Читать книгу Кто правит миром - В. П. Волк-Карачевский - Страница 12

Толстой был незлобивым, уступчивым, приятельственно-панибратским и услужливо заискивающим, добродушно-барственным, и более всего – наивно-мечтательным человеком. Павлушу, кормившего его своим хитроумным судейским крючкотворством, Толстой любил подробно расспрашивать о всяких судейских историях. Выслушав начало такой истории, барин давал Павлуше советы, как вести дело, обсуждал, кто из тяжущихся прав по закону, а кто по совести, и как бы следовало их рассудить по-человечески, то есть по-божески.

Иногда его внимание привлекала какая-нибудь деталь или околичность, он тут же придумывал какие-либо подробности и часами рассказывал Павлуше о судьбах людей, участвовавших в этом разбирательстве, которых не видел ни разу в жизни и о которых только что услышал от Павлуши. Он описывал их жизнь в связи с переменой тех или иных обстоятельств, придумывая их тут же, на ходу.

Рассказ его был настолько живописным и правдоподобным, так впечатлял, что Павлуша часто, сам того не желая, принимал все это за действительность и потом путался в своих делах. Эта необычная способность Толстого позже ярко проявилась у одного из его потомков[86], поразившего мир своими романами, изобилующими сплетением судеб многочисленных героев, наполовину списанных с близких родственников и исторических деятелей, наполовину придуманных.

Толстой приводил в «игорное заведение» Карла Долгорукова новых людей и часто надоедал ему необычными планами и стратегическими замыслами. Долгоруков не принимал их всерьез, но с удивлением замечал, что иногда эти замыслы Толстого, казалось бы самые нелепые, осуществляются и оседают в их карманах немалыми деньгами.

Его даже удивляло, что Толстой, добрый и жалостливый по натуре, увлеченно готов пустить свою жертву по миру, в отличие от самого Карла Долгорукова, человека язвительного, циничного и жестокого, но, тем не менее, обиравшего любителей «картежа» умеренно и осторожно. Впрочем, поразмыслив, Долгоруков отнес это не на счет парадоксов человеческой души, а на счет заурядной глупости и неосмотрительности своего помощника.

В тот день, когда Соколович собрался к Карлу Долгорукову для разговора о Ростопчине, Толстой как раз излагал ему свой очередной план. Суть его заключалась в том, чтобы обыграть в долг молодого наследника большого состояния.

– Пржибышевский – поляк, фамилия у них иной раз, прости Господи, язык сломаешь, увез когда-то младшую сестру княгини Тверской. Брат его, младший, хлопочет о переводе в русскую армию, хочет чин полковника. Потемкин не благоволит, надоели светлейшему поляки – бестолковый народ. Княгиня Тверская роман сей не одобряла. Среднюю сестру она выдавала сама. Сестер давно Бог прибрал, у княгини теперь на руках племянница и племянник-полячок; она их, поляков, не любит, пустой, говорит, народ. А и правда – до чего пустой народец, с какой стороны не посмотри. На руках-то у нее, при ней то есть, племянница. А племянник – в Петербурге, у него вместе с дядей именьице в Польше, хорошо, если душ двести, а то и сто. А может, и того нет, поэтому у дяди надежда на полковничий чин. Потемкин, сказывают, метит в польские короли. Но полякам не благоволит. Племянницу, Сашеньку свою знаменитую, выдал за Бранницкого – что за вздорный человек! Ведь если рассудить, Потемкину от всех этих поляков одни хлопоты. Княгиня Тверская племянника не жалует. Наследство может отписать одной племяннице. А замуж выдать ее за своего соседа – Нелимова, брата Катеньки Нелимовой – Катенька теперь фаворитка у великого князя. Мария Федоровна вся в расстройстве. Говорят, ходила к императрице жаловаться.

Толстой рассказывал путанно, отвлекаясь в сторону от главной мысли, представляя в лицах всех персонажей своего пространного повествования. Лицо рассказчика, жесты его и ужимки составляли целый спектакль. Он, сам того не желая и не замечая, подражал голосам тех, о ком рассказывал, но общая интонация его голоса была вкрадчивая, завлекающая. Это действовало даже на Долгорукова – он слушал с невольным интересом.

Однако, если приводить полностью рассказ Толстого, то получится отдельный роман, размером сравнимый со всем моим сочинением, поэтому я передам его своими словами, тем более что многое из этого рассказа мне придется еще раз описывать по ходу событий, но несколько попозже. А часть уже известна из предыдущего описания истории бурной первой ночи Оленьки Зубковой и Александра Нелимова, для которого эта ночь была, конечно же, не первой.