Читать книгу Реформы и догмы. Государство и экономика в эпоху реформ и революций. 1861–1929 - В. А. Мау - Страница 3

В период глубоких социально-экономических сдвигов большой интерес представляет обращение к опыту прошлого. Точнее, к тем переломным моментам отечественной истории, которые, объясняя внутреннюю логику событий, произошедших ранее, помогают лучше понять корни, особенности и тенденции развития современной ситуации в России. Таким периодом для нас является, безусловно, первая треть XX века, ставшая временем напряженного интеллектуального и практического поиска, острой борьбы и радикальных преобразований в экономике, политике и идеологии.

Экономическая идеология и экономическая политика страны, оказавшейся перед лицом масштабных политических решений, на крутом историческом вираже – так можно определить предмет предлагаемого читателю исследования. Что доминирует при принятии решений государственной властью? Идеологические доктрины, объективные тенденции хозяйственного развития, социально-политическая борьба, политическое давление извне, или что-то иное? Разумеется, все названные факторы играют свою роль, однако интересно проследить соотношение их влияния на отдельных этапах развития страны.

Речь будет идти об экономической политике как комплексе теоретических положений, идеологических доминант и практических действий, нацеленных на обеспечение эффективного, динамичного и поступательного развития народного хозяйства страны. Вопрос о факторах, оказывающих воздействие на формирование и реализацию экономической политики, всегда был одним из наиболее животрепещущих.

Мы намерены проанализировать вызовы и тенденции российской модернизации на том этапе развития страны, когда осуществлялся переход от аграрного общества к индустриальному. Это был фундаментальный процесс, охвативший примерно столетие между серединой XIX и XX веков. В его рамках вырабатывалась идеология и теория индустриальной экономической системы, отрабатывались разные методы экономической политики.

Для раскрытия этого предмета мы должны будем решить три группы задач.

Первая предполагает анализ логики модернизации, осуществлявшейся в форме индустриализации. А с учетом специфики России середины XIX века, речь должна идти о логике догоняющей индустриализации, или индустриализации в отсталой стране. Соответственно, необходимо осмысление самого понятия «экономическая отсталость» и связанного с ним «догоняющего развития».

Вторая состоит в анализе централистской (или административно-командной) хозяйственной системы в качестве стержневой проблемы рассматриваемого периода. В силу ряда экономико-политических и идеологических обстоятельств, о которых речь будет идти ниже, догоняющая индустриализация проходила на фоне существенного возрастания экономической росли государственной власти, и это было отличительной чертой всего рассматриваемого исторического периода, который охватывает данная книга. Мы должны будем рассмотреть ее идеологические предпосылки и этапы становления.

В упрощенной интерпретации административно-командная система однозначно связывается с системой советской, коммунистической, и возникает в результате захвата власти большевиками. Между тем ни в работах основоположников марксизма, ни в дооктябрьских работах лидеров большевиков никоим образом не идет речь о централизованно управляемой огосударствленной системе – и тем не менее именно эта система становится главенствующей в России к середине XX столетия. Но сформировалась она не на пустом месте, а в результате сложного интеллектуального и практического поиска, который велся в стране на протяжении нескольких десятилетий. Поиска, целью которого была выработка модели ускоренной (или догоняющей) индустриализации.

Отсюда следует и третья задача нашего исследования – восстановление представления о российской истории как о непрерывном процессе, в ходе которого происходит постепенная выработка, реализация и трансформация отдельных хозяйственных и политических форм, институтов. Традиционно в истории России принято видеть переломную точку – 1917 год, противопоставляя при этом события, происходившие «до» и «после». В советской историографии было принято негативно оценивать дореволюционное развитие и превозносить послереволюционное. Затем маятник оценок качнулся в противоположную сторону. С точки зрения политической истории такое противопоставление отчасти может быть оправдано, хотя и здесь было бы методологически неправильно игнорировать преемственность политических форм. Но еще более важно понимание преемственности хозяйственных форм и инструментов экономической политики. Набор последних отнюдь не бесконечен, и схожие задачи правительства решают обычно схожими методами – хотя и с различным числом допустимых жертв. Игнорирование преемственности экономического развития и экономической политики закрывает возможности для адекватного понимания как прошлых проблем, так и, нередко, современных задач.

Принципиальной методологической посылкой нашего исследования является выявление и обоснование ключевой экономико-политической идеи, которая оказывает постоянное и разнообразное воздействие на хозяйственный процесс и вокруг которой ведется теоретическая, идеологическая, а нередко и политическая борьба. Подобную ключевую идею можно выделить для каждого самостоятельного этапа экономического развития общества (его теории и практики). Собственно, эти идеи являются не чем иным, как конституирующими признаками соответствующих этапов. Однако особенно важным и интересным представляется анализ подобных концептуальных доминант в периоды переломные, когда социально-экономические системы претерпевают качественные изменения.

Особый интерес представляет исследование вопросов индустриальной модернизации в эпоху реформ и революций с позиций опыта, накопленного Россией за последние два десятилетия. События рубежа XX–XXI веков, ознаменовавшиеся кризисом и крахом той системы, зарождение которой рассматривается в нашей книге, в значительной мере напоминают события столетней давности. Мы опять наблюдали попытки эволюционного реформирования существующей системы, за которыми последовал революционный взрыв и радикальная, неподконтрольная элите, общественно-экономическая трансформация. Анализ событий прошлого сквозь призму новейшей трансформационной практики углубляет понимание того, что происходило в описываемую нами эпоху.

Таким образом, целью предлагаемой читателю работы является анализ того, как вырабатывались идеология и политика индустриальной модернизации, и как они воплощались в реальной хозяйственной жизни. Нам вряд ли удастся рассмотреть одинаково полно все самые разные аспекты политики модернизации и дискуссий, на этой почве возникавших. Преимущественно речь будет идти о выработке экономической политики и сопутствующих ей политических сюжетах, которые так или иначе вели к сложившейся у нас системе централизованного экономического регулирования – феномена, являвшегося своеобразной «визитной карточкой» российской хозяйственно-политической системы последнего столетия, которая продолжает существенным образом определять логику экономико-политических решений вплоть до настоящего времени, когда, казалось бы, задачи индустриализации ушли в далекое прошлое.

* * *

Настоящее исследование в значительной своей части основывается на книге, подготовленной автором двадцать лет назад и опубликованной под названием «Реформы и догмы. 1914–1929» (М.: Дело, 1993). В то время это было исследование прошлого, хотя уже тогда было понятно, что уроки формирования тотально огосударствленной (административно-командной, коммунистической, центрально-управляемой) хозяйственной системы представляют немалый интерес с точки зрения понимания вызовов и тенденций преодоления этой системы, формирования в России рыночной экономики.

Прошедшие годы и накопленный опыт позволяют понять, что изучение экономической политики конца XIX – начала XX веков представляет не только теоретический и идеологический, но и чисто практический интерес. Это связано с несколькими особенностями обоих наших трансформаций.

Во-первых, в обоих случаях трансформации происходили в форме полномасштабных революций, сопровождаясь крахом государственных институтов и радикальным обновлением всех сторон жизнедеятельности общества. Стихийность революционной трансформации порождает некоторые важные общие закономерности, впервые описанные К. Бринтоном в книге «The Anatomy of Revolutions» (1936), а применительно к современной российской ситуации – в исследовании И. В. Стародубровской и В. A. May «Великие революции. От Кромвеля до Путина»[1]. Сравнительный анализ революций, учет их закономерностей и тенденций развития дает новый важный методологический ключ к пониманию как прошлого, так и настоящего.

Во-вторых, нами накоплен исключительно интересный опыт макроэкономического кризиса и стабилизации, глубокого, связанного с политическим кризисом, а не с конъюнктурой, опыт спада производства, а затем восстановления экономического роста. Финансовый и производственный кризис и его преодоление сопровождались острыми дискуссиями по вопросам экономической политики, причем дискуссии прошлого и настоящего очевидным образом дополняли друг друга. Оценивая аргументы, высказывавшиеся примерно сто лет назад, мы можем соотносить их теперь с аргументами экономистов, споривших о путях консолидации роста в условиях посткоммунистического кризиса и стабилизации. Дискуссии о природе и причинах инфляции, о закономерностях восстановительного процесса, о пределах бюджетной экспансии в условиях начавшегося восстановления, о влиянии трансформации собственности на возможности экономического роста – все это надо теперь анализировать с учетом нашего современного знания. И, конечно, мы с гораздо большим основанием можем обсуждать теперь роль возрождаемого и укрепляющегося государства (неважно, «диктатуры пролетариата» или «вертикали власти») с точки зрения возможности решения амбициозных задач, которые любит ставить перед собой страна, выходящая из кризиса.

Наконец, в-третьих, мы теперь более отчетливо можем увидеть те экономические или политические ловушки, которые грозят стране, столкнувшейся с задачами масштабных преобразований. Знание этих рисков, конечно, не гарантирует от их повторения – каждое поколение должно пройти через испытание исторической безграмотностью и потому полностью испить чашу своего опыта. Но все-таки исследователя не оставляет надежда на то, что каждая новая книга об опыте прошлого хоть немного сможет облегчить участь тех, кто хочет вновь и вновь повторять одни и те же ошибки.