… да, дорогой ресторан тоже идеально вписывался в эту картинку. Но только в том случае, если профессор не боялся, что кто-то увидит, как нежно он держит в своей руке руку одной из своих студенток.
Хотя держит нежно в своей руке руку было фактом не доказанным, так как Эланус не передал, к сожалению, ни одной фотографии, которую можно было бы позже использовать.
Йона не заметил, как дошел до дома Хельмрайхов. В нерешительности он остановился перед входом. Дома, кажется, никого не было, и искушение просто спрятаться в своей комнате и натянуть одеяло до ушей было очень велико. Хотя он точно знал, что мысли в голове не оставят его в покое – они будут скакать и кружиться по кругу. Может быть, было бы лучше, если…
– Йона!
Он вздрогнул и увидел Паскаля в потрепанной футболке и брюках-легинсах, бегущего через улицу.
– Эй, здорово, что ты уже дома. Я прогулял сегодня школу. У меня тест по физике, а я ни строчки не выучил. – Он широко улыбнулся. – Можно к тебе?
Сначала Йона хотел ответить отрицательно, не ходить вокруг да около, даже если это и прозвучало бы обидно для Паскаля. Его сдержал тот самый трепет где-то в районе желудка, грозящий перерасти в паническую атаку. Если бы он продумал свою историю до конца…
Он должен знать, как умер Лихтенбергер, но, вероятно, результаты расследования не сделают достоянием общественности. Так даже лучше, наверное. Тогда ему не нужно будет задавать себе вопрос, был ли он сам так или иначе к этому причастен и…
– Ну ты чего? Мы войдем или тебя хватил удар? – Паскаль перепрыгивал с ноги на ногу, как будто делал разминку. – У тебя такой странный застывший взгляд.
Не проронив ни слова, Йона достал из кармана брюк ключ и открыл дверь. Он направился в свою комнату, ничуть не беспокоясь о том, следует за ним Паскаль или нет, затем упал на кровать и закрыл глаза.
Судя по скрипу, Паскаль сел на крутящийся стул. Он тихо напевал песню, которую Йона с трудом идентифицировал как песню под названием Locked out of Heaven. Она очень даже подходила к ситуации.
– Ты сказал, что им нужно задать трудную задачку, – с упреком пробормотал он. – Что-то, что заняло бы их ум.
– Точно, – радостно подтвердил Паскаль. – Ну и? Ты придумал?
Йона выдохнул и глубоко вдохнул:
– Я им уже… что-то дал. Не совсем загадку. Но, кажется, это заняло их умы. И не только их, но и, возможно, других людей тоже. Лживых, двуличных людей. – Ему стоило некоторых усилий, чтобы в его словах не прозвучал упрек. Да, это была идея Паскаля, но исполнение и текст были его. Впрочем, как и ответственность.
– Выглядит так, как будто ты получил от всего этого большое наслаждение, – сухо констатировал Паскаль.
Йона наполовину приподнялся:
– Сегодня ночью умер один из моих преподавателей. И вполне возможно… – Он сглотнул, боясь произнести это вслух. Как будто, прозвучав, это могло бы стать реальной возможностью.
– Что вполне возможно? – донимал его Паскаль.
– Что между всем этим существует взаимосвязь. – Он собрался внутренне с силами, а затем описал Паскалю, как он вчера подсунул трем студентам записочки в их книги и сумки. С намеком на то, что он наблюдал. На то, что это касалось Линды.
– А что это было? – Паскаль взял со стола карандаш и начал его грызть.
– Она с кем-то была. Я не знаю с кем, мне была видна только узкая полоска между шторами.
– Ты следил за ней? – По тону Паскаля было непонятно, был ли он впечатлен этим фактом или сказал это с пренебрежением. В любом случае, он был ошарашен.
– Я бы выразился иначе.
– Хорошо, ты сидел где-то в кустах перед домом и заглядывал в окно.
Йона пожал плечами:
– Так… тоже нельзя сказать, вообще-то.
– О’кей. – Паскаль странным образом не выглядел нервным. – Ну тогда сформулируй так, как будет правильно по-твоему.
Йона собрался с духом. До сих пор ни один человек не знал, что было спрятано в его алюминиевом чемодане, даже его родители. Но после всего, что случилось, у Йоны появилось чувство, что нужно кому-то довериться, хотя бы уже потому, что он хотел избавиться от этого давления внутри. Паскаль вполне подходил для этого, и, кроме того, он был здесь.
– Я пустил за Линдой дрон и заснял ее с каким-то типом. Я подумал сначала, что это был Арон. Я был там сегодня. По всей вероятности, это дом преподавателя.
– Ты пустил дрон?
– Да.
– А дом принадлежит умершему преподавателю?
– Точно, ему.
Паскаль выдвинул вперед нижнюю губу – Йона уже заметил за ним эту его привычку, когда они вместе занимались математикой. Вероятно, это было признаком того, что тот напряженно о чем-то думает.
Следуя внезапному порыву, Йона присел на корточки перед кроватью и вытащил алюминиевый чемоданчик. Он открыл его:
– Это Эланус.
Выражение лица Паскаля изменилось с задумчивого на восхищенное:
– Боже мой, вот это крутая штука. Откуда она у тебя?
– Сам сделал.
– Ты серьезно? С ума сойти. А… почему ты назвал его Эланус? Йона снова закрыл крышку чемодана.
– Это название одного очень редкого вида ястребов. Мне показалось, что оно подходит – он обладает острым зрением, быстро летает и преследует свою жертву до конца. – Он пожал плечами. – Или, по крайней мере, пока не сядет аккумулятор.
В глазах Паскаля появилось удивление иного рода.
– Я думал, ты умеешь только решать задачи.
– Сейчас я очень хотел бы, чтобы это было именно так. Тогда я не послал бы Эланус вслед за Линдой. И скорее всего, не стал бы писать эти глупые письма.
Паскаль наклонился вперед:
– Да что, черт возьми, в этом такого плохого?
Йона точно знал ответ на этот вопрос, но не хотел произносить ни слова. Даже если бы он не написал эти сообщения, то Лихтенбергер все равно мог бы умереть. Но тогда ему не пришлось бы ломать себе голову, есть ли во всем этом часть его вины.
Он пошел к письменному столу и поднял крышку ноутбука, спрашивая одновременно у самого себя, как получилось, что он все это просто доверил кому-то, кого вообще не знал. Вероятно, потому, что Паскаль ко всему, что он делал и говорил, относился непредвзято.
Йона одним кликом открыл документ и прочитал, что он написал. Вид напечатанных черным по белому букв наполнял письмо ужасным смыслом. В нем чувствовалась гораздо большая угроза, чем он предполагал, когда писал его.
– Ты думаешь, никто не знает, что ты делаешь? Но ты ошибаешься. Никакие шторы не защитят тебя, и не стоит так краснеть. Я знаю твой секрет. Но, возможно, тебе повезет, и я сохраню его.
– Круто. – В голосе Паскаля звучало уважение. – Да, у меня на твоем месте тоже заболел бы живот.
С одной стороны, Йона надеялся, что Паскаль не придаст значения тому, о чем узнал, и уверит его, что никто не воспримет это серьезно. С другой стороны, он был рад, что смог поделиться своей проблемой.
– Ты сказал, что у тебя было три таких записки. Одну ты всунул Линде, а кому остальные?
Только услышав вопрос Паскаля, Йона осознал, что обе эти записки, спрятанные у первых попавшихся студентов, вполне могут иметь последствия.
– Двум студентам, которые были со мной на вчерашней лекции. Марлен и Хендрику. Да я их, собственно, и не знаю толком.
– Несмотря на это, ты утверждаешь, что знаешь их секрет? Но ты же не можешь этого знать.
– Я об этом даже не подумал.
Йона понимал, куда он сам себя загоняет, но он должен был это сделать. То, что с ним случилось, случилось по праву.
– У каждого есть секреты. Это так. Какие – мне совершенно все равно. Я просто хотел внести немного беспокойства в это стадо баранов, понимаешь? Я хотел посмотреть, как они будут нервничать и чувствовать себя неловко. Как будут теряться в догадках, знает ли кто-то что-то на самом деле. А если знает, то что именно.
Он рассматривал текст на экране компьютера. И снова это была только половина правды – он просто захотел взять реванш у Линды за те унижения, которым она его подвергла.
Он даже не увидел, а почувствовал, как Паскаль покачал головой.:
– Наверное, ты ненормальный. Если я найду после всего мертвую жабу в почтовом ящике, то буду по крайней мере знать, кому бросить кусок собачьего дерьма в окно.
Йона подавил в себе желание рассмеяться, зато Паксаль радостно тихонько хихикал:
– Но все же я бы так сильно не волновался. Предположим, что у мертвого профессора действительно что-то было с Линдой, и после твоего письма они оба испугались, что это обнаружится. Что было бы дальше? Ты думаешь, что у профессора от этого мог случиться инфаркт? Или он попытался бы расстаться с Линдой, а она убила бы его за это?
Йона в нерешительности пожал плечами:
– Нет, но…
Паскаль прервал его:
– А этот тип был женат?
Йона вспомнил о конверте в его кармане. Беата Лихтенбергер.
– Да, он был женат. А вот были ли у него дети, я не знаю.
Оставаясь равнодушным, Паскаль поднял с ковра зеленого мармеладного мишку и сунул его в рот.
– Ну, тогда его, наверное, замочила его старуха. Но ей же ты не передавал письмецо? Или передавал?
Йона рассмеялся, впервые с тех пор, как узнал о смерти Лихтенбергера. Все, что говорил Паскаль, было логичным. Это было простым совпадением. Любовная связь между преподавателями и студентами только тогда становилась проблемой, когда одна из сторон начинала этим злоупотреблять. Но это был совсем другой случай, так как Линда не была студенткой Лихтенбергера.
Часть тяжести, которая уже несколько часов давила на душу Йоны, ушла. То, что он связал раздачу своих писем со смертью профессора, было в принципе нормально. Просто дело было в том, что оба этих события по времени произошли практически одно за другим.
Оставалось непонятным, что же стало причиной вчерашнего состояния Линды, которое запечатлел Эланус. Чуть позже Йона снова посмотрит эту запись. Скорее всего, тому, что происходило на экране, найдется свое объяснение, которое не будет иметь ничего общего с тем, что стояло в его записке: Я знаю твой секрет.
Внизу открылась и с шумом закрылась дверь. По-видимому, это была Керстин, голова которой действительно через полминуты появилась в дверях комнаты Йоны.
– Кто-то тоже уже дома? Тебя тоже пригнал домой переполох в кампусе? А, привет, Паскаль.
– Переполох? – Йона равнодушно пожал плечами. Сегодня утром еще не было никакого переполоха. – А что случилось?
– Только не говори, что ты не знаешь. Один из твоих преподавателей, этот симпатичный учитель математики, Лихтенбергер, ты правда не слышал?
– Нет, слышал. Он умер, я знаю. Поэтому и не состоялись лекции.
Керстин прислонилась к дверному проему:
– Точно. А ты знаешь, каким образом он умер?
Йона не был уверен, что хотел это услышать. Взгляд Керстин сверкал от предвкушения сенсации. Это было не в пользу версии о сердечном приступе.
Керстин не стала ожидать его ответа:
– Он повесился в одной из аудиторий. На буксировочном тросе своей машины.
Йона почувствовал, как горит его лицо. Повесился. Внезапно случайное совпадение перестало быть той возможностью, в которую он мог поверить.
Керстин явно неправильно поняла выражение лица Йоны.
– Мне очень жаль, – казала она, и это прозвучало честно. – Тебе он, наверное, нравился? Ну конечно, он был любим многими студентами. Но, видимо, не всеми. – Она сделала паузу, желая заинтриговать парней, что ей почти удалось. Она посмотрела сначала в глаза Паскаля, а потом Йоны: – Ходят слухи, что кто-то пытался его шантажировать.